Много Леди, не их Кот

Маринетт обожала свою комнату. Серьёзно, это была просто диснеевская башня принцессы, ну или Маринетт хотела так думать. Комната была двухэтажной, просторной и розовой, она располагалась на последнем этаже старого каменного здания, и у неё был собственный балкон. Небольшой, всего пара квадратных метров, зато с витой красивой оградой и потрясающим видом на город. Маринетт любила свою комнату намного сильнее, чем это бывает у девочек её возраста. Но и не все девочки переживают то, что выпало на её долю. До девяти лет семья Маринетт постоянно переезжала из Италии в Китай, из Китая во Францию, а оттуда опять в Италию. У Маринетт не то что собственной комнаты — собственного дома не было. Её семья жила у многочисленных родственников, бесконечных, как планктон в глубине океана. Родителей такая лихая жизнь не устраивала: Томас не перенял от своей матери любви к приключениям и мечтал о тихом уголке и тёплой супружеской постели. И о пекарне. Сабина следовала за ним, потому что больше всего любила именно этого мужчину; для мадам Дюпэн-Чэн было неважно, где жить, пока она живёт вместе со своей семьёй. К сожалению для Томаса, мало иметь одно желание. Мир оказался материальным, и для исполнения сокровенных мечтаний требовались деньги. А вот их не было, и семья жила, как жила. Маринетт не знала, кто в итоге дал Томасу ссуду на открытие пекарни. Может, это были родственники из Китая? Или из Италии? Или французская родня? Отец не любил говорить про этот период жизни, потому что выпрошенную сумму ему буквально швырнули в лицо. — Ещё и посмеялись, — добродушно рассказывал Томас, аккуратно складывая пластами слоёное тесто. — Вроде как, не открыть мне пекарню. Буду тут как слон в посудной лавке, понимаешь. Они стояли на кухне в пекарне, готовясь к какому-то очередному маленькому празднику. Было почти семь утра, и Маринетт чувствовала себя как никогда бодрой. Она вообще в последнее время чувствовала себя отлично. Почти три месяца, как раз с тех пор, когда в их компанию в коллеже вернулся Адриан. Маринетт шутливо боднула отца бедром и подмигнула, когда тот посмотрел на дочь. — Но у тебя же получилось. — Получилось, кексик. Вот только теперь у тебя нет другой родни, кроме нас. Маринетт беспечно пожала плечами и протянула отцу миску с кусочками поломанного шоколада. — Мне не нужна другая семья. Ну, — исправилась она, — пока не нужна. То есть, есть один… я имела в виду… — Кексик, про твою влюблённость в Адриана я знаю даже побольше матери. Сделать твоим друзьям макароны с маракуйей? У нас оставалось немного теста со вчера, но начинку, уж извини, смешаешь сама. Маринетт пробормотала нечто согласное, но не совсем оформленное. Томас потрепал дочь по плечу, оставив на домашней футболке мучной след, и ушёл к холодильникам. — И вообще, у меня самый лучший папа-пекарь, — громко сказала Маринетт, чтобы Томас, закопавшийся в холодильнике, её услышал, — он меня научил делать самую лучшую начинку! — Естественно, кексик, естественно. — Не дай бог ты меня так при друзьях назовёшь, — проворчала девушка скорее для видимости. Через полчаса Маринетт, упаковавшая готовые макаруны, уже собиралась в коллеж. В последний раз она перепроверяла рюкзак: учебники, ручки, тетради, планшет, цветные карандаши, — а вдруг ей придёт идея идеального космического платья на физике?! — наклейки, стикеры, несколько кусочков ткани для вдохновения, конечно же макарон и много-много печенья, Тикки, фломастеры, маркеры для выделения, пара справочников по разным предметам… Так, стоп. Маринетт аккуратно вытащила из рюкзака Тикки — крошечное существо не больше ладони, красное, миленькое и очень сонное. Волшебная божья коровка, приносящая Дюпэн-Чэн удачу уже не один год. — Ты опять уснула, не долетев до гнезда? Тикки зевнула, показав абсолютно беззубый рот. Маринетт погладила крошку по большой голове, аккуратно почесав ногтем тёмный кружок на лбу. — Я искала печенье ночью, — тихо сказала малышка, сонно моргая. — Не нашла. — Сейчас дам. Маринетт посадила Тикки на столик для шитья и вручила в лапки большую печенюшку. Овсяная, с шоколадом — Тикки всегда быстро просыпалась от количества сахара в этой выпечке. Пока Тикки вяло жевала подношение, Маринетт ещё раз перепроверила рюкзак, не нашла никаких лишних элементов и пошла переодеваться в коллеж. Одежды было много, — Маринетт модельер, уже почти официально! — а потому глаза просто разбегались. Платья, юбки, жакеты, худи, колготки всех расцветок, даже кружевные чулки, что девушка плела сама… Маринетт подняла глаза к потолку и с силой сжала собственные щёки. — Господи, как же я устала от этого! Слишком, слишком много одежды, а ещё больше идей, всё ещё не реализованных! У Маринетт шкаф был забит вещами, которые она не носила просто потому, что не могла выбрать один-единственный предмет гардероба из всего волшебного разнообразия. Ну скажите: как можно отдать предпочтение пиджаку с вышитым бисером фениксом, когда на тебя умоляюще смотрят огромные глаза мультяшного щенка со свитера, а в углу шкафа робко притаилось самое потрясающее в мире платье в стиле защитников?! Как Маринетт могла бы выбрать джинсы в стиле Кота Нуара, — простой чёрный силуэт и дерзкая зелёная строчка, плюс множество цепочек, — если на полке лежат ни разу не надетые брюки-клёш, которые словно недавно носил Джон Леннон? — Надень платье, — сказала Тикки, самостоятельно подлетая к рюкзаку и вытаскивая новое печенье. — Адриану понравится. Помнишь, он говорил, что ему нравятся женственные модели? — Ну так то модели… у меня из модельного только профессия. Маринетт посмотрела в зеркало, закреплённое на дверце шкафа. Она была низкой, с пухлыми щеками и кривоватыми ногами — подарок со стороны материнской родни, как утверждал Томас. В её лице приятно соединились Европа и Азия, давая Маринетт прекрасный разрез глаз, двойное веко, узкий подбородок и пухлые губы. Не модель, а куколка… которая не могла никак выбрать одежду, чтобы понравиться мальчику. С мученическим вздохом Маринетт засунула руки в шкаф и вытащила беспроигрышный вариант: розовые бриджи, белую футболку и любимый пиджак. — Ну, классика — это тоже неплохо, — сказала Тикки. — Жаль, конечно, что не платье. — Классика — это всегда классика, бессмертная, невероятная… выскажи претензии Шанель, — пропыхтела Маринетт, пытаясь застегнуть бриджи. — О, нет! Пуговица на штанах не выдержала и отлетела — прямо в открытое окно, что казалось просто невозможной акробатикой. Впрочем, с появлением Тикки такие казусы были чуть ли не ежедневными, так что нечему было удивляться. Сначала было Маринетт заворчала, как раздражённый гризли, но потом услышала очень болезненный ойк и быстро подбежала к окну, удерживая пытающиеся упасть с бёдер штаны. Едва высунувшись в окно, Маринетт чуть не столкнулась нос к носу с Котом Нуаром. — Привет, — сказал Нуар, моргая своими прекрасными зелёными глазами. — Ты чего стреляешься? Маринетт нервно икнула и принялась мельтешить руками, пытаясь доказать герою, что всё нормально, никто не стрелялся, она вообще не преступница, это просто пуговица, и вообще… Увидев порозовевшие щёки Нуара и ощутив попой приятную прохладу, Маринетт взвизгнула и вытолкнула героя из окна, затем сразу захлопывая раму. Чуть раньше её штаны упали, потеряв ручную поддержку. Шторы она тоже задёрнула, на всякий случай. Вцепившись в плотную розовую ткань, Маринетт ощущала себя королевой идиоток: хотела покрасоваться перед одним парнем, а в итоге засветилась перед другим. — Ну, по крайней мере, на тебе сегодня безопасное бельё. — Тикки. — Да, Маринетт? — Тихо. Бельё, как считала Маринетт, должно было делиться на две категории: опасное, то есть сексуальное, и безопасное, то есть повседневное. В первую категорию входили шёлк, кружева, верёвочки и просто красивые модельки. Во вторую — всякие щенята, котята, бабушкины варианты для особых дней месяца, застиранные и любимые трусы с покемонами и всё в таком духе. Посмотрев вниз, Маринетт застонала и спрятала лицо в ладонях. Да, на ней были безопасные трусы. С покемоном. — Это просто мой тотемный зверь, — пробормотала Дюпэн-Чэн, имея в виду множественный принт Слоупока на трусиках. — Это я твой тотем! — возмутилась Тикки, окончательно проснувшаяся. — Да… конечно. Тикки появилась в жизни Маринетт лет в десять… или в одиннадцать? В общем, довольно давно и как-то буднично, словно не было ничего удивительного в наличии волшебного тамагочи у простой школьницы. Маринетт купила обычные чёрные серёжки на барахолке во время своей последней поездки в Китай. Если честно, она совсем не хотела их покупать: пусеты были абсолютно немодными, простыми, два невыразительных чёрных камушка. Наверное, она бы их не купила, если бы продавец не сказал, что эти серьги обязательно принесут ей удачу. Продавец не выглядел как маг. Ну не мог настоящий волшебник носить гавайскую рубашку с шортами и сандалии на носок. Но вот убеждал он с опытом зрелого шарлатана. — Это древний талисман, — улыбался китаец, поглаживая свою короткую бородку. Глаза у него были странные: вроде бы светлые, янтарные, но когда на радужки попадали солнечные лучи, они начинали казаться золотыми. Странные глаза, если кто спросит. — Он приведёт тебя к твоей судьбе, — добавил китаец. Ну, Маринетт всегда была немного доверчивой и наивной, давайте говорить откровенно. Она с детства верила в мистику, магию чисел и в то, что когда-нибудь у неё будет собственный говорящий кот-оборотень. Как у Сабрины, маленькой ведьмы. Про покупку свою Маринетт забыла до окончательного переезда во Францию. И даже разобрав сумки с коробками, Дюпэн-Чэн просто отложила сомнительные чёрные серёжки на полку к другим украшениям. Наверное, она бы и не надела их, если бы дела у её родителей вдруг не стали ухудшаться. Пекарне катастрофически не везло. Сначала Маринетт молилась — богу, Будде, каким-то непонятным духам, про которых она читала в интернете. Затем увлеклась фэншуй, пытаясь перестановкой мебели добиться благополучия и процветания. Затем вспомнила про волшебные свойства камней и минералов… и надела, наконец, удачливые серьги из Китая. Во вспышке розового света перед Маринетт появилась Тикки; Дюпэн-Чэн тогда было десять или одиннадцать, так что она всё ещё верила в волшебство и мечтала хоть когда-нибудь примерить нечто похожее на сейлор-фуку. Маленькую волшебную божью коровку, — квами, — она приняла с радостью. К сожалению, Тикки не могла сделать из Маринетт девочку-волшебницу. Она не давала каких-либо сил, кроме могущества многовековой мудрости и опыта. Благодаря её советам, кстати, Маринетт удалось уговорить изменить дизайн пекарни на более привлекательный — по мнению Тикки, конечно; после этого у TS всё шло хорошо. Тикки оказалась самой близкой, самой лучшей подругой, у которой всегда был совет, предложение или слова поддержки; всё это было намного круче и дороже, чем самая волшебная сейлор-фуку. Были и проблемы. Конечно, куда без них. Тикки часто уставала, ела много печенья и не всегда понимала, о чём Маринетт говорит. Девушке пришлось буквально знакомить малышку с миром: показывать фильмы, — в первый раз в кино Тикки панически завизжала из-за летящего на Землю астероида, так что Маринетт пришлось срочно выбегать из зала, — учить всеобщую историю, читать новые книги и объяснять, что вообще происходит вокруг. Тикки часами сидела у окна, рассматривая машины, здания, людей и их одежду. Она провела преступно много времени в заточении, о котором практически не говорила. Тикки только один раз обмолвилась, что на самом деле у Маринетт должна была быть её сейлор-фуку. Если бы саму Тикки не разделили на много-много частей. Потом, сколько бы Маринетт ни заводила об этом разговор, Тикки отказывалась что-либо рассказывать. Аргумента было два: — Ты мне нравишься, Маринетт. И было бы слишком опасно заставлять тебя помогать мне. — Даже если я хочу этого? — Поговорим после твоих восемнадцати, хорошо? А ещё лучше — восьмидесяти. Маринетт тогда представила восьмидесятилетнюю старушку в сейлор-фуку, и разговор на этом закончился. Вообще, она, естественно, не была дурочкой: видела же, что защитники Парижа, — кроме Нуара и Бражника, — как и суперзлодеи, выглядят словно хуманизированные божьи коровки. Да и силы у них были примерно предсказуемы, Маринетт гуглила: удача, ловкость, полёты, хитин… ещё управление насекомыми и прожорливость — но это уже не у защитников, а у их противников. Тикки продолжала твердить, что Маринетт не стоит в это всё лезть, и в итоге Дюпэн-Чэн сдалась. Она рассудила так: учитывая, что с появлением Тикки в жизни Маринетт начали происходить разные сомнительные события, — вроде пуговицы и Нуара, — рано или поздно ей всё равно придётся столкнуться с разделением квами. И помочь, наконец, своей маленькой красной подруге! Со слезами на глазах Маринетт сняла бриджи. Обняла их. Это были её любимые штаны: она сшила их накануне четырнадцатилетия, и с тех пор носила просто круглогодично. Несмотря на частые стирки, ткань всё ещё оставалась приятной и ярко-розовой. Любые пятна словно сходили с материала, не было никаких деформаций формы, строчка оставалась идеальной. Её лучшая работа. Тикки подлетела к Маринетт и уселась к ней на плечо. Сочувственно похлопав девушку по щеке, квами сказала: — Всему когда-то приходит конец. Это было точно. Закончился любимый сериал, раньше времени заканчивался попкорн в кино, когда-нибудь всё-таки заканчивалась физика и химия. Маринетт раньше была уверена, что бесконечно будут существовать лишь две вещи: её любимые розовые бриджи и её глубокая привязанность к Адриану Агресту. Которому нравились женственные модели. — Выбери мне платье, пожалуйста. — Конечно. Пока Тикки с энтузиазмом рылась в шкафу, Маринетт внимательно осмотрела место отрыва пуговицы. Из-за того, что Дюпэн-Чэн вытолкнула Нуара, пуговку ей обратно уже не получить… а жаль. Она изумительно подходила к её любимым бриджам. В принципе, всё оказалось не так печально: можно было просто передвинуть пуговицу, чтобы объём талии увеличился. Настроение от этой новости у Маринетт подскочило на несколько пунктов. Всё-таки она права: её любовь к Адриану и эти бриджи — единственные вечные вещи во всей Вселенной! Обрадованная, она повернулась было к Тикки, чтобы поделиться этой прекрасной новостью… и просто потеряла дар речи. — Я это не надену. Тикки всё ещё копалась в шкафу, пытаясь подобрать подходящую сумочку к вытащенному платью тёмно-синего цвета. Маринетт отлично помнила эту вещичку: её она скроила буквально за ночь, вдохновлённая коллекцией Габриэля Агреста, посвящённой Бражнику. На груди у платья была вышита золотая бабочка, лишь контурами, чтобы не смотрелось слишком пошло. Рукава меняли своё положение: можно было спустить их, оголив плечи, или же поднять. Фасон Маринетт частично скопировала от бохо-шик: мягкие летящие силуэты от пояса, свободный подол, но при этом плотная ткань на торсе, чтобы золотая бабочка была видна. Тёмно-синий цвет был выбран из-за Сабины; мать Маринетт просто обожала его, хотя думала, что он совершенно не подходил к азиатскому фенотипу. — Наденешь, — безапелляционно сказала Тикки, вытаскивая из шкафа огромные синие серьги с перьями. — Знаешь, я ведь и заревновать могу. Не церемонясь, Тикки отнесла серёжки на столик для шитья — на разбор. Квами никогда не выкидывала вещи Маринетт и не критиковала их… если это были не украшения. Поправочка: если это были не серьги. Последние же подвергались жесточайшей остракизме по любому поводу. — Ты же хочешь понравиться Адриану? Гризли в душе Маринетт опять заворчал, как старик. Девушка вздохнула и принялась раздеваться — медленно и неохотно, каждым своим движением показывая своё неудовольствие. — Если ты не поторопишься, — улыбнулась Тикки, — то опоздаешь на первый урок, и миз Менделеева посадит тебя на последнюю парту. А это на три парты дальше от Адриана. Маринетт значительно ускорилась, а в платье буквально влетела: Тикки подхватила ткань и кинула её на девушку сверху. После просмотра диснеевской Золушки это стало любимым развлечением у квами — слишком уж ей понравилось, как принцессе помогали всякие птички и бурундучки. На ноги Маринетт надела привычные балетки. Удобно, практично, нескользкая подошва — что ещё нужно с её неуклюжестью? Только сильные руки её прекрасного рыцаря, готовые поймать ей, если ноги решат подвести и сплестись в косичку… От влюблённых мечтаний ей отвлёк стук. Неровный и робкий, Маринетт его едва услышала. Она подошла к окну и осторожно выглянула из-под защиты розовых штор. Конечно, по ту сторону стекла был Кот Нуар. С кривой извиняющейся улыбочкой он указал пальцем наверх и, отсалютовав Маринетт, упрыгал по своим крайне важным кошачьим делам. Тикки, как самая любопытная, быстро вылетела на балкон. Поначалу Маринетт боялась, что крошку-квами могут увидеть и забрать на опыты; потом Тикки сказала, что из-за разделения её сущности её никто никогда не увидит. Кроме обладателя конкретно той пары серёжек, что досталась Маринетт. — Он принёс тебе кофе! — восхищённо крикнула Тикки с балкона. — Он такой милый, Маринетт! Ты же хотела себе говорящего кота, давай заберём этого? Девушка вылезла на балкон, едва не запутавшись в лёгком подоле платья, и действительно увидела рядом с люком стаканчик из Старбакса с косой подписью «Sorry». Прекрасная отсылка к Женщине-Кошке сразу подняла настроение. Маринетт взяла подарок, открыла крышку и вдохнула. Рот сразу же наполнился слюной: Нуар угадал с кофе и принёс Маринетт приторный черничный раф, который она просто обожала. Гризли внутри удовлетворённо выдохнул и свернулся в клубок, как большой сонный кот. — Он волшебник, — по-доброму усмехнулась Маринетт, закрывая стаканчик и аккуратно спускаясь в комнату. — Иначе как бы он угадал? Она подхватила рюкзак и в последний раз осмотрела свои владения. Много розового, много пушистого. Все вещи она любила до умопомрачения. — О чём думаешь? — тихо спросила Тикки, подтаскивая Маринетт крохотную синюю сумочку с вышитыми бабочками. Там Тикки могла бы поспать, когда устанет. Туда же Маринетт могла положить печенье, чтобы квами не привлекала внимание во время трапезы. Хотя саму Тикки никто не видел, люди могли обратить внимание на то, что выпечка куда-то исчезает таинственным образом. — О том, как мне повезло, — честно ответила Маринетт. — Во всём. — Естественно. Ты же дружишь с Богиней Удачи. Маринетт фыркнула, легонько ткнула Тикки в мягкое пузико и открыла люк, ведущий в квартиру. На лестнице она в который раз чуть не упала, — вот ещё одна причина, по которой она не носила платья: подолы! — но удержалась на ногах и даже не расплескала свой волшебный кофе от волшебного кота. Родители сидели в гостиной, в обнимку смотря новости. Маринетт задержалась на пару мгновений, услышав голос Надьи Шамак: Дюпэн-Чэн иногда сидела с её дочкой. Манон была самым ужасным ребёнком на свете, но Маринетт считала, что всё её плохое поведение — всего лишь способ привлечь внимание и почувствовать себя значимой хоть для кого-то. — О чём говорят? — спросила Маринетт, отпивая кофе. — Доброе утро, мам. Она поцеловала Сабину в щёку, продолжая смотреть на экран. — Утро, милая. Интервью с Леди Удачей. В настоящем времени! Маринетт скривилась, Томас тоже едва удержал лицо. Сабина была восхищена Леди Удачей, любила её, словно одержимая фанатка. Маринетт думала, что это всё из-за глубокого синего цвета костюма одной из парижских Защитниц. Леди Удача была, наверное, самой знаменитой из них. Естественно: уникальный костюм, невероятные способности, звучное имя. Леди на самом деле управляла Удачей, пусть и только своей. Если ты начинал с ней сражаться, то точно проиграл бы; любимой фразой Леди была «Удача не на твоей стороне!» Слишком слащаво и пафосно, на взгляд Маринетт. Поэтому Леди ей и не нравилась. Но вообще, силы у неё действительно были восхитительными. Ух Маринетт бы разгулялась, если бы ей везло так, как парижской героине… она бы в первую очередь помогла бы Тикки собраться в целую божью коровку. Затем призналась в любви Адриану, конечно же. А потом обязательно исправила бы двойку, выходящую по физике за триместр! Леди Удача продолжала разливаться соловьём о том, какая она прекрасная: только недавно героиня в синем победила акуму, на бой с которой Кот Нуар даже не удосужился прийти. Маринетт ощутила подступающее раздражение; гризли поднял голову и начал скалить жёлтые клыки. Защитников было пятеро, плюс Бражник. Кот Нуар — всего один. Один! Почему он вообще должен был приходить на каждую из битв? Справлялись же раньше как-то без него! А теперь, чуть что, Кот обязательно должен был являться и помогать. Совсем обнаглели! — Но конечно же, присутствие Кота абсолютно не необходимо. Знаете ли, мы с другими защитниками даже не заметили особой разницы в этот раз. Что он есть, что его нет… Париж в любом случае под нашей защитой! И она очаровательно, — наверное, — подмигнула. Маринетт прищурилась и от всей души пожелала Леди Удачи поперхнуться своими отвратительными, лживыми словами. Кот Нуар делал так много для Парижа! Если не вспоминать про акум и преступников, с которыми он сражался, то ещё оставались Жук, Арлекин и Ниндзя. Нуар сталкивался с ними намного чаще, чем любой из героев — даже Бражник, от которого Маринетт недавно фанатела. — Его способности, знаете… они ведь опасны. Маринетт скрипнула зубами, гризли поднялся на мощные лапы. В следующий миг что Дюпэн-Чэн, что её внутренний мишка чуть не рухнули: из них словно выпили все силы. Леди Удача на съёмке взяла бутылку с водой и отпила. И… поперхнулась. То чувство глубокого удовлетворения, которое Маринетт ощутила в этот момент, нельзя описать словами. Она отпила восхитительный сладкий кофе и, попрощавшись с родителями, вышла из квартиры. Всё-таки есть в жизни справедливость! Вот пусть теперь Леди объясняется, что это было, и почему вдруг ей изменила Удача. Вообще, Маринетт знала, что она может влиять на других героев, — и злодеев, — у которых была шкурка божьей коровки. Узнала она это случайно: стала как-то свидетелем боя Кота Нуара и Арлекина. Она уже говорила, что с её балкончика открывается прекрасная панорама? Сражение происходило на крыше, и Кот явно проигрывал; Арлекин был взрослым мужчиной, и, как думала Алья, — подруга Маринетт, — проходил военную подготовку. Арлекин на несколько голов превосходил Нуара в мастерстве… не было ничего удивительного, что Кот едва не проиграл. Намагиченная подножка для Арлекина тогда оказалась очень кстати. Маринетт не любила Арлекина и искренне не понимала тех, кто называет себя его фанатами. Мужчина был откровенно съехавшим, вроде Джокера из Готэма. Извращённое понятие справедливости причудливо сочетались с высоким интеллектом и полным отсутствием каких-либо моральных установок. Как итог — Арлекин мог как напасть на Нуара и защитников, так и помочь им бороться с акумами. Хотя последнее не совсем верно. Арлекин всегда помогал с акумами, вне зависимости от своего настроения; как и любой из защитников, он умел очищать проклятых бабочек. Но вот после боя вполне мог завязать новый, уже против героев. Маринетт допила кофе и с минуту раздумывала, стоит ли сохранить стаканчик. Во-первых, можно было бы толкнуть его через интернет: ведь САМ КОТ НУАР написал на нём что-то! А Нуар обычно автографов не даёт. Во-вторых, это было что-то сентиментальное, вроде приятного удивления, что в мире остались рыцари. Нуар ведь извинился за ситуацию, в которой он был в общем не виноват. И перед кем? Перед абсолютно незнакомой ему девушкой! — Маринетт? Привет, о чём думаешь? — О том, что перевешивает: моя жадность или моя сентиментальность. — Что?.. — Если я продам этот стакан, то смогу купить себе тот потрясающий рулон зелёной ткани и сшить наконец кошачью худи с ушами. Если оставлю, вымою и поставлю на полку, то он будет напоминать мне, что в мире остались ещё джентльмены. Целых два, вообще-то, — добавила она, задумчиво потерев подбородок, — и оба блондины, надо же. Как думаешь, Адриан и Кот Нуар могут быть разлучёнными в детстве близнецами? Сзади раздался смешок. Она повернулась и тут же прикусила язык. Взмахнув руками, Маринетт выпустила стаканчик, — тот отлетел точнёхонько в мусорку, — и начала заваливаться назад. Ещё не успев пожалеть своё прекрасное синее платье, Маринетт поняла, что её поймали: Адриан подхватил её под спину, не дав окончательно упасть. Просто сцена из какого-то мюзикла. Не хватало только песенки. — Привет, — улыбнулся ей Адриан, даже не думая отодвигаться. — Вепри… — Вепри? — Какие вепри? Акума опять разрушила зоопарк?! Адриан рассмеялся и поставил-таки Маринетт на ноги. Дюпэн-Чэн нервно хмыкнула и принялась отряхивать подол платья. Как-то мимолётно она подумала, что глубокий синий цвет совсем не подходит к её красным щекам. — Ну, думаю, что мир решил за тебя, — сказал Адриан, кивнув в сторону мусорки. — Отличный бросок, кстати. Маринетт с грустью посмотрела на стаканчик. — А я почти решила, что хочу его оставить. Поставила бы над швейной машинкой… Адриан поднял брови. — Грязный стаканчик из-под кофе? — Эт-то девичье… просто… ну… п-понимаешь, рыцари там… и… — Не совсем, — он мягко взял Маринетт за руку, и всё её бормотание оборвалось, словно выключили неисправное радио. — Идём, у нас всего семь минут, чтобы добраться до класса, иначе миз Менделеева приготовит нас на газовой горелке. — Я люблю мясо на открытом огне… Адриан ещё раз рассмеялся, Маринетт хихикнула в ответ. За ним она была готова идти хоть на край света.