The Boy from Beauxbatons (Шармбатонец)

Дорогой Ремус, Кажется, я так и не поблагодарила тебя за то, что ты спас меня во время нападения. Я не знаю, выбралась бы я оттуда без тебя. Я не могу перестать думать о той ночи. Я не могу перестать думать об Адаме. Я уверена, что ты чувствуешь то же самое. Разговаривая с друзьями о той ночи, я заметила тревожную закономерность: люди куда-то пропадали до нападения и появлялись поздно после его окончания. Ниже я представила их список. Хьюго Уилкс Регина Уилсон (сучка, которую я застала с Хьюго) Эван Розье Барти Крауч Игорь Каркарофф Регулус Блэк Северус Снейп Лукас Мальсибер Питер Петтигрю Возможно, были и другие, и некоторые люди из этого списка, возможно, сражались против Пожирателей смерти, а не с ними. Тем не менее, я решила сообщить тебе об этом. Я не знаю, что делать с этой информацией, но ты умный, Ремус. Я подумала, может быть, ты сумеешь объединить что-то или распространить это среди друзей. Думаю, в наши дни друзья важнее, чем когда-либо. Счастливых праздников и береги себя, Мэри       Ремус читал письмо Мэри, лежа в постели, спустя несколько дней после Рождества. Луна была особенно жестокой без Сохатого или Хвоста, чтобы смягчить гнев Волка. Вместо этого Волк вымещал его на себе — царапал свою шкуру и бегал по стенам в надежде, что они проломятся. После превращения Ремус не просыпался целый день.       К счастью, Ремус знал несколько заклинаний, чтобы вылечить себя, но его мать не переставала смотреть на него так, словно он вот-вот сломается. Он знал, что для нее это было тяжело. Он знал, что, наверное, похож на мертвеца, когда лежал, свернувшись калачиком, без сознания в темных углах подвала. Но он был жив, и ему хотелось, чтобы мать увидела и эту его часть.       Письмо Мэри было приятным сюрпризом. Попытки вылечиться были ужасно скучными, а Лили и Джеймс были слишком заняты на Рождество, чтобы навестить его. (Питер написал, что не будет выходить на связь, пока они не вернутся в школу. Его мама забрала их всех на каникулы, потому что была слишком напугана, чтобы оставаться в стране в такое время).       Ремус не рассказал своей семье об Адаме. У него не было слов, чтобы рассказать им, описать ужасающие крики, бесконечный туман или то, как рука Адама выпала из его собственной. Когда принесли «Ежедневный пророк» с заголовком «Святочный бал в Хогвартсе атакуют», его мама попыталась задать дюжину разных вопросов. Ремус просто отмахнулся от нее. Как бы она поняла эту ужасную войну? Как она могла понять, что ее сын стал мишенью?

      -

      Поездка на поезде обратно в Хогвартс немного напоминала обычную поездку. Джеймс и Лили, которые каким-то образом стали еще ближе за время каникул, болтали так, словно ничего не произошло. Питер присоединялся к их шуткам, и их смех был почти что тошнотворным для ушей Ремуса. Как кто-то может смеяться после того, что случилось?       Ему нужно было найти Сириуса. Сириус понял бы всю серьезность ситуации. Он бы понял, почему Ремус не может просто так все это отпустить.       Но Ремус не увидел его на платформе, а когда Ремус вошел в поезд, Сириус сидел с Регулусом, Барти и другими чистокровными. Он не хотел прерывать такую картину.       Другие в его вагоне пытались вовлечь его в разговор, но Ремус был не в настроении. Он не был готов вернуться в Хогвартс. Он не был готов есть там, где на его глазах был убит Адам. Он не был готов ходить на занятия, на игры по квиддичу или участвовать в дурацком гребаном турнире.       Когда они прибыли в Хогсмид и пешком отправились в замок, все сразу же изменилось. У каждой двери поезда стояли учителя, проверяя, чтобы обратно пускали только учеников. Они даже больше не ездили в безлошадных каретах — что-то вроде двойной проверки безопасности учеников. Вдоль всего пути следования стояли высокие тенистые фигуры в рваных плащах, и холодный воздух следовал за ними по пятам.       — Дементоры, — шепнула Лили группе, когда существа прошли мимо. — Они водятся в Азкабане.       — Мой отец сказал, что после нападений Министерство металось прямо на грани, — добавил Джеймс. — Дамблдор не хотел, чтобы они были здесь, но у него не было особого выбора.       — Лишь бы они держались от меня на хуй подальше, — проворчал Ремус.       — А что они вообще должны делать? — спросил Питер. — Мы же не преступники.       — Наверное, обнаруживать темную магию, — сказала Лили.       — Или держать людей подальше от Хогвартса, — сказал Ремус, оглядываясь вокруг, чтобы увидеть, как жители Хогсмида остаются за закрытыми дверями.       Сзади раздался крик. Обернувшись, они увидели, как Сириус оттаскивает Регулуса от дементора. Горстка теневых существ проявляла особый интерес к братьям.       — На что вы уставились? — огрызнулся Сириус на уставившихся на них людей. Все отвели глаза, кроме Ремуса, который бросил на Сириуса растерянный взгляд. Сириус отвернулся.       Когда они добрались до замка, все собрались на приветственный пир в Большом зале. Коридоры Хогвартса вернулись в нормальное состояние — только древние камни, которые эхом отдавались от их шагов до высоких потолков. Как будто Святочного бала никогда не было. Как будто Адама никогда не было.       Дамблдор произнес речь — что-то о настойчивости, единстве и опоре на друзей. Ремус не слушал ни слова. А ещё он не ел. Он не мог перестать подсчитывать, как далеко он находится от ступеней — может быть, в двадцати футах от того места, где замертво упал Адам. Это место должно было быть облажено мемориалом в его честь, а люди набивали свои рты жирными индейками и отвратительными сладостями.       Он опустил голову и постарался отгородиться от всего. Он не обращал внимания на обеспокоенные взгляды друзей и на руку Лили. В конце концов, Мэри просто быстро сказала: «Оставьте его в покое», и все вернулись к своим блюдам.       Прошла целая вечность, и Ремус первым вышел за дверь. Однако он подождал в коридоре. Он хотел увидеть Сириуса. Ему нужно было увидеть Сириуса. Ему нужно было выгнать все мысли из головы и убедиться, что все будет хорошо. Ему нужно было, чтобы его обнял кто-то, кто понимал, что произошло той ночью. Ему нужно было почувствовать, что кто-то все еще любит его.       Сириус появился рядом с Регулусом — его лицо было нехарактерно холодным, а плечи ссутулились так, как Ремус не видел с тех пор, как Сириус встретил его семью на вокзале.       — Сириус, — позвал Ремус, но мальчик прошел мимо него.       — Сириус, — повторил он, на этот раз схватив его за запястье.       Сириус остановился и посмотрел вниз на их запястья.       — Что? — грубый голос Сириуса мог бы прорезать стекло.       Ремус проигнорировал тон Сириуса.       — Мы можем поговорить? Мне нужно поговорить.       Сириус посмотрел на Регулуса, который молча стоял рядом с ним. Он выпустил свое запястье из объятий Ремуса.       — Я не думаю, что из этого выйдет что-то ладное, — его глаза не встретились с глазами Ремуса.       — Что? — спросил Ремус.       — Я думаю, нам больше не стоит проводить время вместе.       Ремус посмотрел на Сириуса в поисках какой-нибудь шутки или уловки, но его лицо было пустым.       — Ты шутишь? — Ремус изо всех сил старался не повышать голос, чтобы не устроить сцену.       Сириус провел рукой по волосам и оглядел других людей в зале.       — Я просто больше не могу, ясно? Это не… Это не разумно.       — Ты действительно делаешь это прямо сейчас? — ярость огнем горела в Ремусе.       — Послушай, — начал говорить Сириус, но Ремус не мог разбираться со всем этим дерьмом. Он снова взял Сириуса за запястье, открыл за ним потайной ход и втащил их туда. Как только вход закрылся, он быстро наложил муффлиато на помещение.       — Что за хрень ты несешь? — практически закричал Ремус.       — Ремус… — начал говорить Сириус, его голос чуть сломался, наконец, в его каменном фасаде появилась трещина.       — Что, блядь, происходит? Ты больше не хочешь, чтобы мы были вместе?       — Мы больше не можем быть вместе, — подчеркнул Сириус.       — Ну, а почему, блядь, нет?       — Это небезопасно. Не в этом политическом климате. Ни для меня, ни для тебя.       — Как насчет того, чтобы я сам принимал решения о своей безопасности, спасибо.       Сириус издал громкий стон.       — Ты думаешь, я хочу этого? Неужели ты думаешь, что я хочу положить конец единственному хорошему… — Сириус прервал себя. Он сделал глубокий вдох, который прозвучал более чем болезненно. — Послушай, когда я вернулся домой, все стало плохо. Очень плохо.       Голос Сириуса больше не был сердитым, он был испуганным.       — Моя семья — они нехорошие люди, Ремус. Они сделают многое — со мной, с тобой, если до них дойдет хоть одна весточка.       — Тогда мы никому не скажем, — сказал Ремус, протягивая дрожащие руки Сириуса, но тот только покачал головой.       — Для этого уже слишком поздно. Они… Слушай, я просто должен играть в хорошего маленького чистокровного. Я должен. Я буду общаться с друзьями Регулуса и играть роль, и, может быть, если я буду играть достаточно хорошо, они позволят мне быть свободным. Но пока это слишком рискованно. За нами слишком много следят, — Сириус сбивался на своих словах, словно из него лился испуганный водопад.       — Сириус, — сказал Ремус, но Сириус по-прежнему не смотрел на него.       — Мне жаль. Правда. Я просто… я не могу. Мы не можем быть вместе.       Ремус насмешливо хмыкнул и прислонился спиной к холодным каменным стенам.       — И что? Это все? Между нами все кончено? Во всех гребаных вселенных, разве не так мы говорили, Сириус?       — Может, в некоторых вселенных, — сказал Сириус. — Но не в этой, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.       Ремус просто сидел и смотрел. Может быть, в какой-нибудь другой он кричал бы, умолял, встал бы на одно колено или бил Сириуса, пока тот не пришел бы в себя, пока не вернулся бы к нему, или еще что-нибудь, пока он не истекал бы кровью и не почувствовал хотя бы толику боли Ремуса — но не в этой. Все в его жизни уже ускользало от него. Логично было предположить, что и это тоже.       Сириус остановился у выхода, его лицо было таким же прекрасным, как всегда. Ремус пытался запомнить каждый цвет, каждый оттенок, каждую черточку.       — Пожалуйста, никому не говори, — умоляя попросил его Сириус.       Ремус только вздохнул.       — Не скажу, — и в ответ раздался звук закрывающегося входа.       Ремус сполз на пол. Все вокруг словно кружилось. Казалось, что камни вокруг него крошатся, а стены смыкаются. Слова Сириуса повторялись в его голове, как одна бесконечная виниловая пластинка.       — Блять! — крикнул Ремус в пустой воздух, который эхом отозвался в его голове.

-

      Ремус не знал, как долго он пробыл в потайном алькове, но к тому времени, как он вышел, коридоры опустели, и он был готов забыть, что когда-либо знал имя Сириуса Блэка.       Он пошел по длинному пути, надеясь, что если он будет идти достаточно долго, то сможет избежать неловкой встречи с соседями по комнате. Он не был готов говорить об этом. Он не хотел даже думать об этом.       Он не смотрел, куда идет — после семи лет в одном замке он редко обращал на это внимание. Но что-то в воздухе заставило его остановиться — температура упала на несколько градусов. На одно страшное мгновение Ремусу показалось, что он вошел в другой ледяной коридор, который не отремонтировали со Святочного бала.       Ремус поднял голову и увидел длинную тень Дементора, парящую в футе перед ним. Казалось, он почти смотрел на него, хотя Ремус не был уверен, есть ли у этого существа глаза. Чем дольше Ремус смотрел, тем больше ему казалось, что он не может отвести взгляд.       Он попытался повернуть голову, но существо, казалось, создало между ними какое-то притяжение. Воздух вдруг стал каким-то мелким и ледяным, и по мере того, как Ремус вдыхал его, каждый вдох казался все более и более затрудненным.       И все же Ремус не чувствовал страха. Он даже не чувствовал злости. Он просто чувствовал, как на поверхность поднимается более глубокое чувство, как будто какая-то пустота вытягивается из глубины его души. На мгновение Ремусу показалось, что ничто не имеет значения — ни Сириус, ни Турнир, ни даже он сам — и что если он подойдет чуть ближе, то сможет отпустить все это.       Затем он услышал нечто ужасное, нечто настолько глубоко леденящее душу, что оно разрушило пустой покой, овладевший им. Он услышал голос Адама.        Может быть, однажды я стану таким же высоким, как ты, Ремус — раздался молодой голос в глубине сознания Ремуса. Перед глазами замелькали картинки: осколки стекла в Большом зале, неглубокое дыхание Мэри, вспышка зеленого света, Адам, замертво падающий на пол.       Ремус начал бороться с Дементором всеми возможными способами, но его палочка была как будто где-то далеко. Даже Хогвартс словно ушёл у него из-под ног. Ужас охватил Ремуса, когда он понял, насколько безнадежно его положение. Никто не знал, где он находится. Никто не мог его спасти.       Из ниоткуда возникла ослепительная вспышка света, которая, казалось, почти пролетела через всю комнату. Существо — возможно, птица — закружилось вокруг Ремуса, а затем пролетело прямо сквозь Дементора, сбив с ног и Дементора, и Ремуса.       Когда Ремус пришел в себя, он снова оказался в коридоре, спиной к каменному полу. Он сел и оглядел коридор, но Дементора нигде не было видно. Вместо него спиной к нему стоял профессор Дамблдор и любовался картиной с изображением английской сельской местности.       Ремус поднялся на ноги, чувствуя себя более чем немного шатко, и встал, чтобы присоединиться к Дамблдору у картины.       — Не хочешь ли ты шоколада, Ремус? — сказал он, его голос был вечно спокоен.       — Простите, профессор? — спросил Ремус. Его разум все еще был затуманен.       Профессор Дамблдор достал горсть завернутых шоколадных конфет и протянул их Ремусу. Мальчик вежливо взял одну и развернул ее. Шоколад был сладким во рту и заставил его почувствовать себя не то чтобы лучше, но более связанным с реальностью.       — Экспекто Патронум, — спокойно сказал Дамблдор. — Довольно полезное заклинание.       — Так вот что это был за яркий свет? — глаза Ремуса все еще горели от воспоминаний.       — Да. Заклинание телесного Патронуса использует ваши самые счастливые воспоминания, чтобы вызвать животное-защитника. Он может отгонять Дементоров, которые питаются человеческими страданиями. Это чрезвычайно сложно, но если вы овладеете им, он станет вашим лучшим союзником в грядущие времена.       — Хорошо, спасибо, профессор, — ответил Ремус. Он сделал мысленную пометку, что нужно подробнее изучить это заклинание. Они еще немного постояли у картины. Ремус чувствовал себя неловко, ведь не так уж часто он разговаривал с профессором Дамблдором наедине.       — И последнее, мистер Люпин. Я хотел дать вам подсказку для предстоящего задания, — Дамблдор потянулся в карман и протянул Ремусу конверт с выгравированным школьным гербом. — Я верю, что вы достойно представите Хогвартс.       Ремус посмотрел на конверт, но не открыл его. Вихрь прошедшего дня все еще тяжело давил на его плечи, и меньше всего ему хотелось еще о чем-то беспокоиться.

-

      Когда Ремус вошел в общежитие, Джеймс и Питер не спали, как ему хотелось бы. На самом деле все было совсем наоборот — они оживленно беседовали на своих кроватях с картой на коленях у Питера.       — Где ты был? — спросил Джеймс, как только Ремус вошел в комнату.       Ремус вздохнул и рухнул на кровать.       — Тут неподалёку, — неопределенно сказал он, не встречаясь ни с кем взглядом и надеясь, что Джеймс поймет намек.       — На карте написано, что ты разговаривал с Дамблдором, — сказал Питер.       — Да. Я столкнулся с Дементором в коридорах. Он мне помог.       — Ты что? — воскликнул Джеймс. — Ты знаешь, насколько опасны эти твари?       — Да, — сказал Ремус, прижимая «д» к губам.       — Вот почему тебе нельзя ходить одному, Ремус! — Джеймс перешел в режим курицы-наседки.       — Ну, он был не один, — поддразнил Питер.       Ремус бросил на него убийственный взгляд с другого конца комнаты.       — Прекрати.       — Что? — спросил Питер. — Вы с Сириусом обжимались. Я видел это на карте. Секретный альков, совсем одни.       — Боже, ты можешь хоть раз заткнуться, Хвост? — огрызнулся Ремус. — Нет никаких нас с Сириусом. Больше нет.       В комнате воцарилась гробовая тишина. Ремус тут же пожалел, что накричал на Питера. Ему всегда доставалось больше всех от вспышек Ремуса.       — Черт, приятель. Мы не знали, — тихо сказал Джеймс.       — Да, теперь знаете, — сказал Ремус. Он не смотрел на них. Он вообще ни на что не смотрел. Он изо всех сил старался сдержать гнев в голосе, улыбку Сириуса в голове и слезы в глазах.       — Мы… эм… Мы оставим тебя в покое, — сказал Джеймс, но Ремус не ответил. — Но мы… мы рядом с тобой, приятель. Всегда.       Ремус просто кивнул и закрыл глаза, пока мальчики готовились ко сну и гасили свет. Ремус надеялся, что сон придет быстро.

-

      После этого Ремус стал проводить много времени в библиотеке. Было удивительно, как много свободного времени у него появилось теперь, когда он остался один. Он не проводил ночи в компании Сириуса. Не тратил свои мысли на какого-то глупого мальчика с очаровательной улыбкой. Он мог сосредоточиться на работе в школе. Он мог сосредоточиться на следующем испытании.       Письмо, которое Дамблдор дал ему, едва ли было полезным. Это был скорее бред, чем подсказка, но это не помешало Лили вникнуть в каждое слово.       Хотя сейчас ты чувствуешь себя совершенно сбитым с толку, возьми с собой это письмо, чтобы почувствовать себя повеселее. Зеркало будет другом до самого конца — так что будьте бдительны, советуем.       В настоящее время Лили изучала все виды магических зеркал, какие только могла. Ремус позволил Лили заняться подготовкой задания — в основном потому, что Ремус не хотел об этом думать.       Ремус не хотел думать о том, как изменится выполнение задания теперь, когда он действительно будет соревноваться с Сириусом. До сих пор ему всегда казалось, что они победят вместе.       Вместо этого Ремус сосредоточил свои усилия на чарах Патронуса, которые казались куда более насущным делом. Второе испытание планировалось пройти не раньше февраля. Дементоры же были прямо здесь и сейчас.       Со стороны казалось, что заклинание Патронуса простое. Движение палочки не было сложным. Заклинание было легко произнести. Сложность заключалась в том, чтобы настроиться на верный лад.       Во всем, что он читал, ему советовали представить своё самое счастливое воспоминание, и Ремус так и делал, или так ему казалось. Самой счастливой мыслью, которую он мог вспомнить, был его пятый день рождения — это было до того, как его укусили. Вся его большая семья была там, и все они весело смеялись и говорили о будущем, и на его теле не было ни единого шрама.       Но ничего не получалось. Лучшее, что Ремус мог произвести, это легкий туман, который был сущим пустяком по сравнению с массивной птицей профессора Дамблдора.       Ремус опустился на стул рядом с Лили и издал протяжный стон. Лили даже не подняла глаз со своих пергаментов.       — Ничего не выходит, Лилс, — пожаловался Ремус.       Лили только хмыкнула в ответ, делая пометки в своем чтении.       — Я не знаю, что я делаю не так, — сказал Ремус, положив голову на руки.       — Я не знаю, Ремус, — рассеянно ответила Лили.       Ремус потянулся и закрыл книгу Лили.       — Эй, я читала! — воскликнула она, и окружающие бросили на них неодобрительные взгляды. Лили прошептала им «извините».       — А я разговаривал, — сказал Ремус.       — Боже, ты такой навязчивый, — пожаловалась Лили с улыбкой. — В чем дело?       — Мне нужно разобраться с этим заклинанием Патронуса.       — Тебе нужно разобраться с этим испытанием.       — Для этого есть ты, — усмехнулся Ремус. Лили подняла свою книгу и ударила ею по руке Ремуса.       — Я не знаю, какой толк от Патронуса против твоих конкурентов, если только один из других чемпионов не планирует в ближайшее время превратиться в Дементора.       — Хотелось бы, чтобы он так и сделал, — пробормотал Ремус. Лили бросила на него раскаивающийся взгляд. Этот «он» не смотрел в его сторону с момента расставания. Ремус не знал, как к этому относиться.       — Сосредоточься, Ремус, — сказала Лили, возвращая его внимание к себе. — Мы знаем, что в Хогвартсе есть вейлы, и они не использовались для первого испытания.       — Это собака? — перебил Ремус.       — Честно говоря, Ремус, тебе вообще нужна моя помощь?       — Нет, правда, — сказал Ремус, и Лили посмотрела туда, куда он указывал. Конечно, большая черная собака выходила из Запретной секции с учебником в пасти.       Лили издала взволнованный вздох и начала ворковать с животным, говоря «ко мне, малыш» мягким, высоким тоном. Собака остановилась и, казалось, уставилась на них двоих, а затем медленно подошла к ним.       Она подошла к протянутой руке Лили и позволила себя погладить.       — Что это у тебя здесь? — спросила она собаку, как будто та могла дать ответ, и взяла книгу из ее пасти.       — Поиск окончен — самые мощные следящие заклинания волшебного мира, — прочитала Лили. — Может быть, его хозяин — чемпион.       — Тогда это, должно быть, собака Каркарова, — сказал Ремус. — Сириус никогда не упоминал о большой черной собаке, которую он обучил красть книги по темным искусствам.       — Да, но Сириус также никогда не упоминал, что он бесхребетный болван, который собирается порвать с тобой при первых признаках неприятностей.       — Лили, — выругался Ремус.       — Этот ублюдок обидел тебя, — сказала Лили, проводя пальцами по шерсти собаки. — Он не мой любимчик сейчас.       — Да, ну. И не мой тоже, — пробормотал Ремус. Собака, казалось, смотрела на него, пока он говорил это, а затем животное мягко подошло к Ремусу и потерлось о его ногу. Ремус потянулся вниз и погладил мягкую шерсть собаки.       — Хм, это странно, — сказал Ремус.       — Что?       — Большинство собак боятся меня или, по крайней мере, изнывают от страха. Никогда еще собака не была так дружелюбна, — Ремус не возражал, но животное положило голову на бедро Ремуса и позволило ему почесать себя за ушами.       — Может, он часть нашей стаи, — поддразнила Лили, и Ремус слегка рассмеялся.       Ремус посмотрел вниз на расслабленную морду собаки и виляющий хвост.       — Я бы ни капли не возражал против этого.       — Давай, вернемся к учебе, — сказала Лили.       — Могу я еще раз спросить тебя о Патронусе?       — Ладно, — сказала Лили и оторвала взгляд от книги.       — Почему ты думаешь, что моё воспоминание не работает? — Ремус описал ей воспоминание, которое он использовал — вечеринка по случаю дня рождения и улыбающиеся лица.       — Хм, — подумала Лили. — Может быть, это потому, что воспоминание сейчас не радостное. Разве тебе не грустно мечтать о жизни, которой у тебя сейчас нет?       Ремус знал, что она права, но ему не понравился ее ответ. Ремус просто пожал плечами и вернулся к поглаживанию собаки у себя на коленях.

-

      Ночи были тяжелыми для Ремуса. Ночи всегда были тяжелыми, даже до того, как вспышки зеленого света вторглись в его кошмары. Но теперь у него не было никого, кто мог бы отвлечь его беспокойные мысли.       Ремус начал прогуливаться по ночам по окрестностям. В ночном воздухе было что-то такое живое и в то же время уединенное, что опьяняло Ремуса. Поэтому, когда он не мог заснуть — а это было всегда, — он брал карту и плащ и отправлялся в темноту.       На заднем дворе замка была часть территории, куда Ремус и отправился. Это была поляна среди деревьев прямо перед тем, как кончался лес и начинался Запретный лес. (Для большинства людей это было территориальное разграничение, невидимое, но Волк чувствовал его мгновенно. Там была линия кустов, которую Ремус никогда не пересекал.)       На этой поляне почти каждую ночь Ремус снова и снова пытался вызвать Патронус, и ночь за ночью ему это не удавалось. Он всегда заканчивал одинаково — измученный и разочарованный, прижавшись спиной к холодной грязи и глядя на глумливую луну.       Прошло две недели с тех пор, как они вернулись в Хогвартс, с тех пор, как Сириус уехал и мир перевернулся с ног на голову. Ничто не становилось легче. Ни заклинания. Ни занятия. Даже есть в Большом зале не хотелось.       В замке казалось, что все смотрят на него, ждут, когда он сорвется, а если ты что-то ищешь, то обязательно найдешь.       Но сегодня на ночном воздухе Ремус наконец-то почувствовал, что может дышать. Помогало, конечно, отсутствие луны на ночном небе — в новолуние Ремус всегда чувствовал себя самым человечным. (Было ли это психологическим или биологическим, Ремус не знал).       Когда он лежал на поляне, изо всех сил стараясь не думать о том, как рушится его жизнь, к нему подошла собака. Это был тот самый пес из библиотеки за неделю до этого, наблюдавший за ним на краю поляны.       — Эй, приятель, — тихо позвал Ремус и похлопал по земле рядом с собой. Пес воспринял это как приглашение лечь рядом с Ремусом, положив голову ему на грудь. Ремус легко обхватил теплое животное и провел пальцами по его темной шерсти.       — Чего ты не спишь? — спросил он. — Тебе нужно спать. Высыпаться — важно, — Ремус говорил с собакой, как будто она могла прислушаться.       — У тебя есть имя, малыш? — спросил Ремус. Собака ответила пустым взглядом, и Ремус хмыкнул вслух. — Какие есть хорошие собачьи клички… Дружок? — Ремус оглянулся и, готов поклясться, увидел, как собака слегка покачала головой.       — Нет, ты прав. Это глупо. Слишком банально, — Ремус порылся в памяти. — А как насчет Черной Бороды? Может, ты свирепый пират? — спросил Ремус, прижимаясь лицом к морде собаки. — Нет, ты слишком милый для этого, — ответил Ремус на свой же вопрос.       — Милые собачьи клички… — глаза Ремуса наткнулись на Карту Мародеров, закрытую рядом с ним. — Знаешь, моих друзей зовут Сохатый и Хвост, — объяснил Ремус собаке. — Что если мы сделаем то же самое для тебя? Стрелка? Черныш? Сморкало?       — Клички всегда были уделом Хвоста, — вздохнул Ремус, когда пес бросил на него невеселый взгляд. (Могут ли собаки смотреть недовольно? подумал Ремус. Эта точно может)       — А как насчет Бродяги? — спросил Ремус, хотя собака, конечно же, не ответила. — Это, конечно, лучше, чем Стрелка.        Пес, казалось, согласился, и Ремус сел.       — Ну, Бродяга. Не хочешь ли ты помочь мне выучить заклинание Патронуса?       Ремус встал и прошелся по территории, чтобы размяться и привести себя в порядок. Бродяга все это время шел рядом с ним.       Ремус искал свое самое счастливое воспоминание и вспомнил свой пятый день рождения — вокруг был смех, вкус торта, улыбающееся лицо матери и отец, обнимающий ее — оба такие влюбленные. Ремус попытался направить эту любовь на себя.       Но когда он произнес заклинание, перед ним появился лишь белый туман. Ремус издал громкий стон, который испугал Бродягу. Ремус сел на землю рядом с животным.       — Дело вот в чем, Бродяга, — озвучил Ремус свои мысли. — Мое воспоминание просто недостаточно счастливое. Или оно счастливое, но когда я думаю об этом, мне грустно. С точки зрения логики, это кульминационный момент моей жизни. Это было до войны, нападения и пятнадцати лет агонии после этого.       Говорить вслух, казалось, помогало, даже если это было только с животным, которое ничего не могло понять.       — Я хочу сказать, что тогда все было намного лучше, проще. И если это не счастье, то я не знаю, что это такое.       Ремус посмотрел на Бродягу, что-то в его глазах напомнило ему о Сириусе — может быть, то, как собака следила за каждым словом Ремуса, а может быть, то, как Бродяга почувствовал, что Ремус грустит, и прижался ближе, как Сириус, если бы он был здесь.       Ремус позволил своим рукам пробежаться по шерсти Бродяги, что, казалось, успокоило их обоих.       — Я скучаю по нему, — сказал Ремус. — Я хочу сказать, что это счастье, которое я хочу использовать, потому что я действительно никогда не был так счастлив, как когда мы были вместе. Мы были молодыми, глупыми и такими наивными, что думали, что все получится. А его улыбка, Бродяга, — Ремус сделал паузу, его губы скривились при воспоминании о ней. — Боже, можно было подумать, что он украл солнце и замаскировал его под ухмылку. Когда он так смотрел на тебя, ты не мог не чувствовать себя золотым.       Ремус представил себе эту улыбку. Он представил Сириуса в своих объятиях под сотней сияющих искр зачарованного света. Он представил, как Сириус кружит его по пустому залу Прорицаний под маггловскую музыку — их личный Святочный бал — и Ремус произносит слова:       — Экспекто Патронум.       Впервые Патронус был не просто туманом — это был яркий ослепительный свет, заполнивший всю поляну. Он еще не сформировался в животное, но Ремус мог поклясться, что видел, как оно начинает двигаться — четыре ноги и быстрые движения.       Ремус встал и разразился ярким смехом.       — Ты это видел, Бродяга? — радостно крикнул Ремус. — У меня почти получилось! У меня правда почти получилось! — Ремус прыгал вокруг, а Бродяга следовал за ним, слегка лая. Ремус протянул руки вниз, обхватил морду Бродяги и прижал его голову к своей, смеясь.       Ремус снова рухнул на землю. Его голос был ярким от смеха. Бродяга немного повертелся вокруг него в возбуждении, а потом лег прямо на грудь Ремуса.       Воспоминание было таким сильным, что казалось, будто Сириус был там, рядом с ним.       Некоторое время они с Бродягой лежали под звездами — Ремус указывал ему на созвездия, которым его научил Сириус. Под теплый уют животного на груди Ремус смог хоть раз закрыть глаза и действительно заснуть.

-

      — Лили, угадай что случилось? — спросил Ремус, садясь рядом с ней. Всю дорогу до Продвинутой Трансфигурации Ремус думал о том, как именно он собирается рассказать Лили о почти что получившемсяПатронусе.       — Ты исчез неизвестно куда прошлой ночью и устроил себе маленькое приключение, пока мы все тут сходили с ума от волнения? — спросила Лили, доставая свои конспекты. Она перевела взгляд на Ремуса, и он увидел в нём злость.       — Ладно, успокойся, — Ремус мгновенно напрягся под ее тоном.       — Не проси меня успокоиться, Ремус. Я была чертовски напугана прошлой ночью. Ты мог быть где угодно.       — Никто не просил тебя беспокоиться обо мне, — защищался Ремус, пока профессор МакГонагалл шла к выходу из комнаты.       — Но я беспокоюсь, Ремус, — яростно прошептала Лили.       — Ну тогда прекрати, если я становлюсь для тебя такой гребаной проблемой, — Ремусу уже было наплевать на урок. Каким-то образом, что бы Ремус ни делал, он умудрялся расстраивать всех вокруг.       Лили издала разочарованный стон.       — Иногда ты такой чертовски тупой, — сказала Лили, когда профессор МакГонагалл призвала класс к вниманию.       Макгонагалл начала урок с обзора методов колдовства, которые они изучали на прошлой неделе. Лили сосредоточилась на словах МакГонагалл и только на них.       — Отлично, ну ладно тогда, — пробормотал Ремус и обратился к своим конспектам. Он увидел, как Лили закатила глаза, но ничего не сказал.       Урок продолжался в напряженной тишине, которая была прервана только тем, что МакГонагалл разделила их на пары, чтобы наколдовать предметы из дерева.       — Я думаю, сначала мы должны попробовать сделать лестницу, — впервые за пятнадцать минут заговорила Лили.       — О, так мы уже разговариваем, — сказал Ремус, потому что какая-то его часть хотела быть засранцем.       — Боже, ты такой бешенный в последнее время, — сказала Лили.       — О, это я бешенный? У меня было хорошее настроение, пока я не вошел и не заговорил с тобой.       — Потому что я волновалась за тебя, придурок. Ты не можешь просто делать что-то и ожидать, что это не повлияет на других людей.       — То, что я делал, не имеет к тебе никакого отношения. Я не просил тебя идти со мной. Я даже не сказал тебе.       — В этом-то и проблема, Ремус. Ты никогда ничего нам не рассказываешь. Что, если бы ты пострадал?       — Я бы справился. Я даже не знаю, как ты об этом узнала.       — Джеймс сказал мне, что проснулся, а тебя там не было, и это было посреди ночи.       — И что? Мне теперь нельзя гулять?       — Это не просто проблема одной ночи, Лунатик. Ты все время уходишь и не говоришь нам, куда, и забираешь эту чертову карту с собой, чтобы мы не могли тебя найти. Ты никогда не говоришь нам, когда тебе больно. Ты никогда не говоришь о превращениях. Ты никогда не говоришь о доме. Ты ни хрена не рассказывал нам о Сириусе.       — Сириус тут ни при чем.       — Чушь! Ты через многое прошел за последние несколько недель между ним и Адамом…       — Я не хочу говорить об Адаме, — голос Ремуса был холоден.       — Ну, ты должен с кем-то поговорить! Ты не можешь держать это дерьмо в себе и ожидать, что твоя жизнь будет полна единорогов скачущих на радуге.       — Как тут у вас продвигаются дела? — спросила профессор МакГонагалл, прерывая возможную реплику Ремуса.       — Отлично, — огрызнулся Ремус, не отрываясь от напряженного взгляда Лили.       — Не хотите ли вы повторить попытку, мистер Люпин? — терпеливо спросила профессор МакГонагалл, стоя рядом с их столом.             Ремус глубоко вздохнул и опустил голову на руки.       — У нас все в порядке, профессор, — вежливо ответила Лили. — Просто у нас небольшое разногласие, — она направила свои слова на Ремуса, как бы давая понять, что проблема в нем.       — Мне всегда неприятно было видеть, как ссорятся такие близкие друзья, как вы двое. Могу ли я чем-то помочь, мисс Эванс? — спросила она.       — Я сказал, что у нас все отлично, — настаивал Ремус, его слова были слишком резкими, чтобы понравиться профессору.       — Поговорите со мной после урока, мистер Люпин, — сказала профессор МакГонагалл, ее голос был наполнен обещанием задержаний до поздней ночи на всю следующую неделю.       Ремус только издал протяжный вздох и кивнул — Лили бросила на него возмущенный взгляд. По крайней мере, Ремус не потерял ни одного балла.

-

      После урока МакГонагалл отвела Ремуса в свой личный кабинет и усадила его в мягкое кресло у камина. Ремус ерзал, сидя. Он все еще чувствовал себя встревоженным первокурсником, когда оставался наедине с МакГонагалл.       — Хотите чаю, мистер Люпин? — спросила профессор МакГонагалл. В ее голосе не было ни намека на наказание или похвалу, только просьба.       — Конечно. Три кусочка сахара, пожалуйста, — тихо сказал Ремус. Его гнев все еще кипел под кожей, но теперь его пересиливали усталость и тревога этого дня.       Профессор МакГонагалл вернулась с чайным сервизом и печеньем, которое она положила на стол между ними. Ремус спокойно ждал, пока она не спеша наливала Ремусу чай, а затем себе.       Это было совсем не похоже на все другие дисциплинарные процедуры, которые он проходил с ней. Обычно трое Мародеров стояли у ее классного стола и получали от нее такой разговор, что мало не покажется; полный потерянных баллов и разочарования. Ремус не знал, что делать с этой добротой, которую МакГонагалл, казалось, проявляла сейчас.       На самом деле, Ремус был в этой комнате всего несколько раз. Один раз, когда он только поступил в Хогвартс, и МакГонагалл очень мягко объяснила ему, что должно происходить каждое полнолуние. Там были профессор Дамблдор и мадам Помфри — вероятно, чтобы успокоить, но в итоге они только заставили Ремуса нервничать еще больше.       Во все другие времена, когда он был префектом, все было просто так — небольшие праздники или объявления. Ничего подобного. Единственный раз, когда он был близок к этому, это когда он сдал свой значок префекта и сказал ей, что больше никогда не будет старостой, потому что это «разрушает его плотный график шалостей и хаоса». Они оба посмеялись над этой шуткой, потому что на самом деле — полнолуние и стресс от Ж.А.Б.А. — было совсем не так весело.       Наконец, МакГонагалл откинулась в кресле, отпила чаю и сказала:       — Такое поведение на уроках, ссоры с друзьями, пропуски приемы пищи, побеги из общежития — понятно почему ваши друзья так беспокоятся о вас, — она сделала паузу, чтобы оценить реакцию Ремуса, а затем сказала: — Как и я.       — Да, но вам и не нужно волноваться. Я в порядке, — немедленно ответил Ремус.       — Правда? — взгляд МакГонагалл был неотступным.       — Я сдаю все свои работы вовремя. Я получаю хорошие оценки. Вчера вечером мне почти удалось вызвать Патронус.       — Прошлой ночью, когда вы тайком пробирались в лес?       Ремус опустился обратно в кресло.       — Да, — пробормотал он.       — В жизни есть нечто большее, чем академические успехи. Гораздо больше, — сказала МакГонагалл.       Ремус только пожал плечами. Его взгляд был устремлен на кружку в его руке.       — Шалости и хаос — вот что вы сказали мне в прошлый раз, когда были здесь, — она продолжала смотреть на Ремуса оценивающим взглядом. — Никогда не думала, что скажу это, но мне стало не хватать этих шалостей.       — Я думаю, что сейчас и так достаточно хаоса, и мне не нужно к нему добавляться.       — Адам, — сказала МакГонагалл.       Ремус сделал глоток чая и, наконец, встретил взгляд МакГонагалл:       — Адам.       — Вы двое были близки.       Ремус пожал плечами.       — Не совсем. Я имею в виду, мы только разговаривали.       — Он равнялся на вас, — заявила МакГонагалл, словно это была универсальная истина.       Ремус просто уставился на свои руки. Он не был готов к этому разговору — не тогда, когда имя Адама все еще звучало у него в голове. Не тогда, когда от нескольких слов об этом у него тряслись руки, а над миром нависал оцепеневший туман, иногда вспыхивающий зеленым.       — Какое это теперь имеет значение? — сказал Ремус, заставляя себя смотреть на МакГонагалл, заставляя себя оставаться в этом моменте. — На меня все равно не стоит равняться.       — Вы не верите в это, — сказала МакГонагалл, — И он тоже.       Ремус вздохнул.       — Ну, он мертв, так что нет никакой разницы, равнялся он на меня или нет.       По какой-то причине, вспышка Ремуса только смягчила взгляд МакГонагалл.       — Вы сами себя наказываете, мистер Люпин. Эти последние недели были адом, для вас больше, чем для других. Вы никому не делаете одолжения, притворяясь, что с вами все в порядке.       Ремус не знал, что ответить, поэтому промолчал. Он потягивал свой чай и старался не показать, как сильно слова МакГонагалл задели его.              — Поговорите со своими друзьями, мистер Люпин. У вас есть несколько очень хороших. Мистер Поттер, мистер Петтигрю, мисс Эванс — все они готовы отдать за вас жизнь.       Ремус мягко улыбнулся при мысли о любви своих друзей. Он легко доверил бы любому из них свою жизнь.              — Да, я знаю.       Профессор МакГонагалл тоже улыбнулась.       — Вы можете остаться в моем кабинете и выпить со мной чаю, но в противном случае, мистер Люпин, вы свободны.       Ремус поставил чай и встал.       — Спасибо, профессор МакГонагалл. Думаю, я пойду извинюсь перед Лили.       — Конечно, — сказала МакГонагалл и улыбнулась, когда Ремус подошел к двери.       — И еще кое-что, мистер Люпин, — позвал ее голос.       Ремус приостановился, держа руку на дверной ручке.       — Да?       — Если вы еще раз так заговорите со мной на уроке, то всю следующую неделю будете драить котлы.