Малиновый фейерверк и рождественское утро

      БАМ!       В одном из кабинетов Отдела Магического Правопорядка раздался громкий стук — Гермиона со всей силы ударила ладонью по столу и тихо выругалась себе под нос.       В этот же момент Энтони Голдштейн подскочил со стула, не забыв прихватить свою палочку. Его безбожно разбудила взбешенная напарница, причём не из-за какой-нибудь чрезвычайной ситуации, а из-за собственных подшаливающих нервов. А в его сне, между прочим, близняшки Патил только что предложили ему побаловаться маггловскими взбитыми сливками.       — Грейнджер, — усмехнулся он, — если ты и дальше собираешься прожигать взглядом этот отчёт, нам обоим придётся убирать пепел. Ты же знаешь, что твоя магия выходит из-под контроля, когда эмоции берут над тобой верх. Давай, собирай-ка свои вещички, я провожу тебя до каминов.       — Я пытаюсь как-то сгладить ситуацию: твой подопечный нарушил охранные чары в Лувре, Голдштейн, — его фамилию Гермиона чуть ли не выплюнула. — Лувре! Или ты совсем забыл о пятидесяти пострадавших магглах? Один мужчина целых сорок минут проговорил с ожившим сфинксом. И с моей магией всё в порядке, придурок.       Гермиона фыркнула на смешки Энтони и его попытки взять её за руку.       — Герми, любимая, я лишь хотел сказать, что сейчас два часа ночи и тебе нужно смириться, что кое-что исправить уже не получится. Начнём с того, что охранные чары были наложены очень давно, да и британское и французское министерства не больно-то ладят. Не думаю, что сам министр, при всём его желании, смог бы замять конфликт. Так что давай прекращай кидать убивающие взгляды на важные бумаги и отправляйся домой.       Если бы Энтони потрудился хотя бы взглянуть на Гермиону во время своей бесспорно замечательной речи, заметил бы, что «уничтожительный взгляд», направленный до этого на документы, теперь впивался между его глупых, таких глубоко-синих глаз. И заметил бы предательский румянец чистой ярости, ползущий вверх по шее. Заметил бы, что она хочет вырвать свою руку из его крепкой хватки. Если бы Энтони больше обращал внимание, заметил бы эти мелочи. Но он не заметил, потому что Энтони Голдштейн — ужасно глупый человек.       — НЕ НАЗЫВАЙ меня любимой, Энтони. Ты не можешь меня так называть. Больше не можешь.       Гермиона спрятала руки под стол, чтобы он не заметил искрящиеся от его присутствия кончики пальцев. Её магия и правда нестабильна, но ощущения лишь усиливались, когда рядом оказывался этот засранец.       — Ты опять об этом? Мы же договорились оставить прошлое в прошлом ради работы. Но ты снова…       ШЛЁП!       И снова оглушающая тишина. На щеке Энтони медленно проявился красный след от женской ладошки.       — Да как ты посмел? — выплюнула Гермиона. — «Это» было четыре дня назад! На случай, если ты забыл, я застукала тебя с Лавандой Браун. В НАШЕЙ ПОСТЕЛИ!       Она с силой ударила папкой с бумагами по столешнице и, подхватив свою мантию, направилась к выходу.       — И ТЫ ещё решил оставить прошлое в прошлом? Я подаю заявление о смене напарника! — она чуть ли не кричала, захлопывая дверь, а ответом ей послужил лишь звук разбившегося стекла.       «Что ж, неплохой способ сообщить ему эту радостную новость,» — подумала Гермиона, прислоняясь лбом к прохладной стали двери лифта. Ей не хотелось признавать, но многочлен-Голдштейн (как его мило называла Джинни) был прав во многих аспектах. Ведь именно Гермиона предложила сохранить их отношения в тайне, чтобы не потерять ту связь, образовавшуюся за год совместного обучения и три года полевых работ. Энтони умён, как и все когтевранцы, и сохраняет хладнокровие в сложных ситуациях, в отличие от более эмоционально настроенной Гермионы. Но это не помешало бывшей гриффиндорке представить Энтони родителям, как своего парня, а впоследствии и переехать к нему с надеждами на светлое будущее и кольцо на безымянном пальце. Однако не разрыв их отношений расстроил Гермиону. И даже не факт того, что он ей изменил. Причиной ужасного настроения девушки было выражение чистого самодовольства на лице Лаванды. Гермиона сразу же вспомнила то время, когда им было по шестнадцать лет, то время, когда Лаванда забрала у неё важного человека.       — И мне чертовски не нравится прозвище «Герми», — пробормотала она себе под нос, выходя из камина в гостиной квартирки, которую делила с Джинни Уизли и Пэнси Паркинсон.       — Кто тебя так называет? И как там твой многочлен? — ухмыльнулась Джинни, выглядывая из-за перил, ведущих на чердак.       — Это и правда дурацкое прозвище, — послышался голос Пэнси, выходящей из спальни Джинни.       — Называет меня так наш доблестный работяга, — Гермиона фыркнула. — Последние семь часов я только и делала, что пыталась сгладить ситуацию с французским министерством. Спасибо нашим зелёно-серебристым собратьям по несчастью. Мне срочно нужно мороженое, — простонала она, совсем не походя в этот момент на героиню войны.       — Тебе просто нужно забыть «Герми, моя маленькая петуния, тебе нужно чаще появляться дома», и всё будет хорошо, — предложила Пэнси.       — Они подпустили сфинкса к магглу, Пэнси! И он…       — …уже в порядке. Твоей пушистой головке не о чем беспокоиться, — протянула она, похлопывая Гермиону по голове.       — Ты до невозможности нелепа, — фыркнула она, наконец, принимая поражение.       Гермиона никогда это не признает, но она была рада, что Джинни и Пэнси сдружились и живут вместе. После того, как Драко и Гарри сошлись, обе девушки впали в пучину печали, но нашли утешение в поддержке друг друга и недолго продлившейся ненависти к ловцам.       — Дорогуша, мне кажется, ты неправильно произносишь слово «прекрасна».       Гермиона уж было закатила глаза, но тут из гостиной донёсся низкий смешок. Он не здесь. Он НЕ в моей гостиной. Это НЕ правда. Она выглянула из-за угла, вовсе не удивлённая, но разозлённая. Рядом с окном, в кресле для чтения сидело итальянское недоразумение.       — Вечерок, Грейнджер! — усмехнулся Забини, делая последний глоток из чашки.       — Разве я не упоминала, что Блейз в панике пришёл к нам после событий в Лувре? — невинно поинтересовалась Пэнси, протягивая девушке блюдце с десертом.       «Лучше мороженому быть шоколадным, иначе…» — подумала она, указывая ложкой на Блейза.       — Ты опасен. Ну-ка убирайся с моего кресла.       — Грейнджер, ты что, хочешь, чтобы я, один из твоих лучших друзей, — на этих словах Гермиона фыркнула, — покинул эту прелестную квартирку? Это глупо!       Блейз вскинул руки, следуя за девушкой, проходящей в свою спальню.       — Дорогуша, — не без сарказма обратилась она к нему, — кажется, ты неправильно произносишь слово «логично».       Забини что-то прорычал закрытой перед его носом двери и, к большому удовольствию обеих, начал жаловаться Пэнси и Джинни на их же подругу.       — Блейз, я даже отсюда слышу, как ты размахиваешь руками, будто сумасшедший, — фыркнула Гермиона, приоткрывая дверь. — Не знаю, чей ты там друг, но мои друзья не заставляют меня без веской на то причины проводить целый день рядом с моим бывшим парнем.       Она точно слышала тихое бормотание Блейза, он сказал что-то, похожее на «Вообще-то, не без причины». Бросив ещё один взгляд на парня и взяв с собой миску с мороженым, Гермиона прошла к своему креслу.       — Хорошо, хорошо, — произнёс Блейз, наклоняясь ниже, чтобы поцеловать девушку в кудрявую макушку и съесть только что набранную явно не для него ложку десерта. — Я понимаю, когда моё общество нежелательно. Я бы сказал, что мне жаль за всю ту бумажную волокиту, которую тебе пришлось сегодня перебрать, но решил, что отдых — от… как там мы его называем? Многочлен? — будет только к лучшему. Но у меня есть друг, который заинтересован в твоей работе. Он хотел бы знать, какие у тебя приёмные часы.       Забини поиграл бровями, не сводя взгляда с девушки.       — Блейз, ты же знаешь, все твои друзья меня раздражают! Ты мог что-нибудь ему наплести, и всё.       Она больно ударила парня по руке, когда тот снова потянулся за мороженым.       Забини сложил губы в воздушном поцелуе, отправив тот Гермионе, и удалился. Но, спустившись вниз по лестнице, он сразу же наткнулся на рыжеволосую девушку, уперевшую руки в бока.       — И что это было? — прошипела она. — Да ты почти сказал ей, что он о ней спрашивал!       Блейз приложил указательный палец к губам Джинни, потянувшись к ручке входной двери.       — Она должна быть к этому готова, Джинн. Он хочет с ней встретиться. Думаю, за Грейнджер должок.       — Она ничего ему не должна, Блейз, как ты не понимаешь. Почему ты так хочешь, чтобы они встретились?       Джинни прищурилась, отходя в сторону.       — Потому что… потому что это Тео, Джинн. Этого уже достаточно.       Блейз с тихим щелчком закрыл за собой дверь.