Life Anew

Коннор наблюдал, как игла вонзается ему под кожу и вытягивает кровь. Он увидел, как красная жидкость покинула его тело и попала в прибор, который Альфред держал в руке. Ему стало дурно. Очень дурно. Чем дольше он смотрел на кровь, покидающую его тело, тем хуже ему становилось. Он так привык видеть синий тириум, сочащийся из ран, что трудно осознать кровь, выработанную его организмом. Тириум был создан в лаборатории. Человеческая же кровь была создана организмом... и это было совершенно чуждо Коннору, особенно теперь, когда он стал человеком. — Хорошо, — говорит Альфред, вынимая шприц. Он осторожно кладёт его в амортизированную коробку, а затем встаёт, чтобы выбросить перчатки в ближайшем мусорном ведре. — Вы хорошо поработали, мастер Коннор, я весьма впечатлен. Что его могло впечатлить? Ах. Если бы только он мог увидеть. Если бы только у него были информационные панели перед глазами, объясняющие ему, в чём заключалось действие, впечатлившее Альфреда, и подсказка, как скорректировать поведение в соответствии с его предпочтениями. — Ты молодец, приятель, — раздаётся голос справа от него. Он был не один. Альфред брал у него кровь, но его семья захотела присоединиться к Коннору. Дэмиан сидел слева от него с глубоко нахмуренным лицом, его любимым, которое, казалось, не соответствовало его истинным чувствам, а его отец стоял рядом с диваном, на котором они сидели, уперев руки в бока. Тим был единственным, кого не было с ними, но это было потому, что он спал. Коннор не знал почему, но никто не хотел его беспокоить. Стефани, с другой стороны, была единственной, кто решился заговорить с ним. Она сидела справа от него, похлопывая его по колену в какой-то попытке утешить, но зачем, чёрт возьми, его утешать? Коннор был не против, он позволял окружающим его людям делать с ним всё, что они хотят, но это не всегда означало, что он понимал, что они с ним делают. Коннор всё ещё был озадачен, вспоминая предыдущую ночь и то, что он не сразу подчинился человеку, который назвал себя его отцом. Он не знал, почему колебался. Конечно, у него был своего рода кризис, которого у него не должно было быть, но это не давало ему право проявить непокорность. Но ещё более странным было то, что его непокорность была вознаграждена просмотром фильма и сном на коленях у отца. Это не имело никакого смысла. Всё не имело смысла. То, что вся его 'семья' присоединилась к нему, чтобы увидеть, как их дворецкий берёт у него кровь, не имело смысла, его новое тело не имело смысла, красная кровь была неправильной. Она не должна быть красным. Она должна быть синей. Предполагалось, что это его источник жизни, а не- не kool-aid. Коннор вспомнил своё замешательство, когда впервые приехал в поместье, от того, что розы могут уколоть его, и смущение, увидев, что там, где шип пронзил его плоть, с пальцев капает кровь. Человеческая кожа такая мягкая. Если бы он всё ещё был машиной, единственное, что осталось бы, — это царапина. — Мы заслуживаем угощения, — заявляет Стефани, переплетая из пальцы. Коннор понял, что теперь ему больше не нужно протягивать руку, чтобы она взяла его за руку, потому что теперь она делала это, когда хотела. — Коннор так хорошо справился. Мы заслуживаем отпраздновать это событие. — Ну что ж, — говорит их отец, — мы планировали скоро отправиться на пикник. Думаю, Коннор оценит это, верно, Дэмиан? Дэмиан утвердительно хмыкает. — Нет, нет, — останавливает Стефани, поднимая руку. — Это не то, что я хотела предложить. Я предлагаю нам заказать пиццу или что-то типо этого. — Ты хочешь, чтобы Коннор отведал эту жирную мерзость? — Дэмиан издаёт звук отвращения. — Это не мерзость, — настаивает Стефани. — Кроме того, Альфред сказал, что у него виден прогресс с твёрдой пищей, верно? — Всё так, — подтверждает Альфред. Он оставляет мусорную корзину и откидывается на спинку стула, который принёс, чтобы посидеть, пока будет брать образец крови у Коннора. — Он никогда раньше не пробовал пиццу, Брюс, — отмечает Стефани. — И ему вообще не следует есть пиццу. Не сейчас. Или вообще никогда, — возражает Дэмиан, заметив подтекст в предложении Стефани. Коннор оторвал взгляд от того места, где рука Стефани всё ещё была соединена с его рукой. Он мог ясно видеть веселье на лице своего отца, и Коннору не нужны плавающие экраны, чтобы понять, что его отец, вероятно, собирается уступить Стефани. Стефани умела добиваться того, чего хотела. — О какой пицце мы сейчас говорим? — спрашивает Брюс. Стефани одаривает его торжествующей зубастой улыбкой, а Дэмиан стонет слева от Коннора. — Пепперони. Всегда нужно начинать с классики, — настаивает она. — Хорошо, — соглашается Брюс с нотками юмора в голосе. — Мы должны заказать её в Domino's, — говорит Стефани. Брюс останавливает её, прежде чем она успевает продолжить. — В Domino's? Стефани. Это ужасный способ познакомить Коннора с пиццей. — Тогда что ты предлагаешь? — говорит Стефани, приподнимая бровь. — Papa John's. — Брюс- — Стефани бормочет так, словно её только что ударили в живот. — Papa John's? Серьезно? — Возможно, нам стоит попробовать Little Caesars, — предлагает Альфред. — Нет, — говорят Стефани и Брюс одновременно. — Отлично. Тогда у нас вообще не будет пиццы, — говорит Дамиан. Коннор сидел молча, пока семья продолжала препираться, пока, наконец, Стефани и Брюс не согласились для сравнения заказать обе пиццы. Они оба, конечно же, сделали два разных заказа по телефону, в то время как Дэмиан ворчал рядом с Коннором. В какой-то момент Альфред встал со своего места, чтобы выйти из зала. Затем он вернулся с настольной игрой, предложив им всем присоединиться, чтобы убить время, и Коннор обнаружил, что сидит, склонившись над кофейным столиком на полу, с крошечной машинкой в руке. Они называли это Жизнь. Коннор осмотрел крошечную синюю фишку, которую Дэмиан в начале игры вдавил в его машину, а затем его взгляд остановился на крошечной розовой фишке рядом с ней. Он был единственным, кто был ‘женат’ в игре. Какой во всём этом смысл? Также у него было двое детей. Почему эта машина такая маленькая? Она была размером примерно с его палец. — Похоже, у меня будет собака! — Стефани ликует, двигая свою машину вперед по доске. — Собака... — задумчиво повторяет Брюс, поглядывая на Дэмиана, но тот не обращал на него внимания. Его взгляд был прикован к собственной машине и явному отсутствию деталей, связанных с ней. Он не женился, у него не было детей, но он заработал много денег. — Я не вижу смысла в этой игре, — наконец говорит Дэмиан через некоторое время игры, в конце концов передвигая свою машину прямо на особняк, а затем складывая руки на груди. — Я уже живу в особняке. — Это для развлечения, Дэмиан, — смеётся Стефани. — Это бессмысленная деятельность, основанная на вероятности в сочетании с чистой удачей. Кроме того, у тебя нет собаки, отец не врач, Альфред уже не молодой человек, а Коннор не женат, и у него нет детей. Это неправильно. — Это ненастоящее, — фыркает Стефани. — Всё это просто повод посмеяться. Альфред удовлетворенно закрывает глаза, слушая, как спорят Дэмиан и Стефани. Стефани отнеслась к этому игриво, но Дэмиан был странно серьезен по отношению ко всему происходящему. Как бы то ни было, Коннор думает, что что-то в этом порадовало Альфреда, потому что он улыбался. Его отец тоже улыбался, находя, скорее всего, в болтовне что-то столь же приятное. Коннор заметил, как тепло он смотрит на Дэмиана, но Коннор не был уверен, с чем это было связано. Дэмиан спорил, он сам начал спор, так почему же отец был рад этому? Коннор продолжал наблюдать за своим отцом, заметив, как тот вытянул руку и потянулся к волосам Дэмиана. От Коннора не ускользнуло, что Дэмиан напрягся, словно проглотил палку. Стефани не прекращала попыток заговорить с ним. Должно быть, именно из-за её безостановочной болтовни отец смог взъерошить волосы Дэмиану, потому что тот был слишком измотан, чтобы смахнуть руку. Нравится ли ему это? задумывается Коннор. Именно эта мысль побуждает его протянуть свою собственную руку после того, как его отец убирает свою с волос Дэмиана. Мягкие. Дэмиан снова замирает, когда Коннор касается его волос, точно так же, как это делал их отец, но на этот раз разговоры прекратились. При движении Коннора все за столом замолчали. Его прервал раздраженный голос Дэмиана. — Отец. Тебе обязательно учить Коннора такому неприятному поведению? Дэмиан оседает с глубоко нахмуренным лицом, бормоча что-то себе под нос, но он не говорит Коннору остановиться. Я думаю, ему это действительно нравится. — Оо! Коннор! Это было так мило! Вы двое такие милые! — визжит Стефани. Коннор снова бросает взгляд на своего отца, в глазах которого всё ещё светится искорка веселья. На этот раз его отец смотрит на него в ответ, так же тепло, как он смотрел на Дэмиана, и Коннор наклоняет голову. Отец подмигивает ему. Он не против такого поведения, интерпретирует Коннор. Он не знал, как ещё расшифровать это подмигивание. Оно выбило все остальные мысли из его головы. Коннор всё ещё пытается осмыслить подмигивание отца, когда раздается звонок в дверь. Альфред встаёт, чтобы открыть дверь, и исчезает из комнаты, а Стефани протягивает руку, чтобы взъерошить волосы Дэмиана после того, как Коннор убирает с них свою. Дэмиан ныряет под её цепкую руку и пронзительно кричит, когда она наклоняется над кофейным столиком всей своей верхней половиной в попытке дотянуться до него. Она сдвигает всю настольную игру, только чтобы добраться до Дэмиана, но даже тогда он отодвигается на пару дюймов. Их отец заливисто смеётся. Это приятный звук. Дэмиан бросает на него взгляд широко раскрытых глаз, когда слышит это. Затем хмурое выражение возвращается на его лицо. — Это не смешно! — заявляет он. — Я не могу поверить, что ты смеёшься, отец, это непозволительно с твоей стороны! Разве ты не видишь, что Браун ведёт себя неуместно? — Что такое, Дэмиан? Не можешь справиться с взъерошенными волосами? — дразнится Стефани. — Дело не в этом, Браун! — Да, да, не надо каждый раз повторять фамилию, хорошо? Стефани продолжает поддразнивать его, даже когда Альфред возвращается с четырьмя коробками пиццы в руках. Два были от Papa John's, а два другие от Domino's. — Эй! Ребят, у вас что, вечеринка? Позади Альфреда стоял незнакомец. Стефани останавливается, чтобы взглянуть на новоприбывшего. Её лицо озаряется, когда она видит кто это. — Дик!