Молчание

Время летело почти незаметно. Нет, не так. Сначала оно тянулось, как сладкая патока, как вязкий сон, от которого сложно очнуться. Да если и получится, то долго потом будешь пытаться отличить то, что существует в реальности, от того, что было придумано подсознанием во сне. Перо и правда считала, что это всё сон, первые недели три. Верила искренне, что она вот-вот очнётся и снова окажется там, наедине с «всесильным» Мэттом и его камерами. Осознание реальности ситуации пришло к ней внезапно и обыденно, словно констатация уже давно всем известного факта. Всё равно, что сказать, что снег холодный. Ал стояла перед зеркалом в ванной, разглядывая себя. Тело было… обычным. В зеркале отражалась низкая девушка с животиком и широкими бёдрами. На рёбрах – татуировка, слова «всегда рядом» чьим-то почерком, но чьим? – давняя прихоть Ал, так боявшейся упустить что-то важное. Забыть что-то важное. Чуть ниже, на рёбрах же, был набит отпечаток кошачьей лапы. На ключице – снова татуировка, слова на итальянском. «В моём доме нет Бога», хах. Забавно. В этом доме только на Бога уповать и оставалось. Лицо тоже особо примечательным не было. Бледная от недостатка солнца кожа с парой покраснений где-то на лбу и линии челюсти, скулы усыпаны очень-очень бледными, едва заметными веснушками, которые на солнце обязательно расцветут и украсят лицо. Нос небольшой, прямой, глаза карие. Густые широкие тёмные брови были самой яркой деталью лица, и Ал ими гордилась когда-то давно. Губы тонкими не были, но и пухлыми их назвать тоже было нельзя. Ещё и бледно-розовые и сухие, их почти не видно. Короткие волосы безумным тёмно-светлым всполохом лежали где попало, то попадая в глаза, то некрасиво завиваясь сзади. Чёлка чуть прикрывала правый глаз, ещё одна прядь постоянно ложилась на нос, отдельно от остальных. Ал попробовала улыбнуться. Вышло неумело, больше похоже на оскал сумасшедшей, пытающейся спародировать льва. Зубы у неё были кривоватые, они накладывались друг на друга и шли нестройным заборчиком. При улыбке Ал приподнимала верхнюю губу и скалилась, показывая треугольные некрасивые клыки. Поэтому она предпочла бы улыбаться без зубов. Если бы предпочла улыбаться вообще. Закончив корчить самой себе рожицы перед зеркалом, Ал коснулась стекла. Даже если так… Это тело было слишком мягким и чистым. Очень непривычно было видеть его после того, что было с ней тогда. Ал помнит, что сильно похудела: стресс, нагрузки – она стала меньше есть и проходила много испытаний. Сейчас происходило примерно то же самое. Но даже так всё было не настолько плачевно, как до рестарта. Тогда она сильно осунулась и побледнела. С трудом верилось, что всё это правда. Первым её порывом, едва она взяла в руки карандаш, было записать всё, что она помнит. И Ал записала. Сначала – немного о себе. О том, что она ещё помнит. Вышло скудно, всего две с половиной страницы. Имя, дата рождения, несколько очень простых фактов в стиле «у меня в детстве был беспородный чёрный кот с белыми пятнами» и «я окончила факультет переводоведения». Досье на неё, лежавшее в столе у Кукловода, и то было куда более информативным и официальным. Следующим шёл раздел о жителях особняка. Дженни, Джим, Джек, Билл, Алиса (к её неумело выведенному рисунку были пририсованы рожки, хвост с зазубриной и трезубец в лучших традициях царя Тритона из «Русалочки»), Ланс, Нэт, Райан, Тэн, Мэтт (а он был одет в костюм макаки и по-идиотски позировал с бананом в руке), ещё некоторые. Все, кого сумела упомнить. Вышло страниц десять, не меньше. И самый пугающий, но важный раздел, который Ал с трудом решилась заполнить. События. Она записала всё, даже мелочи. Когда в дом пролез Мэтт, когда он вместе с Алисой захватил власть в Доме, кто за кем и от чего погиб, где искать какие-то предметы. Вспоминать такое было тяжело. Даже сейчас, пока она стоит босая на холодном кафеле, её пробирают мурашки от этого. Главное – не отдавать ключ Мэтту. Никогда. Ни за что. Тряхнув головой, Ал отогнала все мысли и полезла в ванну, прикрыв шторку только наполовину. Сняла лейку душа, покрутила кран и направила струю воды на колени. Вода шла тёплая, и Ал, расслабившись, стала поливать водой живот, плечи и голову. Потом вошла во вкус и, намылив голову шампунем с запахом яблока (пахло лишь заменителями, но всё равно Перу нравилось), взбила до пены и прикрыла глаза, наслаждаясь текущей по коже водой. Если бы было можно, она бы жила тут. Из приятного ощущения её вырвали резко, словно окатив ледяной водой. Хлопнула дверь, и в ванную, явно не замечая ничего вокруг, вошёл Андрэ. Он появился вихрем в этом особняке и резко разнообразил всю его флору и фауну. Высоченный (на две головы выше Ал и даже обогнавший по росту Райана), кареглазый, блондинистый парень примерно двадцати шести лет дымил, как паровоз, баловался выпивкой и отпускал идиотские шуточки на грани фола. В первый же день, когда человек по ту сторону камер отказался эксклюзивно для него притащить в дом хотя бы бутылку элитной выпивки, Андрэ возненавидел Кукловода, трёхэтажно и доступно объяснил Алисе, куда ей засунуть свой культ Учителя и куда потом с этим податься, отжал у Джима бутылёк разбавленного спирта и залез в подвал общаться с Джеком. Файрвуд-младший принял новичка с распростёртыми объятиями. Последовательницы его не любили, фыркали и отворачивались, едва завидев маячившую на горизонте белёсую макушку, некоторые робкие подпольщицы тайком по нему вздыхали. Вытравливать романтизированный образ плохиша нужно было долго, да и желательно делать это у квалифицированного специалиста. Но в доме было только два психолога-любителя в лице Джима и Дженни и Исами, которая знала психологию в рамках институтского курса (да и её ещё найти надо было). Впрочем, до тех пор, пока это не ставило под угрозу жизни обитателей дома, можно было позволить подпольщицам сохнуть по Андрэ столько, сколько было их душеньке угодно. Чем б дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, верно? Ал лишь посмеивалась, продолжая упорно работать на Джима и искать вагоны игрушечного поезда. Андрэ был знаком ей давно, ещё с той жизни, если так можно было сказать, и Ал могла поручиться – плохим человеком он точно не был. Скорее, своеобразным. Тем ещё вредным хамлом – да, но не плохим и не злым уж точно. «Был бы он плохим, не стал бы вытаскивать меня из мышеловки, когда я туда по глупости угодила и не смогла выбраться,» — рассуждала она, глядя на то, как Андрэ воюет с Джимом за спирт. — «Но вот пить ему явно пора перестать. Джим, конечно, врач от бога, но в условиях дома он не сможет спасти Андрэ, если у него откажет печень...» — Я не смогу спасти тебя, если у тебя откажет, к примеру, печень... – припечатал Джим. Андрэ цинично хохотнул, закуривая. — Ты ж у нас врач от бога, что же сложного. К тому же, кому, как не тебе, знать, каково распоряжаться своей жизнью самостоятельно. И нести ответственность за последствия своих действий тоже. Джим помрачнел. Андрэ знал его больное место и с упоением катался по нему едва ли не на бульдозере, по-садистски наслаждаясь чувством вины доктора, которого знал от силы несколько дней. Джек тоже умел неплохо промывать мозги, хоть психологию и не учил. Ал хмыкнула, про себя отметив, что привычки ей от этих двоих всё-таки передались. Правда, вместо "хм" вышло только булькнуть холодным чаем в кружке. Но попытка была хорошая, красочная, а тот день был блёклый и невзрачный, как и большинство дней в доме Кукловода. Теперь же Андрэ, ничего не замечая вокруг, проплыл к раковине, рассекая воздух, словно раскалённый нож масло. Красиво и спокойно. Он открыл кран, вызвав вскрик со стороны Ал, на которую полилась холодная вода. — А, ты тут, что ли? Я тебя не заметил, коротышка. Не, ну его даже совесть не мучает за такое. Вот же жук. Ал раздражённо направила на него струю холодной воды, неплохо его окатив. Андрэ заохал, заахал и поспешил отгородиться полотенцем. — Да всё, всё. Убери свой водный пулемёт, я сдаюсь! – он вытянул руки в примирительном жесте. Перо фыркнула и перенаправила лейку в сторону водопровода. Пару раз выключила и включила горячую воду, чтобы вернуть температуру, и принялась смывать шампунь с головы. Повисла тишина, нарушаемая лишь звуком текущей воды. Андрэ старательно и даже немного показушно делал вид, что не смотрит (хотя, справедливости ради стоит сказать, что Ал была прикрыта шторкой). Ал старательно делала вид, что не пялится на него в ответ. Для неё всё ещё было в новинку видеть Андрэ живым и целым. — Мелочь, ты там скоро? Мне тоже нужна ванная. Самым сложным в такой ситуации было то, что Ал не могла написать ответ на листочке. Голос так и не возвращался, так что бумага и ручка стали надёжным способом коммуникаций в таких условиях. Ну, на безрыбье и рак рыба, верно? Ал высунула голову из-за шторки и одними губами спросила: «Зачем?» Андрэ удивлённо моргнул и переспросил: — Зачем? – Ал кивнула. – По делам личного характера. «Знаю я твои дела, ты тут тайник устроил, а мне выдавать не хочешь. Это ты потом мне от большой дружбы сказал, а сейчас мы ещё не так хорошо общаемся». «Тогда дай полотенца». — На, держи свои тряпочки, – Андрэ небрежно протянул в её сторону два больших полотенца. Ал намотала полотенце на голову, наскоро вытерлась сама и вылезла из ванны. Выряженная в два полотенца, она подошла к Андрэ и, тронув его за руку и заставив обернуться в свою сторону, всё так же одними губами сказала: «Джим не такой плохой, как ты думаешь. Не стоит слепо верить Джеку, у самого же должна быть голова на плечах», – и, подхватив свои вещи, вылетела из ванной. Андрэ, не ожидавший таких слов, лишь растерянно кивнул в пустоту. Когда за Ал захлопнулась дверь, он понял, какой смешной выглядела её голова с висящими мокрыми проводками прядей и взъерошенными густыми бровями, выглядывавшая из-за оранжевой шторки.  

***

  — Я конечно не судмедэксперт, но... – Джим окинул взглядом гостиную, собирая в голове всю картину. Перо терпеливо ждала. Эта история была ей известна, но нарушать идиллию происходящего ей не хотелось. К тому же, так у неё получалось провести больше времени с Джимом. — Теперь все ясно. Состроить вопросительный взгляд труда не составило: даже если Ал была далеко не глупой девушкой («способной сложить дважды два», как говорила ящерка с чердака), эти факты были для неё менее очевидны, и связь между ними она понимала с трудом. Впрочем, может, до такого надо было самой додумываться, а не наблюдать со стороны. — Похоже, здесь убили или ранили как минимум двух человек. Один из них был ещё ребёнком и играл с тем поездом, который ты нашла, а второй, судя по высоте отверстий, взрослый. Возможно, мать или отец... – Джим чуть шумно вздохнул, потёр пальцами переносицу, прикрыв глаза. – После трагедии здесь постелили ковёр, переставили шкаф и повесили картины – словно ничего не происходило. Интересно, кто это сделал? Выжили ли родители и второй ребёнок? Почему от игрушки не избавились, а отмыли и сохранили? «Может, кому-то эти отметины напоминали о происшествии, и этот кто-то их скрыл, потому что не хотел вспоминать каждый раз?» – руки Ал немного тряслись. Она несколько раз перечитала написанное на предмет грамматических ошибок, прежде чем повернуть блокнот страницей к Джиму. Тот скользнул взглядом по строчкам и кивнул, чему-то едва заметно улыбнувшись. — Возможно. Впрочем, ответы на эти вопросы мы узнаем чуть позже, я уверен. Спасибо за помощь, Ал. Я очень ценю твой вклад. «Да всегда пожалуйста, Джим», – в конце реплики был нарисован неуклюжий смайлик из двух чёрточек и улыбки внизу. — Кстати, никогда почему-то раньше не замечал, но... Ты пишешь печатными буквами. «Это была похвала или наоборот?» — Мне кажется, что это интересно. Твой почерк уж точно ни с чьим не спутаешь. Джим дружелюбно улыбнулся и переместился на своё обычное место на диване с книгой в руках и аптечкой под боком. Ал невольно залюбовалась фигурой доктора. Что-то тянуло её наблюдать за людьми, подмечать некоторые особенные детали. Например, Джим всегда кладёт книгу в ладонь, а не придерживает её пальцами, и ещё он отслеживает строчки карандашом, после легко подчёркивая место, на котором остановился. Дженни имеет свойство иногда переставлять магниты на холодильнике в соответствии с её сегодняшним настроением, а некоторые вообще цепляет на вытяжку. Райан, сидя за мониторами, периодически взбалтывает вино в стакане вальяжным движением, а Исами всегда держит при себе авторучку, не абы где, а в причёске. Нэт, когда нервничает, чешет левое запястье, а Ланс в случае стресса с головой ныряет в тетрис. И сейчас Джим не менял своих привычек. Он вообще легко входил в сюжет книги, а чтение давалось ему легко. Сейчас он читал «Алую букву» Готорна, найденную на полках в библиотеке среди тысяч книг. Вместе с ним книги выбирали ещё Ланс и Ал. — К-классика американской л-литерат-туры, – выдал Ланс, едва прочитал название. — Ты читал? – спросил Джим. Он вертел книгу в руках, ощупывал корешок, обложку, тиснение букв. Знакомился. — В шк-коле когда ещё учился. Мне п-понравилось. — А ты, Ал, читала? «Было дело. Мне тоже понравилось», – написала Ал. — Отлично. Обязательно прочитаю. — Уж т-точно, – неловко улыбнулся Ланс. Ал, поняв шутку, засмеялась. До Джима дошло ещё через пару секунд, и он тоже рассмеялся, а за ним и Ланс, уже не сдерживавший своего довольства репликой. Откуда-то из-за стеллажей появилось приятное женское лицо с тонкими ровными бровями и большими карими глазами. Окинув взглядом смеющихся людей, лицо улыбнулось, моргнуло и поплыло вперёд, за нам показалось и тело девушки. — Смеётесь? – поинтересовалась она. — Смеёмся, – отозвался Джим. – Мари, ты тоже книги выбираешь? — Ну, ты же мне запретил проходить испытания, а так просто существовать скучно. — Ну, я и правда рекомендовал покой. — Я приду сегодня вечером в гостиную, поиграть. Ты же не против? — Боже мой, конечно, приходи. Играй, сколько душе твоей угодно. Лицо Мари торжествующе просияло. Она появилась чуть позже Андрэ и стала соседкой Ал по комнате. Молодая невысокая девушка с длинными русыми волосами, собранными в толстую косу, быстро влилась в коллектив особняка. Характер её был практически противоположен характеру Андрэ: Мари была ответственной и собранной, имела хорошую память и твёрдую руку. Андрэ же производил впечатление легкомысленного и безответственного, даже несколько скандального человека. Впрочем, они оба сошлись и подружились, затем незаметно к их компании примазалась и Ал, образовав тем самым трио. Мари присоединилась к Подполью, на что Дженни предложила отметить это чаем, припечатав стоявших неподалёку Джека и Андрэ словами «Давненько в Подполье умных и ответственных людей не вступало». Правда, потом Дженни поняла, что Мари тоже может забыть прийти на кухню, чтобы поесть, и совершенно пренебрегает своим здоровьем до тех пор, пока Джим вежливо не надавит. Для Ал Мари стала практически родственной душой. В «прошлой жизни» они очень тесно общались, скрашивая вечными разговорами обо всём пребывание в этой клетке. Иногда они смеялись по ночам так громко, что приходил Андрэ из своей комнаты и недовольно стучался в дверь. Но потом и он втянулся и тоже стал мешать спать жильцам соседних комнат. Одним из главных увлечений Мари была музыка. Пение, игра на фортепиано... Нигде в доме не нашлось бы человека, который бы умел перебирать клавиши и прясть мелодии из отдельных звуков с точностью и старанием хирурга во время операции. Иногда во время праздников Дженни упрашивала Мари сыграть что-нибудь на фортепиано, даже находила какие-то ноты. Но когда Мари играла, замирали все, кто слышал. Даже Джек и Джим переставали ругаться. И нет, это не потому, что за шум и нарушение концентрации зачинщик ссор (читай: Джек) мог получить по ушам и вылететь пробкой с импровизированного концерта. А Леонард, едва Мари научилась видеть, восторженно описывал своё восхищение её игрой, чем заставлял девушку краснеть, а Райана злобно скрипеть зубами.   Из мыслей Ал вырвало какое-то движение, которое она не увидела даже, а ощутила. Блуждая взглядом по картинам на стене гостиной, она заметила чьё-то любопытное личико, выглядывающее буквально из обоев. «Эслинн!» – поняла Ал, едва взглянув на венок, и просияла. Эслинн, явно не ожидавшая, что Ал её заметит, скрылась. Но спустя пару секунд выглянула вновь. Ал кивнула ей и тихонько помахала рукой, пользуясь тем, что Джим увлечён чтением. А что напишет в своих дневниках Кукловод – вообще всё равно. На лице призрака отпечаталось удивление, и она растворилась в тумане, невидимом обычному глазу. Ну вот, теперь все призраки будут прилетать в её комнату и глазеть на неё, как на картину в музее. Ещё и Исами расскажут. Тогда точно будет полный... — Я пришла! – оповестила о своём визите Мари. Джим кивнул. — Рад тебя видеть. Считай, что меня тут нет. Ал тихо хихикнула. — Я даже не знаю, что на это ответить... – хмыкнула Мари. Ал протянула ей стопку листов. «Я нашла тебе ноты», – написала Перо. – «Я не поняла, что это такое, но выглядит, как ноты для фортепиано». — Спасибо. Мари села за фортепиано, провела пальцами по клавишам. Вдохнула, выдохнула. Грянула музыка, переливчатая и свободная. И Ал внезапно осознала, что ей очень хочется петь.