Не спрашивай разрешения

Весна в том году выдалась яркая, солнечная, звенящая, наполняющая легкие умопомрачительно-свежим воздухом – по крайней мере, наверху, в Пилтовере. Виктор не знал, была ли тому виной весна, однако несколько недель, оставшиеся до Дня Прогресса, когда они с Джейсом дорабатывали технологию хекстек-самоцвета, случились сумасшедшими, одуряющими, отупляющими – не с точки зрения мозговой активности, нет, голова у Виктора вполне соображала, и работа продвигалась споро – однако в том, что не касалось работы, и касалось Джейса, рассудок его пасовал, счастливо помахав Виктору ручкой. Если годы признания хекстека Виктор мог бы впоследствии назвать самыми счастливыми в своей жизни, то месяц перед Днем Прогресса, ознаменовавшим начало конца, был для Виктора одновременно и самым счастливым, и самым ужасным – ему бывало так хорошо и так мучительно, что становилось плохо – от чувств, от прикосновений, от недосказанностей, от собственной, что ли, слепоты и глупости – как он решил позже, безэмоционально глядя в прошлое по прошествии прожитых лет. Когда после двух случаев близости Виктор пришел на следующий день в лабораторию, он уже твердо знал, что что-то произойдет между ними снова, вопрос стоял лишь: как скоро? Он подсознательно желал этого больше всего на свете, но едва ли мог сказать Джейсу, признавая свою полную капитуляцию, а потому просто работал, обсуждал хекстек, пил молоко, зарывшись в свои разработки хекс-когтя, и пытался не выказывать, как заполошно с самого утра бьется его сердце. Джейс бросал на него взгляды исподтишка – Виктор чувствовал – и сам смотрел в ответ, когда знал, что Джейс не видит – и они совершенно глупо пялились друг на друга, боясь быть пойманными друг другом за этим. И потом, когда Виктор делал заметки на доске, исписав уже значительный кусок темной поверхности, увлеченно выводя мелом формулы и комментируя для Джейса вслух свои размышления, он отвлекся, и не заметил даже, что Джейс оказался позади него, приблизившись. Широкие ладони Джейса вдруг легли Виктору на талию, Талис прижался к нему, подышал на шею над высоким воротничком рубашки и мягко поцеловал в оголенный участок кожи под ухом. Виктор вздрогнул, замер, с неприятным скрежетом провел мелом по доске, роняя руку, и напрочь позабыл, о чем вообще говорил. Он развернулся, схватил Джейса за плечо, ища опоры, потому что трость стояла прислоненной с другой стороны длинной доски, и Виктор вскинул на Джейса взгляд и хотел даже обиженно как-то спросить: «Ты чего?», потому что он ведь был занят делом, но тут же, едва взглянув в глаза Джейсу, Виктор уронил мел, положил вторую руку на второе плечо Талиса и порывисто его поцеловал – опять, первым, погребая доводы рассудка под цунами накрывшего его желания. Джейс толкнул Виктора к доске, и Виктор стер свои безумно важные расчеты спиной форменной рубашки академии, весь испачкавшись в мелу, но совершенно этого не замечая. Он только чувствовал, что Джейс вжимает его в доску, наваливаясь сверху, что Джейс напористо врывается языком в его рот, руки Джейса скользят с талии Виктора ниже, по бедрам, и Джейс стискивает его почти до синяков, неистовый в своих поцелуях и ласках. Виктор застонал, выгибаясь Джейсу навстречу. Тело отзывалось моментально, как отлаженный механизм. Виктор терял равновесие и точку опоры, однако это не мешало: лопатками он уперся в доску, пачкаясь в мелу, пахом притирался к бедру Джейса, руки закинул Джейсу на шею, беспорядочно проводя пальцами по его коротким волосам. Еще пару минут назад, до того, как Джейс его коснулся, Виктор был думающим вменяемым человеком, теперь же он просто повис на Джейсе, и весь его хваленый хладнокровный рассудок утек куда-то в член. – Джейс, – прошептал Виктор между поцелуями, позабыв, что они в лаборатории, что у них есть работа, позабыв про уместное и правильное: – Джейс, возьми меня, – выстонал он всем жаром своего больного желания, хоть и не ведал, о чем просил. Виктор хотел Джейса в себе, на себе – это он знал твердо, тело начинало заходиться в содроганиях от одних только фантазий. Джейс оторвался от его губ и посмотрел на Виктора потемневшим, одуревшим взглядом. Он подхватил его под бедра – и хоть нога Виктора тут же отозвалась болью, сгибаясь, когда Талис вскинул его на себя, Джейс нес его властно и без усилий и, дотащив Виктора до рабочего стола, широким жестом сметая на пол бумаги, Джейс развернул Виктора, толкнул на стол и положил свою широкую ладонь ему на спину, заставляя наклониться. В принципе, это была лучшая и едва ли не единственная из доступных Виктору поз. Он мог лежать на столе, но едва мог бы трахаться, стоя в коленно-локтевой позе, выдерживая поступательные движения партнера. Даже лежать на спине, обхватывая любовника ногами за бедра, скрещивая на его пояснице щиколотки – было бы для Виктора утомительно и болезненно. Он так отчаянно желал быть выебанным, и все же это было такой сложной физической нагрузкой для него. Джейс стянул с Виктора брюки резким нетерпеливым жестом, брюки зацепились за ортез, не спустившись дальше, но этого было достаточно, чтоб обнажить его ягодицы, и Джейс положил на них свои широкие ладони, а Виктор разрывался между остатками осознанных мыслей, что все же не очень хочет, чтоб Джейс глядел на его тощий зад, и в то же время от жара чужих рук ему становилось совершенно все равно, как он смотрится – лишь бы урвать желанное удовольствие. Пробормотав что-то вроде: «У нас было масло», – ведь действительно, чего в их лаборатории только не было, – Джейс отошел, загремел выдвижным ящиком за соседним столом, и Виктор, оставленный на несколько минут наедине с собой, мог бы попытаться откатить все назад, задуматься о неуместности места и времени, однако он лежал, касался щекой полированной поверхности стола, тяжело дышал и желал только, чтоб Джейс поскорей вернулся, вновь одаривая его своими прикосновениями. Закончив шарить в столе, Джейс однако ушел еще дальше, и Виктор услышал оборот замка – Талис запер дверь в лабораторию. Виктор смотрел на свои руки на поверхности стола, как он сжимает их сам же в кулаки, как подрагивают его пальцы. Попытавшись оглянуться через плечо на Джейса, он не сдержал нетерпеливый, умоляющий стон. Джейс оказался рядом, едва услышав этот звук от Виктора, снова склонился над ним, поцеловал скулу, подбородок – хоть Виктор прижимался одной щекой к поверхности стола, вторая оказалась весьма удобно подставлена для поцелуев. Джейс скользнул ниже, касаясь губами шеи Виктора, потянул воротник рубашки вниз, обнажая плечо, и Виктор отчаянно вздрогнул всем телом – почему-то эти трепетные поцелуи выбивали из колеи больше, чем примитивные действия сексуального характера, которых так жаждало его тело. – Джейс, просто трахни меня, черт возьми. Я хочу внутри себя твой член, – прошипел Виктор, сам удивившись вульгарности и прямолинейности фраз, сорвавшихся с губ. Он хотел всего лишь пресечь эти Джейсовы нежности, делавшие ему почти больно, однако Джейс от его слов поперхнулся воздухом, и во вздохе Талиса послышался подскочивший градус возбуждения. Джейс повозился с флаконом с маслом, вернул свои руки на ягодицы Виктора, чуть их разводя, и коснулся скользким пальцем ануса, заставив Виктора вздрогнуть – о чем бы он ни фантазировал, Виктор сам себя там никогда не касался. Однако вместо того, чтоб сжаться и уйти от прикосновения, Виктор с удивлением обнаружил, что ноги его буквально разъехались в стороны в жажде открыться и подставиться, и он прогнулся в спине, хоть это было неудобно – пришлось опираться на больную ногу, а корсет сковывал движения. Палец проник внутрь него, и это было смущающе, слишком интимно, Виктор протянул руку по столу и прикрыл сгибом локтя лицо, однако подался назад, насаживаясь, и палец Джейса вошел глубже, и когда Джейс совершил несколько пробных движений взад-вперед, там, внутри, образовывалось такое восхитительное трение, потихоньку преодолевая сопротивление мышц – Виктор застонал, не ожидая подобных ощущений в сокровенном месте своего тела. Он действительно приподнимался на носки, стремясь вскинуть задницу выше, совершенно игнорируя неудобство, – да, становиться на носки было больно, стопу сводило, однако то, что он испытывал, насаживаясь на палец Джейса, пересиливало всякую боль. Джейс оттягивал одну ягодицу Виктора второй ладонью, и Виктор чувствовал, как чуть судорожно впиваются в кожу его пальцы, и что коленом Джейс поддевает его больную ногу, отчего Виктор напрягается не так сильно, но в то же время еще шире разводит бедра. Он все еще прятал лицо в рукаве рубашки, сам не веря, что настолько раскрыт перед кем-то – скорее даже в прямом, чем в переносном смысле, однако одного пальца внутри казалось слишком мало, и Виктор испытал прилив жара к щекам, представив, что почувствует, если распирать изнутри такими поступательными движениями его будет что-то более крупное. – Джейс... Пожалуйста... – тихо всхлипнул Виктор себе в рукав, одновременно разводя ноги, приподнимаясь на носки и прогибаясь – он ерзал, напрашиваясь совершенно бесстыдно, хоть и краснел от этого – еще один неподвластный Виктору момент, когда жажда тела оказалась сильней, чем неопытность и смущение разума. Джейс добавил второй палец. И все же, все время, пока он размеренно восхитительно двигал пальцами внутри, Джейс касался Виктора где-нибудь еще: скользнул рукой, которой оттягивал ягодицу, выше, по бедру, вверх, под рубашку, проводя по пояснице, обхваченной корсетом, и когда Виктор подсознательно как-то умудрился извернуться, стряхивая его руку, Джейс переложил ладонь ему на лопатки поверх ткани рубашки, поглаживая, поднимаясь выше и касаясь обнаженной шеи над воротником подушечкой большого пальца. У Виктора не было сил отбрыкиваться – слишком яркие ощущения он испытывал внутри себя. И затем, когда Джейс вынул из него пальцы, Виктор на миг почувствовал себя совсем раскрытым и пустым, но Джейс наконец пристроил член меж его ягодиц, и толкнулся, Виктор ощутил, как туго вошла головка, его буквально встряхнуло от плотного проникновения, он весь вжался в стол, потому что именно в этот момент ноги держать его перестали, и Джейс поступательными толчками вдалбливался глубже, схватив Виктора уже за поясницу поверх корсета, фиксируя, удерживая в одном положении. – Как же тесно, – пробормотал Джейс срывающимся голосом, преисполненным нетерпения, скорее обращаясь к самому себе. – Как же это плотно, совсем не так, как когда... Вероятно, он хотел сказать что-то вроде «как когда трахаешь женщину», но бормотание Джейса сорвалось в тихий глубокий стон, когда он вошел в Виктора до конца. Виктор чувствовал себя таким наполненным, его распирало, жжение мышц быстро проходило, эластичные стенки принимали член, но Виктор уже понял, что самое незабываемое ощущение образуется именно при непрерывных частых поступательных движениях, и он толкнулся назад к Джейсу голодно, упираясь руками в стол, а Джейс толкнулся в него, и они в один голос застонали, настолько удачным и синхронным было это движение. И Виктора вынесло. Он, позабыв про ограниченность своих возможностей и потребность не перенапрягать ногу, отчаянно подавался назад к Джейсу, желая глубже и чаще, упираясь в стол, выгибаясь, и Джейс, ему казалось, сперва пытался быть бережным, но Виктор просипел, почти злясь: «Сильнее, Джейс, пожалуйста, сильнее!» – он не хотел, чтоб его сейчас еще в удовольствии ограничили, из-за того, что он такой слабый и болезненный. Мощные толчки внутри оказались настолько потрясающими, что Виктор хотел больше, хотел, чтоб Джейс вбивался в него на пределе своих возможностей. Он не знал, каким голосом выстонал свою просьбу, однако Джейса тоже будто бы подбросило – сместив ладони с поясницы Виктору на бедра, Джейс схватил его крепко и сорвался в голодное звериное втрахивание, в бешеный ритм, так, что было только слышно пошлые шлепки кожи о кожу, частые, без пауз, так неистово Джейс, наверное, даже в своей кузне молотом не лупил – с них обоих мгновенно слетел лоск интеллигентных ученых, это был какой-то первобытный половой акт, и именно то, что его грубо дерут на столе, с жаром и силой, которые самому Виктору были неведомы, доводило Виктора до исступления – такой силы в себе он жаждал, горячего члена Джейса, который таранил его, словно поршень. Виктор стонал, подмахивал, оперся на локти в стремлении подаваться назад глубже, на полированную поверхность стола сорвалось несколько капель его пота, ортез скрипел, оттого, что Виктор полноценно встал на ногу, отталкиваясь от стола в желании насаживаться на член Джейса, и Виктору было глубоко однохуйственно, как сильно он напрягает сейчас ногу – он вообще про ногу свою позабыл, едва ли не впервые в жизни забыл, что с ним что-то не так – едва ли не впервые в жизни его существование – пребывание в живом человеческом теле – приносило ему неоспоримое, звенящее, восхитительное удовольствие, Виктор чувствовал всю полноту жизни, все счастье звериной человеческой природы, подчиненной инстинктам – вот сейчас, когда они с Джейсом на предельной скорости подавались навстречу друг другу. Виктор уже совсем откинулся со стола на Джейса, пытаясь выгнуться – именно под таким углом член внутри него бил снова и снова в какую-то точку, и у Виктора темнело в глазах, и толчки эти были настолько частые и удачные, что, Виктору казалось, вот так вот, ритмично, каждую секунду его таранят прямиком в какой-то центр удовольствия в мозгу. Джейс подхватил его под грудь, помогая откинуться на себя, удерживая своими руками, хрипло рыча в шею, и это оказалась настолько удачная поза, что Виктор только всхлипывал, позволяя насаживать себя, как куклу – было так хорошо внутри, он чувствовал, как член Джейса резким движением выходит почти до головки а потом тут же вбивается снова, хлопком, до упора – Виктор одуревал от каждого такого очередного толчка, просто не могло быть, чтоб настолько хорошо человеку делали примитивные повторяющиеся движения. Джейс трахал его долго, не сбавляя ритма, и Виктор совсем потерялся во времени: если раньше ему казалось, что он, погрузившись в исследования, может заниматься увлекшим его делом ночь напролет – сейчас Виктор с ужасом и восторгом осознал, что мог бы позволить Джейсу трахать его снова и снова, бесконечно, позабыв обо всем на свете – это чувство оказалось сильнее, чем вдохновение от работы, от которого единственного Виктор и получал удовольствие всю свою жизнь. Эта мысль, зафиксированная перевозбужденным мозгом, нешуточно испугала – но Виктор не смог сосредоточиться на ней надолго, Джейс вытрахивал из него любые связные мысли, оставляя звенящее удовольствие во всем теле. Потом, через долгое время грубого, жадного совокупления, Джейс опустил руку ниже, обхватывая член Виктора, и нескольких резких движений по члену параллельно с тем, как Джейс вбивался в него сзади, оказалось достаточно – Виктор кончил с громким высоким вскриком, и оргазм оказался настолько сильным, что какую-то минуту Виктор едва ли осознавал себя – только в голове громыхало, он, кажется, слышал стук собственного сердца в ушах. Он сжался, выгнулся во время оргазма, зажимая Джейса внутри себя тоже, и почувствовал резкое и горячее, и стон Джейса над ухом, такой глубокий, такой откровенный – и понял, что Джейс кончил следом за ним. Блаженная расслабленность накатила на Виктора так внезапно, что он едва успел, вытянув руки, рухнуть обратно на стол, влажно соскользнув с члена Джейса, и почувствовал внутри себя пустоту, растянутость, между ягодиц хлюпало – и в этом было что-то бесконечно приятное, быть вытраханным, словно его вывернули наизнанку. Пролежав несколько минут, выравнивая дыхание, Виктор сумел приподняться на локтях и оглянуться на Джейса – поймать его взгляд, и они оба уставились друг на друга одинаково шокированные, кажется, слишком потрясенные тем, что могли трахаться так разнузданно, так грубо, совершенно утратив над собой контроль. Джейс моргнул, приходя в себя, взгляд Талиса прояснился, становясь более вменяемым, Джейс взволнованно осмотрел распростёртого на столе Виктора, и тут же склонился над ним, начиная осыпать поцелуями шею. – Виктор, Вик, прости, – шептал Джейс заполошно и чуть виновато. – Я совсем не подумал... Совсем голову потерял... Я не сделал тебе больно? Твоя нога? По мере своего бормотания Джейс принялся стягивать рубашку с одного плеча Виктора, не прерывая беспорядочных касаний губами, и Виктор тут же дернул плечом и перехватил ускользающую рубашку рукой. – Мне не больно, Джейс, я... – он запнулся, прислушиваясь к ощущениям в теле. На самом деле нога болела, и к вечеру угрожала разболеться еще пуще, но Виктор испытывал такую восхитительную, блаженную истому, отголоски оргазма во всем теле – плевать ему было на свою ногу сейчас. Ему понравилось все, что Джейс с ним сделал – как бы это ни было... нецивилизованно, что ли? Как будто они не личности с высокоразвитым интеллектом, а поддавшиеся примитивному зову животные. Пока Виктор пытался найти хоть какие-нибудь внятные слова, Джейс снова принялся мусолить его рубашку у руках, нежно зарывался лицом под ворот, добираясь губами до оголенных участков кожи – и Виктор, не зная, как избежать его прикосновений, был вынужден сформулировать свою просьбу вслух. – Не раздевай меня, Джейс! – несколько напряженно выпалил он, дернувшись и заехав плечом Талису по подбородку. – Но почему? – голос Джейса сейчас был каким-то несерьезным, беспечным и счастливым, и он как будто не сразу понял, что Виктор не дурачится. – Я хочу поцеловать твои лопатки... Мне кажется, у тебя на них много родинок... – продолжал, почти мурлыча, нести чушь Джейс, и потянулся даже вперед расстегнуть пуговицы у Виктора на рубашке, а Виктору надо было как-то донести до эйфорически-расслабленного Талиса, что он не думает с ним шутить. – Джейс, не надо, правда! – возразил Виктор звонко, даже слишком эмоционально. – Тебе... «Тебе не понравится», – хотел сказать он, но запнулся, зная, как иногда сложно спорить со вбившим себе что-то в голову Талисом, и оборвал фразу, переиначив: – Мне некомфортно! Правда, как только он выразился подобным образом, еще и звенящим чуть ли не от слез голосом – Виктор, конечно же, не собирался ныть, но стоило ему только представить, что Джейс увидит его совсем без одежды и вряд ли после этого когда-нибудь захочет, как у Виктора будто скручивался тошнотный комок в животе. И едва только Виктор выразился подобным образом – Джейс действительно тут же убрал от него руки. – Прости, – сказал он растерянно. – Виктор. В общем-то, я хотел сейчас спросить – за тобой ведь оставались числиться апартаменты в Академии, и мы могли бы пойти туда, там ведь есть кровать, и, я имею в виду... – Джейс, окончательно перестав трогать Виктора, смущенно присел на пол, так, чтоб оказаться лицом на одном уровне с лежащим на столе Виктором. – На самом деле я понимаю. Ты не заслуживаешь быть выебанным, – Талис отвел глаза, споткнувшись о вульгарность произнесенного слова, – на столе в лаборатории, я... даже не знаю, как это случилось. Я совсем забылся. И я думал, мы могли бы отправиться наверх в твою комнату. И нормально лечь в кровать, хотя бы, тебе же, наверное, удобнее на спине... И раздеться... Но раз ты не хочешь... – Джейс разглядывал лицо Виктора как-то виновато, но в то же время въедливо – как будто пытался понять, что с ним не так, и как найти к Виктору подход. Виктор резко поднялся, почувствовав мимолетное головокружение, и тут же чуть не охнул от боли в ноге, на которую перенес вес, и между ягодиц у него хлюпало, напоминая о том, что они только что совершили – и Виктор порывисто, чуть сердито принялся натягивать на себя брюки. Его начинало злить, что Талис так печется о том, что ему, ущербному и неполноценному, было неудобно заниматься сексом – хотя физически здоровые люди трахаются на столах, подоконниках... дальше фантазия Виктора не заходила, но, в общем-то, физически здоровые люди могли трахаться на всех доступных им поверхностях, во многих позах, даже закидывая ноги партнеру на плечи – Виктор представил, как, должно быть, глубоко проникал бы в такой позе член внутри него, и с сожалением осознал, что он бы не смог поднять больную ногу Джейсу на плечо. И в то же время он представил, как было бы потрясающе, если бы они действительно добрались до кровати в его старой комнате в Академии, и Джейс, абсолютно обнаженный Джейс, лег бы на Виктора, покрывая его своим телом, вжимая в прохладные простыни... – Я бы хотел... – возразил Виктор, все еще сердитый – он начал злиться и на себя, и на свое глупое тело, которое волновали подобные фантазии. – Я не хочу раздеваться, – отводя взгляд вниз, пока застегивал ширинку на брюках, пробормотал Виктор. – Мне не нравится, – добавил он, осознавая, насколько нежизнеспособно звучит подобное оправдание, но все же лучше, чем: «Без одежды я выгляжу ужасно», чем он еще и привлек бы к данному факту внимание – хотя было глупо надеяться, что Джейс не заметит. – Но, – начал было Джейс, вставая, присаживаясь рядом на стол, явно намереваясь достать Виктора вопросами и возражениями, однако в этот момент в дверь настойчиво постучали и подергали ручку. Джейс и Виктор оба подпрыгнули, словно ужаленные, принялись поспешно поправлять и застегивать одежду, Джейс схватил тряпку и стал тереть стол – в целом, в их лаборатории на столе часто взрывалось или разливалось что-нибудь едкое, однако сейчас стремление Джейса к уборке было понятно, и, услышав за дверью голос Скай, Виктор нервно засмеялся, мечтая провалиться сквозь землю – наверное, мысль уединиться в спальне действительно несла в себе рациональное зерно.

***

Весь день Виктор ходил рассеянный и в то же время окрыленный – страннейшее сочетание эмоций, которое он не мог объяснить. Кроме того, он чувствовал себя полнейшим идиотом: внезапно Виктора начали волновать такие бессмысленные вещи, как ответ на вопрос, что ему делать, если Джейс подумает, что он слишком странно себя ведет – ведь, в конечном итоге, люди действительно раздевались, занимаясь сексом – и, пусть Виктора всегда интересовало мнение Джейса касательно их научной деятельности, во всем остальном – Виктор спокойно с ним не соглашался и спорил, говорил, что считает вечеринки инвесторов собраниями скучных снобов, что не желает на них присутствовать, и пусть Талис сам пляшет перед высшим светом, раз ему не в тягость – короче, Виктора в целом не особо волновало, что подумает Джейс. А теперь он просто не находил себе места, терзаясь от многочисленных, изводивших его «а вдруг»: а вдруг Джейс посчитает странными «заскоки» Виктора и больше его не захочет, а вдруг Джейс увидит Виктора без одежды и больше его не захочет, а вдруг Джейс в целом не захочет его снова – наверное, волнение Виктора, доводившее его до мандража, было связано только и исключительно с тем, что Виктор пережил незабываемые ощущения в объятиях Джейса и жаждал снова их повторить. Если люди, влюбившись – Виктор перекатывал на языке слово «влюбившись», не желая применить его к себе – хорошо, будучи увлечены кем-то, если люди начинают ощущать себя и вести, как совершенно не владеющие собой идиоты – Виктор в таком случае лишь еще раз пожалел, что с ним случилась эта напасть. Или нет. Он остановился посреди коридора, часто дыша, и понимая, что просто задыхается – от радости, что ли, и что сердце бешено бьется у него в груди – или же просто всему виной цветущая за окном весна. Виктору, кажется, никогда в жизни не бывало радостно до сбившегося дыхания. Ну, может быть тогда, когда они парили под потолком лаборатории Хеймендингера, и вокруг летали предметы, пахло озоном и сиял голубоватым свечением покоренный хекстек. Виктору даже хотелось петь – хотя петь он ни черта не умел, и вообще считал музыку искусством, неподвластным его рациональному рассудку. Музыка была материей прекрасной, но чуждой – чем-то, не имеющим к его жизни отношения. Виктор двинулся к лаборатории, легко, почти не опираясь на трость, негромко мурлыкая себе под нос. Подходя, он увидел, что дверь приоткрыта, и услышал звонкий голос советницы Медарды. Девушка отворила дверь и чуть не саданула ею Виктора по лбу, выходя. – Ох, Виктор, прости, – советница элегантно поднесла пальцы ко рту, выражая неловкость. – Я тебя не заметила. Заходила обсудить работу хекс-врат в этом месяце – нас настойчиво забрасывают просьбами формировать караваны судов большей грузоподъемности, однако, врата и так работают на пределе своей пропускной возможности, в общем, некоторым торговцам этого не вдолбишь, – она небрежно отмахнулась – видимо, уже успела пожаловаться Джейсу на всех доставших ее туголобых торгашей. – Приятно было повидаться, Виктор, – советница ласково сжала его локоть, хотя сама едва ли на Виктора взглянула – прелестная способность Мэл Медарды выказывать внимание каждому, по сути ни на кого внимания не обращая – формальность, светские экивоки. Виктор посмотрел ей вслед, еле сдержав порыв закатить глаза, и вошел в лабораторию, собираясь проворчать в адрес Мэл что-нибудь неодобрительное. Ну, что-то вроде: «Совет как всегда волнует только прибыль, надеюсь, она не слишком утомила тебя бюрократией». Но наткнулся на мечтательный, затуманенный, отсутствующий взгляд Джейса, устремленный в спину Медарде. Виктор даже и сам поглядел советнице вслед, чтоб убедиться, что Джейс смотрит именно на нее. – Что, красивая? – с желчным ехидством уточнил Виктор, глядя в открытую дверь на удаляющуюся по длинному коридору с кошачьей грацией изящную девушку. – Ага, – вздохнул Джейс тоном человека, который пребывает вообще не здесь и отвечает чисто машинально – но, как ни странно, именно такие ответы бывают максимально правдивы. Наверное, взгляд Виктора очень уж отдавал горечью, потому что Джейс заморгал, потряс головой и выдал смущенное: «Я имею в виду, красивая – как картина на стене. Смотри и не трогай. Ну, кто Мэл, и кто мы», – он развел руками, демонстрируя: чушь, даже думать не стоит. Виктор потянулся закрыть за советницей дверь и грохнул дверью так, что задрожала лепнина на потолке. Он прошел к своему столу, принялся беспорядочно перекладывать бумаги, чувствуя, как выдувается вся теплившаяся внутри него глупая радость. И убеждаясь: совершенно не зря боялся, что Джейс, когда его отпустит от ощущений приятного секса, очень быстро заметит, что Виктор вовсе не красив. Вот Мэл Медарда – красивая. И Джейс все эти годы на нее исподтишка смотрит, вовремя отводя взгляд, скрывая свои смущение и восторг. А с Виктором у Джейса произошел случайный секс – спонтанный, странный – вовсе не Джейсом инициированный. Так что... Виктор вдруг уставился на зажатую в ладонях стопку документов, поймав себя на том, что у него трясутся руки. Счастье не то что улетучилось из груди – теперь в его груди заворочалась отвратительная, скребущая тоска. Он должен принять и понять, что Джейс с ним, конечно же, не навсегда, и даже не надолго. «Кто Мэл Медарда и кто мы» – Виктора преследовало стойкое чувство, что Джейс Талис недолго останется тем, кем является сейчас – перед ним открыты все горизонты – и еще более непоколебимой была его уверенность, что ему, Виктору, прихрамывающему калеке – за сияющей звездой Джейса Талиса никогда не угнаться, не идти рядом в ногу.