Рассветная звезда

Скверно это все и даже очень. У Аланы странное, щемящее чувство внутри - все это происходило, все это уже было увидено, все это уже прочувствовано, минимум, единожды - один большой кошмар наяву. Этот храм другой, не такой, как в Кристальном лесу. Этот храм давит, обманывает, играется, показывает свою извращенную суть вывернутыми кусками плоти, сосудами-корнями, клубнями-глазами и сердечным ритмом на грани слышимости. Этот храм живой не в переносном смысле, не с точки зрения технологии пирийцев, хотя там тоже "живой" можно воспринять буквально. И звучит местный храм не как единый голос, а на манер хора – монструозного, извращенного, агонизирующего. Но слов не разобрать – не то мольба о помощи, не то крик, не то рык, не то плач.

Что Весы сделали с этим местом? Как извратили они пирийский замысел?

Новое видение настигло Алану, стоило сделать пару шагов в этом огромном зале с колоннами. Бледные фигуры идут за своим предводителем в богато украшенной робе по правой стороне залы к лестнице, оттуда наверх. Но одна фигура в самом конце этой вереницы останавливается и смотрит. Смотрит на Алану, и ошибки в этом нет. Смотрит большими пустыми глазами, и только сейчас Алана понимает: фигура - подросток, едва ли старше. И в этом подростке есть что-то до ужаса знакомое и совершенно чужое. Не в глазах, не в волосах или коже. Что-то на уровне ощущений - будто сама аура подростка, пронизывающая до костей. Отец? Алана мотает головой. Нет-нет, это было бы удивительно и странно. Между нынешним временем и эрой пирийцев не одна сотня лет. Как бы он смог пережить это? Как вообще бы такое произошло? Видение проходит, оставляя лишь гулкую пустоту внутри. Словно кусок души выдрали, стоило картинке перед глазами проясниться. Алана оправляется от увиденного, моргает, прогоняя вспышки перед глазами, приводит в порядок дыхание. Опереться в этом проклятом месте не на что и не на кого, потому лучница обнимает себя за плечи. Чтобы успокоиться, чтобы понять, что живая. Тараэль с наемницей уже начали подъем по лестнице к новому промежутку, который сначала Алане показался полностью скрытым темнотой. Но подойдя ближе видно – барьер похож на ночное небо. Непроницаемая гладь движется, словно поверхность моря в неспокойную погоду. Аэтерна поднимает голову, осматривая стену, возможно, ища подсказки. Хати подле ноги призывательницы рычит, сияя синим светом - предупреждает об опасности как умеет. Алана слышит новое копошение откуда-то из-за барьера – из стен около ралаима появляются новые конструкты. Но в этот раз они не прячут своей отвратительной сути. Лучница вновь натягивает тетиву и пускает стрелу в самого близкого монстра. - Осторожно! – выкрикивает она, Хати воет и вбегает во врагов, раздувая пламя. Зар’Ах вонзает клинок в еще одного, затем сбрасывает задумчивость и Тараэль. Алана может лишь предположить, как сильно храм влияет и на него. Даже не так - храм, приближение критического момента и здешняя атмосфера - как сильно сводят они Тараэля с ума? Аэтерна определенно стал молчаливее и напряженнее, как в приюте. Прорицательница лишь надеется, что подобных проблем, как там, сейчас не будет. - И куда нам дальше? – спрашивает киранийка у ралаима, но он ее игнорирует в который раз, всматриваясь в грани промежутка, в подобие... картинной рамы? - Эта резьба... Символы… - Ралаим достает из кармана несколько сложенных в несколько раз листов. Разворачивает и сверяется с написанным там, вновь бросает взгляд на резьбу. - Да, это письмена Весов… Отец дал нам что-то вроде небольшого "ключа к переводу", - задумчиво тянет Тараэль, продолжая исследование. - Значит, нам туда? – уточняет Зар’Ах. Алана подходит к ним, но взгляд ее направлен в сторону огромного зала, чтобы не пропустить новых врагов. - Тихо, - командует аэтерна, не желая отвлекаться от своего занятия. Он кивает сам себе или тексту в записке, тянет руку к барьеру, но тот остается лишь одной большой темной стеной. - Ничего… - с явной досадой шепчет аэтерна, но храм все же отзывается, сотрясаясь. Подобие дрожи проходит по храму, словно по шкуре дикого зверя, а из глубин проходов, всех одновременно, звучит смесь рыка, плача и крика. В этом крике Алана вновь слышит знакомые нотки. - Вы слышали? – встревоженно уточняет киранийка. Остальные кивают. - Нам нужно найти способ снять барьер. Комната Картин где-то за ним, - командует ралаим. - Исследуем остальные проходы. Алана лишь молится богам, чтобы это были не три отдельных прохода, как в прошлый раз. Мало того, что испытание было трудным само по себе, так и привело оно не к сколько-то хорошему финалу. Но то ли боги услышали ее просьбу, то ли этот храм не подразумевал испытаний – три арки ведут в один общий разветвленный проход. Здесь вновь к группе из стен проступают извращенные монстры, с ними команда расправилась быстро и четко. Троица идет дальше, выходя в залу намного меньше прошлой. На стене в углублении - резная табличка с неясными символами. Символы странные, но похожи на те, что на раме-барьере - снова язык Весов. - Опять какая-то чепуха. Переведешь? – смотрит на табличку и Зар’Ах, внимательно, будто пытается угадать посыл текста. Тараэль уже здесь, вчитывается в свои записи. И с каждым новым взглядом на доску брови его все больше нахмуриваются. - Слишком сложно... Черт, - ругается он. - Может, помочь? Дай взглянуть, - порывается приблизиться Зар’Ах, но Тараэль лишь поводит плечами, будто брезгуя, и отходит на полшага в сторону, смотря на наемницу. - Это не для глаз спящего, - жестко осаживает ее аэтерна. Зар’Ах устало вздыхает, вскидывает руки и отходит. - Ладно-ладно. Что делать-то? – спрашивает она. Алана во все это не вмешивается, стараясь успокоиться. Здесь пахнет кровью и гнилью – тошнотворная смесь. Тараэль еще с минуту пытается прочесть табличку, но лишь мотает головой. - Исследуем дальше. Горизонт чист? – спрашивает он у Аланы. Та лишь кивает, Хати успокаивающе трется об ее ногу, вызывая слабую улыбку. Они идут дальше, пока Алана не останавливается как вкопанная. У следующей арки, ведущей дальше, на скамье сидят двое. Женщина в простой рабочей одежде и девочка в летнем сарафанчике в цветочек. На их головах мешки с прорезями для глаз. Голубые и ореховые глаза смотрят на нее осуждающе и даже брезгливо.

Ты бросила нас. Оставила наши тела гореть!

Тараэль замечает ее ступор, останавливается рядом и тоже смотрит на скамью. - Это иллюзия, идем, - уверенно говорит он, выдернув прорицательницу из оцепенения. Алана бросает последний взгляд на иллюзии прошлого и двигается дальше. В следующей комнате они видят… сердце? - Отвратительно, - выдыхает Зар’Ах, отвернувшись. Огромный ком плоти, похожий на настоящее человеческое сердце, бьется меж двух колонн, преграждая какой-либо путь дальше. Если этот путь вообще есть. Алана охает, видя новую картину прошлого. Фигура в украшениях ведет одного из одетых в бледное сюда. Они смотрят на что-то за "сердцем", будто там есть еще комната. Прорицательница не слышит слов, быть может, они вовсе молчат. Бледная фигура встает на колени в почти что молитвенном преклонении и через мгновение опадает на пол от удара - клинка, вонзенного фигуре в спину своим провожатым. Храм содрогается вновь, воет на несколько голосов. Тараэль внимательно слушает, повернувшись на голос. Видение отпускает и Алану, дав возможность нормально вдохнуть. - Это брат Ненависть… - изрекает аэтерна, и смотрит на Алану странно, внимательно, почти пристально, чуть сведя брови. Прорицательница жалеет, что они не обговорили какой-то список условных знаков заранее. Аэтерна на что-то намекал, но прорицательница не понимает, на что конкретно. Потому она кивает, пусть и с неявным непониманием. - Нам нужно помочь ему? – спрашивает Алана. - Я ничего не слышала… - проронила озадаченная наемница. Тараэль смотрит на киранийку с явным раздражением. Похоже, она его бесит и даже очень. - А я слышал, - произносит он с нажимом. Наемница тоже не в лучшем расположении духа, но деваться им с Аланой некуда. - Ладно, что делать? – весьма раздраженно спрашивает Зар’Ах. Еще немного и, кажется, эти двое вцепятся друг другу в глотки. - Я иду проверить, что там. А вы остаетесь здесь, - командует аэтерна. - Снова разделимся? – недовольно уточняет киранийка. Алана топчется на месте от напряжения в воздухе - склоки внутри группы, что здесь, что в военном отряде в Нериме всегда выбивают ее из колеи. Место и так скверное, а эти двое не могут перестать цапаться. - Ты можешь не комментировать и не оспаривать хоть одну простую команду? – раздраженно бросает Тараэль. - Ладно-ладно... - Переводит женщина взгляд на Алану. У прорицательницы ощущение какого-то дешевого театра, постановки с актерами, что не знают о своих ролях. Тараэль удовлетворенно кивает, бросает еще один взгляд-загадку на Алану и уходит обратно в коридор. - Великолепно… - выпаливает наемница, стоит спине ралаима скрыться. - Придурок. Они встают около одной из колонн подле сердца. Его спокойный ритм даже несколько успокаивает, но ощущение это обманчивое - с каждым ударом этой монструозной пародии внутри нарастает лишь неясное чувство чужого присутствия, твоей собственной неуместности и даже незначительности. - Для ралаимов сегодня важный день. Можно простить им их… нервозность, - подбирает Алана нужные слова. От такой версии Тараэля она тоже не в восторге, но делать нечего - они в одном капкане и наедине с одним хищником. Зар’Ах цыкает, чуть закатив глаза, упирается руками в бока. Вся ее фигура – одно большое недовольство. - Я уже почти и забыла все "прелести" этой проклятой страны… - вздыхает киранийка, обводя комнату взглядом. - Ты была за морем? – интересуется Алана. Хотя поддерживать непринуждённую беседу и тяжело, все лучше, чем вслушиваться в биение сердца подле них. Наемница пожимает плечами, словно в этом нет ничего необычного. - Одиннадцать лет вдали от дома, ха… В основном в Кире. Но там стало слишком жарко даже для меня… Сама, наверное, понимаешь, - поясняет наемница. Алана кивает искренне: ей бы самой не хотелось оказаться между восставшими и жесткой дланью Золотой Королевы. - Я сама из Нерима. Тоже бежала, - делится прорицательница и получает понимающий взгляд миндалевидных глаз. - И вот она я – прыгнула на первый же корабль до Эндерала и теперь торчу в древнем проклятом храме, что насылает кошмарные видения и монстров из плоти. Захватывающе, но поскорее бы выйти отсюда. Алана поджимает губы в солидарность. Выйти да побыстрее, да уж… Вновь повисает тишина, вновь отчетливее слышится стук сердца - чужого и своего. - Кого ты видела в том зале? Или очень личное? – спрашивает Зар’Ах. - Как сказать… - пожимает плечами Алана. - Их было трое – моя младшая сестра, умершая довольно давно. Мой учитель магии, что погиб с месяц назад, и мой друг… Но он точно был жив, когда мы пропускали по стаканчику бренди в таверне перед моим уходом сюда. А тебе? Наемница чуть меняется в лице. - Важный мне человек… Хотя доверять ему по итогу не стоило… - ее черты становятся чуть более суровым. - Давно его не видела. А увидела б вновь – снова окунулась в прошлое. Проклятое место здесь, скверное. - Живые храмы все такие - очень извращенные, - вырывается у Аланы, но это пояснение лишнее, порождает еще больше вопросов. - Уже бывала в таких? – вскидывает бровь киранийка. Вот таких вопросов. - В одном, - кивает прорицательница. - Там мой учитель и умер. Сошел с ума от того, что шептал ему храм. - Сочувствую. Вновь в это окунаться, наверное, еще гаже… - говорит наемница, затем неожиданно дергается всем телом. В шею киранийки вонзается тонкий, почти крошечный нож, Алана слышит свист снаряда в воздухе около своего уха эхом еще какое-то время, будто оглушенная. Женщина хрипит, не способная вымолвить и слова, но ее глаза... Глаза полные непонимания, боли и даже отчаяния. Глаза, которые покидает свет жизни. У Аланы снова появляется это чувство беспомощности, что заставляет все внутри сжаться, как тогда дома в Нериме в роковой день. Тело наемницы перед ней опадает вдоль колонны, около которой та стояла, и замирает на земле в неестественной позе марионетки, которой кукловод перерезал нити. Смерть Зар’Ах заставляет всю комнату вспыхнуть алым светом, а храм – содрогнуться. Свет в комнате сжимается до луча и стремится к сердцу, что бьется между колонн. Тело киранийки плыла как воск, заставляя Алану отпрянуть в отвращении и даже страхе, становясь лишь жалким подобием человеческого тела - мертвым нагромождением плоти. - Жертва принесена, - говорит Тараэль, входя в комнату. Алана моргает, не в силах вымолвить ни слова. Взгляд сам собой цепляется за то, что когда-то было наемницей. Отчасти не может поверить, что они разговаривали менее минуты назад. И лишь затем смотрит на аэтерну. Взгляд его фиолетовых глаз все еще напряжен, но в остальном абсолютно спокойный. Он просто ждет, пока Алану перестанет трясти - ни вызова, ни злости, ничего. - Так-то зачем… - наконец тихо и слабо изрекает она. Да, он говорил, что третий в их группе - лишний, но убивать вот так, посреди разговора... Ужасно. - На той табличке было написано: для входа в Комнату Картин нужно уплатить дань кровью. Я это сделал. Или ты хотела вызваться вместо нее? – в его голосе вызов и недовольство, даже осуждение. Алана глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Ей хочется вскрикнуть, закатить скандал или просто поплакать, но времени нет. Она лишь долгое мгновение прожигает ТАраэля взглядом, тот выдерживает взгляд, вскидывает голову. - Что? - недовольно цедит ралаим. - Можно же было убить ее не посередь разговора? Не у меня на глазах! - все же чуть громче и резче обычного говорит Алана. - Тебя таким, вроде, не напугать, - скрещивает руки на груди Тараэль. - Я предупреждал. Третьего в нашей группе - долой. Я сделал это в самое подходящее время. У нас нет времени с ней бодаться честно, тем более, тратить силы на нее. - И ведь не поспоришь, твою мать… - впервые за очень долгое время ругается девушка. Бросает последний взгляд на нагромождение плоти и идет обратно в коридор к закрытому проходу. - То-то же, - довольно, пусть и раздраженно, хмыкает Тараэль, следуя за ней. Они возвращаются к зале и раме, что раньше была закрыта барьером. Теперь проход открыт, демонстрируя путь в искаженное плотью и корнями сердце храма. У Аланы перехватывает дыхание от нового видения. Фигуры в расшитых одеждах остались в компании только одной фигуры в бледном. Того подростка, что будто смотрел на саму Алану. Голос подростка отражается от стен, заполняя весь храм целиком.

Почти свершилось.

- Идем. - Спешно проходит мимо Тараэль, почти врезаясь в Алану плечом. Между ними тоже повисает напряжение, будто всей атмосферы в этом чёртовом пирийском храме мало.

***

Отделять иллюзию и реальность все сложнее. Сначала лже-Лето, лже-Алана и даже лже-старуха Ша’Гун.

Отвратительно.

После убийства наемницы Алана ничего толком не сказала, хотя голубые глаза взглядом почти прожигали в нем дыру. Но напарнице хватило здравомыслия не начинать перепалку. Сейчас это было лишним, а может и губительным. Они должны остаться на одной стороне до самого конца, а там… Тараэль мотает головой, проходя в открывшийся зев резной арки. Алана следует за ним, придя в себя после нового видения. Тараэль почти научился отличать эти вздохи и неожиданные паузы от простого проявления удивления и прочих эмоций. Перестал постоянно напрягаться, готовясь к битве, хотя в этом месте – только такое поведение и верно. Тараэль устал ждать, устал быть в напряжении. Устал физически и морально. Коридор впереди широкий и темный, без единого факела или магического огонька по периметру – лишь еще дальше, в самом конце, горит странный фиолетовый свет, служа единственным ориентиром. Они идут минуту, вторую, третью… Пока не оказываются в зале еще больше прошлого. Здесь в центре огромный остров растительности, от которой будто и исходит паутина корней. Растительность чужеродно обычная: папоротники, цветы, какие-то зеленые кусты. Слишком нормально для такого ненормального места. И от того внутри зарождается странное чувство умиротворения и даже возвышенности. Глаза аэтерны привыкают к еще более тусклому свету в этой зале, и наконец он видит согнувшуюся у земли фигуру. У Тараэля на мгновение холодеет внутри, фигура небольшая – еще одно видение храма? Еще один лже-Лето? - Брат Ярость? – слышится тихое и усталое, но вполне нормальное. Мужской голос, взрослый, а значит… Аэтерна чуть расслабляется и присматривается внимательнее - перед ними частично прикрытый огромным листом папоротника согнулся брат Ненависть, поджав под себя ноги. Настоящий, выживший в этом аду ралаим. Это хорошо...

Хорошо, что он из плоти и крови, а не иллюзия. Так его проще убить.

- Брат Ненависть… – зовет Тараэль фигуру. - Ты ссправился. Ралаим чуть дергается от неожиданности, встает и оборачивается к нему, Тараэль по чужим глазам читает страх и усталость. Сладкие речи Отца о таком не предупреждали. - Да, справился… - слабо кивает Ненависть. - Во имя Солнца, это место... Оно нечестиво, оно осквернено и извращено. Как это может стать путем к Вознесению? Взгляд его растерянный, уставший, даже разочарованный. У Тараэля нет ответа, что подошел бы ошеломленному сектанту. Нет ответа, кроме клинка в самое сердце. - Ты сомневаешься в Отце? – спрашивает он. Это явно вышибает у Ненависти землю из-под ног, его глаза удивленно округляются. Он бешено мотает головой. - Что? Нет, как я могу… Нет, - спешно лопочет он. - Прости, брат, я не знаю, что чувствовать или думать. Ненависть обращается взглядом по левую руку от себя и делает пару шагов. - Взгляни, брат. Кажется, это и есть проход в Комнату Картин, - ралаим поворачивается к Тараэлю спиной, разводя руки, чтобы объять необъятную залу. Аэтерна готовит один из своих клинков, смотря через плечо на напарницу. Алана тоже скользит по комнате взглядом, но прекращает, чувствуя взгляд на себе. Голубые глаза внимательно смотрят на самого Тараэля, затем переходят на Ненависть и обратно в немом вопросе. Аэтерна кивает. Алана без единого лишнего движения тихо натягивает тетиву с новой стрелой. Хорошо, хоть тут без проблем. - Отец бы гор… - не заканчивает ралаим фразы, когда клинок Тараэля прорезает его насквозь, а стрела лучницы пробивает шею. Точно, слаженно, эффективно. - Отец гордился бы тобой, - несколько снисходительно говорит Тараэль бывшему брату по секте, пока мертвое тело опадает на землю, не без усилий скинутое с клинка. - Кусок дерьма. Смерть ралаима - логичный исход, правильный, хотя внутри у аэтерны все равно кошки скребут. Даже не от смерти, а от того, как легко подобное самому Тараэлю давалось и как что-то внутри него… радуется? Или же ломается окончательно? Они с прорицательницей смотрят на тело Ненависти еще какое-то время молча, затем девушка делает пару шагов к проходу дальше, к лестнице, что ведет выше. Нарочито далеко обходит тело убитого Ненависти. - Думаешь, это оно? Комната Картин? – уточняет Алана, не поворачиваясь. Быть может, ее тоже переполняет это странное чужеродное чувство возвышенности и даже просветления. Тараэлю мерзко – храм лезет ему не только в голову, но и в душу больше, чем казалось раньше. - Да, похоже на то. Идем. - Тараэль решителен, но это решительность на грани с паникой. Он не был готов к такому, но и деться уже некуда. Вот она – черта, точка невозврата. Они поднимаются по ступеням вверх, когда храм снова трясет, откуда-то из глубины его слышится крик. Крик агонии, страха и ненависти. Вопль Лето, что часами страдал под инструментами Отца, перемешивается со многими другими детскими голосами - их плачем и стонами. Будто все заблудшие души приютских детей собрались воедино. У Тараэля вновь все холодеет внутри. Его вновь возвращает в детские годы в приюте. К мальчику-Тараэлю, который ничего не мог сделать. Ралаим поворачивает голову туда, откуда исходил звук, и видит фигуру. Фигуру, что вбирает в себя будто всю магию из воздуха, все силу самого аэтерны и всю его боль. Огромный мясной исполин – пародия на слепленные вместе фигуры всех приютских детей и, конечно же, Лето. У исполина его серые глаза.

Помогите! Не надо! Больно!

Ралаим замирает, оцепенев. Снова оно, снова видения, снова обман. Тараэль прекрасно понимает - оно нереально! Но так страшно поверить… Так страшно забывать эти голоса, эти крики… Алана первая приходит в себя, тоже не сводя взгляда с огромной фигуры, что неумолимо подступает. Кого она видит? Бой идет по привычному сценарию: щелчок тонкими пальцами - призыв волка, отход, пропуская Хати вперед, стрела, и так по кругу, в танце смерти, пока Тараэль наконец не начинает чувствовать, как оцепенение спадает. Аэтерна тоже врывается в бой, стоит пальцам перестать быть такими чужими и холодными.

***

- Что, черт возьми, это было? – сдавленно спрашивает Тараэль, когда огромный Кошмар, иначе это не назвать, опускаясь на землю, разваливаясь на куски. Алане тошно и дурно. Дурно от магии, что выпустил храм в момент создания этого огромного существа, тошно от лихорадки, что бьется в висках, и мутит от запаха горелой плоти, подожжённой атаками Хати. В голове все еще гудит голос папочки, голос, который она пыталась выскоблить из собственной головы, но храм продолжает давить на больное, топтать мозоли.

Принеси мне славный, хрустящий кусок мяса, мое маленькое отродье!

- Еще одно порождение храма... Ты в порядке? – спрашивает призывательница, переводя дыхание. Достает бутылочку амброзии и выпивает залпом, в надежде, что горький осадок на дне бутылки проскочет не так заметно. Зелье, как истинное алхимическое чудо, работает быстро и четко, снимая пульсирующую боль подступающей лихорадки. - Да… Нормально, - отвечает аэтерна, и напарница совсем ему не верит. Ралаим шумно дышит, явно стараясь успокоиться, а как он замер, стоило монстру появиться… Винить в этом Тараэля никак нельзя, Алана сама чуть не взвыла от страха, услышав папочку, но…

Нужно заканчивать, и побыстрее.

- Откуда у этого голос Лето? – спрашивает Тараэль дрожащим голосом. Затем сжимает кулаки, в явном раздражении и даже злобе, делает несколько шагов вперед от Аланы и шумно выдыхает. - Это ужасное место. Пирийские живые храмы все такие, - будто пытается успокоить его прорицательница, но это едва ли работает. Аэтерна поворачивается к проходу дальше, только сейчас Алана замечает, что путь прегражден плотной стеной огня. Языки пламени касаются самого потолка, не пуская дальше. - Тот прошлый тоже так играл с тобой и спутниками? Зачем вообще осознанно переться в такое место? – спрашивает Тараэль больше себя, чем спутницу. Алана пытается выдержать паузу, дать ему время прийти в себя. - Нам нужны были ответы для ордена. И для себя. Тот храм испытывал более прямолинейно, но… Он дал моему учителю ответы. И даже больше, чем старик ожидал. Открытая истина свела старика с ума, - честно отвечает Алана. В ушах ее стоит тот душераздирающий крик Константина. То, как он выл в осознании истин вне своего понимания, вне способности осознать или хотя бы прислушаться. И все, что они с Джеспаром могли – помочь Огневспыху упокоиться, обрести могилу под этим чертовым храмом. Надо будет через годик навестить старого учителя, а лучше и вовсе перенести могилу в место получше. Аэтерне этого ответа, кажется, хватает - он кивает, повернувшись к Алане. Фиолетовые глаза уставшие, но решительные. - Давай заканчивать. У нас нет больше времени на перерыв. Я готовлю руны к вызову Отца, готова? – спрашивает Тараэль, опускаясь на одно колено на площадке перед самым пламенем. Достает из кармана мелок и начинает чертить символы призыва. Что-то прорицательнице незнакомое, но какая уже разница... Алана видит, как чужие руки в темных перчатках чуть трясет, как дергается следящий за надписями взгляд. - Ты волнуешься, - говорит она. Беззлобно, скорее даже с волнением. Потому что, если он сломается, ее все это сломит еще быстрее. Алана прекрасно понимает, что выдержка Тараэля ее собственной - не ровня. Он вышколенный, так сказать, выдрессированный. Аэтерна замирает. - Чушь собачья. Я готов, как никогда в своей жизни, - решительно отвечает Тараэль, тряхнув головой. Его жесты становятся четче, как и линии на камне. Чертит он достаточно долго, Алана успевает напиться зелий и более-менее восстановиться. Битва с Отцом должна быть не из легких, если даже простой разговор так сильно давил и действовал на нее. - Итак, план: вызываю Отца с помощью заклинания, - перечисляет ралаим. - Он приходит. Я наложу новое заклинание, препятствующее телепорту отсюда или вызову подкрепления. После этого сразу начинаем бой. Не слушай его, не думай - просто бей. Это у тебя получается хорошо. И… - И не жалей его. Я помню, ралаим, - строптиво говорит она, уперев руку в бок, но это лишь игра. Попытка разрядить обстановку. Это наверняка вызывает у ралаима хотя бы тень улыбки или просто помогает расслабиться – взгляд его становится чуть мягче и спокойнее. - Молодец, быстро учишься. В остальном, полагаюсь на тебя, - кивает ей Тараэль. - Постараюсь тебя не подвести, - кивает и она с намеком на улыбку на губах. Фиолетовые глаза смотрят на нее внимательно, скользят мимо и возвращаются. - Знаешь... – тише говорит он и вновь кивает, уважительно. - Меня не за что любить, как напарника, но спасибо. За преданность и принципы. Теперь Алана и правда улыбается, возможно больше нервно, но все равно искреннее. - В любом случае, была рада поработать с тобой, - кивает и она, удобнее перехватывая лук в руках. - Готова, когда ты будешь готов. Ралаим кивает последний раз, встает и начинает читать неизвестное Алане заклинание. Фиолетовая сфера, такая же, как и тогда на раскопках, появляется чуть выше мелового рисунка. - Отец! – зовет Тараэль. Из сферы ничего не доносится какое-то время. Тараэль глядит из-за Алану в полоборота, но та лишь пожимает плечами, мало что понимая. И на всякий случай достает из колчана на спине стрелу. - Отец! – зовет ралаим громче. На мгновение у Аланы в голове мелькает мысль.

Может, Отец все знает? О предательстве, о покушении, о их плане? Знает и просто играется.

- Брат Ярость… Все прошло удачно? – слышится голос Отца, вновь объемный, гулкий, заползающий под кожу. - Есть ли с тобой кто-то еще? - Только Необычная Душа, Отец. Остальные, вероятно, не выжили, - отчитывается ралаим. - Печально, - говорит Отец, переступая грань шара-портала. Брат Скорбь выходит следом, как тень своего хозяина. Алана готова поддержать грядущий бой, пустить стрелу в Скорбь, но Тараэль мешкает. Смотрит на Отца, возможно, даже не мигая. - Тараэль, - зовет глава секты. Имя из его уст звучит так мягко, словно отец привечает своего сына, вернувшегося после стольких лет домой. - Да? – слабо отзывается ралаим. Он растерян, голос его чуть скрипучий и тихий. Время идет, утекает сквозь пальцы. Эффект неожиданности опасно ускользает, если не исчез уже сейчас. - Я горжусь тобой, - говорит Отец так… по-отечески? Каламбур какой-то. Словно наставник, увидевший главный успех в жизни своего ученика. Кажется, этой фразы хватает, чтобы отрезвить Тараэля. Он мотает головой, произносит волшебную фразу, испуская от себя волну энергии подле них. Алана чувствует, как часть ее сил, пусть и крошечная, словно отмирает. Странное ощущение - потерять крупицу себя. Брат Скорбь вытаскивает из-за спины двуручный меч, Алана вкладывает в лук стрелу. Тараэль держит клинки наготове, но не бросается вперед. - Что это значит? – глубоким голосом спрашивает Скорбь. И в голосе в этом снова пустота, блеклый белый фон, никакой эмоции, даже ожидаемого презрения. - Измена, - отвечает Отец за Тараэля. И в голосе его… усмешка? Или даже тень удивления? Маска чуть поворачивается от Тараэля к Алане и обратно. - Как только я не заметил… - спокойно продолжает Отец. - Все было идеально... Теперь я понимаю – даже слишком. Но что же дальше, Тараэль? Погубишь себя и Необычную Душу? Столь притягательную и неизведанную. Алане стало мерзко от взгляда за маской и слов, словно она была нагая перед толпой зевак, а может и вовсе – продавалась на аукционе, как товар. - Ты сам знаешь ответ, - огрызается аэтерна. - Мне лишь интересно: почему? – Отец складывает руки в обычном задумчивом жесте. - Ты больше не можешь видеть их? Лица людей. Или же появилось чувство отчуждения, словно тебе здесь не место? - Лица? – переспрашивает Тараэль. У Аланы в голове что-то будто бы щелкает.

Он о недуге Гордыни-Нессы? Ее недуге с лицами. Но при чем здесь Тараэль?

Отец кивает своим домыслам после долгой паузы. - Я должен был догадаться, хотя ты держался так долго… Ты сходишь с ума и решил потянуть меня за собой… Как жаль, - скорбно заключает глава Ралаты. И эта скорбность задевает даже Алану, вызывая в ней лишь раздражение и злобу. Этот спектакль действует на и так расшатанные нервы. - Хватит нести эту чушь! – голос Тараэля предательски надламывается на выкрике. - Ты заплатишь за то, что сделал с теми детьми. Что сделал с Лето и со мной! Тараэль кричит почти что в истерике. Отец неожиданно выпрямляется сильнее обычного, становясь натянутой струной. Алана старается не меняться в лице, но внутри лишь прискорбно замечает: Тараэль окончательно сломался или сделает это вот-вот под тяжестью прошлого и иллюзий храма. Но задача будет исполнена. Она дала слово, у нее эти проклятущие принципы, от которых ни на шаг не отойти, даже захоти всей душой. Прорицательница не может дать плану пойти псу под хвост. Просто не может – слишком большая цена ошибок, слишком много жизней загублено, слишком многое отнято. И больше терять Алана не хочет, не может, не способна.

Иначе тоже сломается.

- Я убью их за ересь, Отец, - подается на шаг вперед Скорбь. - Нет, - выставляет ему наперерез руку Отец, преграждая Скорби путь. Он подходит на шаг к Тараэлю, по комнате идет странная волна энергии. Энергии густой и тяжелой, давящей на плечи, заставляющей пасть на колени. Первой опадает Алана, роняя лук, затем опускается и Тараэль. - Ты все помнишь, - восторженно констатирует факт Отец. - Отпусти меня, и сразимся, как это должно, крыса! – кричит Тараэль, брыкаясь, но невидимая сила держит его. - Во Имя Солнца… - вновь выдыхает Отец. - Это поразительно. Ты всегда был другим, не таким как все. Моим шедевром… - Шедевром? – спрашивает аэтерна дрожащим голосом и замирает. - Тараэль, не слушай его, мы же хотели... - подает голос Алана, но ее останавливает брат Скорбь, хватая своей крупной рукой за горло. - Тихо, - командует Скорбь, чуть сжимая руку. Хватка сильная, заставляет сразу умолкнуть и и бороться за каждый вдох. А Тараэль будто и не слышит, пялясь на Отца. - Осторожнее, брат Скорбь, - предупреждает Отец своего верного пса, затем переводит взгляд обратно к Тараэлю. - Да, я проводил эксперименты над особенными детьми. Некоторые из них погибали в моей лаборатории - верно. Но им суждено было умереть и без моего вмешательства. - Не тебе было решать, ублюдок! – рычит Тараэль. Новая искра сопротивления, значит, шанс еще есть? - Решило бы время. Ты помнишь кашель, Тараэль? Кашель каждую зиму. Тараэль кивает, пусть и едва заметно. Алана пытается что-то хотя бы промычать, но хватка Скорби почти что железная, не дает даже пискнуть. - Все вы болели грязью, скверной – называй, как угодно. Легочная болезнь, что разносят крысы Подгорода. Каждый из вас зачах бы за год или два, не используй я вас. Не дай я вам новый шанс. - Каждое твое слово – ложь. Ты лишь пытаешься одурачить меня, - шумно дышит Тараэль, стонет будто в агонии. - Верить или нет – дело твое, но все это - правда. Прежде, чем узнать о Комнате Картин я проводил много экспериментов. В некоторых преуспел. Эксперимент с детьми был ключом к одной из возможностей. Дать детям новое, пусть и искусственное тело. Так я мог бы обмануть смерть. Тараэль молчит, но его взгляд наверняка полон вопросов. Алана предпринимает новую попытку выбраться. Поднимает руки, скребет лапищу Скорби на горле сквозь перчатку, но ему все равно, хватка не становится слабее. Постепенно силы начинают покидать тело прорицательницы. - Извлечь душу из тела и перенести ее в тело искусственное. Пирийцы делали нечто подобное, даже Необычная Душа это подтвердит своими рассказами… Брат Скорбь, отпусти девочку, - командует Отец. Хватка Скорби неожиданно пропадает, и Алана опадает на пол, ловя ртом воздух. Она громко закашливается, стараясь продышаться. - Но получалось, в лучшем случае, два раза из десяти. И то – дети теряли свои личности, становясь моргающими куклами. Но много попыток спустя у меня начало получаться что-то более стабильное. Душа переживала перенос в симулякр, искусственное тело. Все шло хорошо неделю или две. Но начиналось отторжение, как у… - Нессы, - закончил фразу Тараэль сокрушенно. - Одна из последних моих испытуемых, - кивает Отец. - Большинство детей встречали отторжение вскоре после переноса, но было три исключения: сестра Гордыня, брат Скорбь и брат Ярость. Отец делает еще шаг вперед и кладет руку на лоб Тараэля, будто меряет температуру, затем обводит кончиками пальцев овал его лица в извращенном подобии отеческой ласки. - Ты моё создание, Тараэль. Мой шедевр. И несколько лет назад вы с Нессой оба нашли путь ко мне, своему творцу. Я был растроган... - Тараэль, - хрипло зовет Алана, но все это бесполезно. Аэтерна не отзывается, стоя на коленях. Замер, как каменная статуя. Отец щелкает пальцами, но давление с Аланы не исчезает, а становится будто еще сильнее, заставляя ее окончательно прилипнуть к полу, высасывая силы, словно какой-то присосавшийся упырь. Неожиданно Тараэль смеется. Смеется надрывно, громко, почти что отчаянно. От этого смеха у прорицательницы все внутри холодеет. Так смеются сумасшедшие, не иначе. Тараэль встает – значит Отец отпустил его. - Ладно… Ладно, сказка хорошая, но с меня хватит, - чуть успокаивается аэтерна. - Знаешь, "Отец"… Я воткну один свой нож глубоко тебе в глотку, а второй – тебе, брат "Скорбь". И буду наслаждаться каждым мгновением, пока свет в ваших глазах не померкнет. Тараэль бросает взгляд через плечо на Алану. - Девочка останется на своем месте, - говорит Отец, весьма категорично, но совершенно спокойно. Затем фигура в балахоне поворачивается к Скорби. - Сними маску, - командует глава секты. Скорбь повинуется, кивнув. Лица его Алана не видит – ей доступна только спина Тараэля и Отец в свете огненной стены. - Подойди, Тараэль. Узнаешь ли ты его? – уточняет Отец, отступая на шаг. - Не надо… - подает голос Алана, но под такой тяжестью даже дышать тяжело. Тараэль бросает взгляд на Скорбь и громко охает. Алана надеется, что Скорбь не тот, кто она думает. Почти что молится, что Скорбь – не выросший Лето, переживший эксперимент.

Тогда это конец.

- Лето? – Тараэль подходит к Скорби, всматривается в лицо под капюшоном. Отец на это кивает. Алана тоже охает, но это больше похоже на всхлип. - Его процесс прошел иначе, чем у вас с Гордыней. Его тело умерло в тот самый момент, когда душа переселилась в симулякр. Именно по этой причине, предполагаю я, он и лишился своей, так называемой, "человечности". - Нет… - громко шепчет Тараэль. - Однако, именно это состояние и спасает его от отчуждения, - продолжает глава Ралаты. - Невозможно… - вновь шепчет аэтерна. - Лето! Это же я… Я – Тараэль, я… - Он не тот мальчик, которого ты знал. Мне жаль... - говорит Отец все также спокойно. - Ты все ещё хочешь идти против меня, услышав все это? Повисает тишина. Долгая, напряженная и даже болезненная. Алана вновь чувствует этот укол беспомощности, что жалит в самое сердце. Хочется скулить, плакать, сопротивляться, но все тело оцепенело. Тараэль берет свои клинки увереннее, поворачивается к Отцу. Аэтерна дрожит и не пытается этого скрыть. - Чудовище. Ты заслуживаешь смерти, и ничто этого не изменит! – кричит Тараэль. Повисает пауза, Скорбь вновь вытягивает свой огромный клинок и вновь получает останавливающий взмах рукой от Отца. - Тогда тебе предстоит смириться с последствиями своего решения, - кивает Отец. - Брат Скорбь, твое вознесение не произойдет. Брат Ярость не обогнал свою тень. Слова Отца действуют на Скорбь, словно заклятье. А может, заклятьем это и является. Алана чувствует, как вокруг него нарастает магическое напряжение - странное ощущение, что сложно описать словами. Ралаим переводит взгляд на главу Ралаты и кивает, перехватывая меч иначе. Взгляд совершенно пустой, бездушный. Его движения расплываются, наполненные магией. Скорбь прислоняет лезвие к самому горлу и отводит клинок для удара. Алана задерживает дыхание, чтобы подготовиться. Нет, у нее перехватывает дыхание от предстоящего. Если ее прикидки верны и слова Отца - правда... Скорбь - лишь оболочка, послушная кукла, пустой сосуд, полностью подчиняющийся создателю. Люди обычные, разумные, чувствующие, обезглавить себя не могут. Даже с усилением магии. Тебе не хватит не то что сил физических - внутренних. Никто в здравом уме и рассудке такое с собой сотворить не может даже по приказу другого, будь он хоть твоим мессией, хоть Малфасом во плоти. - Нет! – кричит Тараэль, когда чудовищно быстрым и резким движением Скорбь отсекает свою собственную голову. Голова, отделенная от тела, падает и катится вниз по ступеням мимо Аланы, оставляя кровавый след. Крупное тело опадает следом с глухим звуком, а меч с громким звоном падает, отскакивая от камня. - Ты разочаровал меня, Тараэль. Шедевр был, все же, не совершенен, - голос Отца неожиданно раздается отовсюду, а тело его развеивается туманом. - Ярость как была твоим слабым местом, так им и осталась. Посмотри, к чему она привела. Тараэль падает около тела Лето на колени, замерев. - Что же я наделал... Нет-нет-нет… - тихо плачет аэтерна. У него давно уже нет сил бороться, у Аланы нет возможности это сделать. По комнате проходит новая волна энергии, она окончательно лишает Алану любых, любой надежды на сопротивление, оставляя лишь безвольным наблюдателем за ширмой собственных глаз. Она видит, как Тараэль тоже падает на землю, прижимаемый невероятным давлением. Алана видит, как Отец за стеной огня у самого прохода куда-то дальше, в новую залу. Перед ним один за другим появляются еще ралаимы. В голове Аланы проскальзывает только одна мысль.

Им с Тараэлем конец.

- Освобождение ждет нас, братья и сестры, – говорит Отец своим агнцам, что сели подле него на колени. Одна из фигур оборачивается к ним, к лежащим за стеной из огня. - Наказанием им будет пребывание в смертной плоти. Цена ошибок – тяжестью их грехов, - отзывается на немой вопрос глава Ралаты. Храм вновь содрогается, видение Аланы вновь затуманивается, показывая отголоски пирийской эры, где единственная фигура в бледном оборачивается к ней с места, где стоит Отец. Фигуры в темных одеждах подле него опали ниц, ожидая.

Освобождение.

Ралаимы встают с колен и идут за Отцом, что удаляется вглубь зияющего прохода в заветную комнату. Стена огня гаснет, помещение погружается в непроглядную тьму, сознание покидает Алану.

***

Алана пробуждается с тяжестью во всем теле, оно затекло и замерзло после времени, проведённого на каменном полу. В лицо ей дует ледяной пронизывающий ветер севера, и…

Ветер?

Единственным источником ветра может быть вход в храм, и дуло бы в спину, а не в лицо. Алана резко открывает глаза, видя перед собой все ту же лестницу, но ступени ведут не в другое помещение, а к пустому обрубленному коридору. - Тараэль? – зовет прорицательница удивленно и испуганно. Что за чертовщина тут творится? Но отвечает ей лишь новый порыв ветра. Алана осматривается вокруг – нет и тела Скорби-Лето, только двуручный клинок и огромная лужа крови. - Тараэль! – зовет Алана почти что в отчаянии. - Я здесь, - тихо и слабо слышится со стороны коридора-обрубка. Алана делает усилие над собой, вставая, и движется вперед к светлому небу и горам, что виднеются сквозь новое "окно". Ее шатает вновь, вновь толкает от видения. Малфас вас подери, хватит! Подросток остался один, но в его времени Комната Картин на месте. Он стоит подле входа, у самой черты. Взгляд его решителен, напряжен и даже озлоблен. По щекам катятся крупные капли слез. - Разве я был недостоин? Разве я был хуже?! Я видел - все видел. Я сделал все, что должно, так почему я не с ними?! - кричит он до хрипа. Затем оседает, обнимает себя за колени и громко плачет. Алана идет вдоль стенки, пейзаж приближался, как и аэтерна, что стоит посередине этого нового обрубка, что кончается провалом и, скорее всего, льдом и скалами далеко внизу. - Тараэль! – с облегчением выдыхает Алана, она вновь видит его, но что-то в нем не так. Ралаим без маски и, судя по взгляду, полностью сломлен. Напарница наконец-то видит его лицо отчетливо. Видит шрамы на щеках и губе, переносице, ухе и лбу. Видит странную алую метку чуть выше линии бровей, которую упорно игнорировала все их долгое путешествие по храму. - Как ты себя чувствуешь? – вырывается у прорицательницы глупый вопрос, но он успешно выдергивает аэтерну из оцепенения. Тараэль стоит спиной к обрыву, но в фиолетовых глазах - пустота, отсутствие какой-либо надежды и полная обреченность. Алана знает эту пустоту, понимает, быть может и не полностью, но… Горе оно у всех разное и одинаковое одновременно. Горе, граничащее с уничтожением самой твоей сути. Горе, что тебя растоптало и отняло все силы сопротивляться. - Все это было зря. Вот, как я себя чувствую. Отец достиг своей цели, я открыл страшную истину, тебя почти угробил, – глаза аэтерны пусты, пропасть и ее темный зев лежат у него за душой, как и за спиной. - А Лето… Мой брат, которого я вновь обрел, умер от моего же решения! Голос Тараэля дрожит, ломается и звучит хрипло. Его глаза влажные, щеки блестят от дорожек слез. Теперь девушка замечает тело брата Скорбь с головой на плечах, хотя алая линия разреза на шее красноречивее любых слов. Алана делает крошечный шажок к Тараэлю, тот и не реагирует, лишь следит за ней опустошенным взглядом. Он то и дело косится вниз, в темноту провала. - Ты хочешь умереть? – почти шепчет прорицательница.

Будут ли у нее силы его отпустить? Что она будет делать, если он прыгнет?

- Не знаю, - следует тяжелый вздох Тараэля. - Наверное, да… Я делал все, чтобы заполнить пустоту у себя внутри. И вот что вышло. Все было зря, и я сделал только хуже. Смерть - правильный итог. Он окидывает взглядом край провала. Их обоих, мертвое тело Лето-Скорби, и отвратительное нутро живого храма за ними. - Но пустота не твоя, Тараэль. Ее в тебе пробил Отец, - отвечает Алана дрожащим голосом. Страшно. Очень страшно так быстро терять людей, к которым привязываешься. - Да, но это меня не оправдывает. Ты видела – какой я. Настоящий, - мотает головой аэтерна. - Та наемница, ралаимы, Калиан и много… Много кто еще. И ведь нихрена мне их не жалко. Никого. Алана делает еще один крошечный шаг. Теперь прорицательница стоит так близко, чтобы, если не помешать Тараэлю падать – упасть следом. Маны в ее теле – крохи, хватит разве что на слабое заклинание, да и в арсенале Аланы нет никакой магии, что может смягчить падение. А внизу – верная, но быстрая смерть. Ведь Алана так устала, ее разум так измучен, что вот он – самый соблазнительно-простой выход из ситуации... Однако что-то внутри мешает. Чувство ли долга перед другими, желание жить всему на зло, обещание справиться? Был бы Сириус здесь, был бы разочарован.

"Мы будем жить там, на Эндерале, в безопасности. Счастливо, долго и сыто. Верь мне."

Вкрадчивая, обманчиво легкая мысль о прыжке отступает. Нужно жить дальше, Алана почти что обязана дойти в этой истории до конца. Как Прорицательница, как Алана Пинч - дочь своей матери, старшая сестра своей маленькой Льены, как подруга Сириуса, Джеспара и девы-Калии, как напарница ралаима. - Единственный человек, что был мне важен, мертв из-за меня же. Зачем мне жить? Ради чего? – бросает Тараэль еще один взгляд в провал. Алана набирает полные легкие морозного воздуха. В голове у нее гудит, сердце бьется в груди, как в клетке, и холодно до самых костей. - Ради меня. Позволь мне помочь тебе. В мире есть вещи, ради которых стоит пожить еще хоть немного, - говорит она, понимая, что вот-вот расплачется от напряжения, страха и разочарования в самой себе. Этот храм, как и первый, где они были с Константином и Джеспаром, лег новым шрамом на ее сердце и душу. Все это было одним огромным "слишком". И смерть Тараэля окончательно перечеркнула бы все, что было раньше. Все приложенные усилия, все пережитые трудности, пусть их было и не так много. Жизнь Аланы все еще коротка, жаль терять даже маленький ее кусочек. Алана мешкает, снимает с руки кожаную перчатку и протягивает открытую ладонь аэтерне. Самый безопасный жест, что только пришел в ее уставшую, гудящую от пережитого голову. Фиолетовые глаза Тараэля смотрят на руку не мигая, а затем и на саму девушку с добрую минуту. Это время кажется Алане слишком долгим, и стержень внутри нее все же не выдерживает, надламываясь. - Пожалуйста, - дрожащим голосом шепчет она, не убирая руки. Тараэль наверняка замечает, что дрожит не только голос, но и вся Алана целиком. Тараэль бросает последний взгляд в провал и делает шаг к прорицательнице, медленно протягивает руку, беря ее ладонь в свою. Его хватка сильная, но не жёсткая, не цепкая.

Отпустит, стоит ей дернуть рукой.

- Хорошо. Твоя правда, может мне стоит попытаться. - Аэтерна расправляет плечи, хотя от былой бойкости сейчас нет и следа. - Но куда мне идти? В Подгород соваться сейчас – не вариант, а больше мне места нигде нет. - Думаешь, оставшиеся ралаимы будут тебя искать? – уточняет девушка, не сводя с аэтерны взгляда. Черный провал за спиной Тараэля внушает ей еще больше страха, чем смертоносные клинки ралаима. Мужская рука холодная, но Алана готова расплакаться от счастья, что тьма в его глазах отступила. Тараэль мотает головой. - Вряд ли. Никто, кроме нас двоих, не знает, что здесь случилось. Прочих знающих поглотила Комната Картин, будь оно все проклято. Мое появление в Подгороде сейчас вызовет лишние вопросы. Алана думает над этим даже меньше, чем следовало бы. Улыбается, и эта улыбка явно Тараэля удивляет. Его фиолетовые глаза чуть расширяются, переставая быть крошечными цветными точками на бледном лице. - У меня есть дом в Арке. Можешь пожить у меня… Пока не решишь, что делать дальше, - предлагает прорицательница, решительно сжав серо-фиолетовую руку Тараэля в своей. Камень, один из многих, соскальзывает с ее души. Если аэтерна думает о том, где жить - она точно преуспела. А уж местечко всегда найдется. - Если у тебя есть дом, зачем ты… - Тараэль мотает головой, хмыкая собственным мыслям. - Спасибо. Я побуду здесь какое-то время. Аэтерна замолкает, отпускает женскую руку и садится напротив своего мертвого брата. - Что думаешь с ним... делать? – спрашивает Алана, садясь рядом. У нее плохо получается удержать равновесие, потому она скорее приваливается к аэтерне боком. Он вроде бы и не против: не поводит плечами, не замирает и не отшатывается. - Я бы хотел его упокоить. Лето всего этого не заслужил, - отвечает Тараэль так спокойно, как только может. Прорицательница прикрывает глаза, концентрируясь. Меряет остатки маны точнее – на что хватит сил. Свои силы нужно оценивать здраво, но сейчас получается не лучшим образом... На небольшой веер огня из рук хватить должно, а волшебное пламя закончит начатое. Девушка поднимает руку, демонстрируя огонек, что подрагивает на ветру. Аэтерна внимательно смотрит на пламя, бросает взгляд на тело и кивает напарнице. Тараэль встает, помогает встать и ей. Кладет тело Лето-Скорби на спину, стараясь не уронить голову, и отходит к прорицательнице. Алана произносит волшебную команду, и пламя срывается с ее руки. Огонь поглощает тело Лето-Скорби быстро и охотно. В воздухе пахнет горелой плотью, но ветер, спасибо ему, быстро уносит прочь дым, вонь и пепел от горящего тела. - Спасибо, - уважительно кивает Тараэль. Его взгляд красноречивее любых слов. Он все еще полон горя, но и благодарности, а может и какого-никакого желания жить. Они обсудят все произошедшее здесь позже, если вообще решатся на это. Алана вновь прикрывает глаза, сейчас уставшие, болящие. Лихорадка пульсирует в висках, предупреждая, почти рыча, как какой-то зверь. Еще немного - и грань будет пройдена, еще немного - и забытье на пару часов, если не больше. Но нужно действовать резко, быстро. Чтобы у Тараэля не возникло новых крамольных мыслей. Один прыжок - один телепорт на метку в ее доме. Спасибо Лексилю за любопытные магические тома и подкрепление тяги к новым знаниям. Алана поднимает руку, протягивает Тараэлю локоть, чтобы ухватиться. - Зачем? - лишь спрашивает он, непонимающе смотря на напарницу. - Я могу телепортировать нас в мой дом в Арке. Прости, я тебя одного сейчас бросить не могу. Никак не договорюсь с совестью, - поясняет она. - Я не просил о няньке... - пытается очень вяло огрызнуться аэтерна. - Я не нянька, а партнер. Мне это место осточертело уже. Тебе нет? - чуть подталкивает его девушка. Тараэль еще раз осматривает место сожжения Лето-Скорби, бросает еще один взгляд в глубину живого храма. И только затем хватает ее за локоть. - Оно и правда отвратительно, - кивает он. Алана произносит магические слова заклинания, и их поглощает темнота, чтобы выплюнуть в ее доме. Лихорадка подступает, бьется уже где-то за глазами, мешает нормально вздохнуть. Алана закашливается, пригибаясь. Тараэль тоже шатается, оседая на лавку рядом с местом их появления. Аэтерна тяжело дышит, озираясь. Телепорт это всегда неприятно, словно тебя прожевали и выплюнули, поменяв все внутри местами. - Добро пожаловать домой, - с кривой от боли улыбкой говорит Алана. Наконец-то это закончилось. Вся эта история с Ралатой высосала из них последние силы. Еще хоть немного времени в этом храме – и Алана сошла бы с ума.