Много Леди, не их Кот

Глядя на здание родного коллежа с высоты птичьего полёта, Маринетт чувствовала непередаваемую горечь. Квадратное строение навевало ностальгию, которую Дюпэн-Чэн совершенно не ожидала ощутить. Казалось что мирная, спокойная жизнь осталась где-то в прошлом. Теперь настоящее одной полукитайской девочки может быть наполнено только мрачным волшебством, боями, нервами… всем тем, из чего состоят так любимые Адрианом боевики. Светлые стены тонули в зелени: директор наконец завершил свой проект по высадке кустов на территории коллежа. Столько времени откладывал, и, лишь Маринетт прекратила ходить на уроки — взялся за дело, надо же. Где-то на кирпичной кладке облупилась краска. Значит, скоро в воздухе запахнет едкостью, которую Маринетт просто обожала. Такое вот маленькое проявление токсикомании. — Грустишь. Кагами не спрашивала, а утверждала. Она села рядом с Маринетт и свесила ноги с края крыши. Дюпэн-Чэн за прошедшие дни настолько привыкла к своему супергеройскому амплуа, что уже не боялась не только прыгать-бегать, но и забираться на головокружительные высоты. Говоря откровенно, Маринетт этой высотой даже начала наслаждаться. Как и длинными прыжками с крыши на крышу, которые больше напоминали короткие полёты: было в них что-то вдохновляющее, то, что наполняло Маринетт изнутри уверенностью в завтрашнем дне и спокойной беззаботностью, больше характерной для детей. Приятное чувство. В изменившейся до неузнаваемости жизни оно было одним из якорей, которые не давали Маринетт погрузиться в тоску. — Ужасно, — выдохнула Дюпэн-Чэн, отворачиваясь от подруги. Она скучала. Безумно скучала по той жизни, что осталась позади. Даже недели не прошло, а Маринетт просто с ума сходила из-за изменившейся реальности. Дюпэн-Чэн плакала по ночам, мечтая оказаться рядом с родителями, в их успокаивающих объятиях. Тосковала по Адриану, рядом с которым всегда было тепло, приятно, безопасно. Скучала по громкому смеху Альи и едва слышным хмыкам Нино, а ещё по их совместным шуточкам, которые доводили что учителей, что месье Агреста до белого каления. Маринетт скучала по урокам и домашке, по своему столику для шитья, по беззаботной подростковой жизни, где единственной проблемой была вроде бы невзаимная влюблённость в красивого мальчика. А теперь… — У тебя есть я, — тихо сказала Кагами. — И Адриан. Месье Габриэль. Тикки… вся твоя жизнь, которая скоро к тебе вернётся. Она сжала ладонь Маринетт своими сильными пальцами. Дюпэн-Чэн действительно стало немного легче: присутствие рядом хоть кого-то из более или менее мирного прошлого тоже действовало успокаивающе. Тем более, если это была Кагами… Кагами ведь, если так подумать, в мировосприятии Маринетт была подобна скалам: сколько бы о них ни бились огромные волны, скалы продолжают стоять, устремляя свои пики к небу. И только время способно подтачивать их… Наверное, Кагами действительно могло бы подточить только время. То есть, старость. Но до старости надо ещё дожить, а тут уже Маринетт не уверена, что у них выйдет… хотя, возможно, это просто вечная грусть в голове девушки нашёптывает такие страшные вещи. Всё будет замечательно. Всё. Будет. Замечательно. — Перерыв уже кончился, да? — тяжело вздохнула Маринетт. Она чувствовала себя намного старше, чем несколько дней назад. Казалось, что только за прошедшие сутки Дюпэн-Чэн накинула себе минимум пять годков жизни. А ведь уже не первый день пошёл с момента её несчастливой встречи с Арлекином… С момента, когда он открыл на Маринетт свой сезон охоты. — Любая проблема когда-то закончится, — сказала Кагами, сжимая пальцы. — Терпишь неделю, празднуешь год. Ничто не тянется вечно. — Я думала, ты сейчас что-то скажешь о важности отдыха. — Что такое «отдых», Маринетт? В японском словаре нет такого понятия. Маринетт захихикала, прикрыв рот свободной рукой. Кагами тоже улыбнулась — видно это было по сузившимся глазам и чуть приподнявшимся бровям; большая часть лица Ниндзя всё ещё была скрыта тканевой маской… да наверное лицо и не откроется, даже если именно у Цуруги соберутся все серьги. Тайна личности, все дела. Ниндзя кучу всего натворила, пока не примкнула к ряду «хороших». Посидев ещё какое-то время, Маринетт окончательно загрустила. Солнце лениво поднималось в небо, первые школяры, — из самых усердных; сама Маринетт никогда к таким себя не относила, — потопали на уроки, которые начнутся больше, чем через час… Мадмуазель Дюпэн-Чэн прогуливала третий день подряд, и совершенно этому не радовалась. Вот раньше, если бы кто-то предложил ей не ходить в коллеж неделю и при этом не проседать по отметкам и посещаемости, Маринетт бы с радостью согласилась. Но посмотрите на неё сейчас: сидит и вздыхает, глядя на чужую беззаботную школьную жизнь. Да она бы даже на нелюбимую прежде физкультуру с удовольствием бы сходила! Прыжки на месте, приседания, отжимания и даже подъём по канату теперь казались Маринетт сущим развлечением. Подумать только! А ведь раньше… Сколько всего было по-другому в этом «раньше»… Маринетт высвободила ладонь и вскочила на ноги. Доспех, больше не громоздкий, даже не скрипнул. Вот она, сила волшебства и правильной подгонки размера! — Мадам Ленуар передала новые координаты? — спросила девушка, поправляя наручи. Её доспех всё ещё оставался цельным, как у Глазчатого, и был таким же отвратительно-ржавым, с рыжими вылинявшими пятнами. Но форма, конечно, изменилась. Подходящий рост делал бег в этом костюме сущим пустяком, отсутствие щелей и полная герметичность позволяли плавать под водой. Вставал, конечно, вопрос насчёт того, откуда в цельном доспехе берётся воздух… но Маринетт о таких мелочах старалась не думать. Мало ли. Вдруг магия обидится на кривую попытку её сознания привнести в жизнь немного логики… Самой большой любовью в собственном костюме-доспехе для Маринетт был хвост. Искусственные волосы. Восхитительные пряди. Длинный ярко-красный хвост, настоящий понитейл, выходящий из затылка. Удивительным образом ненастоящая шевелюра совершенно не путалась и не мешалась при беге, скромно, — шикарно! — развеваясь за спиной новоявленной героини. Появилось это великолепие на второй день после первоначального изменения костюма. Маринетт грешила на собственную впечатлительность: её новый хвост ловил ветер так же круто и потрясающе, как и длинный пояс Кагами. Было сразу ясно, откуда ноги росли у этого апгрейда. — До первого серьёзного боя, — качала головой Цуруги, ощупывая чужой высокий хвост. — Дёрнут тебя за него, попомни мои слова. Как Скарлетт Арлекин за волосы оттаскал. Маринетт, полная хорошего предчувствия и прекрасного настроения, только улыбалась: — Посмотрим. Может, я кого-нибудь этим хвостом из каньона вытащу! Как Рапунцель. — Во-первых, где ты найдёшь в Париже каньон. Во-вторых, Рапунцель точно не была азиаткой… Кагами не давила и не требовала непременно состричь этот хвост. Себя Цуруги считала исключительно хорошим учителем, — сэнсэем, — а потому позволяла своей подопечной набивать собственные шишки. В конце концов, считала Кагами, нет никакого способа убедить в чём-либо другого человека, пока тот не столкнётся с противоречащей ему суровой действительностью… Марианна Ленуар была совершенно другой. Маринетт видела, как та общается с Кагами — словно с военным на службе. Никакого снисхождения, зачастую даже никаких объяснений. Казалось, что во время обучения Цуруги в старой женщине просыпался сам дьявол. Бескомпромиссный, несговорчивый, требующий беспрекословного подчинения. Тем удивительнее было для Маринетт, что Кагами, — всегда стремящаяся к свободе Кагами, — выполняет чужие приказы без единого намёка на возмущение. Даже если Марианна ничего не объясняла. Даже если сама Кагами считала, что поступить нужно по-другому. В любом случае Цуруги, как послушная куколка или запрограммированный робот, делала ровно то, что ей говорят. Не больше. Не меньше. — Она знает, что нужно делать, — комментировала своё поведение японка, беззаботно пожимая плечами, — я — нет. — Тебя не возмущает, что она так… приказывает? — осторожно спросила Маринетт. Мало ли. Может, Кагами вообще об этом не задумывалась. — Плодоносное дерево определяется по его цветам. — Чего?.. Кагами улыбнулась. — Таланты человека определяются ещё с детства, — перевела японка. — У меня, если честно, всегда были проблемы с планированием наперёд. Я могу неплохо распределить действия на неделю, но более далёкие перспективы… — Я всё ещё не понимаю. — Марианна ведёт нас к сбору серёжек, Маринетт, — вздохнула Кагами. — И, может быть, преследует при этом какие-то свои цели, я этого не отрицаю. Но ведь серьги — это сейчас самое важное, правда? С такой постановкой вопроса оставалось только согласиться. Вот и получалось, что Маринетт и Кагами уже какой день бегали по Парижу в поисках Жука. Дюпэн-Чэн искренне надеялась каждый божий раз, что очередные переданные координаты окажутся пустышкой: встречаться с существом, напугавшим её ранее практически до сумасшествия, Маринетт попросту не была готова. Но Кагами шла вперёд с железобетонной уверенностью, и… что Маринетт вообще оставалось? Отправить подругу в пасть странного существа в одиночестве? Конечно, она бы так никогда не поступила. Просто не смогла бы. Маринетт любила Кагами практически так же, как Алью; может лишь немного слабее, но это потому, что какое-то время она с Цуруги не общалась. Теперь судьба, видимо, решила дать девушкам шанс наверстать упущенное время. Как мило с её стороны. — Сэнсэй только переслала новые координаты, — кивнула Кагами, просматривая сообщения на мобильнике. — Седьмой округ… Маринетт подняла брови. Естественно, из-за цельного шлема этого видно не было, но Кагами всегда хватало оттенков интонаций в голосе Дюпэн-Чэн, чтобы понять настроение напарницы: — Рядом с Эйфелевой? — Какие-то проблемы с этим? Маринетт кашлянула. Потрогала свой хвост, перекинула длинные пряди, — у неё никогда таких не было, ну что за прелесть, — через плечо и принялась нервно их поглаживать. — Ну как сказать… Обычно именно рядом с седьмым происходит всякая чертовщина… акумы, к примеру, именно туда всегда стремятся. Да и основные бои тоже примерно там проходят, я отслеживала. Цуруги довольно хмыкнула, и Маринетт печально поняла, что теперь они точно пойдут к Эйфелевой. Даже если Марианна прислала неверные координаты, чего быть, конечно же, никак не могло. Пускай Маринетт была знакома с этой женщиной меньше недели, она достаточно быстро поняла одно: мадам Ленуар не ошибается. В девяноста девяти процентах своих действий она точна, словно метроном. Обратной стороной такой точности можно было бы назвать полную сокрушительность её провалов. Так, например, было с Арлекином: нападая на него или на Безымянного, — что, в принципе, практически одно и то же, как Маринетт поняла, — продумывая линию атаки и защиты, мадам Ленуар несколько раз совершала фатальные ошибки. Разные. Но итог один: с каждым провальным боем она теряла квами, с которым синхронизировалась, и едва не расставалась с жизнью. Мало приятного. Маринетт искренне считала, что лучше уж ошибаться в мелочах, оставляя всё своё внимание и удачу на крупные проекты. Пускай Дюпэн-Чэн, к примеру, всё время спотыкалась по пути в библиотеку, зато она ни разу не завалила ту же математику! Ну пример такой себе, конечно… просто ничего лучше ей в голову не шло. Прыгая по крышам следом за подругой, Маринетт прокручивала в голове варианты, как бы ей пропустить потенциальную встречу с Жуком. Дюпэн-Чэн была уверена, что в этот раз она точно снова увидит и его белое бесформенное тело, и маленькие ручки, и чёрный провал рта… короче, всё то, чего Маринетт больше никогда в своей жизни видеть не хотела совершенно. По мере приближения к Седьмому округу, Маринетт чувствовала, как сердце у неё в груди начинает тревожно трепыхаться. Даже орган понимал, что впереди будет что-то нервное, неприятное, пугающе… почему тогда Кагами так стремилась навстречу к своей возможной смерти?! — Ледибаг?.. Цуруги сразу заметила, когда Маринетт остановилась на одной из крыш. Прыгнув к напарнице, Ниндзя положила той руку на плечо, привлекая внимание к себе. — Из-за этого шлема ничего не видно, — цокнула языком японка. — Когда получишь последнюю версию своего костюма, подумай о том, чтобы заменить шлем на маску. Маринетт, ты меня слышишь? Маринетт попыталась было что-то сказать, но горло у неё перехватило от нервов. Вышло только кивнуть; к счастью, Кагами оказалось этого достаточно. — Бояться — это нормально, — мягко произнесла Цуруги, кладя вторую руку подруге на плечо. — Тем более, если мы говорим про Жука. Бояться Жука — самая естественная вещь на свете, Маринетт, и нет ничего постыдного, ужасного или неправильного в этом. Ты понимаешь? — Я-я… — Страх порождает чёрных чертей в темноте. Как это по-вашему… у страха глаза велики. Нет, это не французская… — Я п-поняла, о чём ты. — Вспомнила. Когда говорят о волке — видят его хвост. — Ты ещё скажи, что у меня нет никаких причин бояться Жука, — повесила голову Маринетт. Из-за шлема её голос прозвучал глухо, хотя обычно железка никак не влияла на то, как девушка звучала во время разговора. Видимо, магия чувствовала настроение, и костюм просто продолжал подстраиваться под мироощущение своего носителя. Прекрасно, просто прекрасно. — Жук… Хочешь есть? Маринетт открыла рот, но почти сразу закрыла его. Если так подумать… да, она была бы не против завтрака. — Мы разве не прячемся от Арлекина? — Насколько я знаю, вчера он устроил знатную взбучку защитникам города. Какой-то герой даже умер, — поразительно равнодушно пожала плечами Ниндзя. — Идём, здесь неподалёку есть неплохое кафе. — Умер?.. — Не Нуар и не Бражник, расслабься. Поговорим за едой. Она легко спрыгнула с крыши, мгновенно скрываясь из виду. Маринетт тихонечко завизжала из-за переполнявших её чувств и нервозности. Рука метнулась к заднему карману, где девушка иногда носила мобильник… естественно, ни телефона, ни тем более бриджей с кармашками не было. Только цельнометаллическая пятая точка. Дюпэн-Чэн поспешила спрыгнуть вниз за подругой. Кагами хорошо знала город: в месте, где Маринетт приземлилась, вполне можно было бы провести обратную Трансформацию. Достаточно уединённый проулок наконец не был полон грязи и мусора. Бездомных тоже не наблюдалось, как и случайных прохожих… Кагами уже стояла чуть в стороне в своём обычном виде и ждала Маринетт, скрестив руки на груди. Выглядела Цуруги потрясающе; как признавалась японка, ей теперь приходилось тщательно следить за своей внешностью, потому что карьера модели требовала полной отдачи, вне зависимости от времени суток. А раньше-то Кагами могла целый день проходить в школьной форме, особенно не задумываясь об этом. Чистая — и ладно. Теперь Маринетт, как дизайнер, была в полном восторге. Она не знала, кто подбирал Кагами одежду, — наверняка кто-то со стороны, может даже нанятый стилист, — но выглядела девушка замечательно. Просто и со стилем. Чёрные прямые джинсы скрывали традиционное для японцев искривление ног, кожаный пиджак поверх белой майки придавал облику шарма опасности. Аксессуары, — ремень, навевающий воспоминания о Нуаре, ботинки с тяжёлой подошвой и несколько толстых цепочек, — завершали образ плохой девочки. Мотоцикла, конечно, не хватало, но свой байк Кагами очень берегла и никогда не брала с собой, если предполагалось перевоплощение в Ниндзя. Мотоцикл — это только для обычной жизни. На модный показ приехать или на проход перед ним… или в магазин на другом конце города смотаться по-быстрому. — Давай, перекидывайся, — Кагами улыбнулась. — Тут тебя никто не увидит. — Опять магия? — Наставница давно сделала такие ненаходимые места по всему городу, — кивнула японка. — Специально для того, чтобы можно было перевоплотиться и не попасть к кому-нибудь на фото. — Я деньги не взяла, — смущённо пробормотала Маринетт, прикрывая глаза. — Тикки, снять пятна. Как же много розового света было при обратной Трансформации… — Про деньги разговор и не шёл. У нас всё-таки я сейчас имею более или менее стабильный заработок… Тикки захихикала, да и Маринетт не удержалась от смеха. Кагами с такой гордостью говорила о своём «заработке», что ты бы ни за что не подумал, чем именно эта красивая девушка может заниматься. Уж точно ты не начинал думать про заказные убийства, кражи, подлоги, подставы… Когда Маринетт вообще начала находить что-либо, связанное с такими вещами, забавным? Настроение у Дюпэн-Чэн упало от этих мыслей. Тикки, почувствовав эту перемену, подлетела к своей Хранительнице и ткнулась лбом в шею, как маленький котёнок. Маринетт уже не в первый раз замечала за своей маленькой подругой такой жест заботы и любви — может, она переняла его от Плагга? В любом случае, от этого Маринетт ощутила настоящий прилив уверенности в своих силах и поддержки. Практически родительской. Как же она скучала по своим родителям, кто бы знал… по отцу и его шуточкам, по матери и её объятиям. Мадам Ленуар сделала так, чтобы ни Том, ни Сабина не волновались за свою дочь; заклинание Марианны также смягчило бы их горе, если с Маринетт произойдёт что-либо непоправимое. Если она умрёт, к примеру. Но заклинание совершенно не влияло на саму Маринетт. Оно и не должно было, если так подумать… — Пошли, — Кагами подошли к Дюпэн-Чэн и взяла девушку за руку. — Нет смысла тревожиться о том, что ты не в силах изменить. Маринетт поёжилась. Правда, когда Кагами вывела её из переулка, стало чуть полегче: обилие людей вокруг внушало некоторую уверенность в том, что всё будет хорошо. Жаль только, что уверенность эта была ложной… потому что Жуку, на которого Ледибаг и Ниндзя охотились в последнее время, ни одна толпа не могла стать помехой. Скорее… закуской. — Ну почему же не могу изменить, — жалко прохныкала Дюпэн-Чэн. — Я могу попросить тебя не идти к Жуку… — И отодвинуть этим возрождение богини Удачи? На это сказать было нечего. Маринетт надула щёки, — Тикки захихикала, увидев выражение лица своей хранительницы, — и позволила завести себя в ближайшее кафе. Здесь пахло цветами; как дочь пекаря, Маринетт знала, что это замечательно. Только пекарня может позволить себе ароматы выпечки; если же едой пахнет в кафе или в ресторане, то значит, вытяжку там принципиально не чистят. Место это, видимо, было хорошо Кагами знакомо. Пока Маринетт смотрела по сторонам, Цуруги успела переговорить с официантом, — очень уж подозрительно они друг другу улыбались, знаете ли! — и даже сделать заказ. — Надеюсь, ты не против хорошего плотного завтрака, — сказала Кагами, садясь за столик. — Ты не смотри на то, что голода сейчас нет. Костюм… дефектный, если можно так сказать. Иногда перевирает чувства. Нужно помнить об этом. — Никому нельзя верить в этом мире… Цуруги улыбнулась. — Верь себе и своему предназначению. Как тебе вариант? — Так и знала, что ты что-то пафосное скажешь. За несерьёзной болтовнёй и лёгкими шуточками Маринетт и сама не заметила, как окончательно расслабилась. Когда же принесли завтрак, жизнь для девушки и вовсе заиграла радужными красками: Дюпэн-Чэн даже не представляла, как она соскучилась по нормальной, вкусной еде. Поскольку Марианна просила как можно меньше выходить из квартиры без причины, чтобы лишний раз не тревожить магию сокрытия, прошедшие дни приходилось перебиваться бутербродами и протеиновыми батончиками. Запивалось всё молоком прямо из упаковки. Такая себе диета. Учитывая, что она сопровождалась высочайшими физическими нагрузками, — как ещё назвать прыжки по крышам? — Маринетт начала худеть. Сколько бы она раньше за это отдала, кто бы знал… а сейчас потеря веса казалась незначительной мелочью, не стоящей внимания. Многое изменилось. После завтрака Маринетт ещё какое-то время просто молча сидела за столиком, сжимая в ладонях остывающую кружку из-под чая. Девушка даже не удивилась, когда к заказу Кагами принесли маленький, исходящий паром чайник: Цуруги наверняка полюбила это кафе именно за наличие в нём разных купажей. Так-то в Париже днём с огнём не сыщешь нормальный чай. Всё какие-то травяные сборы… — Может, всё-таки не пойдём? — предприняла последнюю попытку Маринетт. — Я поела, ты поела… зря мы это всё сделали перед Жуком, тебе так не кажется? А у меня ещё и забрало на шлеме не поднимается в экстренном случае… Цуруги спрятала улыбку за чашечкой. Глаза Кагами над белым ободком отливали золотым — не тем оттенком, что был у Арлекина. Этот цвет был ближе к жёлтому карри, тогда как у сумасшедшего злодея глаза бликовали лимонным. — Прости, Маринетт. Но если мы не сходим сейчас, то мы не сходим вообще. — Может, я этого и добиваюсь… Кагами сжала холодные пальцы своей подруги в ладони и ободряюще кивнула. — Всё будет хорошо, Маринетт. В конце концов, наставница нас туда не с пустыми руками посылает. — И ты молчала?!