(С)брошенный

      — Бэкхен, твой выход через пять минут.       Бэк глубоко вздохнул и посмотрел на себя в зеркало. Пять минут — секунда по сравнению с добровольным заточением в Гранаде, в котором он находился уже больше года. Покидая Корею навсегда, он не думал, что вернётся к модельному бизнесу: купил небольшой домик в Испании и месяц просто учил язык. Каждый день. Практически без перерывов на сон. Обходя стороной только любовные темы — сердце все ещё болело. Позже ему протянули руку испанские дизайнеры — для них он стал мессией, гомосексуальным Иисусом. К которому Европа, со своей толерантностью отнеслась абсолютно спокойно.       Но сейчас они находились в Америке, на одном из модных показов. И Бен был здесь в качестве главного лица, звездочки и музы одного из известных испанских брендов.       Правда, в связи с тем, что показ был мировой, здесь были и другие «звездочки», среди которых сейчас стоял столбом и Чанель. Он был абсолютно ошарашен: как минимум тем, что Бэкхен снова модель и он здесь, а как максимум — что он говорил с модельером по-испански. Пак после того случая покинул агентство и улетел в Америку, попытать счастья в стране свободы — и он его нашел, потому что работая в Корее, он получал много предложений и отсюда. И одно из них в итоге стало его нынешней работой. Но сейчас всё отошло на второй план, потому что Чанель увидел то, чего не ожидал — спокойствие и грусть в глазах бывшего коллеги и врага.       — Hola? (привет?) — это единственное, что пришло в голову Паку.       Бэкхен резко обернулся и похолодел, увидев того, кого не ожидал увидеть уже никогда. И по кому так ныло сердце. Бен с лёгким поклоном отшатнулся и поспешил к выходу на подиум. Чанель хотел окликнуть бывшего коллегу, но его самого отвлекли. Правда, Пак для себя решил, что с Бэком всё же нужно поговорить. А вот сам Бен дышал через раз. В голове один за другим роились вопросы: Откуда он взялся? Зачем подошёл? Бэкхен мотнул головой — только чтобы унизить. Но почему тогда сердце так потянулось к нему?       — Господин Бен, Ваш выход, — скомандовал режиссер показа.       Бэк выдохнул и, расправив плечи, шагнул на подиум. Зрители тут же загалдели, приветствуя своего любимца. У которого почему-то по щеке сбежала маленькая слезинка. И это запоздало заметили все: те, кто сидел на первых рядах, журналисты, режиссер и модельеры. Зал сначала притих, а потом зашептался — это из-за косметики или что-то произошло?       — Бэкхен, ты в порядке? — когда Бен вернулся за сцену, к нему тут же подлетел модельер. А вместе с ним гримеры и костюмеры.       — Да, да, — Бэк улыбнулся и мотнул головой, в первую очередь убеждая себя. — Просто софиты слишком яркие сегодня.       Пак стоял неподалеку и буквально буравил Бэкхена взглядом. Софиты яркие? Сомнительно. Ведь именно такие слезы он видел в их последнюю встречу. И как же хотелось поскорее закончить показ...       А Бен молился, чтобы его отпустили раньше, чем Чанеля. И вообще уже хотелось вернуться в ставшую родной Гранаду. И закрыться в четырех стенах.       Но мечтам Бэка, как говорится, не было суждено сбыться. Поэтому лишь только он вошел в гримерную, там появился еще один человек.       — Бэкхен.       Бен прикрыл глаза, с болью в сердце слыша родной корейский — почти забытый. И любимый голос, который забыть нельзя.       — Да?       — Мы можем... поговорить? – увидев через зеркало прикрытые глаза, Чанель и сам ощутил, как сжалось сердце.       — О чем? — спросил Бэкхен. — У меня скоро самолёт. Мне пора.       — Я хотел... Бэк, я хотел извиниться за тот разговор, — Пак подошел ближе. — Я не знал, что всё действительно серьезно. Я представляю, насколько больно сделал тебе и... Боже, я чувствую себя так паршиво. Я узнал всё от Сехуна и уже тогда, когда ты ушел.       — Все в порядке, — Бен отошёл ровно на столько, на сколько приблизился к нему Чанель. — Я со всем справился. Это уже не твоя вина и не твое дело.       — Бэкхен, но мне правда жаль, — Пак снова шагнул к Бэку. — Я хотел позвонить вечером, но я... Боже, — он усмехнулся и сжал переносицу, ощущая, как ему стыдно. — Я испугался. Я думал, ты мстишь, пытаешься задеть меня, а на деле... Мы можем...? Ты можешь не улетать сегодня?       — Мы можем что? — спросил Бен, едва сдерживая истерику. — Жалость — плохое чувство, Чанель. Не стоит тратить на него эмоции.       — Но я хочу извиниться, — с сожалением произнес Пак. — Бэкхен, мы можем поужинать вместе? Я знаю, что делаю сейчас всё то же, что и ты, но мы можем попытаться начать всё заново?       — А что начать? Бессмысленную вражду? Я не живу в Америке, у меня другая жизнь. И этот ужин может сломать мне то хрупкое существование, которое я пытался выстроить целый год.       — Но я хочу всё исправить! — Чанель взял Бэка за руку. — Чувство вины убивает меня. Я хочу попробовать стать хотя бы знакомыми. Теми, кто при встрече улыбнется и скажет «привет».       Бен посмотрел на свою ладонь в ладони Пака и еле слышно всхлипнул. А потом выдернул руку.       — Я уже предлагал это. И получил отказ. Теперь его получишь ты.       Бэкхен подхватил сумку и выбежал из гримёрки со слезами на глазах.       — Бэк, подожди! — Чанель вылетел за ним.       Но Бен натянул на голову капюшон куртки и попытался скрыться, словно вор. А сам захлебывался слезами — неужели Пак так мстит?       Среди толпы моделей Чанель быстро потерял худенькую фигурку в темном пуховике. И от досады хлопнул ладонью по стене. Теперь он прекрасно понимал, что чувствовал Бэкхен.       А Бэкхен ощутил себя в безопасности лишь только когда очутился в кресле самолёта. Сейчас ему очень не хватало Кенсу. А ещё лучше мамы. Потому что самостоятельно он изгнать из головы Пака уже не сможет.       Чанель же весь остаток дня провел сам не свой. Пытаясь натянуть улыбку для других, в одиночестве он грустил. Бен не простил его, и от этого на душе словно скребли кошки. Хотелось уйти, остаться наедине с собой. Или хотя бы с тем, по кому болела душа. Пак видел, насколько плохо Бэку, видел слезы в его глазах и не знал, как же всё исправить.       Хотя... Один вариант был.