Описание
…Иногда ему снится, как было бы, отпусти его бабушка учиться. Снится свобода, бескрайняя, огромная.
Как небо для ласточки.
(Лю Цингэ не отпустили учиться в Цанцюн.)
Примечания
Автор просто пишет то, что хочет читать.
Можно читать после «Плод в ладонях» как ау, либо как ответвление «Торговцев прозрачным жемчугом».
Посвящение
Дедлайнам (они меня завтра убьют).
2. Бабочка в паутине
02 июля 2024, 11:45
Ему больно, и больно, и больно.
Боль просачивается в сон, что походит на обморок и мало чем от него отличается.
Она впивается в него острыми зубами, и Шэнь хочет умолять о том, чтобы всё это прекратилось.
Та мера боли, которую он может выдержать, давно уже была многократно превышена, но ублюдку было мало.
Тому всегда было мало.
Тот был ненасытен в своей жажде получить то, что вожделеет, и его никто не мог остановить.
…Да и кто посмеет пойти против желаний сына Главы Хуаньхуа?
Сын Главы захотел нанизать на булавку бабочку и оторвать ей крылья ради своей забавы.
…Бабочкой оказался Шэнь.
…Его собственный разум ломается, вытаскивает из тёмных углов осколки воспоминаний, и порой Шэнь осознаёт, что боль не была вечной.
До неё у него была жизнь.
…Был Ци-гэ.
Был Наставник. Были свитки и кисти, была библиотека, в которой Шэнь проводил всё свободное от учёбы время.
…Он собирался пойти той же стезёй, что и Наставник, и учить детей.
(Кажется, Шэнь даже стал заклинателем и был одним из кандидатов на пост следующего Лорда Цинцзин.)
…А потом его и ещё нескольких молодых заклинателей отправили на две луны во Дворец Хуаньхуа.
Ради «поддержания дружеских связей с другими Школами».
Ци-гэ так радовался, когда Шэня выбрали одним из тех учителей по обмену.
…Никого из них не предупредили о том, что у Главы Хуаньхуа имеется любимый сын, которому дозволялось всё.
(Наверное, они лишь вздохнули с облегчением, когда взгляд ублюдка упал не на них, а на пришлого учителя, и остальные получили передышку.)
…Шэнь лишь ставил руки совсем маленьким детям и учил читать и считать.
Он был счастлив тогда, и поначалу даже не понял, что именно забыл в классе почти уже взрослый заклинатель.
…Ублюдок положил на него глаз.
По истечении двух лун они отправились в родную школу.
…Шэнь не вернулся домой.
…Он надеялся, молил о том, чтобы надоесть чудовищу, чтобы то потеряло к нему интерес.
Он сопротивлялся, пока мог. Пока у него были целые кости, пока были пальцы на руках. Пока тело его не стало похоже на кусок мяса.
Он пытался схитрить. Пытался показать, что смирился. Что «всё» осознал.
…Он пробовал всё. Все способы, на какие был способен его разум.
…А потом ублюдок, наигравшись, скинул его в бордель, где Шэня накачали на этот раз дешёвыми наркотиками и набросили на шею амулет Контролирующего Ока.
…Так поступали со всеми, кто надоедал молодому Господину.
Шэнь был далеко не первой бабочкой, которой оторвали крылья.
И не был последним в длинном перечне игрушек сына Главы Хуаньхуа.
Скованный цепями, лишённый минимальной свободы амулетом, привязанный наркотиками, Шэнь считал дни и молился, чтобы старший брат за ним пришёл.
Как и тогда, в усадьбе Цю Цзяньло.
…Закрывая глаза на то, что и тогда Ци-гэ за ним не пришёл.
Только тут знали, как подавить волю заклинателя с повреждённым золотым ядром.
…Повреждённое ядро не позволяло колдовать, пользоваться амулетами или даже летать на мече.
Но оно поддерживало в теле искры жизни, не позволяя умереть от очередного кровотечения, ещё одной инфекции или ежедневных побоев.
Не давая шанса наконец сбежать от бесконечной боли.
…А потом один из клиентов ударил его ногой, обутой в сапог с твёрдой подошвой, по спине.
— Червяк! Крыса безногая! — Улюлюкали другие, пока Шэнь корчился на полу, пытаясь хоть на искалеченных руках утащить собственное тело, что окончательно перестало его слушаться.
В детстве он думал, что все люди ненавидят попрошаек и бесправных рабов.
Оказалось — люди радостно ненавидели всех вокруг. И ненавидели его просто за то, что Шэнь был заклинателем.
…Кто-то завидовал воспеваемой «безупречной красоте» возвышенных бессмертных, кто-то затаил обиду за цену, которую уплатил заклинателю за его работу. Кто-то жаждал покуражиться над «сброшенным с вершины благородненьким сучёнком, что родился с золотой ложкой в богатой семье и ни разу даже не испытывал нужду».
…Ци-гэ не приходил.
Не приходил.
Не приходил.
…Как и тогда, в поместье.
…Только тогда у Шэня были целые руки со всеми пальцами. Была не сломанная спина.
Тогда Шэнь, устав ждать, сбежал сам.
Теперь он никуда сбежать не мог.
Бабочка без крыльев, застрявшая в паутине.
…Точнее то, что от бабочки осталось.