All or nothing

На линии старта выходит молодой парень с флажком в руках, хмыкает, обводит глазами десять гоночных автомобилей, и когда встречается с двумя машинами, то его внутреннему удивлению нет предела. Сам Чон Чонгук, стоящий на тачке рядом с Пак Чимином. Да все же знают, что они дьяволы дорог, буквально сливаются с машиной воедино при каждой гонке, а тут – они оба, противники вечные, да на одной гонке! Чему или кому будет полнейший пиздец – неизвестно, ну, как неизвестно. Этот паренёк уверен, что хана будет остальным восьми гонщикам на первых же сложных поворотах гоночного трака, ведь Чимин проигрывать не любит – лучше сожрёт, кости перемнëт, но победу отыщет. Чонгук другой, он гоняет для драйва, для эмоций, каждый видит в каком тот настроение, стоит ему завести свою чёрную малышку и рвануть двести пятьдесят километров в час. Он никогда не проигрывал, но относился и к победе как-то нейтрально и всегда при хорошем настроении, пожимал руки соперникам, хмыкая, со словами «Хорошо погоняли. До встречи на следующей гонке». Поэтому, многие его знали, многие уважали в каком-то роде, но некоторые, такие, как Пак – ненавидели, жаждали его разгрома, подрезали, чего, чёрт их побрал, не делали, но он всё равно успешно выкручивался. — Ну что, к гонке все готовы? Садитесь все в свои тачки, — начинает «ведущий», — заводим мотор. Газ, — и улыбается, когда все газу прибавляют на месте, разогревая не только авто, но и себя. — Погнали! — громко выдаёт, махнув флажком, а автомобили сорвались со своих мест с дымом из-под колёс и поднявшегося в воздух песка. Толпа гудит, каждый ждёт теперь, каждого человека дико интересует, чем же обойдётся сегодня столкновение двух «королей дорог»? Ведь чувствуется, что это гонка не на жизнь и выигрыш, а на смерть и выигрыш. — Я уверена, что Чимин сотрёт в порошок этого Чонгука! Вы посмотрите, он сегодня какой-то никакой-то, — фыркает какая-то блондинка в сторонке со своими друзьями, пока Сои всё слышит и от этого страшнее становится, холоднее. Сердце буквально еле бьётся, ведь понимает причину его состояния, знает её. Знает в душе, что если бы выслушала, то не стояла бы здесь, дрожа в волнении и страхе за любимого сердцу и душе человеку; не плакала бы ночами в подушку, чтоб отец не слышал; не избегала встреч; а ещё... Никогда бы не стала разговор вести в столовой с Чимином. Никогда. Ни за что. Но прошлого не вернуть, не вернуть тот вечер. Из-за чего страх потерять Чона растёт, ведь она знает, что Пак жесток на дорогах, знает, чем всё может обратиться и холод костлявой рукой оглаживает её спину, пуская судорожные мурашки от эмоций. Глаза мокрыми становятся, она начнёт молиться скоро, ей-богу, поверит даже в Бога, лишь бы Чонгук не пострадал в гонке, чтоб смертей на траке не произошло. Со помнит, как друг Гука буквально к ней подбежал, схватив за плечи, вывалив информацию, что он собрался участвовать в гонке, вновь, в гонке... С самим Пак Чимином. В тот момент, у неё чуть сердце не упало куда-то в пятки, колотилось как бешенное, ломало рёбра, как птица в клетке. Но сейчас... Сейчас это другие ощущение, сейчас сердце словно в тисках шипов, кровоточит до ужаса, что дышать больно, рёбра сводит, что не сесть даже, остаётся ходить из стороны в сторону, губу нижнюю кусать, терзаяя в кровь. Горькие, такие привычные за эту неделю слёзы ронять, чувствовать, как будто захлёбываешься в них – истерика. Истерика подступает незаметно на девушку, как змея на добычу, беззвучно, неожиданно, из подтишка. — Пожалуйста... Чонгук... Пожалуйста, — шепчат дрожащие губы, пока особа стоит как можно подальше от многих, стоит напротив дерева и дышит сбито, вхлипывает. ◆◇◆◇◆◇◆◇ А Чонгук в это время в таком состоянии находится, что описать сложно: расстерян проявлением Сои здесь, потерян ведь не знает, что она тут забыла, раз избегала его, неужели из-за Чимина? Но её взволнованный долгий, проникающий под кожу взгляд был направлен не на него, а на самого Чона. — Блять... — шипит парень, видя в зеркало заднего вида, что уже третья машина ушла в нокаут – в овраг, а водитель вылезает, сплёвывая кровь с губы. — Чимина рук дело, — скрипит зубами, а в голове сразу тот день, когда этот ублюдок спокойно и мило беседовал с малышкой, малышкой Чонгука. С его солнышком, которое согревало лишь одним присутствием, дарило всю себя, как и он ей. Целовала в его шрам на щеке, полученный в первой аварии в семнадцать лет. Часами сидела в его объятиях, под кожу невинно проникала, душу обволакивала, сердце в ручках нежных и маленьких держала, слушала его дыхание и часто вырисовывала пальчиком повторно его тату на руке и плече, когда они лежали, после занятия любовью, а потом засыпала. Кровь мигом закипает, что вены торчат заметнее на руках и шее, что дышать дурно становится, что желание появляется завыть и въехать в ближайший овраг. Но вспоминая глаза, наполненные влагой на старте, шёпот беззвучный губами, останавливает себя на этой мысли, он обязан выжить, похуй на другое, он должен выжить и прижать её хрупкое тело к себе, зарывшись носом в волосы и позволить всем слезам выйти наружу. Мужчины не плачут – пиздёж, чистая и настоящая пиздёж. — Я выживу, моя хорошая... — шепчет в салоне Чонгук, вжимая педаль газа в пол, что машина на момент дёргается и свист шин разноситься позади. Четвёртый выбывший. — Я обещаю, пусть ты и не слышишь, пусть мне больно, но я обязан... — ставит цель перед разбитым собой, сам в глубине души страх испытывает, ведь боится, что сейчас любимая нервничает или же плачет, он буквально это чувствует – больное рваное сердце не на месте. Мотор тачки рядом рычит – Чимин, слишком очевидно. Он зол, желает настоящего кровопролития, желает столкнуть Чона. Передачу рычагом переключает, ухмыляется, сжимая кожанный руль и резко подрезает, в бочину, прямо напротив дерева рядом с дорогой. — Съёбывай отсюда, Чон Чонгук, твоё время «правления дорогами» окончится сегодня, — ему совершенно по-барабану, что тот его не слышит. Он сам получает огромное удовольствие от своих слов и действий, победу словно, приближающуюся, призывает. Чона в грязь, в могилу сбрасывает будто бы. Чонову машину чуть заносит и тот выворачивает бедный руль едва ли не на триста шестьдесят градусов, виляя задом машины из-за такого преднамеренного действия со стороны Пака. — Ублюдок... Не дождёшься, — желваки на челюсти ходуном ходят, а скинуть этого самовлюблённого напыщенного урода, так и чешутся руки. И Чонгук решается: на крутом повороте так дрифтует, вдаряя задом чёрной тачки по переду чиминовского авто, со скрежетом метала друг о друга, что обе машины как-то юзят по дороге, заносит не по-детски... — Сука, убью! ◆◇◆◇◆◇◆◇ Толпа ожидает на финише, в догадках плавятся и ожидают кровавой войны в каком-то виде. Не каждый день увидишь двух королей на гонке. — Слушайте-слушайте! Доён вышел из гонки, его отправил в дерево Чимин, но он видел, что у Чонгука началась стычка с ним на тачках. Что именно и как, он не знает, видел дым и слышал скрежет машин, в дыме нихуя не разглядел, — рассказывает какой-то молодой человек, который являлся другом этого Доёна. От услышанного охолодело сердце и упало куда-то вниз у девушки, что та панически подскочила к этому пареньку: — Как?.. Что?.. Стычка... Дым? Что с Чонгуком? Что с ним? Что там вообще... — она в слезах и трясёт парня за руку, пока тот охуевший хмыкает. — Отпусти меня, истеричка. Никто пока не знает, что произошло там до конца.