По тонкому льду

Тысячи иголок неприятно пронзают затёкшие бедра. Даниил с нежностью смотрит на Аню, которая заснула, уткнувшись носом в его колени, поджав ноги к груди. Уже целый час он боится пошевелиться и потревожить ее хрупкий сон. Он бы просидел так всю ночь, если бы не нужно было отправлять ее спать в свою комнату. Сплетни в фигурной тусовке распространяются очень быстро, и уже утром все будут знать, что юная спортсменка ночевала в номере хореографа… На себя ему плевать, но девочка такой грязи не заслуживает. Он с сожалением треплет ее по плечу: — Малышка, просыпайся… Уже очень поздно. Она нехотя открывает глаза и, перевернувшись на спину, удивленно его рассматривает: — Я заснула? Давно? — Ближе к концу. И ещё где-то час я тебя жалел и не мог разбудить, — признаётся он со смущённой улыбкой. — Надо идти, да? — как-то жалобно спрашивает Аня, отчего у Даниила сжимается сердце. — Да, солнышко. Надо, — он не знает, куда спрятать захлестывающую горячей волной нежность и выплескивает ее, называя девушку ласковыми словами. Аня не торопится вставать, поудобнее устраиваясь на его онемевших коленях. Ему и самому хочется, чтобы она подольше не уходила. Растянуть момент их общего спокойствия, ещё немного полюбоваться ее заспанным лицом… Она кажется ещё красивее, когда вот так — с растрёпанными волосами, сонная, в слегка помятом костюме. Трогательная, доверчивая малышка, которую ему хочется обнять и больше никогда не выпускать из рук. — Завтра произвольная… — задумчиво глядя куда-то в потолок, вспоминает Аня. — Волнуешься? — Даня задаёт первый пришедший в голову вопрос. Она решительно сдвигает брови: — Нет. Просто… нога болит. Он сразу понимает, о какой ноге идёт речь. Обеспокоенно задевает ее рукой: — Коленка? Или опять палец? — Коленка. Сегодня больно упала на раскатке, — девушка даже зажмуривается, вспоминая момент падения. Даня понимающе кивает: упала она действительно впечатляюще. На секунду он даже испугался, что там серьезная травма. — Я надеюсь, там уже есть тейп? Аня прячет глаза: — Не успела. Ну вот, момент спокойствия разрушен, снова нужно за неё переживать. Даниил закатывает глаза и раздраженно вздыхает: — Господи, Аня. Я уже устал за тебя беспокоиться. Она виновато молчит, сжимаясь в ожидании бури его негодования. — У нас же есть спортивный врач, неужели сложно было потратить на это двадцать минут своей жизни? Теперь только завтра, время позднее, — выговаривает он, и, уже спокойнее, добавляет: — Ладно, давай завтра без флипа откатаемся. Идеальный чистый прокат с тройными. Справишься? — Да. Попробую, — Аня утвердительно кивает. — Вот и отлично. Можешь сесть, пожалуйста? — ноги Даниила совсем отнимаются, требуя восстановить нормальный отток крови, — Ноги затекли, — с улыбкой поясняет мужчина. Девушка с трудом поднимается, и, потянувшись по-кошачьи, наваливается ему на плечо, прикрывая глаза. — Эй, ты снова спать собралась? — он старается искренне возмутиться, пихая ее локтем. Она молчит, усердно делая вид, что уже заснула. Даня улыбается этой попытке себя обмануть: — Я сейчас сам тебя отнесу. Мое плечо — не кровать, забыла? — Несите, — не открывая глаза, она безразлично отмахивается. Усмехнувшись, он сгребает ее в охапку и относит к выходу из комнаты, затем бережно ставит на пол. — Вот так. А теперь ножками. Обиженно глядя на него своими огромными карими глазами, Аня берётся за ручку двери: — Ладно, я поняла, меня выгоняют. Спокойной ночи. — Какая смертельная обида! Заставляют ночевать в своей постели, — смеётся Даниил, — Что, даже не обнимешь злодея? Она несколько секунд колеблется, но все-таки сдаётся, ныряя в его объятия. — Не хочу уходить, — признаётся почти шепотом, — Почему все время я куда-то должна от вас уходить? — Так надо, малышка. Так надо, — он повторяет это, успокаивающе поглаживая ее по спине, — Ложись сразу, хорошо? — Хорошо. За ней закрывается дверь — только тогда к нему приходит полное осознание всего случившегося в этот вечер. Поцелуй… Не просто девчачья выходка, он, считавший себя способным сдерживаться, ответил ей без всяких сомнений. А потом так и не нашёл в себе сил сказать ей то, что должен был: что это была случайность, что больше такого между ними быть не должно. С другой стороны, можно ли говорить такое после первого поцелуя? Вряд ли она вообще когда-либо целовалась, это было заметно по робким и неловким движениям губ, по тому, как она смутилась после… И можно ли сейчас, накануне важного выступления, ломать ее мечты, втаптывать их в грязь, как что-то глупое и ненужное? «А давать необоснованную надежду — можно, что ли? Ты идиот», — выговаривает ему внутренний голос. Как ни крути, он чувствует себя палачом, занёсшим топор над чистой и искренней душой. Измучившись, изругав себя вдоль и поперёк, Даниил решает не напоминать ей об этом вообще. Если такое случится снова — тогда придётся подбирать самые бережные слова, разговаривать. И возможно, после этого он ее потеряет насовсем. Но сейчас… Сейчас он не готов. Этой ночью ему снятся тревожные сны. Он бежит со всех ног за чем-то важным, но оно постоянно ускользает из рук, теряется в тумане, сдувается отчаянным ветром. Несколько раз Даниил просыпается в холодном поту, прислушиваясь к тишине, царящей в соседней комнате, и, убедившись, что там все спокойно, снова заставляет себя погрузиться в сон. *** Тренировки всегда помогают вернуться в состояние душевного равновесия. Какие бы переживания не преследовали по жизни, они остаются где-то там — за дверью раздевалки. Невыспавшийся хореограф наблюдает за девочками, сосредоточенно разминающимися перед выходом на лёд. У каждой своя методика, но стараются абсолютно все: это небольшая уловка, чтобы немного разогреться, не кататься на холодные мышцы, почувствовать себя, что называется, «в ногах». — Привет! — он подходит к Ане, — Ногу затейпировала? — Да, — она улыбается, — Встала пораньше. Даниил довольно кивает, и, решив не мешать разминке, больше с ней не разговаривает. После раскатки девочки по очереди прогоняют программы. Времени совсем нет, это официальная тренировка, у каждой всего одна попытка откататься под музыку. Этери заполняет бумажные протоколы, хореограф внимательно следит за движениями рук, связками, чертыхаясь каждый раз, когда кто-то забывает программу и начинает нести отсебятину, не попадая ни в музыкальные акценты, ни в общий рисунок номера. Это рутина, позволяющая сконцентрироваться на моменте «здесь и сейчас», не оставляющая сил другие мысли. Даня жил так долгое время: сначала прятался от собственных душевных травм и разочарований, потом умерла мама… Какой-то личной жизни все эти годы как будто не существовало. У него были одноразовые отношения, были отношения подольше — но все проходило мимо, не задевая глубоких душевных струн. Аня прокатывается из рук вон плохо: срывает каскад, теряет уровень в дорожке, последнее вращение обнуляет практически до базовой стоимости. Этери недовольно хмурится, ожидая, пока спортсменка подъедет к бортику. — Ну ты это видел? А сегодня у неё контрольный прокат! — возмущается она, показывая Дане протокол. Он флегматично пожимает плечами: — Ещё вкатается. Прошло мало времени, нога не восстановилась. — Вот нет у неё времени вкатываться! Чемпионка мира, блин. Вся страна сегодня будет смотреть, — хмурится женщина. — Она не может прыгнуть выше головы, при всем желании. Соберётся, чистенько откатает, а до гран при восстановится окончательно. — Вечно ты ее защищаешь! — Кто-то должен. Почему не я? — Не нравится мне все это, — Этери качает головой и подходит к бортику, у которого ее уже ждёт Аня. Даниил не лезет: он знает, что вся ругань и сомнения уже вылились на него, а с девочкой Этери просто обсудит ошибки. — Давай ещё раз дорожку! — командует он, когда заканчивается разбор полетов. Это самое приятное и безболезненное взаимодействие с Аней. На тренировках она всегда послушна, сконцентрирована, впитывает каждое его слово. Он чувствует ее тело, знает, как ей удобнее поставить ногу, какие элементы удаются лучше. Она чувствует его мысль, стараясь в точности воплотить каждую задумку. Отсмотрев дорожку и исправив некоторые недочеты в исполнении, Даниил показывает Ане палец вверх и возвращается к просмотру тренировочных прокатов остальных своих спортсменок. *** Сашина тренировка проходит, на удивление, успешно. Она приземляет все свои квады, правда, слегка забивает на хореографию, за что получает нагоняй от Даниила Марковича. Зато Этери Георгиевна очень довольна: она несколько раз говорит Саше, что вот именно так нужно откататься сегодня вечером. После льда ее встречает Марк, сбежавший из зала и весь прокат напряжённо наблюдавший за ней на трибуне. — Привет! — он придерживает ее за руку, помогая надеть чехлы, — Ты, конечно, просто бомбическая! — Ну, не знаю, — девушка скромно пожимает плечами, — Все-таки выезд с сальхова был корявый. — Ничего, я ещё научу тебя прыгать нормальный сальхов, — смеётся Марк, и Саша обиженно пихает его локтем. — Сначала лутц прыгни с кантилевера, потом поговорим. — Ой, какие понты пошли. Пожалуй вы, девушка, слишком хороши для меня. — Глупости, — оглянувшись по сторонам и отметив, что все заняты своими делами, Саша обнимает его, — У тебя много других прекрасных качеств. Она застывает в сантиметре от его лица и неловко, словно о чем-то задумавшись, перебирает край его олимпийки. Марк сглатывает нервный комок, неожиданно вставший в горле. Вчера он так и не поцеловал ее — испугался, хотя вечер был замечательный, и возможность это сделать появлялась не раз. Сейчас она тоже есть: нужно всего лишь преодолеть десяток миллиметров, которые разделяют их губы. — Саш… — тихо говорит он, — Можно я тебя поцелую? — Здесь? — она испуганно смотрит по сторонам. — Ладно, понял, сейчас не время, — смутившись, он опускает голову на ее плечо. — Подожди… — каким-то подсевшим голосом просит Саша. Он удивленно смотрит на неё. — Если очень хочешь — можешь поцеловать, — она лукаво улыбается. — А ты хочешь? — почему-то Марк задаёт ей этот глупый вопрос, наклоняясь к манящим губам. — Еб твою мать! Кондратюк! Я тебя обыскалась! — Соколовская появляется, как гром среди ясного неба, и, заметив его в обнимку с Сашей, добавляет — Ромео хренов, нужно срочно померить костюм! Марк, ни капли не вздрогнув, все же прижимается к Сашиным губам одним коротким движением. Потом шепчет на ухо: — Она забыла, вообще-то я Иисус. Потом продолжим, хорошо? Саша, не понимая что вообще происходит вокруг, согласно кивает. — Александра, прости, я забираю этого идиота, — запыхавшаяся Светлана Владимировна грозно пилит взглядом их обоих. — Это вы простите, он ко мне сюда сбежал, — девушка крепко сжимает руку Марка. — Додумался тоже, у человека тренировка, ей сегодня пять четверных прыгать! — Я как раз пришёл ее поддержать, — оправдывается Марк. — Ну-ну, — глядя на этих двоих, тренер пытается быть строгой, но на лице так и просвечивает добродушная улыбка, — Все, даю вам ровно две минуты, а потом ты со всех ног бежишь в раздевалку. Марк смеётся: — Не знаю, как вас благодарить. — Отблагодари, пожалуйста, нормальным прокатом, — улыбается Светлана Владимировна, и, строго взглянув на Сашу, добавляет, — И ты тоже. Пять четверных. — Хорошо, — Саша воспринимает ее слова серьезно. — Ну, нам немного помешали, — проводив тренера взглядом, говорит Марк, — Ты так мило меня защищала. Спасибо, — он прижимает девушку к себе и ласково проводит рукой по ее лицу. — Да ладно тебе, я просто испугалась, что она тебя убьёт, — признаётся Саша. — Я, конечно, уже использовал своё разрешение на поцелуй… — задумчиво протягивает Кондратюк, намеренно не смотря ей в глаза. Она только усмехается в ответ: — Это был не поцелуй, а какая-то паническая атака. — Так меня ещё не оскорбляли, — Марк смеётся в голос. — Ну честно, что это было? — почти возмущённо продолжает Саша, — Я вообще ничего не почувствовала. — Можно я…исправлюсь? — он игриво подмигивает ей. — Последняя попытка. В бездонных прозрачно-зелёных глазах читается легкий трепет, желание вперемешку с волнением. Марк и сам боится нарушить их самый волшебный момент. — Закрой глаза уже, — он шепчет это прямо в ее губы, прежде чем коснуться их робким поцелуем. Не замечая гула ледового комбайна, не обращая внимания на сбившихся в стайку, с любопытством наблюдающих за ними девчонок, они неумело ласкают друг друга, с лихвой возмещая свою неопытность нежностью. — Мало, — шепчет девушка, когда он отстраняется. — Мне пора идти… — извиняющимся тоном отвечает Марк, — Правда пора, — повторяет он, когда Саша мотает головой и крепче сжимает кольцо своих рук. — Ты придёшь хотя бы на прокат? — Конечно, приду. А после проката поцелую столько раз, сколько сама захочешь, хорошо? — Ловлю на слове, — она улыбается, с трудом его отпуская.