Шанс на спасение

Только потому, что кто-то не любит тебя так, как тебе хочется, не значит, что он не любит тебя всей душой.

Габриэль Гарсия Маркес

Идя по оживленным вечерним улицам Москвы, Лаура чувствовала себя странно. Тело рефлекторно двигалось, а разум отключился и стремительно направлялся на долгожданную встречу с будущем. Шатенка садится на ближайшую лавочку в парке, устало выдыхает и поднимает глаза в оранжево-красное небо. Мысли об их с Машей прошлом беспрестанно атакуют. И что же их подвело? Молчание. Хотя именно оно сначала казалось спасением. Никто не хотел обсуждать проблемы друг друга. Лукина не хотела возвращаться к той боли, которую она причинила семье, Маша не хотела говорить о собственных обидах. Все эти недосказанности, вся боль и обиды будут потом выплесканы в интервью. Обе хотели друг друга уколоть, задеть за живое. После финала проекта ничего и не случилось. Они лишь снова искрили друг о друга, словно оголенные провода. Смотря на улыбающуюся Машу, которая фотографировалась с девочками, Лаура поняла, что устала. Устала от постоянной жизни во внутреннем сопротивлении. Устала от молчаливой борьбы, которая никак не хотела стать словами. И главное — она все время боялась, что поторопилась уйти из семьи, что их отношения с Третьяковой — это вспышка, какое-то наваждение, которое вскоре пройдет. Через неделю после финала Лаура прощалась. Нежно, горько, невыносимо. Пыталась запомнить каждую клеточку, каждую линию, по которой так легко и привычно бегут пальцы, каждую секунду рядом. Слушала такое знакомое дыхание, переходящее в совершенно неповторимые стоны. И наслаждалась ответными ласками, понимая, что они последние. А утром сказала Маше, что их история закончилась. Увы, разбитая чашка любви никак не хотела склеиваться. Слишком много войны в их внутреннем мире. Она слишком занятая, взрослая, уставшая, чтобы выносить эту войну вокруг своей жизни и внутри себя. — Прости, Маш, Пойми. Я так больше не могу. Нам обеим трудно. У нас ничего не получается. И все же, при всем при том, вот она встает с лавочки и подходит к кафе, чтобы найти компромисс.

***

Белая скатерть с заметными следами от утюга, серые диванчики. В этом кафе последние несколько лет ничего не меняется. Мария сидит за столиком и сквозь окно наблюдает, как «кипит» неугомонная московская жизнь. Официант подходит с вопросом: «Не желаете десерт к чаю?». Скорее всего, по инерции, чем из-за собственного желания Третьякова отвечает: — Тыквенный пирог, пожалуйста. И через секунду понимает — она заказала одно из любимых лакомств Лауры. Официант кивает и через несколько минут ставит десерт перед гостьей. Блондинка завороженно смотрит на пирог и медленно погружается в мир воспоминаний. В памяти кадр за кадром отражаются их первые тайные свидания, когда они обе убегали с работы, ссылаясь на «срочные дела», их поцелуи до дрожи в коленях за углом. Губы Марии непроизвольно растягиваются в улыбке от этих поистине счастливых моментов. Но от былой радости не остается ни следа, когда она слышит одновременно такое родное и уже такое далекое, словно песня из прошлого: — Здравствуй, Машенька, — Лаура садится напротив и с усладой в глазах смотрит на блондинку. Однако это чувство испытывала она одна. — Мы, вроде, виделись сегодня, — холодно отвечает Третьякова, — давай как можно скорее закончим нашу встречу. Не знаю, зачем я тебе срочно понадобилась, но в мои планы на сегодня общение с тобой явно не входило. — Не думала, что у тебя настолько плотный график, — Лукина кладет руки на стол и складывает их в замок. — Многое изменилось с момента нашего расставания, — Мария повторяет жест Лауры. — Такое ощущение, что ты хочешь от меня побыстрее избавиться, Маш, — произносит шатенка, грустно усмехаясь. — Да что ты! А ты думала, что я кинусь тебе на шею со словами: «Давай все забудем и начнем сначала?» — с болью спросила Третьякова. — Нет, конечно, — Лаура отрицательно покачала головой, — но у меня к тебе предложение. — Из числа тех, от которого нельзя отказаться? — блондинка сделала глоток уже остывшего чая. — Отказаться ты, безусловно, можешь, но я прошу тебя дать нам шанс. Шанс на спасение, — Лукина поднимает взгляд, пропитанный мольбой, и продолжает, — именно поэтому предлагаю заново узнать друг друга. — Это же смешно, Лаура! Хотя Марии совершенно не до веселья. Предложение Лукиной было явно каким-то сюром. Как можно знакомиться с человеком, который знает тебя «от» и «до»? — Почему? — удивленно спросила шатенка. Она не понимала такой реакции. — Кому-кому, но уж точно не нам с тобой узнавать друг друга, — Третьякова начинала злиться, — Чего ты про меня не знаешь? Какое мое любимое время года? Какие фильмы я смотрю? Лукина понимала, что Маше надо высказать все, что на душе накопилось, поэтому слушала и не перебивала. — А хочешь я расскажу тебе о любви? Про наш первый поцелуй и первую ночь вместе? Хочешь послушать, как тебя любили, Лаура? — пальцы истерично мнут бумажную салфетку, а глаза начинают солонеть. На сжатую в кулак ладонь уверенно ложится рука, которая долгие годы была поддержкой и надежной опорой во всем. И истерика прекращается, так и не выплеснувшись наружу. Так и не разъединив ладони, обе возвращаются в ту ночь, которая их связала и до сих пор разорвать не может.