Много Леди, не их Кот

— Это очень, очень, крайне плохая идея. За свою жизнь Маринетт много раз была на крыше; бога ради, у её комнаты имелся выход на балкон, с которого можно было легко забраться наверх. Она никогда не сказала бы этого Сабине, однако Маринетт не раз и не два сидела на крыше своего дома по ночам, если они вдруг выдавались безоблачными. Городской эффект, конечно, убивал большую часть звёзд на небосводе, но Маринетт было достаточно и тех нескольких ярких точек, что оставались. Остальное делало воображение; уж на него-то девушка никогда не жаловалась. Маринетт в общем любила забираться на крыши; балкона тоже хватало, но это всё-таки было немного не то. Ей нравилось смотреть на людей с высоты и наблюдать за их жизнью, оставаясь при этом незамеченной. Такие драмы иногда попадались, боже мой… Но одно дело — тихонько сидеть наверху и смотреть на кого-нибудь из-за парапета. Другое — прыгать с крыши на крышу, пытаясь не упасть на потеху толпе. — Вообще-то, насколько я помню, Глазчатый не передвигался так! — предприняла ещё одну попытку Маринетт. Кагами, — сейчас Ниндзя, — равнодушно пожала плечами и повернула голову к подруге, закованной в тяжёлую броню. Маринетт ощущала себя до невозможности глупо, стоя в полном рыцарском облачении на высоте семи этажей. По крышам должны бегать и прыгать лёгкие и манёвренные герои вроде Кагами или же злодеи вроде Арлекина. Но никак не консервные банки! — Ты разве Глазчатый? — спросила Цуруги. Её пояс развевался от резких, но редких порывов ветра. Стояла Кагами на выступе парапета, сделаешь шаг вперёд — и под ногами ничего не окажется. Очень классная поза, Маринетт бы с удовольствием зарисовала бы её. Сама Дюпэн-Чэн, — напоминание: в рыцарской консервной банке! — стояла у дымохода, нервно держась за тот руками. Была бы возможность, Маринетт бы его и вовсе обняла. Как человек, ненавидящий и боящийся в море, но при этом оказавшийся на корабле, обнимает мачту. Вот таким человеком она и была. Маринетт не боялась высоты и любила крыши, но от объятий с мачтой точно не отказалась бы. Девушке казалось, что от одного неосторожного шага черепица из-под её ног начнёт опадать и обязательно прибьёт кого-нибудь внизу. Кагами на её фоне казалась ещё меньше и грациознее, чем была на самом деле. Ни капли неловкости, никаких проблем. Одна уверенность в своих способностях и равнодушие к проблемам подруги. — Нет, не Глазчатый, — Маринетт осторожно ощупала стопой черепицу рядом с собой. — Но костюм-то его! — Костюм его, — согласилась Кагами, легко спрыгивая с парапета на крышу и подходя к Маринетт. — А серьги? — Серьги от Тикки, — проворчала Маринетт, осторожно выпрямляясь. — Ты это к чему вообще? — Мне странно, что ты так и не поняла, что серьги создают костюм. — И?.. — И что он должен подстраиваться под носящего его. Если не отходить от дымохода, то можно было даже оглядеться по сторонам. Посмотреть было на что: так высоко Маринетт ещё не забиралась, если не учитывать момент с Эйфелевой башней. Однако тогда Дюпэн-Чэн больше думала про акуму-стрекозу и помощь Кагами, чем про то, что можно было бы и видами полюбоваться. Вокруг был Париж. Жилые кварталы. Маринетт слышала детские разговоры откуда-то снизу, чувствовала запах готовящейся еды. У кого-то в доме, на крыше которого они и стояли, играл патефон — очень характерный звук, музыка словно говорила в нос. У дедушки Маринетт, — того, который отец Сабины, — тоже такой был. Перед тем, как уехать из его негостеприимного дома, где о Сабину и Маринетт то и дело пытались вытереть ноги, Маринетт этот патефон сломала. Незаметно с первого взгляда, но вещице точно больше не петь — ни в нос, ни в голос. — Может, тут и не так плохо, — пробормотала девушка. Она всё ещё боялась упасть или прибить кого-нибудь ненароком, но, когда Кагами стояла рядом, этот страх был менее заметен. Почему-то Маринетт верила, что в крайней ситуации подруга обязательно поможет. Схватит у самого асфальта, да. Кагами протянула руку, и Маринетт неуверенно положила свою ладонь поверх её. Контраст был разительный: жёсткие перчатки Ниндзя выглядели ненадёжными обмотками по сравнению с латами Глазчатого. Ладонь у Маринетт всё ещё была не её, крупной и мужской; девушка не понимала, как она управляет металлическим панцирем, когда тот в несколько раз больше неё самой. За руку Кагами Маринетт держалась очень аккуратно, боясь как-то навредить подруге. И всё же, несмотря на свою излишнюю осторожность, Дюпэн-Чэн смогла оторваться от дымохода и даже отойти от него на пару шагов. — Тебя бы, конечно, из города вывезти, чтобы спокойно потренировать, — Цуруги склонила голову и мягко прищурилась. — Да… жаль, что не получится. Не переживай, если ты вдруг учинишь нечто сверх, всё можно будет восстановить через другие серьги. Которые у твоей подруги. — Ну как подруги, — Маринетт боязливо вытянула шею; хоть рыцарский доспех от этого никак не изменился внешне, а обзор стал немного получше, — скорее просто одноклассницы… с которой я не особенно общалась раньше… — Теперь вы как рыбы из одного пруда. Думаю, она пойдёт тебе на помощь. Наверное, Чудесное Исцеление действительно в крайнем случае сможет вернуть Парижу целостность, если вдруг Маринетт в процессе осваивания сил порушит пару-другую зданий. Другой вопрос, что ей не хотелось бы этого в любом случае. К тому же, был ещё один вопрос, который волновал Маринетт, признаться, даже больше, чем возможные разрушения из-за её же неповоротливости: — А если я упаду и умру? Кагами закатила глаза. В наряде Ниндзя только их и было видно, но жест получился до того говорящим, что Маринетт сразу же почувствовала себя неудобно. Но ведь вопрос-то важный был, разве нет? — Для этого у тебя есть я, — сказала Цуруги. — Благодаря второй части Талисмана я могу лечить себя и других. Уже забыла? — …нет. — Значит, забыла. — Хе-хе… Да как тут не забыть, когда Кагами сказала, что Маринетт надо перепрыгнуть с одной крыши на другую? Тут не только про чужой Талисман забудешь, тут бы от страха с собственным именем не расстаться! — Прыжки — это, считай, основа, — рассказывала Кагами. Сама-то она с ланьей грациозностью перепрыгивала со здания на здание; её тканевый пояс при этом развевался за спиной, как два хвоста. Вообще, после того, как Кагами получила вторую часть Талисмана, её костюм немного изменился. Если раньше внешний вид Ниндзя ассоциировался исключительно со словом «эффективность», то теперь в нём появились некоторые детали, нужные, очевидно, только для красоты. Да взять хотя бы тот же пояс. Раньше его не было, это точно; а если и был, он так красиво не развевался. На капюшоне у Ниндзя появились узоры, наручи обзавелись искусными железными заклёпками, перчатки, опять же, поменялись… мелкие вроде бы детали делали костюм совершенно другим, оставляя при этом прежнюю узнаваемую форму. Это у Маринетт как был рыцарский доспех Глазчатого, так он и остался. Никаких изменений, даже точки были на тех же самых местах, она видела их раньше в отражении оконного стекла. — Не сможешь прыгать — лишишься большой части мобильности. — Ты меня вообще видела? Где я, а где мобильность? Кагами кивнула. То, что рыцарский костюм не лучший выбор для гибкости и скорости, она, конечно же, понимала. — Вот именно, — сказала Цуруги. — И это нам нужно исправить. Ты уже поняла, что этот доспех тебе не подходит, так почему не изменишь его? — Серьёзно? Так можно было, что ли?.. Кагами тихо хмыкнула. — Знаешь, как говорил Адриан? Можно всё. А если нельзя… — …то всё равно можно, — закончила за подругу Маринетт со смешками. Этот аргумент Адриан обычно использовал, если делал что-то, за что ему потом прилетало от отца или от Натали. Прыжок с парашютом, временная татуировка, — отцу сказал, что постоянная, и отхватил так, что неделю из комнаты не выходил, даже когда обман вскрылся, — яркий цветной парик, неотличимый от его собственных волос… Маринетт иногда думала, что седина Габриэля — признак не столько возраста, сколько шила её дорогого принца. Заскучать с Адрианом — дело практически невозможное. То ли дело с его кузеном, Феликсом… Маринетт встречалась с ним всего пару раз, но впечатление Фатом произвёл самое отвратительное. Феликс был гадким избалованным богатым мальчиком, не следящим за языком и не думающим об окружающих. Совершенно! При первой же встрече он прошёлся и по пухлым щекам Маринетт, и по её кривоватым ногам, и по китайскому происхождению… не обошёл стороной и то, что Маринетт не была высокой. Признаться честно, тогдашние комментарии Феликса едва не стали причиной депрессии у Маринетт. Потому что Фатом ведь не о внешности говорил на самом деле; он говорил о том, что Адриану такая как Маринетт совсем не подходит. И Адриан за неё заступился… кажется, кузены тогда даже подрались, потому что на следующий день Агрест прихрамывал, а Феликс и вовсе уехал обратно в Англию. Сколько Адриан за него извинялся… Если так подумать, то выходит, что Кот Нуар избил Безымянного. Вот она, первая победа на пути супергероев к безоговорочному «долго и счастливо». — Знаешь, я бы никогда не подумала, что Феликс — Безымянный, — сказала Маринетт, делая осторожный шажок вперёд. Крыша под её латными ногами не спешила ломаться, да и черепица оставалась на месте. Несмотря на объём доспехов, внутри они всё-таки были полыми — а значит, не такими уж и тяжёлыми. И чего Маринетт тогда волновалась, спрашивается? Осмелев, она прошлась по крыше, всё ещё не приближаясь к парапету. Кагами, конечно, хотела, чтобы Дюпэн-Чэн прыгала по домам, как кузнечик, но тут хотя бы с базовыми вещами освоиться. С ходьбой, например. И мироощущением. С ориентированием и удержанием равновесия. — Да. Я тоже. Феликс Фатом всегда вёл себя, как обычный ребёнок из семьи, где родители его не любят. И всё. — Ну я бы не сказала, что родители его не любят, — пробормотала Маринетт, рискуя и приближаясь к краю крыши. — Судя по тому, что я видела, Арлекин от него без ума. — Анри Дюруа… очень представительный мужчина. В детстве я мечтала выйти за него замуж. Маринетт споткнулась и едва не упала — прямо с крыши. Новости были конечно… сбивающие с ног, как сказал бы любитель каламбуров Адриан. — Получается, твоей первой любовью был Арлекин? — хихикнула Дюпэн-Чэн. Кагами склонила голову к плечу. — Моей первой любовью был Карасу Тенгу. Давай, хватит уже оттягивать. Она подошла к Маринетт и взяла подругу за руку. — Смотри. Прыжок начинается в ногах, заканчивается тоже в ногах. В воздухе всё перемещается в тело, примерно под диафрагмой. Эта концентрация не даст тебе упасть в процессе, потому что ты будешь продолжать контролировать своё тело. Она легко перепрыгнула на крышу рядом, потому вернулась. Расстояние между двумя зданиями было плёвое, что-то около двух метров; Маринетт искренне считала, что их будет вполне достаточно, чтобы убиться в попытке прыгнуть. И всё же, как классно развевалась ткань пояса за спиной Ниндзя… — …давай, прыгай. Маринетт встряхнулась и жалостливо посмотрела на Кагами. Конечно, цельный рыцарский доспех не передавал всю глубину выражения её лица, так что Цуруги совершенно не прониклась. — Или я тебя просто столкну с крыши, — добавила японка абсолютно бесстрастно. Не знай Маринетт свою подругу — подумала бы, что она шутит. Однако Кагами была из тех людей, которые делают ровно то, что говорят. Не больше и не меньше. — Тут высоко… — Всего семь этажей. Прыгай. — Этого достаточно, чтобы разбиться! — Страх в голове порождает чёрных чертей в темноте. Прыгай. Проглотив очередное возмущение, Маринетт потерянно оглянулась. На крыше даже разбежаться было негде, чтобы увеличить свои шансы на успешный прыжок. Ну не верила Дюпэн-Чэн, что у неё получится перепрыгнуть на другую крышу, совсем не верила! Она же не героиня, в конце концов; больше всего Маринетт ощущала себя одинокой сардинкой, потерявшейся в пустой консервной банке. Делать было нечего. Маринетт глубоко вздохнула, сглотнула, пытаясь не дать сердцу выскочить из глотки, и уставилась на другую крышу. Прыгнуть. Надо прыгнуть. Если что — Кагами поймает. Надо прыгнуть. Кот Нуар прыгает, Арлекин прыгает, защитники прыгают. Даже Жук прыгает! А уж Бражник… — Добрый день, молодые леди. Не помешал? Услышав голос своего любимого героя, Маринетт тоже прыгнула — как блоха. Не рассчитала с силой в ногах, и в итоге оттолкнулась от крыши так, что тело подлетело вверх на много метров. Приземлялась Дюпэн-Чэн с визгом и не на запланированное соседнее здание, а на то, что располагалось в другом квартале. И не на ноги, как говорила Кагами, а прямо на лицо. Маринетт отлично представляла, как это выглядит со стороны: как в мультиках для шестилеток! Хорошо ещё, что ничего не сломала. — Нет, не помешали, — услышала она голос Кагами издалека. — Вы очень даже вовремя, месье. Спасибо, что пришли. Доспех не дал Маринетт не то что убиться, но даже синяк поставить. Со стоном она повернулась на спину. Тотчас рядом с Маринетт аккуратно приземлился Бражник — вот у кого не было никаких проблем с прыжками! Дюпэн-Чэн могла бы поспорить, что среди всех остальных героев именно её детский краш был самым крутым в плане манёвренности; чего только его бои с Арлекином стоили! С другой стороны, а что ещё оставалось Бражнику делать, если из боевого у него — только он сам и не особо впечатляющий клинок? Силы Талисмана мотылька, как поняла Маринетт, были способны наделять волшебством кого-то другого. Ну или призывать акум из самого сердца преисподней. Бражник протянул Маринетт руку и легко вздёрнул неповоротливый доспех Глазчатого на ноги. Целостность металлического костюма он оценивал с той же тщательностью, с которой обдумывал новые концепции для собственных дизайнов. Вообще-то, у Маринетт не было как такового времени подумать о том, что Габриэль, её второй названный отец, является Бражником. Судьба в последние дни подкидывала какие-то события, постоянно увлекающие разум Дюпэн-Чэн от этого знаменательного открытия; одиночные мысли не давали как следует насладиться пониманием, что два мужчины, которые были для Маринетт очень важны, — так или иначе, — в итоге оказались одним. От этого Габриэль казался Маринетт только ещё круче. Словно восхищение, до этого поделённое надвое, наконец слилось из небольших ручейков в большую реку, и теперь несло Дюпэн-Чэн в мощном потоке своего течения. И ощущение это было крайне приятное. — …спасибо, месье Бражник. Габриэль кивнул. Костюм у него был таким же, каким Маринетт запомнила его в первую встречу: строгость и элегантность, насыщенные тёмные цвета и ощущение дороговизны от тканей. Совершенство. Маска только… но тут уже вылезла индивидуальность месье Агреста, наверное. Потому что ничем иным Маринетт не могла объяснить такую странную форму маски. Как у рестлера, в самом деле. Вроде бы Габриэль в юности участвовал в каких-то боях… Маринетт не была уверена, что они были легальными. Так что маска вполне могла бы быть напоминанием о весёлом прошлом маэстро парижской моды, да. — Проблему вы видите, — сказала Кагами. Габриэль усмехнулся. — Сложно её не заметить. Вам так хотелось посмотреть на мир с высоты двух метров, мадмуазель?.. Как, кстати, нам вас называть? Маринетт тотчас прикусила язык. Придуманное геройское имя уже не казалось крутым и потрясающим, как недавно; одно дело — называть себя леди-жуком перед Тикки, от которой у Маринетт практически не было секретов. Но совсем другое — говорить то же самое человеку, который долгое время был твоим кумиром. В обеих своих ипостасях. — Я эм… ну… Ледибаг. Габриэль понимающе кивнул. Следующие его слова словно сняли с плеч Маринетт многотонный камень: — Хорошее имя, мадмуазель. Короткое, запоминающееся, по теме. — Мне нравится, — добавила Кагами. И стало совсем хорошо. Маринетт даже выпрямилась, более уверенно расправила плечи, немного самодовольно усмехнулась… впрочем, почти сразу же это состояние уверенности и почти всемогущества прошло. И всё из-за Кагами: — Один прыжок был. Давай дальше. — Но я… — Как твой сэнсэй, я имею полное право говорить тебе, что делать. Так что продолжай прыгать. Ворча, что божьи коровки не прыгают, — но очень тихонько, чтобы этого недовольства не услышал месье Агрест, — Маринетт примерилась к зданию по соседству. Во второй раз прыгать было почти так же страшно, как и в первый, но всё-таки, немного меньше: если Маринетт не убилась сразу и даже ничего не разрушила, значит, дальше должно быть полегче. К тому же, присутствие Габриэля очень помогало. Хотя бы потому, что Маринетт могла доверить ему свою безопасность, не раздумывая. Всё же, парижане долго учились бояться злодеев, и Ниндзя был одним из них. Даже то, что в итоге это оказался не незнакомый человек, а дорогая и родная Кагами, не слишком успокаивало. Подсознание привыкло опасаться определённого костюма, и появившиеся украшения и летящий пояс не исправляли ситуацию. После прыжков был бег, после бега — снова прыжки. Герои перемещались по крышам города, а Маринетт могла думать только про то, когда же её уже наконец отпустят покушать. Голода в доспехах не чувствовалось, — как не было желания сходить в туалет или усталости тела из-за непривычной активности, — но Дюпэн-Чэн привыкла кушать три раза в день, а иногда и чаще. Ныла она, правда, исключительно про себя. Ни Кагами, ни Габриэль не показывали никаких признаков усталости или голода, так что Маринетт собралась внутри и просто делала то, что ей говорили. Сосредоточившись на выполнении простейших действий, она настолько ушла в себя, что не замечала происходящих с рыцарским доспехом трансформаций. Зато их видели Габриэль и Кагами. — Всё. Останавливайся. Маринетт затормозила и удивлённо оглянулась на своих учителей. В какой-то момент она настолько свыклась с мыслью, что прыгать и бегать по крышам для неё теперь не сложнее, чем делать то же самое, но на земле… ладно, может быть, даже немного легче, чем на земле: в последнем случае ноги её регулярно предавали, и она падала на кого-нибудь. Обычно на Адриана, потому что ноги Маринетт отказывали именно при нём. Теперь главное не начать падать с крыш при виде Кота Нуара — и всё будет замечательно. Бражник обошёл девушку по кругу и удовлетворённо хмыкнул. Кагами, стоящая чуть поодаль, кивнула. Оба «наставника» Маринетт выглядели вполне довольными, но в чём там дело — Дюпэн-Чэн всё никак не могла взять в толк. — Костюм перестроился, — пояснила Кагами. — Наконец. — Перестроился?.. Маринетт посмотрела на свои руки… и увидела действительно свои руки, а не огромные латные перчатки Глазчатого. Да, ладони Дюпэн-Чэн были в доспехе, но выглядел он по-другому. Если перчатки Глазчатого можно было бы описать, как «огромные», «тяжёлые» или «неудобные», то теперь руки Маринетт выглядели весьма неплохо. Доспех, по крайней мере, был по размеру. И не такого отвратительного ржавого оттенка, а более красным. Даже карминовым, если говорить точнее. Маринетт подняла взгляд на Бражника и поняла, что мужчина теперь выше неё. Коснулась своего лица, и пальцы наткнулись на железную преграду — на девушке всё ещё был рыцарский шлем. Однако он совсем не мешал обзору и даже не ощущался, словно его и не было. — Костюм поменялся? — удивлённо пробормотала Маринетт, рассматривая свои руки, ноги и вообще всё, что только могла увидеть без зеркала. Кагами хмыкнула. — Если рыба захочет, то и вода уступит. Теперь, поскольку ты немного освоилась, мы можем приступить к заданию сэнсэя. — У нас есть какое-то задание?.. Бражник рассмеялся, из-за чего Маринетт почувствовала себя максимально глупо. Да, точно, Кагами что-то говорила о планах… но в голове Маринетт была только куча восхищения из-за костюма и прыжков, так что места для чего-то другого немного не осталось… — Да, мадмуазель Ледибаг, и поэтому я здесь, — улыбнулся любимейший герой девушки. — Я заранее договорилась, чтобы мы сходили вместе. Потому что вдвоём мы точно ничего не вытянем, как бы ни считала наставница. Маринетт посмотрела на Бражника. Потом на Ниндзя. Нехорошее предчувствие внутри тела Дюпэн-Чэн тревожно подняло голову; Маринетт остро ощутила нехватку Адриана рядом, которому можно было бы пожаловаться на несправедливость судьбы и всё появляющиеся новые сомнительные задания от неё же. — Что за задание? — с подозрением спросила она. Кагами была безжалостна в своей честности: — Нам нужно выследить Жука. У Наставницы есть несколько теорий на его счёт, так что было бы неплохо их проверить.