Souvenirs de couleur menthe

— Мне сейчас вообще плевать, куда ты меня везешь, но зачем в такую рань? — вновь возмущался Дима, приподнявшись на локтях настолько, насколько это позволяло заднее сиденье машины. — Нам еще долго ехать, спи и не говори под руку, — Олежа нахмурился, включая поворотник.       Дима откинулся обратно, ложась на сидениях и используя сумку с вещами вместо подушки. Олежа разбудил его в половину десятого утра, сказав идти завтракать и собирать вещи. И Дима сначала испугался, что его хотят выгнать, но потом заметил и отсутствие около половины вещей Олегсея в шкафу, и как-то успокоился. Сейчас они едут в неизвестном Диме направлении, уже давно выехали за город. Из-за лежачего положения Дима через окно напротив видел только небо, верхушки голых или заснеженных деревьев и конец замотаного в полиэтилен ковра. Он после переезда из Сочи никогда не выезжал за пределы города, исходил почти всю Москву вдоль и поперек, но за город - ни шагу. А теперь его везут непонятно куда, по словам Душнова ехать им еще около пяти часов, а это значит, что Дима успеет и выспаться, и перекусить и покапать на мозги Олежи. — Ты сам-то поспал? — парень лишь повернул голову, коленкой ударяя по водительскому сидению. — Да, около четырех часов, — голос биолога показался Диме неожиданно бодрым — Примерно. Может четыре с половиной, я ж раньше тебя уснул. Приедем, там и посплю. — А куда мы приедем? — все-таки поинтересовался подросток, протяжно зевая — А то возникает впечатление, что ты хочешь расчленить и закопать меня в лесу. — Господи, спи, пожалуйста.       Дима лишь тихо хохотнул, но все-таки уткнулся носом в спинку сиденья, засыпая довольно быстро под размеренный шум мотора автомобиля и совсем тихий бубнеж радио. Ему снился луг, плед, на котором он сидел с кем-то еще, лицо было слишком замылено, чтобы понять, но нельзя было отрицать сходства с Олегсеем. Кажется, Дима слишком уж зациклен на нем, но ему это даже нравится. На ярко-голубом небе не было ни единого облачка, а рядом лежала горсть спелых ягод полевой земляники. Где-то подальше слышалось пение птиц, и собеседник, даже не прерывая своего монолога, укладывается головой на Димины колени, вытягивая босые ноги прямо на траву. Дима улыбается, всматриваясь в замыленное лицо то ли Душнова, то ли кого-то еще, и касается чужих волос. Мягкие и горячие от напекшего солнца. Дима наклоняется вниз, с поразительной точностью находит чужие губы, словно четко видит их. Целует мягко и нежно, вторую руку укладывая на высоко вздымающуюся грудь. А ему улыбаются в поцелуй, но отвечают охотно.       Дима просыпается от громкого вскрика Душнова, вскакивает на месте и ударяется головой о потолок машины, пока Олегсей сворачивает на обочину, останавливая машину. Его лицо выглядит испугано, руки, схватившие руль, словно спасательный круг, абсолютно побелели и покрылись мелкими красными пятнами. Острые плечи высоко поднимались от глубокого дыхания, а Дима даже не знает, что сказать. Машина остановилась, и Олегсей выдохнул настолько тяжело, словно не дышал несколько часов, если бы такое было возможно.       Буквально полминуты Душнов просто смотрел бешеными глазами на собственные руки, Диме казалось, что учитель вот-вот задохнется. А потом он просто вышел из машины, прямо на мороз, запустив руки в волосы и, кажется, успокаиваясь. Дима выскочил за ним, как был, в одном свитере. — Что случилось? — аккуратно поинтересовался Дима, заглядывая прямо в голубые глаза — Олежа, что произошло? — Этот ублюдок ехал по встречке прямо на нас, — ответил Олегсей, опираясь другой рукой о капот машины — Явно пьяный был. Я в последний момент руль дернул. А с ним в машине женщина с ребенком были, сзади окно было открыто. Девочка плакала громко, я прям слышал, Господи. Там пост ДПС минутах в пяти езды, поймают. Хоть бы остановили.       Дима обернулся, выдыхая клубы пара, а потом вновь вернулся к Олегсею. Теперь понятно, почему он так испугался и разнервничался. Будь в машине один мужик, Душнов может и плюнул бы, да поехал дальше. Но он до паники боится, когда в "компании" подобных неадекватных алкоголиков оказываются женщины или, тем более, дети. Если не может помочь. А ни девочке, ни женщине он бы помочь не смог. Дима не знал, с чем связана эта фобия Душнова, может травма из детства, может осталось после подростка, может он просто так устроен, но сейчас было неважно. Олегсей чувствовал себя бессильным, жалким, Дима видел это по опустошенному взгляду синих глаз. — Эй, послушай меня, — Дима не уверен, что сможет нормально поддержать, но он попытается — Ты сам сказал, что там пост ДПС, наверняка его уже остановили. С ними все будет хорошо. Не стоит настолько сильно переживать и убиваться из-за каждой неблагополучной семьи, их слишком много в нашей стране. — Я понимаю, но, — Олежа замялся, кутаясь в дубленку — У меня сестра двоюродная так умерла, ей бы сейчас только шестнадцать было. В шесть лет она погибла, мне двенадцать было. Ее мать, моя тетя, с мужем развелась, потому что в измене его заподозрила. Ну и вышла она за какого-то мужика через два года, когда Лизоньке пять исполнилось, — невооруженным глазом было видно, что Олегсею ужасно тяжело говорить об этом, но Дима не перебивал, слушал внимательно, касаясь его предплечья — У меня мать с отцом только развелись, и я тогда еще под Питером находился. А они не так далеко от нас жили. Я прям помню, как среди ночи у мамы телефон зазвонил, она только трубку взяла, буквально два слова сказала, а потом взрыв. Их машина взорвалась метрах в ста всего от нашего дома, не выжил никто.       Теперь у Димы сложился весь пазл. Ненависть к алкоголикам, стремление помочь неблагополучным семьям, паника от осознания безысходности - все это, как и ожидалось, детская травма. Увидеть, как родная тетя и двоюродная сестра погибают из-за зависимости неадекватного мужчины, которому, видимо, стало скучно - это, безусловно, оставляет на душе глубокий след. Дима вновь заглянул в глаза Олегсея, концентрируя его внимание на собственной улыбке.       Голубые глаза сейчас были холодного бледного оттенка, словно огромный ледник, что вот-вот расстает. Не было ни намека на былую яркость цвета, а лишь прозрачная блеклость. Но, кажется, Душнов и правда немного успокаивался. Дима скользнул рукой к его запястью, а затем провел кончиками пальцев по замерзшим костяшкам. — Я уверен, с ними все будет хорошо, скорее всего им уже помогли, а мужик получит по заслугам, — начал Дима тихо и вкрадчиво, стараясь своим голосом проникнуть прямо под бледную кожу. И, судя по тому, как голубые глаза вновь привычно заблестели, у него получилось — У тебя руки ледяные, ты совсем замерз. Давай сядем в машину.       Олежа кивнул, но упорно стоял, даже не двигался, пока Дима не отнял свою руку от его пальцев. Тогда Олежа лишь вздохнул, садясь на водительское сиденье, а Побрацкий сел рядом, поворачиваясь к учителю. Тот лишь улыбнулся и тронулся с места. Кожа приобрела нормальный розоватый оттенок, а к щекам вернулся еле заметный живой румянец. Дима вдруг почувствовал гордость за самого себя, он и не знал, что умеет так поддерживать людей. Словами и своим присутствием, а не банкой пива и сочувствующим "пиздец, крепись, все нормально будет". — А мы где едем вообще? — спросил парень, заметив точно такой же пейзаж за окном, что и перед тем, как уснуть. — Тверь уже проехали, — вот тут Дима ненадолго выпал из жизни, чуть не выронив телефон, на котором, к слову, и связи почти не было — Около полутора часа осталось, я думаю. Хотя, если быстро, то час всего. — Мы, извиняюсь, куда через Тверь едем? Прямиком в Питер, на экскурсию? — парень сначала даже возмутился, а потом осознание словно ударило его со всей силы ладонью по затылку — Мы что, едем туда, где ты жил?       Олегсей лишь удовлетворенно кивнул, и Дима расплылся в улыбке. С ума сойти, мало того, что Олегсей везет его в едва не самое дорогое сердцу место, так они там еще и одни будут. Около пяти дней наедине друг с другом и тишиной. Дима сможет отдохнуть душой и телом от шумного города, сможет побыть, так сказать, наедине с природой. Разве это не лучший Новогодний подарок, о котором он не мог даже мечтать?        Парень взглянул на улыбку биолога, а потом на все еще напряженные пальцы, сжимающие руль. Конечно, он все еще переживает по поводу той девочки, но старается не грузить этим Диму, как и всегда. Дима развернулся, с горем пополам взяв с пола на заднем сиденье свой рюкзак, который был набит едой, потому что "не знаю как ты, Олежа, а я люблю пожрать", и достал контейнер с салатом и вилку, завернутую в две салфетки. Яблоко, капуста и свекла, ничего сложного, но было вкусно. — Проголодался после сна? — Душнов ухмыльнулся, быстро взглянув на то, чем собирается питаться парень — Там, вроде, чай в термосе должен быть. — Да, я видел, — ответил Дима, уже набив рот салатом — Хочешь? — Не откажусь.       Дима кивнул, зачерпнув вилкой немного салата, и аккуратно поднес к губам Олежи, стремительно краснея. Конечно, он часто кормил так девушек в первую неделю так называемых отношений, но вести себя подобным образом со взрослым мужчиной было все еще немного странно. Олегсей, не отводя взгляда от скользкой дороги, покрытой ямами, приоткрыл рот, плотно обхватывая вилку губами. — Действительно вкусно, — вынес свой вердикт биолог — Впервые такое готовил, думал, плохо получится. Ну, такое странное сочетание.       Дима не ответил ничего, его молодой организм, преисполненный гормонами и не вступавший в половую связь около пяти месяцев сейчас просто сходил с ума. И ладно, всех этих неприличных картинок в голове можно было избежать, но от смущения и даже стыда из-за одного существования подобных мыслей сбежать было крайне сложно. Ну а что, он подросток, в самом рассвете сил, и подобные желания и мысли - вполне обычное дело. Не по отношению к мужчине, конечно, но все равно.       Оставшийся час они ехали под веселую музыку из радио, энергично переговариваясь друг с другом и то и дело вступая в какие-то споры. Возможно, со стороны было забавно наблюдать, как возмущенный подросток еле сдерживает в себе нецензурную лексику, при этом продолжая кормить учителя с вилочки, но они были вдвоем. И им было хорошо.       Машина остановилась возле больших ворот, и Олегсей, сказав Диме посидеть еще, вышел из машины. Дима не видел, что делает Душнов и куда идет, не видел даже дома, потому что не смотрел толком. Он просто пытался надеть дубленку, при этом не запутавшись в рукавах. Ворота заскрипели и Олегсей вернулся в машину, заезжая во двор, после чего заглушил мотор. — Добро пожаловать в мое детсво.       Дима вышел из машины, с интересом рассматривая двор, и восхищение в нем только росло. Пол был достаточно ровно залит бетоном, справа была маленькая лестница, так же ведущая в дом, второй вход. До ворот был главный, с маленькой пристройкой, как и полагается по всем Диминым канонам. Слева, метров десять, было длинное серое здание с двумя дверцами. За первой – вход в гараж, за второй – летняя кухня. По прямой, метров двадцать, была деревянная дверь в сарай, рядом с которой виднелась клетка, в которой раньше держали живность. Уток, в основном. Поднявшись по лесенке из трех ступенек, Олежа открыл входную дверь, и они оказались в сенях. Просто маленькое переходное помещение, в котором кроме занавесок и старой тумбочки не было ничего. Лишь старая кукла Оли на узком подоконнике дополняла пейзаж. Олежа, подцепив пальцем ключ, помеченный желтой изолентой, открыл дверь, которая наконец вела в сам дом. Большая прихожая встретила их уютом и коричневым ковриком, каких сейчас, наверное, уже не выпускают. По левой стене стояли большой шкаф-купе с зеркалом во весь рост и самое обычное кресло, чтобы просто заполнить пустоту.       Справа, почти сразу от двери была лестница, ведущая на второй этаж. Три ступеньки, и она упиралась в стену, потом поворачивала влево. Крутая и скользкая, Олежа не раз падал с нее в детстве, однажды даже руку сломал. Дальше по правой стене была квадратная арка, ведущая в коридор. — Так, куртку вешай в шкаф, там должны быть вешалки, — скомандовал Олегсей, пока Дима осматривал высокие потолки — Если нет - кидай на кресло. А потом пойду тебе более подробный экскурс делать.       Начать решили с кухни. В дальнем углу, напротив входа, стоял длинный угловой диван с прямоугольным деревянным столом; по всей правой стене тянулся кухонный гарнитур со встроенными плитой и мойкой, и наверняка рабочей микроволновкой, а завершал этот строй чуть пожелтевший от времени холодильник. Слева от двери стоял маленький комодик, в котором, как помнил Олежа, были полотенца, прихватки и так далее. На окнах, ведущих во внутренний двор, прямо на клетки, где раньше были утки, одиноко покачивался короткий тюль. — Ну, это зал, — пожал плечами Олегсей, почему-то пропустив одну комнату напротив кухни.       Гостиная была большая, очень просторная. У стены справа стояли два кресла, между которыми расположился небольшой журнальный столик и тележка, словно у официантов в ресторанах, но пластмассовая, из какого-то интернет-магазина. В самом дальнем углу стоял комод со старым телевизором, который по какой-то причине не забрали, а у стены напротив входа стоял огромный, но пустой аквариум. Рыбок смыли в унитаз, когда переезжали, а маленькой Оле наплели, что рыбки тоже переехали. Рядом, ближе к креслам, стоял искусственный электрический камин. А у стены, ближе к углу которой находится вход, стоял большой раскладной диван. В углу комнаты за ним все еще остались валяться некоторые игрушки и даже коробка с лего. Середина комнаты пустовала, потому что тут обычно играли маленькие Олежа и Оля. — А это чья комната? — поинтересовался Дима, выйдя из гостиной и открыв соседнюю дверь — Ваша?       Душнов кивнул, улыбаясь воспоминаниям. Комната Олежи была классической комнатой подростка-заучки. У стены слева от входа была односпальная кровать, над которой висела полочка с какими-то фигурками. По стене напротив тянулся шкаф с книгами, половина из которых уже грозились рассыпаться от любого прикосновения. У стены справа – самый обычный рабочий стол с ящиками и подвесными полочками. Олежа подошел чуть ближе, и глаза вдруг защищало и ком подкатил к горлу. По стене в хаотичном порядке были развешаны детские кривоватые рисунки, каждый из которых был подписан детским неаккуратным почерком «Олежа и Оля». А между ними висели чуть потертые фотографии, прикрепленные прямо к обоям шведскими иголками. — Миленько, — улыбнулся Дима — И че теперь делать будем? — Ну, для начала я пойду и включу отопление и воду, все перекрыто, а ты пока сумки из машины принеси, я ее не закрывал, — раздал указания Олегсей, выходя из комнаты — Сейчас все разложим, туда-сюда, поужинаем и спать. — Понял.       Дима вышел из дома, небрежно надев кроссовки, и вытащил из машины две сумки и рюкзак. Когда он вернулся, в доме было уже довольно тепло, а на кухне привычно шумел холодильник. Оперативно Олегсей справился, конечно. Скинув сумки с вещами на кресло в коридоре, Дима отнес рюкзак на кухню, набив пустой холодильник контейнерами с салатами и даже котлетами. В общем, всем, что не доели в Новый год. — Совенок, — раздалось из гостиной, когда Дима в приступе тяги к перфекционизму расставлял контейнеры с едой по полочкам, чтобы красиво было — У меня тут проблема и нужна твоя помощь.       Возмущенный тем, что его так нагло оторвали от столь важных дел, Дима хлопнул дверцей холодильника и пошел на помощь Олегсею. Как оказалось, помощь ему и правда требуется. Он сидел на полу со сложенными по-турецки ногами, на его коленях комом лежало одеяло, а вся левая половина его тела, не считая головы, была спрятана в пододеяльнике. Он смотрел на пытающегося сдержать смех Диму с надеждой в глазах. Теперь проблема есть у обоих, потому что у Димы тоже были трудности с этим делом. Большие трудности.       Наверняка они выглядели как медведи под градусом, пытаясь не только не запутаться в огромном куске ткани, но и запихнуть туда одеяло. К слову, получилось у них мало что, потому что Дима, пытаясь как можно аккуратнее вытащить из пододеяльника руки, споткнулся о собственную ногу, плюхнувшись на пол под звонкий смех Душнова. — Смешно вам, да? — Дима звучал оскорбленно, вынашивая в голове злобный план мести — Помоги лучше.       Продолжая весело улыбаться, Олегсей протянул Диме ладонь, но не успел отдернуть, увидев хитрую улыбку на лице парня. В следующую секунду он уже летел вниз, но Дима вовремя положил руку на его талию, притягивая к себе, чтобы помочь Душнову избежать столкновения с полом. Подросток громко смеялся на ухо Олеже, неосознанно обняв его и прижав ближе. Олегсей сначала тоже смеялся, но, поднявшись на вытянутых руках, ему стало не до веселья. Улыбка сползла с лица, пока щеки и нос заливало ярким румянцем. Димина хватка на тонкой талии была не сильной, позволяющей сбежать в любой момент, а вот Олежину ладонь он сжимал в своей довольно ощутимо, но Олежа пока сбегать не собирался, он просто был в ступоре.       Кое-как Душнов все-таки разогнулся, принимая сидячие положение и неосознанно сжав коленями Димины бока. Диме такой Олегсей нравился, очень красивый. С растрепавшимися волосами, немного сбитой с плеча рубашкой, с очаровательным румянцем на лице и с горящим голубым взглядом, что прятался за челкой. Этот вид снизу и горячая ладонь на груди в районе солнечного сплетения заставляли что-то внутри парня взволнованно трепетать.       Олежа почувствовал, как теплые пальцы переместились с его талии на колено, и вздрогнул. Как ни странно, в этом движении не было ничего пошлого, даже для такого паникера, как Олежа, но чувствовался почти весь спектр Диминых эмоций. Трепетная нежность, опасение спугнуть или сделать что-то не так, желание быть рядом и оберегать. Олежа почувствовал себя в абсолютной безопасности. Олежа не чувствовал подобного со времен отношений с Антоном.       В отношениях со Светой, своей бывшей девушкой, он не был счастлив. Оба воспринимали эти отношения как данность, за все десять месяцев Олежа так и не смог ее полюбить, в отличие от девушки. Последние месяца два она потеряла голову, а Олежа просто с ней трахался, с самой первой недели. Она была едва не первой красавицей универа, с хорошими формами, одной из немногих представительниц женского пола, что могла Олежу возбудить и удовлетворить. Еще и бесплодна, одним словом - идеальный вариант.       Нет, Олежа не был бессердечным мудаком, каким его нарекла Светлана при расставании. Олежа в то время даже собой не был. Так вышло, что период их отношений выпал на период рецидива, проще говоря, все то время Олежа находился во власти болезни, и никакой психиатр не мог его вытащить или сказать, когда он сам выйдет из этого состояния. Лишь раз в неделю он успокаивался дня на два-три, да и те проводил у Антона, зарывшись с головой в одеяло. А потом возвращался к Светлане и все начиналось по новой. Замкнутый круг "секс-холод-скандалы-апатия", пока не наступил тот самый переломный момент.       Олежа помнит все. Как пытался полюбить девушку последние полтора месяца, как она подсела сначала на алкоголь и табак, а потом и на наркотики. Помнит, как из чувства вины пытался ей помочь, но ей было все равно. Скандалы стали чаще, видеться они стали реже, пока в итоге не расстались.       Эти мысли и воспоминания немного выбили Олежу из колеи, румянец сошел с щек, а смущенный взгляд стал задумчивым и даже немного мрачным. Но потом Дима сжал его ладонь крепче, улыбнувшись совсем иначе. Не самодовольно и весело, а нежно и спокойно, немного приподняв уголки губ. И Олежа понял, что эти касания, если того потребуется, смогут держать его в узде. — Может уже отпустишь меня, Побрацкий? — Олежа решил воспользоваться своим статусом учителя, но, судя по игривому блеску в зеленых глазах, получалось у него из рук вон плохо. — Или что, Олегсей Михайлович? — кажется, Дима принял правила игры — Поставите двойку, оставите после уроков? Или придумаете что-то поинтереснее? — Так, у нас еще есть дела! — мозг Олежи начал буквально закипать от смущения, и он вскочил на ноги, едва не споткнувшись о Диму — Одевайся и выходи, ну, это, во двор выходи короче, да.       Дима рассмеялся, раскинув свои конечности на полу в разные стороны, а потом лишь вздохнул. Его сердце билось быстро, даже слишком, но Олегсей этого, кажется, не почувствовал, слишком сбитый столка смущающей ситуацией. Дима слышал, как Душнов ходил туда-сюда, то что-то роняя, то врезаясь в стены или дверные косяки. — К слову, я вас особо и не удерживал, — решил поиздеваться парень, поднимаясь с пола так, чтобы ничего не хрустнуло — В любой момент могли уйти. — Помолчи, пожалуйста, и выйди во двор! —раздалось из коридора, после чего по дому пронесся оглушающий хлопок входной двери.       В конце концов Дима, одевшись и даже захватив перчатки, вышел на улицу. Небо только-только начинало намекать на закат, но парочка звезд уже виднелась на небе. Дима увидел Олегсея, что пытался развернуть чехол из полиэтилена и высвободить ковер, и выглядело это забавно. Эта штука была выше раза в полтора, наверное, еще и тяжелее раза в два, но Душнов продолжал упорно удерживать ее одной рукой, второй сдирая пакеты. — Решил вскрыть мой подарок? — улыбнулся Дима, перехватывая ковер двумя руками. — Да я сам вскроюсь раньше, чем эта хрень, — Олегсей начал с шепота, с каждым звуком повышая громкость своего голоса, пока, наконец, не снял с верхушки последний пакет — Свершилось. — И что, не будешь вскрываться? — Дурак совсем, нет конечно.       Дима лишь усмехнулся, аккуратно укладывая ковер на снег и разворачивая его, пока Олегсей сгребал пакеты в одну кучу. Ковер был самым обычным, такие обычно вешали на стены в Советском союзе, с хитрыми на первый взгляд узорами. Кажется, Душнов был удивлен, но ему все равно понравилось. Кинув Диме одну щетку, он уселся прямо на пол, немного засыпав ковер снегом. Подросток наблюдал за уверенными движениями учителя, но видел лишь стремительно белеющие руки с выделяющимися покрасневшими костяшками пальцев. Да, руки у Олегсея были верхом эстетики, и этого не отрицал никто в классе, да и во всей школе. Но вряд ли эти руки обнимали кого-нибудь так же, как Диму, не считая Оли. И вряд ли они сжимали чьи-то плечи так же, как Димины, пока он касался сухих губ Душнова своими.       Смущение. Дима ужасно не любил, когда его смущают, даже если это и был его мозг. Он начинал злиться и нервничать, огрызался и вообще не подпускал к себе никого. Вот и сейчас улыбка пропала с его лица, он лишь вяло тер ковер щеткой, иногда кидая на руки учителя взгляды украдкой. — Почему вы без перчаток? — как и ожидалось, получилось грубо — Ну, то есть, вы же замерзаете быстро. — А, да ничего страшного, — Олегсей махнул уже начинающей коченеть рукой и улыбнулся — Забыл их в Москве. Потом отогреюсь.       Дима лишь молча выташил из карманов свои перчатки и кинул их Душнову, не поднимая взгляда. Парень не видел, но почти чувствовал его улыбку, но боковым зрением засек, как его перчатки скользят по ковру и исчезают из поля видимости. С ума сойти, один человек, который не может пройти мимо бездомных животных или не взять у прохожего рекламку, смог в корне изменить парня, который не мог поменять самого себя на протяжении трех лет. Возможно, Олегсей просто особенный, посланный Судьбой. Дима усмехнулся этим мыслям, наконец поднимая голову. Душнов сидел и любовался собственными руками в Диминых перчатках, широко улыбаясь. — Спасибо. Вот их я тебе точно верну. — Вы о чем? — смущение, наконец, отступило. Господи, да Олегсей вертит Димиными эмоциями, как детской головоломкой — Если вы про худи, то я сам его вам отдал. — Нет, я про твою футболку. Помнишь, та темно-зеленая, ты еще жаловался, что ее нужно на тряпки пустить из-за пятна, — Дима кивнул и Олежа немного виновато посмеялся, в привычном жесте соединив кончики указательных пальцев — Так вот, я пятно отстирал, но футболку решил не возвращать. Нет, конечно, если скажешь, я ее больше не буду надевать. — Забирайте. .       Так Олегсей не только меняет Димины эмоции, но еще и веревки из него вьет. А Дима и не против, Олегсей не причинит ему боли, поэтому парень и не сопротивляется. Дима готов отдать вообще весь свой скудный гардероб, если глаза Душнова каждый раз будут так обворожительно блестеть. — Так может поведаешь все-таки историю этого ковра? — Душнов вновь схватился за щетку, начав энергичные движения. — Чтож, внемлите, — Дима театрально кашлянул, и его голос не вязался с тем, как он натирал щеткой ковер — Наш главный герой, один из них, просто висел на заборе, не принадлежащий никому. И тогда наш второй главный герой, это я, решил героически спасти его от проведения остатков своей ковровой жизни в одиночестве. — Поразительное благородство, — Олежа тихо посмеялся, после чего задумчиво вздохнул — Тут его оставим, на чердаке постелим. У нас там маленькая зона отдыха.       К слову, с ковром закончили поразительно быстро, но на улице уже почти стемнело. Может, стоило проработать еще минут десять, но Олежа уже начал клевать носом, и Дима настоял на отдыхе. Он и сам, хоть и поспал в машине, был немного вымотан, поэтому они почти сразу разошлись по комнатам. Олежа уснул сразу после того, как укрылся одеялом, а вот у Димы не получалось еще около двух часов. Он просто лежал и представлял какой-то свой мир, моменты с Олегсеем, где все до ужаса мило и ванильно, но где они вместе.       Когда Дима открыл глаза, в комнате было темно, солнце только начинало вставать из-за горизонта, но из окна в гостиной этого видно не было. Парень ориентировался по часам на телефоне, цифры которых только близились к семи утра. Замотавшись в одеяло, парень вышел в коридор, заметив открытую дверь в комнату Олегсея. — Олежа? — ответа не последовало, и Дима попробовал громче — Олеж!       Тишина, только скрип пола наверху, на втором этаже. Как в плохом ужастике. Парень нахмурился, но все-таки пошел и поднялся на второй этаж, и не зря. Довольно большой чердак был почти пуст, по стенам тянулись шкафы и полки, стояли какие-то коробки. У дальней стены с круглым окном стоял небольшой диванчик, на котором сидел Олегсей с тарелкой в руках и смотрел на Диму восхищенным взглядом. — Иди сюда, — Олежа вновь отвернулся к окну, а Дима послушно подошел и сел рядом, спрятав ноги в одеяло — Смотри, какой рассвет красивый.       Через небольшое круглое окно было видно часть огромного поля и небо. Ночное небо, краснеющее к горизонту, и этот алый цвет проникал в помещение, светя прямо на парней. Облака розовели, пока огромный огненный шар неспеша показывался из-за горизонта. И Дима и правда был заворожен, смотря на этот пейзаж и слыша тихое дыхание рядом. — Я часто приходил сюда по утрам, когда был ребенком, — Олежа говорил шепотом, боясь спугнуть момент — Иногда даже Олю будил ради этого. Те полгода перед разводом родителей были тяжелыми для меня, а это место было своеобразным эмоциональным бункером. В том смысле, что все плохие эмоции оставались там, внизу, и терпеливо ждали меня. А тут было спокойно, все проблемы забывались.       Дима не ответил ничего, лишь подобрал Олегсея к себе, под одеяло, и невесомо коснулся губами его макушки. Парень был уверен, что Душнов ничего не почувствовал, но глубоко заблуждался. Олежа почувствовал все, но лишь улыбнулся в ответ и придвинулся к Диме ближе, почти оперевшись своим плечом о его. И они сидели так, вплотную друг к другу и просто молчали около получаса, наслаждаясь моментом и наблюдая за рассветом, пока эту идиллию не нарушил входящий звонок на телефон Олегсея, что лежал рядом с ним на диванчике. — Да, это кто? — Олежа поднял трубку, отвечая на незнакомый номер, но потом его эмоции сменились на какой-то испуг и искреннее непонимание — Света?