Обстоятельствам не поддаюсь

Слэш
Завершён
NC-17
Обстоятельствам не поддаюсь
Уйка
автор
Описание
Если ты влюблен, то либо иди и признайся, либо плачь по ночам в подушку, как все нормальные люди.
Примечания
Очень, очень СЛОУберн. Мудак!Дамиано. Страдающая!бусинка!Итан. ООС неба, солнца, Аллаха. Матчасть и обоснуй рождаются в больной головушке автора и не имеют никакого отношения к реальности. Санта-Барбара во все поля. Постоянные псевдопсихологические пиздострадания героев, непрекращающиеся рефлексии, ВОДА (литры, ГАЛЛОНЫ ее), а также обилие сюжетных линий, ведущих в никуда. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Поделиться
Содержание Вперед

Вик

- Я очень гетеросексуальный человек. Самый гетеросексуальный! - вещал Дамиано, разбросав ноги по бортикам ванны. Кроме сапог на платформе, достойной ярчайших представителей джей-рока, на нем были лишь боксеры и лохмотья порванной во время концерта футболки, так что Вик он живо напоминал пациентку гинеколога, забывшую снять трусы. – Ты понимаешь? Вик послушно кивнула. - Понимаю. - Сиськи! Я обожаю сиськи. Я могу просто лечь в сиськи лицом и лежать. Вообще ничего не делать, просто весь день лежать лицом в сиськах. До такой степени я их люблю. - Поддерживаю, - сказала Вик заплетающимся языком и приложилась к горлышку бутылки с шампанским. Бутылка была почти полная и оттого тяжелая. Вик пристроила ее донышком на край ванны и наклонила голову, чтобы шампанское текло в рот, подчиняясь силе гравитации. Шампанское, естественно, немедленно полилось мимо рта прямо на ее блузку. - Девушки вообще офигенные. Девушки! Женщины! Я их обожаю! Господи, эти ноги. Бедра. Шеи! Маленькие ушки. И кожа у них такая мягкая, нежная... никакой щетины, понимаешь? Мужик, даже если он гладко выбрит, никогда не будет таким гладким, потому что щетина сидит там и только и ждет, как бы выпрыгнуть. Вот, к примеру, я – утром побрился, через три часа уже опять морда синяя. Де Анджелис, ты слушаешь? - Да. - Вик от большой любви попыталась было протянуть бутылку и ему, но Дамиано был слишком занят своими переживаниями и ее порыва не заметил и не оценил. - Вот! Ты понимаешь! Девушки, это... А-а-а-ах! А парни, даже самые охуенно красивые – это э-э-э. Нет, это офигенно, все круто, я очень за, ты же знаешь. Просто не стоит у меня на них, ну вот совсем! Дамиано набрал в легкие побольше воздуха. Вик знала, что за этим последует, но все равно растеклась в умиленной улыбке, когда он, схватившись одной рукой за сердце, а другой за бортик ванны, картинно закатил глаза: - Но ОН!!! - Ы-ы-ы-ы! - Да!!! Он несколько раз открыл и закрыл рот, тараща глаза и размахивая руками. - Скажи мне, что это за херня?! Что это за пидорская магия? Я вообще ни о чем думать не могу! А ведь у него даже сисек нет! Это что? Это как?! Это, блядь, Итан! Мы его на улице подобрали! И У НЕГО ЧЛЕН!! Вся ее рассудительность на данный момент плавала в соусе из шампанского, выпитого за кулисами, но Вик все равно пнула его задранную на бортик ногу, чтобы не распускался. - Не кричи «член» посреди гостиницы! Ты не у себя дома! - Член!!! – тут же радостно заорал Дамиано. – Кто нас услышит? Торкио? Думаешь, он не знает, что у него член? Поверь мне, он знает! Вик хрюкнула и глотнула из горлышка, удерживая бутылку обеими руками. - А теперь и ты знаешь. - Да! То есть, я и раньше догадывался... В смысле, был уверен... Боже мой, Вик... – Он перегруппировался, подтянулся, и перед ней вдруг оказались его густо подведенные глаза. – Я ему отсосал. Вчера. Просто взял и отсосал, сам не знаю, что на меня нашло. Вик, это было... Дамиано закусил губу и закатил глаза. Вик вытаращилась на него и зажала себе рот ладошкой. Она чувствовала, как полыхают раскрасневшиеся щеки. Господи, это по всем параметрам ебучая катастрофа, почему же ей хочется петь и танцевать? - Вик. Это... Я чуть в трусы не кончил. Это было... Вик, он держал меня за волосы. Издавал такие звуки... - А-а-а-а! Слишком много подробностей! Дамиано мечтательно облизнулся. - Это я еще сдерживаюсь. Он уставился куда-то в стену над ее плечом. По его затуманенному взгляду и весьма однозначной улыбочке становилось ясно, что перед его внутренним взором прямо сейчас разворачиваются такие картины, билеты на которые детям не продают. - А ты бы под него лег? – спросила Вик шепотом. - Да, - не задумываясь, ответил Дамиано. - Да-а-а... - А под кого-нибудь другого? Мауро? Лоренцо? - Фублядь, Де Анжелис! Нет, конечно! - Тогда это весна, Маугли! Дело не в члене, а в том, кто к нему с другой стороны прицеплен. Вик обняла бутылку обеими руками, прижала к груди, как обычно прижимала Чили, и издала счастливый вздох. Она честно помнила, что не одобряет поведение Дамиано, но в своем нынешнем состоянии никак не могла вспомнить, почему. Эйфория после удачного, драйвового концерта, подпитанная приятными пузырьками низкопроцентного, но очень качественного алкоголя, никак не отпускала. Ей хотелось любить весь мир, и чтобы весь мир любил друг друга. Возмущение, нравоучения и праведный гнев застряли в пробке. - Джо в курсе? - М-м-м. В общих чертах. - В общих чертах – это без информации о сосании членов? - С. Без подробностей. И... – Дамиано взъерошил себе волосы. Челка, закостенелая от мусса, встала дыбом. – И пока без информации про весну, Маугли. Вик глубокомысленно кивнула. Ей никогда особенно не нравилась Джорджия. Как человек, любящий находиться в центре внимания окружающих, Вик ревновала, когда та появлялась в Доме Монескин и вполне закономерно перетягивала внимание Дамиано на себя. Умом она понимала, что это абсолютно логично и правильно, и что Джорджия именно для того и приезжает – чтобы побыть с ним. Однако ее присутствие как будто нарушало какой-то баланс, в котором пребывали они четверо, и на который не влияли ни Лелло, ни прочие друзья, родственники, приятели и потенциальные партнеры, которых каждый из них иногда таскал в гости. Возможно, это ощущение бытовало лишь в голове Вик и основывалось на несхожести их интересов. С Джо можно было поговорить о Джо и о том, чем Джо занимается и увлекается, то есть на темы, находившиеся очень низко в списке интересов Вик. Однако, хоть они и не лобызались в десна (а в те дни, когда Джо присоединялась к туру, Вик даже могла назвать ее «Йоко» - чаще всего в своей голове, но иногда и перед Томасом), Виктории всегда очень нравилось нестандартность отношений, которые связывали ее и Дамиано. Даже если бы ей захотелось начать вешать ярлыки, она вряд ли смогла бы найти подходящий. Эти двое просто проводили время вместе тогда, когда могли и хотели, не ограничивая себя в потенциальных связях с другими людьми. В Риме они практически жили вместе, и хоть на каждый день, когда в квартире оказывались оба, приходилось десять, в которые один из них прибывал в разъездах, Вик считала, что дом – там, где у тебя зубная щетка. Постоянная, а не гостиничная одноразовая. Зубные щетки Дамиано обитали в общем стакане в их вилле, в доме его родителей и у Джорджии. И поэтому Вик с ней считалась. Зубная щетка – это серьезно. Это уже аргумент. Личная жизнь Джорджии ее не интересовала, зато она знала, что Дамиано, клинический однолюб (качество, которое Вик за поведенческой мишурой пронзила в нем далеко не сразу), практически не пользовался своей официальной свободой. До Итана. - Тебе надо это разрулить. Дамиано кивнул. - Я в курсе. - Что ты собираешься делать? - Разруливать. - Как именно? - Это уже мое дело. Я разберусь. Вик пожала плечами. - Твое, кто же спорит. Но если после твоих разборок кто-нибудь опять будет реветь в подушку... - «Опять»? – подобрался Дамиано. - В смысле? - М-м-м... Я образно. Ладно, давай о более важных вещах. Так ты говоришь, вы с ним... Не успела она собрать мысли в кучу, чтобы сформулировать свой следующий вопрос, как в комнате вдруг послышались голоса. Провернулась круглая ручка двери, и на пороге ванной появился Томас. - Пиздец! – сказал он. - Иди сюда, посмотри на это! За его плечом возник Итан. Как и Раджи – до сих пор в сценическом образе и при полном макияже. - Мы в ванне! – завизжала Вик и сделала вид, что прикрывается. – Не видите, что ли! Тут занято! - Видим, видим. – Томас опустил крышку унитаза, уселся на него, взял ее за подбородок, по одному приподнял веки и тщательно рассмотрел зрачки. Вик радостно уставилась на него в ответ. Глаза у Томаса были красивые: один с черным кошачьим уголком, другой – с огромной пятиконечной звездой на пол-лица, как у Пола Стэнли. Звезда переливалась из изумрудного в серебристый. – Когда вы успели наебениться? - Я не наебенился, - воспротивился Дамиано и попытался было встать, но зацепился остатками футболки за кран и плюхнулся обратно. Итан протянул ему руку. Дамиано, большой поклонник традиций, вместо того, чтобы ухватиться за нее и подняться, с хитрой улыбкой дернул его на себя. Итан покачнулся, удержал было равновесие, но Дамиано потянул сильнее, и внезапно в ванне их оказалось уже трое. - Ну офигеть, - грустно протянул Томас. – А я? Такой несправедливости нельзя было допускать. Стремясь уступить Томасу место, Вик подвинулась, выронила бутылку, полезла ее доставать... - Осторожно! – крикнул Итан, но было уже поздно. Она со всего маха вписалась локтем в кран, и тугие холодные струи хлынули на них сверху, из начищенной до хромового блеска душевой насадки. Вик почувствовала, как чашки лифчика мгновенно заполнились ледяной водой. Скромных размеров пространство гостиничной ванной огласилось диким ревом в три глотки. Томас, согнувшись в три погибели, подыхал от ржача и радовался тому, что в этот раз они выкупили весь этаж. * Тур проходил настолько удачно, насколько может проходить тур, со всех сторон подпертый оговорками и ограничениями. Перед каждым выходом на сцену, целуя каждого из парней в щеку и до боли сжимая их пальцы, Вик думала, что вот сегодня-то и произойдет какая-нибудь херня. Однако херни не случалось, как если бы невыразимая, потусторонняя удача, несшая их в своих ладонях с тех самых пор, как они встретились, вопреки брюзжанию завистников вовсе не собиралась их ронять. А может, все дело было не в абстрактных понятиях, а в состоянии, в котором находился Дамиано. Он искрил и переливался, словно елочная игрушка. Отжигал на сцене так, будто это был последний концерт в его жизни – или, как вариант, первый после долгого перерыва. Не то, чтобы Вик редко приходилось видеть всем довольного, откровенно счастливого Дамиано... Но ей совершенно точно редко доводилось видеть его в этом состоянии беспрерывно. Обычно его настроения менялись в зависимости от того, как легли его волосы, чешется ли у него левая пятка и насколько сильно светит солнце. Однако не в последнюю неделю. С самого начала тура ему было просто, упоительно, бесхитростно хорошо. Это состояние радировало наружу, заражало их, прорастало улыбками на лицах и сиянием в глазах – неважно, насколько усталых после выматывающих переездов. Финляндия встретила их накрапывающим дождем и группой Blind Channel в полном составе. Судя по удивленному лицу Фабрицио, такая теплая встреча не была спланирована – или, по крайней мере, была спланирована не им. Пока они обнимались, хлопали друг друга по спинам и отбивали друг другу ладони, неподалеку, за ограждением зала ожидания, визжали и пищали сотни фанатов. «Их» ребята в чокерах, жемчугах, провокационной одежде, с разноцветными волосами и густо подведенными глазами весьма гармонично смотрелись рядом с несколько более хардкорными поклонниками финнов. Вик и Йоэль немедленно сошлись во мнении, что это весьма романтично, а Томас даже сфотографировал такую очевидно разную толпу фанатов, чем вызвал у фотографируемых новую волну восторга. Машины ждали, как и плотный график. Переглянувшись с остальными, Томас с улыбкой согласился на предложение Йоонаса «замутить джемчик, пока вы тут», схватил подсунутый предусмотрительным Лео маркер и оставил у финна на предплечье свой номер телефона. Что, как выяснилось в последствии, было невероятно удачным решением: их небольшой спонтанный коллаб, и вправду скорее похожий на джем-сейшен или квартирник, чем на полноценное выступление, разошелся по музыкальной Европе куда большими волнами, чем любой из запланированных концертов и сопутствующих им занудных интервью. Ненакрашенные, в повседневной одежде, они часа четыре бренчали на гитарах в андерграунд-пабе с фиговой акустикой, но отличным пивом. Перепев все классические рок-баллады, слова которых знали оба, Дамиано и Йоэль вытащили телефоны и принялись без зазрения совести гуглить тексты. Ударник финнов задавал ритм, оседлав кахон. Итан изредка подменял Томаса, когда тому приспичивало попрыгать и пофальшивить в микрофон, но по большей части отсиживался рядом с ней: умостив голову на валике дивана с потертой бордовой обивкой, он наблюдал за происходящим с умиротворенной полуулыбкой, и со своими распущенными волосами напоминал сытого вампира. Вик иногда протягивала руку, чтобы украсть глоток из его стакана или погладить его по голове. Она думала, что такие места идут им, как розе красный, а небу голубой. И еще – о том, что они делают Blind Channel одолжение, но делают его с удовольствием. Также, как Игги Поп сделал одолжение им. Не то, чтобы она ставила себя на одну ступень с Игги! Просто, если у тебя миллион – ты можешь дать ближнему тысячу. Если у тебя сотня - дай хотя бы цент. В Чехии с ними случился концерт на открытом воздухе. Вымощенная булыжниками старемястская площадь давно привыкла к походным сценам, которые воздвигали за несколько часов и за несколько же часов разбирали. Что-то подсказывало Вик, что обычно с таких сцен поют рождественские хоралы, и она с огромным наслаждением рушила скрепы, расхаживая по сцене из конца в конец в тяжеленных ботинках, колготках в сеточку и шортах, больше похожих на трусы. Girls bite back, алела яростная надпись на басу, и Вик радостно скалила в беснующуюся толпу зубы и вываливала язык, оперевшись спиной о спину Томаса, пока Дамиано на заднем плане орал в микрофон и нарезал круги перед барабанной установкой, дабы удостовериться, что Итан точно хорошо разглядел его маленькое черное платье со всех сторон. Он сам выцепил его со стенда. Пражский гардероб подразумевал четыре готических фрака с длинными фалдами - поверх бикини и шортов в ее случае, и поверх брюк с портупеями в случае парней. Дамиано, как и всем им, весьма понравились такие образы – до той самой секунды, как ему на глаза не попалась эта мечта элитной секретарши. Прямое строгое платье на широких бретельках село, как влитое. Подол заканчивался на середине бедра, по правому боку шел аккуратный, скромный разрез. Дамиано, ничтоже сумняшеся, разодрал его чуть не до пояса, приосанился перед зеркалом и заявил, что пойдет так на сцену, а кому не нравится, тот уже может идти басисткой в другую группу. Вик, которая как раз собиралась восхищенно завизжать и похвалить его выбор, тут же заявила, что он похож на шлюховатую Мэри Поппинс, и пусть на ее сторону сцены сегодня не приходит. Томас заржал и предложил повесить на Дамиано гитару, чтобы получился совсем Брайан Молко. Вик выразила мнение, что вешать на Дамиано гитару – все равно что вешать на слепого очки с диоптриями: абсолютно бессмысленно и даже не смешно. Дамиано бросился в атаку. Итан, на которого с самого момента переодевания было жалко смотреть, с совершенно стеклянным взглядом грыз ноготь и явно повторял в уме таблицу умножения. По нему вообще трудно было отслеживать происходящее. Вик честно пыталась. Она отмечала, как Итан молча улыбается, когда разошедшийся Дамиано устраивает в гримерке один из своих перформансов. Обращала внимание на то, через какие промежутки один после другого они отчаливают спать. Ловила в объектив смартфона тычки и подначки, взгляды и объятья. Замечала прикосновения: осторожные и как будто опасливые – Итана, нахальные и собственнические – Дамиано. Однако ничто из этого не было новым. Исключая период отдаления, Итан всегда смотрел на него, а Дамиано всегда перед ним красовался. Чтобы понять, что конкретно происходит в этой заминированной голове (и, важнее – в нежном, отзывчивом сердце), Вик решила использовать первый же свободный вечер, чтобы вытащить Торкио на прогулку и потолковать по душам. Случай представился в Осло. Отгремел последний из двух концертов, запланированное на вечер интервью благодаря удачному стечению обстоятельств удалось отбарабанить еще накануне, и после позднего подъема и неторопливого завтрака вдруг оказалось, что впереди у них – абсолютно свободный день и такой же вечер. Встав из-за стола, Вик потянулась, вкусно хрустнув косточками, и опустила ладони Итану на плечи. - Пойдешь со мной по магазинам, - сказала она и принялась делить его гриву на три части, чтобы заплести косичку. Лео, допивавший второй энергетик, изогнул бровь. - Куда собралась? - Прикупить прикольных норвежских свитеров с оленями. - Возьмите с собой кого-то из охраны. - Лелло, не нуди! Тот развел руками. - Вам в даунтауне шагу ступить не дадут. Там просто эпицентр хипстерни. - Мы замаскируемся! Дай. – Она, не церемонясь, стянула с него серую спортивную шапку, напялила на Итана и упрятала под нее свернутую бубликом свежезаплетенную косу. Томас с Дамиано заржали, хватая друг друга за плечи. Торкио невозмутило доедал свой завтрак и не реагировал на внешние раздражители. - Вот! Еще джинсы и твою худи, и его мать родная не узнает. - Классический стиль а-ля Грилло, - кивнул Томас. – Одобряю. Дамиано хрюкнул в апельсиновый сок. - Это когда по человеку непонятно – то ли на пробежку вышел, то ли мобилы отжимать. - Алло! Не борзеть! - Слушай, не пей ты эту херню. У меня как-то банка энергетика на стол пролилась, так вот, пока я ходил за салфетками, чтобы все вытереть, оно немного разъело столешницу. - Ой, не пизди! - Честное слово! Вернемся в Гарласко, я тебе покажу... Воспользовавшись тем, что беседа свернула в другую степь, Вик обняла Итана за шею и навалилась всем телом. - Так что? Пойдешь со мной гулять? Только мы с тобой. Итан улыбнулся. - Конечно. А как, - он отложил вилку и поправил волосы под шапкой, - ты будешь маскироваться? На самом деле, до этого момента Вик совсем об этом не думала. Но на всякий случай состроила таинственную мину и многозначительно провозгласила: - Узнаешь! * Улочка, на которой теснились магазины винтажной одежды и секонд-хенды, располагалась в двадцати минутах езды на автобусе. В силу врожденного географического кретинизма они перепутали сначала направление линий, потом – остановку, но Вик ничего не имела против. Ей нравилось бродить по улицам чужого, незнакомого города, спрятав ладошку у Итана в кармане худи. Там было тепло и уютно и обитали чеки за проезд, мелочь и початая пачка жвачки. Беспокоиться о том, что их станут узнавать, не стоило: даже без нетипичной одежды и черного парика, как у Матильды из Леона, на них вряд ли кто-нибудь обратил внимание. Вик много раз слышала, что люди в северной Европе гораздо более замкнуты и неприветливы, чем в Италии, Испании и прочих «горячих» странах, однако впервые ощутила это на своей шкуре. Она поняла, что на месте, когда заметила в давно не мытой витрине черный мундир с эполетами. Явно не новый, но (а может, именно благодаря этому) умопомрачительно красивый, он выглядел так, будто кто-то снял его с молодого Джерарда Уэйя. - Ва-а-а! Глянь! Томассито душу за такой продаст! Зацепив Итана за рукав, она потащила его внутрь. Тот не сопротивлялся. Не найдя в магазинчике продавцов, они без зазрения совести самостоятельно ободрали мундир с ветхого манекена (помимо этого на нем красовались лишь золотые трусы и тяжелые мотоциклетные ботинки, что, по мнению Вик, само по себе являлось отличным ансамблем). По очереди сфотографировались в нем, скинули фотки в общий чат и дождались восторженных воплей «Мне! МНЕ!!!» от Раджи. Дамиано прислал кучу злобных смайлов, потом злобное селфи, потом капсом поинтересовался, собираются ли они что-то купить и ему, или ему менять замки. Итан сфотографировал ему коробочку с бусами, стенд с сережками и свое лицо. Дамиано в ответ прислал три строчки сердечек. Майки, футболки, кружевные блузки, пиджаки невероятных расцветок, отличного пошива брюки и миллион других вещей выпрыгивали на нее отовсюду – знай успевай хватать. Виктория хватала, на глаз определяла размер, вешала на сгиб локтя... В конце концов в руках кончилось место, и она стала вешать добычу на Итана. Тот послушно закидывал ее трофеи на плечо и перебирал кончиками пальцев пластинки в большой картонной коробке. Нагруженные горой пакетов, усталые, но довольные, они оккупировали столик одного из многочисленных кафе, густо натыканных по округе. Мебель в этом месте была разномастной и обшарпанной, в окне красовался радужный флаг, а на кресле в дальнем конце помещения почивала кошка. Вик жестами, улыбками и богатой пантомимой объяснила не понимающему ни слова английского официанту, что они будут заказывать, и весьма удивилась, когда он принес именно то, что она имела в виду. Как будто чтобы просигнализировать им, что выбор они сделали правильный, звучащую из динамиков Аланис Мориссетт вдруг сменили вступительные аккорды их Beggin. - Господи! – Итан рассмеялся и прикрыл лицо рукой. – Честное слово, я скоро ее возненавижу. - Прекрасно тебя понимаю. Не могу дождаться, когда уже из каждой консервной банки зазвучит что-нибудь из новенького. - Да-а-а. Иногда мне кажется, что если Дамиано еще раз споет IWBYS, у него кровь из ушей пойдет. - Ха! Он постоянно жалуется, что слышать ее больше не может, а через пятнадцать минут напевает в душе. Они придушенно похихикали каждый в свой кофе. - Как у тебя дела? – спросила Виктория. Итан одарил ее теплым взглядом. - А ты как думаешь? - Я никак не думаю. Я тебя спрашиваю. Он какое-то время ковырял ложечкой свой край творожного пирога, который красовался между ними на аккуратной бежевой тарелочке. Отламывал, подравнивал, отправлял в рот. И наконец произнес – таким тоном, словно делился с ней великой тайной: - Очень. Хорошо. Вик почувствовала, как сердце в груди надулось, словно воздушный шарик. «Я так рада!», хотелось закричать ей. Я так рада, рада, рада! Собственные надуманные переживания и мрачные прогнозы теряли смысл, когда Итан сидел напротив и смотрел теплыми, глубокими, счастливыми глазами. Однако она не была бы собой, если бы не заговорила о том, что упрямо вертелось в голове и никак не давало расслабиться. - Ты не боишься? - Чего? «Что он разобьет тебе сердце». - Что... То, что происходит между вами... Что для него это не то, что... Хм... Что он просто... И потом... Она умолкла, не в силах выдавить из себя честные и правильные, но такие жестокие слова. - Ты заботишься обо мне, - сказал Итан таким голосом, будто на него снизошло великое откровение. - Что это еще за удивленный тон? Конечно, забочусь! Мне, если хочешь знать, страшно! - За меня? - Да! За твое глупое доверчивое сердце! - Ты говоришь так, будто я не понимаю, что делаю. - Я в курсе, что понимаешь. Но просто... просто... Она понятия не имела, как выразить свои мысли достаточно деликатно. - Могу я задать тебе один вопрос? – спросил Итан. Вик пожала плечами. - Давай. - Если бы ты совершенно точно знала, что никогда не станешь известной... Что наши песни никогда никто не станет слушать, и никто никогда не захочет прийти на наш концерт... Ты бы ушла из группы? Перестала играть? Она сморщила нос. - Нет, конечно. Что за глупости. Успех – просто приятный бонус. - А если бы ты совершенно точно знала, что однажды сломаешь ногу – перестала бы ты носиться, бегать, прыгать? Ходить? - Итан! Это другое! - Почему другое? – Казалось, он искренне удивлен. – Хотя да, ты права, немного другое. Я привел в примеры случаи, которые совершенно точно плохо кончатся. - Хочешь сказать... Даже если кофе когда-нибудь кончится – что теперь, не пить его, что ли? Не жить, раз все равно умрем? Не влюбляться, раз нет гарантий? - Ты очень мудрая, - улыбнулся Итан. - А гарантий все равно никогда нет. Может, ему надоест. Может, мне надоест. А может, не надоест никому. Может, это разрушит наши отношения. Или сделает их крепче, чем когда-либо. - Может, вы разбежитесь через неделю, - медленно кивнула Вик, продолжая его мысль. - А может, и в пятьдесят лет он будет лапать тебя перед камерами и впадать в транс, когда ты расчесываешься. - Да. Все может быть. – Он сделал аккуратный глоток. - Я не могу от этого отказаться. Не хочу отказываться. Зачем? Это – жизнь, самая ее суть. Вик молча смотрела на него, болтая ложечкой в своем капучино. И пыталась вспомнить, когда и как случилось так, что нескладный мальчишка, пришедший к ним по объявлению, мальчишка, над которым они втихаря потешались, которого долгое время не понимали... Когда и как он успел превратился в человека, ближе и любимее которого ей теперь трудно представить. В единомышленника. В сообщника. В основу ее жизни, в одного из самых близких ее друзей. Когда и как он успел превратиться в человека, счастье которого имеет для нее такое же значение, как и ее собственное. В человека, за которого она готова порвать и загрызть. В человека, которого она привыкла видеть влюбленным, но не привыкла – счастливым. Но очень хотела привыкнуть. Потому что это – жизнь. Самая ее суть.
Вперед