Eros

      – Джисон. Просмотри на меня.       В глазах Хёнджина – безумных, глубоких, пленительно тёмных – бушует ураган, подхватывая, очаровывая, унося в пугающую неизвестность. Джисон слаб, так чертовски слаб, перед ним: перед этой невыносимой уверенностью, хладнокровием, перед точёными чертами лица и голосом, шепчущим настоящие безумства с таким умиротворением, будто рассказывает сказку на ночь.       Так сексуально, грязно и очаровательно в своей омерзительности, что Хан готов навсегда раствориться в этом ощущении. Раствориться в Хёнджине.       – Ну же, детка. Не вижу улыбки на твоих прекрасных губах. Я ведь сделал это ради тебя.       Чужая широкая ладонь мягко обхватывает подбородок, слегка вздёргивая, вынуждая поднять голову. Джисон едва заметно облизывается, ощущая привкус крови на языке, выдыхает и прижимается лопатками к прохладному камню, не смея отводить взгляд. Он здесь. Он рядом. Обволакивает и защищает, хотя, по правде говоря, Джисон сам виноват в произошедшем и не заслуживает подобного внимания. Но кто он такой, чтобы спорить с Хёнджином.       «Проблемность» и Джисон, пожалуй, слова синонимы. Активный, шустрый, с шилом в заднице и нездоровой любовью к авантюрам. Подрезать пафосную тачку на дороге? Легко. Сцепиться с местными шишками в жаркой, не совсем частной игре в казино? Ещё проще. Проигнорировать предупреждения Хёнджина? Да, пожалуйста.       Хан готов был с честью принять расплату за свои маленькие шалости: поджидающие его буквально в десяти метрах от родительского дома громилы не вызвали страха, лишь смиренное «окей, только бы матушка не заметила». Джисон не был исключительно хорош в уличных драках, но, кажется, парочку раз его кулак всё же достиг цели. Триумф был недолгим, но приятным – он проиграл с честью и с практически мазохистским удовольствием принял ответ – горячая кровь из разбитого носа всё ещё приятно согревала кожу, липкой солоноватой плёнкой ощущаясь на губах.       Джисон ждал его.       И он пришёл.       Хан улыбается едва заметно, улыбается и Хёнджин. Протяжный выдох, взгляд, мгновение, превратившееся в вечность – Джисону невыносимо хочется накинуться с объятиями, прижаться к горячему телу, раствориться в Хёнджине, коснуться его души и никогда не отпускать. Так хочется, что сердце разрывается. Больная фантазия – не иначе.       – Ты всегда с такой лёгкостью игнорируешь всё, что я тебе говорю, Хани. Разве это правильно?       Джисон молчит, лишь неопределённо ведёт плечом, ощущая, как пальцы медленно скользят по щеке, очерчивая скулу, касаются губ и, мягко надавливая на нижнюю, поднимаются выше, увязая в кровавых дорожках. Пиздец.       Хёнджин – настоящий безумец, и Хан безумец тоже: вокруг сейчас настоящий ад, бездыханные тела и подсыхающая неаккуратным пятнами на асфальте кровь, а у него крепко стоит от одного только вида Хвана в этом его отглаженном тёмном пиджаке.       – Ты ведь знаешь, что я убью каждого, кто причинит тебе боль. Пользуешься этим, маленький засранец?       Пользуется. Признаться не стыдно. Джисон едва заметно улыбается уголком губ, кивает, и Хёнджин тихо усмехается, сжимая пальцы на побледневшей коже. Хочется большего.       Перепачканные кровью пальцы касаются губ – уверенно, настойчиво, оглаживают и оттягивают, словно изучая. Присваивая. Хан машинально ведёт языком навстречу, сталкиваясь с металлической влажностью, сглатывает судорожно и прикрывает глаза – грязно. Всё, что происходит сейчас, богохульство и разврат высшей меры, но как же невыносимо жарко ощущается на языке привкус собственной крови и чужих горячих пальцев. Его пальцев.       У Хёнджина они безумно красивые: тонкие, длинные, умелые, способные срывать с губ стоны один за одним. Тепло подушечек ощущается глубже: на языке, на слизистой щеки, на нёбе и глубже. Дыхание в момент перехватывает, Джисон машинально хватается за изящное запястье, да так и замирает под чужим строгим взглядом. Хёнджин может делать с ним всё, что захочет – Хан с благодарностью и извращённым удовольствием примет это. Так же, как каждую ночь принимает в себя горячий крепкий член.       Хван убирает руку, но лишь для того, чтобы мазнуть влажными пальцами по коже, собирая густые алые капли. Усмехнувшись, он вновь толкается меж искусанных сухих губ, не церемонясь и не стараясь проявлять осторожность. Хан сдавленно стонет, сжимает запястье сильнее и практически задыхается, когда пальцы без труда проскальзывают глубже в горло, лаская и не спеша покидать тесные стенки.       – Нравится? Подумай прежде, чем ответить.       Хан не думает. Делает. Обхватывает губами фаланги, скользит языком меж пальцев, не отрывая взгляд, и слегка запрокидывает голову, прикрывая глаза. Он хочет. Хочет его целиком, всех его демонов, весь его грязный, порочный мир.       Пальцы ощущаются до невозможности глубоко. Надавливают, проникают, перекрывая кислород, и Хан изо всех сил старается дышать через нос, раз за разом срываясь на тихий, умоляющий стон. В глотке першит от резких, ритмичных скольжений, привкус крови заполняет разум, а уголки глаз предательски щипит от подступающих слёз. Колени подкашиваются, Джисон ощущает себя тряпичной куклой, брошенной к чужим ногам, но знает – уверен точно – Хёнджин любит его. По-своему, как умеет, зато честно и искренне: фальшивыми сладкими сказками Хан сыт по горло.       Воздуха не хватает, дышать невыносимо тяжело – с каждым новым толчком ком в желудке сворачивается всё сильнее и сильнее, подступая к горлу, слёзы катятся по перепачканным щекам, а хватка на запястье обессиленно ослабевает, и лишь тогда Хёнджин останавливается. Отстраняется медленно и как-то до щемящей боли меж рёбер аккуратно, придерживает Хана за талию одной рукой, ладонь второй вновь устраивая на щеке. Смотрит внимательно, вглядывается в каждый шрам, в каждую морщинку под вечно смеющимися глазами и выдыхает, наконец, размазав большим пальцем засохшую у носа кровь.       – Пора домой, детка. Холодает.       Слюна, смешанная с кровью, стекает по подбородку, пачкая худи. Глаза всё ещё застилает тонкая пелена слёз, а дыхание никак не придёт в норму. Джисону так плохо, что даже хорошо и, глядя на пугающе спокойного мужчину перед собой, он понимает, насколько сильно желает его. Насколько сильно любит.       И насколько сильно его любят в ответ.