Hamamelis

И я куплю тебе всю сахарную вату в Луна-парке И мы оба виноваты — не подарки. (Pyrokinesis — Сахарная вата)

Pov: Оливия. Закатные лучи солнца ложились на стены. Я коснулась их кончиками длинных пальцев. Ровно подстриженные когти, острые костяшки, проглядывались даже сине-зелёные узоры вен. Мне часто говорили: «Руки пианиста», но благодаря маминым невоплощённым мечтам, я семь лет посвятила гимнастике. Семь лет в никуда. За окном темнело. Стремительно и неумолимо. В Лос-Анджелесе зимой вечереет рано. В Форксе… Не помню. Форкс живёт под беспросветным туманом и куполом свинцовых туч. Дни там сливаются в недели, окрашенные в серо-голубой. Деревья шепчутся, капли бьют по крышам, ветер свистит между домами — и утро, кажется, не наступает никогда. Меланхолично-спокойно. Уютно, когда сидишь у окна с кружкой горячего шоколада и смотришь бессмысленный ситком. Даёшь голове отдохнуть. Больно, когда ночами страдаешь от бессонницы, сидишь в горячей ванне часами, а потом идёшь на работу. Лос-Анджелес через чур людный, чтобы успеть пострадать от одиночества. Здесь слышатся другие звуки — топот ног, бесконечное жужжание машин, голоса с улицы, смех; громкая музыка, стихающая за поворотом. Иногда в этом шуме я не слышала даже собственных мыслей. Что я чувствую сейчас? Почему я это чувствую? Как называется эта эмоция? Вопросы психолога не помогают. Ответа нет. Раньше я точно могла определить, какая это эмоция: положительная или отрицательная, а сейчас — пусто. Вакуум, тишина. Я головой понимаю, из-за чего так происходит, но легче не становится. — Лив, я готова уже, а ты до сих пор сидишь, — Эмма застала меня врасплох. Неужели я настолько глубоко ушла в себя, что не услышала её шагов? У нас тонкие стены, а Эмма передвигается вприпрыжку, поэтому не заметить её довольно сложно. — Я хотела пойти так. — Нет-нет-нет! — Она покрутила головой в разные стороны и сложила руки на груди, — ты же идёшь на свидание, так нельзя. — Какое свидание? Я правда сразу не поняла. Какой свидание? Зачем? В парке всего-навсего погуляем. А потом дошло. Это со стороны правда выглядит, как свидание, на которое я зачем-то потащила сестру. — Эмма, всё не так, мы с ним просто… «Просто» кто? Друзья, знакомые? Так, пару раз столкнулись и всё. — Я так не хочу, так неинтересно, — Эмма села на диван и отвернулась в сторону. Шмыгнула носом. Ребёнок, что с её взять? Тем более родители ей во всём потакают. Стоит чему-то пойти не по плану, и вот, пожалуйста, — слёзы, нахмуренный носик, подрагивающие губы. Манипулирует, конечно, но я не стану кричать. Не хочу повторять ошибок своей матери. — Слушай, а давай мы тебя накрасим? Я не умею общаться с детьми, правда. Что самое интересное — они со мной умеют, а я с ними нет. Успокаивать и играть с ними тоже не умею. Но Эмма на уловку повелась, и спустя несколько попыток нанести тени на глаза, побежала вниз показывать папе свои прекрасные стрелки. Что интересно, именно папе, не маме. Эмма маленькая, но уже понимает: с папой обсуждать вопросы самовыражения безопаснее. Меня всё-таки уговорили переодеться. Сложно выстоять перед оравой родственников, твердящих что-то про праздник, привлечение мужского внимания, красоту женской фигуры в платьях и мою талию. Для последнего, кстати, нужна грудь и бёдра, которые у меня имеются, но не в том размере, чтобы образовать талию. Да и парк аттракционов не лучшее место, чтобы расхаживать в платьях. А если я захочу пройти какой-нибудь верёвочный городок или покататься на карусели? Нет, точно, нет, никаких платьев. Пересмотрели сотню вариантов. Оказывается, мой гардероб в основном состоит из блузок и джинсов. Раньше я этого не замечала. Порылась в чемодане и нашла ещё набор однотонных резинок. Как сказала Эмма: «Ты так грустно одеваешься». И это правда. Монохромно-депрессивно. Живу, как в чёрно-белом фильме. — Оливочка, посмотри в шкафу, мы твою одежду не трогали, — папа говорил с явным не желанием признаваться, что у них не поднялась рука выкинуть мои старые вещи. Хотя стоило бы выкинуть. Господи, опять это чувство вины. Я уже устала получать от себя же по шее. Мои размеры за пару лет особо не изменились. Я даже похудела. Надо будет пойти в зал, прийти в форму. В шкафу нашлись шорты и футболка с надписью «make love not war». Слоган, который в подростковом возрасте заставил меня собирать мусор и бороться за экологию. Я влюбилась в стиль хиппи и проходила в нём примерно до семнадцати лет. Потом родилась Эмма, и я поняла, почему люди воюют. Футболка отлично подошла к шортам. В коробках нашлись десятки разноцветных браслетов и серёжек, радужные резинки, заколки всевозможных видов и форм, ободки, значки мира, красные круглые очки, какие-то перья, бусы… и ещё много всего, о чём я забыла. Эмма заставила меня сделать два небольших пучка и оставить часть волос распущенными. По итогу мы опоздали. Сначала на автобус, потом к назначенному времени в парк. Говорят, женщинам свойственно опаздывать. Но я этого не люблю, вот совсем не люблю. ***

Хотите поиграться? Вы разрешите поцелуй Но с условием: не прикасаться. (​​pyrokinesis — сахарная вата)

При виде Аро моё сердце застучало быстрее. Может, Эмма права, и у нас правда свидание? Почему у меня вообще есть чувства к человеку, с которым я знакома всего пару дней? Это же глупо, очень глупо. Я прекрасно знаю, что всё то, что мы называем влюблённостью, вовсе ею не является. Бабочки в животе, учащённое сердцебиение, потеющие ладони, пропадающий аппетит, бессонные ночи, навязчивые мысли о возлюбленном — это ненормально. Организм просто кричит тебе: «Убегай от этого человека, он опасен, он сделает тебе больно». Проблема лишь в том, что рядом с Аро мне было спокойно. Я видела его, и будто груз спадал с плеч. Дышалось легче, проблемы не стягивали грудь, не давили на меня. Я забывалась, переставала рационализировать и отдавалась моменту. Эта свобода меня пугала. Я привыкла держать себя под контролем. А тут появился он и разрушил стену, которую я старательно выстраивала, за которой пряталась. Страшно чувствовать, что можешь рассказать человеку всё: велика возможность сказать лишнего. — А это маленькая Эмма Льюис, верно? — Аро наклонился к недоверчиво отшатнувшейся девочке и улыбнулся, — ты очень похожа на свою сестру. Она оценивающе оглядела Аро с ног до головы и прищурилась. Эмма по сути очень общительный ребёнок, но родители её, скорее всего, учат с незнакомыми дядями не разговаривать. — Правда? — Она заулыбалась, отбрасывая все подозрения, и подпрыгнула на месте, — мне все так говорят. И папа, и мама, и бабушка. Нас даже учителя в школе путают. Получается, Эмме всегда обо мне напоминали. Странное чувство. Как будто я её предала (в принципе, так и есть, но я старалась об этом не думать). — Сама непосредственность, — Аро потрепал Эмму по голове. Сестрёнка кивнула и убежала вперёд, к тележке с мороженым, которая вызывала в ней явно больший интерес, чем какой-то дяденька. — Она поразительно сильно к тебе привязана. Я чувствовала его взгляд, но не поворачивала голову (уверяла себя, что просто следила за Эммой в толпе). — Почему ты так думаешь? — Я нервно улыбнулась и начала теребить в руках рекламку, которую выдали на входе в Луна-парк. — Это сразу бросается в глаза, — произнёс Аро, — например, когда вы идёте рядом, она смотрит вниз и старается синхронизировать шаг. Копирует фразы, манеру разговаривать. Такое сложно не заметить. Укол вины, видимо, сотый по счёту, заставил меня нахмуриться. Сколько можно чувствовать себя виноватой? Приняла, сделала вывод, переступила и пошла дальше. Нет, нужно обязательно себя мысленно насиловать. — Не хочу, чтобы так было, — тихо сказала я, отметив про себя, что Эмма уже подбежала к мороженому, — я не лучший пример для подражания. — Ты себя недооцениваешь. — Или ты меня переоцениваешь, — я улыбнулась и отважилась всё-таки повернуть голову в сторону Аро. В наши предыдущие встречи я явно была не в том состоянии, чтобы восхищаться чьей-то красотой. Сейчас до меня дошло окончательно — Аро привлекательный. Через чур привлекательный. Примерно так я отреагировала на Карлайла, когда ушла в ремиссию. Его движения были слишком плавными, я невольно засмотрелась, но всё-таки заставила себя отвести взгляд. — Может быть, — отстраненно произнёс он, — может быть. В любом случае, отдавать всю себя спасению чужих жизней — это дорогого стоит. Я не успела ничего сказать: Эмма радостно допрыгала до нас и потребовала шоколадное мороженое с мармеладными мишками, банановым сиропом и маршмеллоу.