
Метки
Описание
Чёртову дюжину дней я вновь открываю для себя чувства, соответствующие чёртовой дюжине цветов.
Но, помяни чёрта...
Примечания
А спонсор этой мути -
Ангел-Хранитель — "Уставший путник"!)
А ещё поездка по делам в Ставрополь, и, видят Боги, такого количества роз самых разных оттенков, такой небывалой красоты, я не видела со времён последней поездки в Петергоф, два года назад!
Посвящение
За яркие эмоции - Ставрополю, за силы творить - всем-всем-всем, за образ таинственного собеседника - Дворцовой площади и замечательному музыканту, который исполнял там "Потеряный рай" Кипелова!
Огонь
17 июня 2021, 02:00
— Скажи мне, что значит для тебя красный цвет?
— Что ты желаешь услышать?
— Опиши его, не используя слова «красный». Это игра.
— Я люблю играть.
Я закрываю глаза. Спектр чувств слишком велик, чтобы быстро найти нужный отголосок. Наконец, перед глазами появляется алый росчерк.
— Это цвет ярости. Для меня он значит бой, ток кипящей от адреналина крови, капли на сверкающем серо-стальном клинке. Но так же цвет любви и нередко эти два чувства переплетаются, вспыхивая уже совершенно невозможным, ярким оттенком. Это тот цвет, что встречает меня на зимнем рассвете, тот, что дарит щекам румянец, когда я ловлю падающие лепестки с цветущих деревьев весенним утром. Цвет яркого, летнего заката, удовольствия, смеси настолко сладкой, как миска клубники или черешни… Да! Именно черешни! Такой сладкой, большой и вкусной, что я не хочу ни с кем ею делиться. Цвет первого поцелуя и лёгкого шёлкового платья, развевающегося от малейшего дуновения морского бриза. Цвет пылающих верхушек вековых клёнов на осеннем раннем закате и таком же рассвете, но уже не яростном, пышущем жизнью, но более спокойном, прохладном. Это вкус первой добычи молодого волка, разделённой со своим вожаком. Знаешь, в Древнем Египте флаги легиона Сета, бойцы которого отличались особой свирепостью, тоже имели этот цвет. Для меня он навсегда превратился в яркую ассоциацию с Владом Цепешем. Дракулой. «Сыном дракона», ярость и силу которого воспитали османы, сделавшие из человека живое оружие, бойца особого склада — янычара.
Шелка, парча, бархат, атлас этого оттенка вызывает в сознании ни с чем не сравнимую вспышку желания. Желания обладать тканями, драгоценностями, блистать ими на балах, маскарадах, приёмах и при этом больше никому не показывать. Чтобы все знали — моё. Собственность, до боли любимая. Цвет зависимости.
Всплывают в памяти давно позабытые строки песни, поднимаются из глубин яростного, пышущего жаром моря.
— Спой её, прошу, — взгляд человека, сидящего по ту сторону стола становится умоляющим.
Я неспеша наливаю себе вино благородного оттенка.
— Если так сильно хочешь, изволь.
И красный полностью захватывает сознание, растекаясь острой, но такой желанной болью.
«Ты вряд ли обратишь свой взгляд,
На тот забытый дивный сад.
Там розы, как любовь алы,
Пионы, маки — все равны.
Но алым блещет красота,
Неясно, где и как, но я,
Ослепнуть рядом не боюсь.
Цветёт тюльпан, я им пьянюсь.
Пусть отгорел закат давно —
Цветам проклятым всё равно.
Но тут вскипает кровь в груди —
Стрела к пиону вдруг летит.
Срезает пару лепестков
И ярость топит без оков.
Кровавым морем взбушевал
Идёт ко мне девятый вал.
А после — будет дивный бал,
Рубин на шее запылал,
Атлас струится по плечам,
И в вальсе юбки зашуршат.»
Мой собеседник молчит, потрясённый.
— Нравится?
Отрывистый кивок.
— Мне пришлась по душе наша игра.
— Тогда до встречи завтрашним вечером. Продолжим её.
Откуда же мне знать, что ставка в ней — моя душа?
***
На этот раз мы сидели в гостинной, глядя на потрескивающее в камине озорное янтарное пламя. В руках у нас было по бокалу с виски. — Продолжим? — он первым прервал тишину. Кивок от меня, и он улыбается, с задумчивым видом произнося, — Тогда, оранжевый. — Охотник, как в детской песенке, — этот цвет находится сразу, будто какое-то неведомое чувство пробудило его задолго до роковых слов, — Нравится? — Скрывать нет смысла, жар пламени мне по душе намного больше, чем лёд. Расскажи о нём. — Тепло — ощущение от этого цвета. Янтарь, язычки огня, напоминающие о счастье. Это тот цвет, который дарит умиротворение, заставляет доверять. Яркая лисица. Лукавый прищур глаз, хитрая улыбка. Ты ведь слышал о кицунэ, не так ли? Дева-оборотень, принимающая обличие девятихвостой лисы. Говорят, в людском теле они невероятно прекрасны, а их шерсть мягче шёлка. Вечерами, когда солнце садится, закатные лучи окрашивают им землю, небо, деревья, нежные облака, песчаные барханы. Множество оттенков, тональностей. Думаю это — цвет дружбы, детских проказ и шалостей. Знаешь, мастью чуть темнее этого цвета обладал мой любимый конь. Верховой, чистокровный скакун. Глаза его светились так ярко, будто впитали в себя весь свет восточного солнца. И сбрую я подобрала такую же. Ему под стать — янтарь и кленовые листья из перегородчатой эмали, звенящие от дуновения ветра, покачивающиеся во время его плавных шагов, переходящих в дробную рысь. Когда мы скакали по каменистым склонам и ущельям, мне казалось, будто из-под его копыт со звоном вылетают искры этого цвета. Тигровые лилии! Как можно забыть о них! Цветы ассоциируют с изобилием и процветанием. Композиция из них расскажет о самонадеянности дарителя, а также о довольстве собой и своими успехами. А ещё это цвет раскалённого, мягкого металла, вязкого стекла в умелых руках стеклодува. — Ты рассказываешь, и у меня прямо сердце радуется. Как будто улыбка твоя, да и фигура, собственно, светятся, — меня мягко вытянуло из тёплых воспоминаний. Мечтательная улыбка никак не желала сходить с лица. — Мне нравится этот цвет. Он, почему-то всегда напоминает мне путешествия и тёплые, нагревшиеся от солнечных лучей камни на морском берегу. Когда выходишь из моря, на них очень приятно лежать, читать какой-нибудь роман и загорать. Только самое главное — не забыть широкополую соломенную шляпу с лентами и цветами! — Почему именно такую? — мой собеседник, кажется, был приятно удивлён. По крайней мере, он счастливо улыбался, мягко изогнув уголки рта. — Не знаю. Я всегда мечтала о такой. И о лёгком шёлковом платье светлых цветов, чтобы было совсем по-летнему. — Выходит, это твоя фантазия? Мечты? — Ну да. Куда же без них! «Пламя жизни, тепла и восторга, Что теперь не угаснет вовек. Это смеха цвет, радости звонкой, От больших и малых побед. Это пламя детских мечтаний И фантазии взрослой полёт. Кицунэ с девятью хвостами, О янтарной смоле поёт. Это запах тёплого ветра, Мифов, сказок, народных легенд. Рыжей радости, сладкого сена, На морском побережье камней. На закате небо востока, Луч окрасит в персика цвет. Не жестокий, друг мой, не жестокий, Это жизни нашей ответ.» — Тоже песня? — Угадал. Мы отставили пустые бокалы, с лёгким звоном соприкоснувшиеся, и, пока не перевалило далеко за полночь, сидели перед камином, глядя на огонь. — До встречи? — это было произнесено с явной надеждой. — До встречи… — оранжево улыбнулась я.***
Мы верхом неслись по колышущемуся полю ржи. Лошади фыркали, ржали и шли почти голова к голове. Мимо проносилось жёлтое, с отливом в золотистый море. Мой спутник пришпорил своего, серого в яблоках, скакуна и получил небольшой отрыв. Примерно в пару голов. Жёлтые кисточки на уздечках у обоих жеребцов как бешеные бились на ветру, пока я не выскочила с поля первая, подняв своего вороного на дыбы. Мы спешились и неторопливо пошли по яркому, залитому солнечным светом лугу. Лошади, успокоившись, жевали молодую траву, а мы, упали на зелёный ковёр, едва в нём не утонув. — Яркий цвет. Расскажи про жёлтый, — он прикрыл глаза, подставляя лицо ласкающим его тёплым лучам. — Жизнь, движение, — уже привычно начала я свой рассказ, — Он подобен такой скачке — бешеной и прекрасной. Имея множество вопллщений, он стремителен, как тот же солнечный свет, и бурен, как горная река, сверкающая яркими бликами. Цвет императоров в Древних Японии и Китае и неверности в Османской Империи. По легенде, какой-то султан подарил своей красивой, но неверной жене букет роз, в знак его любви алых, а у неё в руках они приобрели этот оттенок. В Китае ценят пионы сорта «Яо Хуан» — называют царём цветов. Он именно такого, живого цвета. — Неоднозначное мнение. — Равно как и чувства с ассоциациями. По временам я специально ищу его, в избытке нежности, иногда избегаю — почти ненавижу. Кстати, пионы, такие как «Яо Хуан», являются самыми редкими из всех видов. Они могут устранить из жилища ложь, наполнят спокойствием, гармонией, стабильностью и помогут усмирить слишком уж сильно бурлящие, прости за избитую фразу, страсти. Мне кажется — это обязательно должен быть цвет шёлка. Лёгкого такого, воздушного. Утреннее, часов в десять-одиннадцать солнце — такого цвета. Оттенок душного дня, одуванчика, сгустка радости. Но не такой, нежной, как дуновение ветерка, а густой — как снежок. Это — как ни странно — ощущение, сходное с тем, когда ты выпиваешь кружку горячего чая. Вкусно, приятно и хочется ещё. Даже вот сейчас, мы лежим в траве, над нами небо, а мне кажется, что всё имеет этот цвет. Знаешь, это мгновение, его невозможно удержать в течение долгого времени — растает, рассыплется звоном блестящих бубенчиков на конской сбруе. «Улыбка, солнце, день прекрасный, И скачка бешено звенит. Сейчас костюм на мне не красный, Он шёлком жёлтым зашуршит. Пусть кожа сбруи и потёрлась, Её несложно поменять. Стремительно и невозможно — Я не позволю забывать. Прекрасный день! Смеяся лихо, Коня по полю я гоню. И ржанье громко, шаловливо, Сквозь ветер наконец ловлю. Пионы жёлтые, качаясь, Мне тихо кланяются вслед. Пусть это будет вечность, правда, Ведь лучше дня уж просто нет! Мой смех имеет жёлтый запах, Он заразительно звенит, И кто услышит — улыбаясь, Всё в жёлтый вмиг преобразит.» Лошади встрепенулись, вскидывая головы, а мне послышалась тихая трель флейты. — Поехали домой, — попросила я. — Смотря на то, что ты называешь домом, — мой спутник улыбнулся, плавным движением поднимаясь и подавая мне руку. Я встала, он помог мне сесть верхом и, неожиданно, повёл обоих лошадей под уздцы. И это было так правильно, так здорово, что я ни секунды не колебаясь, окрасила этот день и весь мир в жёлтые цвета.***
Утром, мы сидим на веранде, перед выходом в сад. Я открываю шампанское, стараясь не выронить скользкую бутылку. Пробка с треском вылетает и мой друг, странно что он до сих пор не сказал своего имени, едва успевает подставить бокалы. Мы заворожённо наблюдаем за светлым потоком, пока он не произносит, совсем тихо: — Ты будто блестишь. Переливаешься золотом. Я улыбнулась, наконец отставив бутылку. — Никогда не сравнивала себя с этим цветом, считала что он мне не идёт. — Напротив, — он заливисто смеётся, — Ты в нём сногсшибательна, даже пусть ты сейчас в обычном домашнем халате. Я прячу смущённую улыбку, и отворачиваюсь, чтобы заалевшие щёки не выдали моего настроения. — Золотые у меня волосы, если посмотреть на них, когда солнечно. Сами русые, а блестят как настоящее золото. — Эй, ты уже нарушаешь правила! — но в глазах напротив ни тени упрёка — они смеются. Бокалы из тонкого стекла, наполненные шампанским с игривым звоном соприкосаются и мы с наслаждением пьем холодное игристое вино. — А мы ведь пока не играем. Но всё же признай это! — ловлю на себе его взгляд, глаза с золотыми искорками пристально разглядывают незамысловатую причёску. На что-нибудь сложнее обычной косы я по утрам просто неспособна. — Признаю! Они очень красивые, особенно сейчас. Мы допиваем вино, и тут мой собеседник говорит: — Знаешь, раз зашёл об этом разговор, тогда расскажи о золоте. Очень ты заинтересовала, а ведь сказала-то всего пару фраз. — Ну, это то же самое шампанское! — улыбаюсь, — Мягкий ягодно-цветочный букет или игривые пузырьки. Это цвет сладости — как тягучий мёд, а с этим вместе — кислота вишен. Тяжек цвет, коль в избытке он, как венец царский. Власть показывает, а сам, как клетка — каменьями изукрашена, бархатом устлана, да не выбраться из неё птичке певчей. — Тебя послушать, так мы уж в шестнадцатом веке, в тереме резном сидим, чай пьём, а на площади Красной кулачные бои царю Грозному на потеху идут. — А может и так! Тебе бы пошёл образ боярина знатного, в соболях да парче дорогой. — А тебе — боярыни молодой, или дочери купца. Мы рассмеялись, допивая шампанское. — Не из той я породы, чтобы в теремах высоких под замком сидеть, в цвете богатства купаться. Я бы в степи умчалась, опричником молодым притворясь. Аргамак бы храпел от скачки дикой, сабля бы звенела, о саблю ударяясь, да волосы, до плеч остриженные блики солнечные ловили, из-под шапки выбиваясь. — И не жалко тебе косы было бы? — восхищённо вздохнул мой собеседник, представив эту картину. — Ради свободы — не жалко. Да и без кос я выгляжу хорошо, — а вот это наверное, самолюбование было чуть излишним, но он кивнул, — И звон гуслей цвет этот имеет. Сказанья под него хорошо поются. — Будет тебе звон гуслей, — смеётся мой собеседник. И верно — чудные звуки разлились по саду. «Златые одежды — парча али шёлк, Хрустальным к себе манят звоном. Но тяжко их будет носить, словно волк, Проблемы стоят, легионом. Богатство и власть против вольных степей В неравном сошлися сраженьи. Кому победить, а кому проиграть — Твоё лишь будет решенье. Глаза у кота, ловят отблеск звезды И пламя лукаво играет. Закат отгорает, блестя золотым И сон золотой настигает.» Мы нежимся в лучах утреннего солнца, пока не утихает мелодия. Всё спокойно и тихо и нам абсолютно не хочется нарушать эту золотую тишину.