Рассветная звезда

Алана приходит вовремя, просачивается в светлое море служителей храма, мимо стражников и аристократов, что пестрым массивом держатся в стороне. Взглядом только ищет заостренное лицо Даль’Гейсса – он уже о чем-то болтает с какой-то пожилой парой в явно тяжелых дорогих украшениях. Внутреннюю часть Храма Солнца украсили для празднества, расставили дополнительные лавки на вершине лестницы к светочу установили трибуну. Подле нее великий магистр в парадном начищенном до блеска доспехе уже готовится произнести речь в сопровождении тручессы и пары хранителей рангом многим выше. На пару ступеней ниже Алана замечает и архимагистра Лексиля в праздничном наряде с зачесанными волосами. Его вариант униформы иной – с вышитым узорами балахоном. Несколько архивариусов подле него одеты аналогично, но не так богато украшены, ведь их ранг ниже, примерно как у Аланы. Они что-то обсуждают, быть может, новое открытие или прочие сводки. Прорицательница кивает аэтерне в приветствии, тот не отвлекаясь от разговора едва заметно отвечает на жест. - Са’ира, - тихо зовет Калия со слабой улыбкой и легким жестом. Она будто делает все, чтобы ее не заметили. Алана подплывает к подруге, беря ее за руку. Их с Калией и еще несколькими хранителями место на предстоящей «службе» стоячее в самом конце. Первый сигил – низший из всех. - Нервничаешь? – легко угадывает прорицательница, мягко улыбаясь, чтобы только Калия расслабилась. Видно, как она внимательно смотрит на всех, будто ожидая опасности. - Так заметно? – рассеянно отвечает подруга. Алана вскользь под складками плаща дотрагивается до ее сжатых кулаков. - Лучше подумай о тех вкусностях, что мы съедим на празднике позже, - подсказывает прорицательница, наслаждаясь прохладным ветерком. Солнце ярким золотым диском потихоньку закатывается за кромку горизонта в тень горной гряды, что виднеется с возвышения Храма. - Уважаемые господа и дамы, последователи Малфаса! Прошу занять свои места, я хотел бы произнести речь в столь важный день, – привлекает всеобщее внимание Теалор Арантаель, за своей трибуной. Все приходят в движение – белое соединяется с пестрым, размываясь.

***

Тараэль проверяет шнуровки и клепки доспеха, слегка хлопает по нагрудной сумке с зельями, чувствуя содержимое. Снова сочетание отравы-невидимости и мятного антидота на всякий случай. Он лезет не драться, а красть – это крыса из Подгорода умеет хорошо. Только теперь это не твердые корки плесневелого хлеба, а золото и цацки из чужого хранилища. От бахвалящегося пестрого петуха не убудет, а остальным только лучше станет. Выходить из двери не вариант, чтобы остаться незамеченным. Улочки квартала знати освещены лучше рыночной площади или бараков, оно и неудивительно. И пусть в праздничный день охраны меньше – стражники все еще ходят туда-сюда, как ленивые разожравшиеся коты. Около дома Даль’Гейсса охраны тоже поубавилось – у самой двери осталось двое, но и тут в парадный вход заходить смысла нет. Тараэль, наблюдая за домом-целью, в один из вечеров заметил позади основного фасада в тени башенки с витражами конструкцию с балками, что ведут от окна первого этажа к такому же на втором – в поместье ремонт, как удачно и удобно. Аэтерна открывает окошко на втором этаже, слезает по выбивающейся кирпичной кладке вниз и обходит дом со стороны поместья Даль’Мерсера – покинутое и обчищенное другой крысой, потупее. Дом порос плющом, и часть хода к соседнему имению как раз прикрыта растительностью, давая Тараэлю возможность проскользнуть мимо пары стражников, что встали неподалеку поплакаться друг другу о "несправедливости жизни" и "маленьком жаловании". Аэтерна лишь брезгливо передергивает плечами, сокрытый тенями от остального мира. Он бы под ноги плюнул, да момент не тот. В окне на втором этаже не горит свет, как и на первом – хорошо, меньше шума и проблем. Убивать никого он не планирует, разве что вырубить, чтобы не мешали. Он подтягивается на руках по балке, чтобы оказаться между этажами. Балки скрипят – совсем тихо, пусть и натужно, будто протестуя против ночной работы. Тараэль осматривается, но никому нет до этого звука дела, словно тот тонет в песнях сверчков и танце ветра в лунном свете. Поднимается выше к окну, что оказывается незакрытым. Странная неосмотрительность. Потеряли бдительность за пологом из золота и парчи? Аэтерна приподнимает створку окна одним из инструментов в своем арсенале взломщика ровно настолько, чтобы протиснуться, впуская в окутанную тьмой комнату прохладный воздух, залезает внутрь и медленно опускает стекло. Чтобы снаружи не было заметно чужого вмешательства. Проверяет вид снаружи, и взгляд сам собой натыкается на пухлый подписанный незапечатанный конверт.

Для гостя.

Тараэль раскрывает послание, пробегается глазами и тихо довольно хмыкает. Хорошо постаралась служанка – месть лучший мотиватор, не поспоришь. Конверт отправляется в карман к зельям, а сам воришка уходит дальше вглубь дома, укрытый тенями, как давно забытыми материнскими объятиями.

***

Зал Общины украшен не хуже внутреннего двора Храма солнца. Цветы, свечи, знамена ордена с вышивкой – все ради помпезности и акцента на важности мероприятия. Сюда всю процессию – пеструю и белую - проводят после долгой, наполненной возвышенного величия речи Теалора Арантаеля. Высокие потолки с кованными люстрами, подсвечники и украшения удостаиваются восторженных вздохов от аристократов, сдержанной похвалы и от служителей ордена. Алана же смотрит на все это со странной смесью отторжения и веселья. Тишину постепенно прорезает звук скрипки. А затем и целого маленького оркестра, что играет в уголке залы.

Пир во время мора.

Чужие каблуки и набойки громко стучат по мраморному полу, выстланному мозаикой. Так шумно и гулко, что бьет по ушам первое время. Обычно в храме намного тише, но сейчас – особый случай. Служки, что еще не стали полноценными членами цепочки ордена, ходят по залу кругами, предлагая бокалы с вином. Алана берет бокал себе, смотрит на Калию, но та привычно отказывается одним движением головы. Тоже осматривает зал – тоже неодобрение во взгляде на грани с непониманием. - Госпожа хранительница, - слышится неподалеку голос уверенный, дерзкий, что вызывает внутри не то дрожь, не то отвращение. Алана осматривает собравшихся, находя мужчину с острыми чертами и хищным взглядом. Черные волосы собраны в хвост, и нарочитое богатство привлекает цепляет взгляд. - Господин Даль’Гейсс, рада видеть в столь праздничный вечер, - улыбается прорицательница, слегка приподняв бокал в приветствии. Остается лишь надеяться, что прочие эмоции наружу не выпирают. В голове роем беспокойных мушек всплывают краткие уроки Лексиля.

Если собеседник выше вас по статусу обратился к вам на расстоянии – вы обязаны подойти. Игнорировать подобное – оскорбление, пусть и не самое тяжкое.

Алана двигается к аристократу медленно, даже чинно. Незачем торопиться, как подозванная собака. - Это важный день для Ордена и города. Надеюсь, солнце и впредь будет благоволить Арку, - улыбается мужчина, блеснув глазами. Играется, намекает… Опасается ли? Едва ли знает. Уж точно он не знает, что самый большой секрет и самое большое проклятье его рода отныне мертво, и прах его развеян по ветру на берегу Среброграда.

Вы – новое лицо в Ордене, аристократам явно будет интересно, а кто-то подумает, что с вашей помощью можно будет заиметь новые плодотворные связи.

- Главное не разнежиться под теплом капризного светила. «Принимай доброту чужую, не забывая ответить своей», как указал в писании Малфас, - с притворной улыбкой кивает она. - Безусловно. - Мужчина также приподнимает бокал в знак приветствия кого-то в толпе, переключая своё внимание. На лице бледная тень не то облегчения, не то досады – будто не до конца рад, что не стала играть в поддавки и игру, не давила на мозоль, что похоронена в Среброграде. Они с Даль’Гейсссом расходятся, теряя интерес друг к другу полностью. Несколько благородных дам и господ провожают прорицательницу взглядами – интересующимися, оценивающими. Так знакомо… Только сейчас на ней самой роба мага и хранителя, а не доспех с эмблемой красного оленя их взвода. Капитан и главнокомандующие смотрели также. Пристально, липко, почти что раздевая тебя до костей, чтобы и их перемолоть.

"Русалка" из оленей. Подстилка капитана, а не помощница.

Алана движется к Калии, что, словно потерянный детеныш, замерла ближе к углу зала. Смотрит на всех, стараясь не останавливать взгляд надолго. - Не забывай дышать, Малфаса ради, - подтрунивает Алана над подругой, вставая рядом, и наконец-то отпивает из бокала. Хорошее вино, мягкое – такое только пить и веселиться, а не слушать нудные помпезные речи. - Я стараюсь. - Новая вымученная улыбка на смуглом лице и неловкий кивок. – Ты сама в порядке? Побледнела немного. Прорицательница лишь мотает головой с легкой улыбкой, теперь уже искренней. Так они и стоят поодаль от других. Кроме теплых слов и присутствия для подруги Алана сделать ничего более не может – лишь побыть рядом, стать небольшим заслоном от внешнего мира. Благо, интереса к ним никто особого не проявляет. Они наблюдают за залом еще какое-то время – за служками, что метались по залу вдоль стен, не мешая и не отвлекая. За Теалором рядом с тручессой и Джореком Бартарром, что проводил их испытание. За Лексилем в оцеплении прочих архивариусов, что будто живой щит отгоняли от архимагистра непрошенных собеседников и расступались, если он решал поговорить с кем-то. И за аристократами, что то распадаются на группки, то соединяются воедино, словно цыплята, бегающие от курицы к курице в поисках тепла и вкусного семечка. Слышится чей-то смех, не одного человека, а группы – тихий, переливчатый, резкий и басовитый, и знакомый чуть скрипучий. Алана смотрит в сторону гудящего сборища из девиц и молодых аристократов. В центре их Джеспар Даль’Варек во плоти что-то активно рассказывает, вызывая все новые и новые волны чужого отклика. Свет играется на его новом шраме, отражается в глазах и возвращается обратно в мир. Их с Аланой взгляды встречаются – мельком, вскользь, но взгляд Джеспара становится будто на мгновение серьезнее, качает головой в смазанном приветствии, пока одна из девиц чуть ли не грудью падает ему на сгиб локтя. Прорицательница кивает, вновь отпивая вина из своего бокала. Хватает сил, чтобы смешить "прелестниц" – жить будет. Из дальней части зала слышится пронзительный звон. Великий магистр стучит ножичком по стенке бокала, привлекая внимание. - Дамы и господа, прошу к столу. Почтим же трапезой справедливую длань Малфаса, чей свет сегодня особенно долго простирается над Эндералом!

***

Тараэль хмыкает, разложив на стол подле очага свою «добычу». Странное чувство ностальгии о былом и давно побледневшем от времени в памяти всполохами света и цветов играет внутри, поет подобно капели, способное замолчать очень нескоро. Сокровищница такого аристократа – зрелище захватывающее, в этом стоит признаться честно. От такого обилия драгоценностей и металлов жжет в глазах даже при тусклом свете, а что бывает, когда яркие лучи солнца пробираются в эту обитель? Наверняка и ослепнуть можно от сияния сердца порока и жадности Даль’Гейсса. В свете огня очага добытое тоже играет гранями и цветами – красуется, пытается разжечь огонек жадности. Золотое колье с огромными рубинами и россыпью мелких бриллиантов или похожих камней. Пара кулонов с топазами и изумрудами в помпезной огранке, словно схваченные птичьими лапами на тонкой цепочке. Крупные броши – золотой жук странной, незнакомой Тараэлю формы, несколько вырезанных в белом камне портретов – обманчиво простых, но рельефных – пальцы приятно скользят по линиям. Несколько связанных в стопку монет – интересный способ учета. В каждом столбике – пятьдесят золотых, обернутых белыми тонкими верёвочками-лентами. Деньги – слишком мелкая цель, взяты так, для проформы. Интереснее всего были драгоценные, и не только, камни. Овальные и круглые, квадратные и прямоугольные, плоские и выпуклые – всех цветов радуги. Среди них особенно выделялись два похожих друг на друга экземпляра, как и на своего зловещего предка, что сгубил бедного пацаненка в Среброграде. Вытянутые овальные камни - черные с едва заметными прожилками молочного цвета. Магии от них Тараэль не чувствует, не видит и следа зачарования. От черного камня-артефакта исходила странная зловещая аура, эти же – лишь подделки, подобие вместилища силы. Возможно, Даль’Гейсс так и не смог преодолеть помешательство на артефакте? Показушник, петух, что распушает хвост – камни наверняка дорогие и качественные. Продай все это проверенному скупщику даже в Подгороде – можно до старости кутить, как в последний раз. Только это не вариант, что ищет Тараэль и что подойдет его голубоглазке. Лучше они повидают мир, когда все это дерьмо с циклами закончится. Он вновь смотрит на черные камни, вспоминает слова из недавно прочитанной книжки. Как удобно все складывается. Нужно сходить к проверенному человеку, что сможет приделать к камням петлю или что-либо еще для удобства ношения. Заодно и черную жемчужину отнести – со всей этой учебой не было времени, да и особого желания. Среброград выбил их с Аланой из колеи. Надо будет заняться этим перед следующим уходом из Арка, чтобы закончить первый вариант «кулонов связи». Тараэль раскладывает добычу по мешочкам, оставляя на столе. Алана придет, и они решат – что делать дальше с награбленным и посланием от Сиилы. Он уходит на второй этаж, снова садится за стол и продолжает читать магические тома. Незачем тратить время зря.

***

Танцев все же не было, и это хорошо. Алана все гадала, придется ли позориться лишний раз, но обошлось. Теалор задвинул очередную свою речь, спасибо что укороченную, и объявил вечер оконченным. Наступившая за время празднества ночь приветствовала выводящих гостей прохладой и ласковым ветром, мягко касающимся кожи. После обилия вкусного вина и хорошей еды – постоять под лунным светом кажется весьма и весьма хорошей идеей. Из открытых дверей обители все еще слышится музыка – оркестр, по всей видимости, будет играть еще какое-о время, ведь гости, пусть и расходятся на группы, так и не спешат покидать территории храма. Алана отходит к небольшому огороженному балкону, чтобы в тени соседнего здания скрыться от большинства любопытных глаз. Калия, пробывшая с ней весь вечер, следует за подругой и сюда. Облокачивается о перила, смотрит на горную гряду вдалеке – это ее любимая точка во всем храме. - Спасибо, что была со мной этим вечером, - после долгой паузы говорит Калия, поднимая глаза к сияющему лунному диску в облаках. Алана смеется тихо, чуть сдавленно, чтобы было не так слышно со стороны. - Тебе спасибо – к нам никто особо-то не совался. И с плащами была хорошая идея, - улыбается она. Подруга задумывает и кивает, поправляя полы плаща на плечах, укутываясь в звездный узор. - Я не спросила тебя сразу… - мнется она, так и не уводя взгляда от неба. – Ты в порядке? После бандитов и прочего… Черные камни – огромное испытание. Мы с тобой нашли лишь один, но еще два… Алана тоже поднимает голову к светилу, к холодному блеску звезд-наблюдателей. Ветер подбадривающе проходит под капюшоном одеяния. - Страшно было. Очень, - вздыхает она. Ловит печальный жалостливый взгляд подруги, ее руку на своей. - Мне так жаль… Я полностью замкнулась в себе и… - ищет нужные слова Калия и осекается. - И была права. Та история в замке – жуткое дело, - весьма справедливо замечает Алана. Дела семьи всегда важнее друзей. Простая и понятная истина. - Сейчас с нами все в порядке, - она с улыбкой накрывает руку подруги своей. - Вот увидишь, когда закончится вся эта история со светочем и Высшими – поднимешься в ордене высоко-высоко. Так и вижу эту картину: великая магистресса Калия Закареш ведет Святой Орден в светлое будущее! - Пожалуйста, прекрати, - смеется подруга, затем припадает к Алане боком. Со стороны они могут показаться двумя нахохлившимися прижавшимися друг к другу птичками. - Все будет хорошо, вот увидишь, - улыбается Алана, и они окончательно замолкают на какое-то время. Где-то позади слышатся чужие удаляющиеся шаги. Подслушивал ли их кто-то? Народа вокруг становится все меньше и меньше, значит – пора расходиться. - Са’ира, время позднее. Мне нужно возвращаться в казармы. Праздник праздником, но у нас расписание… - несколько виновато говорит Калия. - Доброй ночи, - кивает Алана. – Если что – отправлю тебе весточку, как и ты мне, ладно? Калия отвечает улыбкой и машет на прощание, провожая прорицательницу взглядом до самых ворот. Пора домой.

***

Слышится сигнальный стук. Открывается и закрывается дверь. Явилась наконец-то, и половины ночи не прошло. Тараэль лишь с облегчением выдыхает, отпуская отголосок внутреннего напряжения. - Как прошел вечер? Святоши с кошельками на ножках не утомили болтовней? – спрашивает он, не отводя взгляда от книги. Нужно прочесть последние строчки в учебнике, попробовать новое заклинание. Алана будто не слышит, тихо идет по первому этажу наверх, но шаги странные. Не заплетающиеся, а местами повторяющиеся. Танцует? Теперь он слышит и тихую мурлыкующую мелодию, что она напевает, поднимаясь по лестнице. Совсем скоро в проеме спальни появляется и сама прорицательница в своей необычной белой форме с плащом синим, как ночное небо, усыпанное звездами. Тараэль поднимает глаза, встречаясь взглядами. Она улыбается мягко, смотрит трепетно, сияет. Отстегивает плащ, аккуратно складывает и укладывает в комод.

Пьяная, но совсем немного.

- Все прошло отлично. Было вкусно, в начале нудно, но потом весело, - Алана подплывает к нему, делает пару кругов на пути к кровати, будто демонстрируя себя. Тараэль убирает книгу, садясь. В голубых глазах-льдинках сияет мягкий тусклый свет – смесь радости и тоски. Алана подходит к постели и в пару движений шумно опускается на покрывало. - Чувствуется какое-то «но», - подмечает Тараэль, поворачиваясь к ней, тоже откидывается назад, опираясь головой о согнутую руку. - Даль’Гейсс подходил. Видимо, убедиться, что я не проболтаюсь о камне. У тебя успешно все прошло? – уточняет она, вздохнув. - Да, завтра посмотришь. Реши – что себе оставишь, а что я схожу толкну скупщику, - кивает Тараэль. - Зубы не заговаривай. Что не так? Из-за одного петуха ее настроение таким бы не было. - Все еще открытая книга? – тихо улыбается она, устало. - С первого момента, - хмыкает беззлобно он в ответ. – Переодевайся и поговорим. Сам он встает и начинает гасить свет. Лишь тусклые лучи лунного света пробираются внутрь второго этажа сквозь окно. Алана кивает, с внутренним усилием поднимается с кровати и начинает ходить между спальней и купелью, меняя белоснежное одеяние святоши на домашнюю одежду. Темная волна волос, распущенная, обнимает хозяйку за плечи. - Там на вечере у меня было странное ощущение. Словно у коровы на торгах, знаешь? – Алана ложится под одеяло, почти сазу прилипая к Тараэлю согнутыми коленками и холодными ступнями. Рука сама невольно тянется накрыть одну из них. - Когда выбирают? Знаю, мерзко. Будто ты вещь, - кивает он. Вспоминается детство, когда их в приют забирали. Выстроили в ряд тощих испуганных и больных детей, что огромными глазами смотрят на нескольких апотекариев и суку Ша’Гун со списком в руках. Ты – лишь имя в списке, пара чернильных пятен и не более. - Во-от. На меня так все время смотрели. Что тут в храме… - вздыхает она. И эти слова вызывают у Тараэля лишь раздражение, дрожь внутренней свечи. Святоши, что так пекутся о чистоте своей крови и Пути – лицемерные куски дерьма. - …Что в Нериме в армии, - заканчивает фразу Алана и смотрит в потолок, будто окунаясь в воспоминания. - А там-то почему? Все свои, - не понимает он, нахмурившись. Алана поджимает губы, словно ей говорить тяжело и ему услышанное явно не понравится. - Я помощницей капитана была, правой рукой и все такое… - Новая пауза и тусклый блеск голубых льдинок вместе с зевком. - И вы спали, - догадывается Тараэль. - Не сразу, но да. Запудрил мне мозги сладкими речами и смазливым личиком, - фыркает она брезгливо. - Капитан Турбаль Акорн по прозвищу "Красавчик". Фамилия простая, но древняя для местности подле Остиана. Это там, где фанатики "Творца" или как его там. Очень кичился "древними корнями", фазан злосчастный. Голос Аланы все более медленный и сонный. - Мы свои отношения не демонстрировали, не болтали. Все в пределах шатра, и только. Незачем было, да и началось все очень спонтанно… Или мне хотелось так думать. В какой-то из походов на общих посиделках отрядов меня впервые назвали "Русалкой". Тараэль лишь непонимающе хмурится. Новое слово, почти как “мамонт”. - Это из неримских сказок, - поясняет Алана, потирая глаза. - Нечисть такая. Живет в болотах, притворяется красивой девушкой и заманивает на верную смерть красивых юношей. Так что постепенно прозвище ко мне и прилипло – даже капитан так звать начал. И слухи о нас с ним, словно черви, начали копошиться вокруг, лезть мне под кожу. В конце концов капитан стал плохо ко мне относиться - хоть бить не начал, а в один вечер пьяный чуть не изнасиловал в коморке – Сириус спас. Огрел эфесом по черепу, и мы убежали. Она замолкает, подбирает ноги, прикрыв глаза. Тараэль вздыхает, пытаясь смахнуть раздражение. Гладит острую коленку под одеялом, пытаясь внушить больше уверенности в безопасности. Даже если этот капитан и явится сюда, к Арку, прирезать его – дело одного боя, успешной вылазки в стан врага после серьезного обдумывания плана. - Там уже время подходит… - говорит он, когда идея приходит в голову, всплывает в памяти. - Что? – тихо переспрашивает голубоглазка, перетекая ближе к нему, ныряя под защиту его рук. - Свадьба у фермером… Сестры Сурты. Нас звали, поедем? – спрашивает он, пытаясь увести чужие мысли в приятное русло. – Ты хотела потанцевать и ни о чем не думать. - Звучит отлично, - улыбается Алана, вновь тихо зевнув. Тыкается носом ему в изгиб шеи, потираясь, как котенок. Тараэль хмыкает от щекотки, гладит плечо, вынырнувшее из одеяла и темного моря волос. - Значит, купим подарок и поедем, пока тебя святоши не хватились. Спи, - подводит итог он, укладываясь удобнее. Проходит меньше минуты и прорицательница погружается в сон, размеренно дыша.

***

Это сон. Он нереален.

Тараэль понимает это почти сразу. Как и понимает, что за руки и за ноги окровавленными веревками привязан к столбу или дереву. Пейзаж вокруг меняется, стоит сфокусировать взгляд, но сердцевина всегда одна. Проклятый живой храм Весов. Преддверие Комнаты Картин, где все произошло. Холодный каменный пол, пульсирующие словно сосуды корни и громоздкие куски растущей из стен плоти. Тараэлю холодно, зябко, огонь перед его глазами на горизонте ничуть не греет. Он проводит взглядом по периметру и видит ее. Бледная кожа, черные волосы, широко раскрытые в ужасе глаза-льдинки, наполненные слезами. Что-то говорит, шевелит бледными, почти синими губами, глядя куда-то поверх самого Тараэля, но ни единого звука не доходит до острых ушей. Словно он в аквариуме или за толстым прозрачным стеклом. Его рассветная звезда лежит обнаженная на каменном полу в луже крови. Собственной или чужой? Тараэль моргает, пытаясь сменить картинку, изменить видение, но оно предательски перестает следовать собственным правилам. Он сопротивляется, пытается вывернуться, вырваться из пут – они лишь сильнее затягиваются на руках и шее, причиняя ужасную боль. Он пытается осмотреться, найти хоть какую-то зацепку, и все вновь меняется, вселяя лишь еще больше животного ужаса - над обнаженной Аланой нависает он сам. Но не Тараэль, а брат Ярость. Его рука на тонкой шее сжимается до белых костяшек, и пусть фигура ралаима полностью одета, он двигается так, словно пытается вбить себя в мягкое девичье тело, насилуя. Овладеть, заполнить собой, властвовать над нею. Жертва едва ли сопротивляются, пытаясь руками разжать его пальцы, прядает ногами, но ничего не может сделать. Еще мгновение, Тараэль вновь моргает. На месте брата Ярость теперь Лето-Скорбь, и Алана, его Алана, больше не двигается сама по себе. Ее взгляд пуст, губы полностью синие, а тело дергается лишь по инерции от чужих толчков. - Лето, нет! Оставь ее! Ее уже там нет! – кричит он до хрипа в перетянутом горле. Но тот не прекращает, пока девичье тело, источая бледный лунный свет не исчезает. Скорбь поднимает голову, и наступает темнота. Тараэль вновь моргает и судорожно выдыхает, видя деревянный потолок дома. Поднимает голову, приподнимается на локтях, тихо сглатывая. Пытается дышать глубоко, но быстро бьющееся сердце спокойствию не товарищ. Поворачивает голову и видит Алану рядом. Та спит, прижавшись к нему, странно складывает вперед сжатые кулачки, подрагивая. Возможно, ее тоже мучают кошмары? Рука невольно тянется к ее плечу, чтобы разбудить и спасти. Она вздрагивает и тоже приоткрывает глаза. Поднимает затуманенный взгляд на Тараэля. - Все хорошо? – тихо шепчет голубоглазка сонным мягким шепотом. На это Тараэль лишь с облегчением выдыхает, ложится обратно, соприкасаясь с Аланой лбом, приобнимает, чтобы чувствовать чужое живое тепло каждую чертову минуту до самого рассвета. - Нормально, спи, - лишь устало отвечает он, закрыв глаза.

Эти чертовы видения в снах и останутся.