Своя лепта.

       Я тебя ненавижу!       Звоном в ушах разносилось в сознании Юры, даже спустя несколько месяцев.       Ненавидит.       Хоть бы объяснил, за что — дышать было бы гораздо легче. Да вот только дверь едва не сломала ему нос, когда хозяин квартиры захлопнул её так, что на плечи посыпалась штукатурка белой пылью. И как бы он не старался выпытать, как бы ему не хотелось поверить в то, что все это — тупой розыгрыш, и он все еще может просто заявиться в гости без приглашения, вспоминая пропитанный ненавистью взгляд и несвойственную абсолютную жестокость в голосе, понимал, что назад пути, кажется, нет. Закрывайте трассу. Все закончилось. Его друг ненавидел его всей своей душой. Да, возможно, он сам иногда перегибал с какими-то моментами, навязывался, не уходил, делал какие-то странные вещи, но ненавидеть его за это?.. он же просто хотел быть рядом. Попытаться быть рядом.       Потрепанного вида юноша с рассеченной губой вытащил из кармана джинс помятую пачку «Астры». Закурил. Ненавидел эту привычку всей душой, но сейчас было необходимо затянуться слишком жесткими сигаретами. По всем возможным причинам сразу. Главная — едкий неприятных запах о чем-то ему яростно напоминал. Что именно понять было трудновато, только прокуренная кофта, впитывавшая в себя никотин, стала ему чуть роднее. И теплее.       Желудок неприятно тянул голодом вниз, и Юра надеялся, что сигаретка, все же, поможет. От прямой военной осанки и широких плеч оставалась лишь какое-то легкое упоминание, но почему-то казалось, что не особо надолго задержится даже оно. Прилавки пустели с великой скоростью, и даже талоны не особо помогали держать ситуацию под контролем. «Ну, сейчас всем тяжело». Да уж. Мириться с этим не хотелось, но выбора особо не было. Да и кому предъявлять претензии тоже не было особо понятно. Юру не пугал его голод. Самой страшной мыслью, засевшей в его голове было то, что следующий пришедший за ним в магазин человек за несчастными талонными курицами и десятком яиц может просто не получить еды. А если у него дети? С ним то ничего не случится, пропусти он пару дней или недель еды, а вот умирающий от голода ребенок… пугал его до невозможности. Дефицит был не такой сильный, но Юра боялся забирать еду у своих жителей. Особенно у самых маленьких. Детей он любил всей душой, не зря же у него был один из лучших «Детских миров» в стране. Он лучше отдаст свои талоны кому-то, кто нуждается в них больше. А пока перебивался оставшимся мешком конфет, невкусным чаем и целый дюжиной сигарет в день, надеясь, что как-нибудь справится. Но справляться было все труднее и труднее, а от «прекрасной новости» аппетит пропал почти совсем.       Что такого он ему сделал? Хоть бы объяснил, что-то типо:…       «Татищев, я ненавижу тебя за это, вот это, а еще ты мудак и ничтожество.»       Было бы проще, если бы хоть кто-то помог ему понять мотивы такого поступка, потому что кроме как в себе самом он не мог найти ни одной причины. Но уточнение было бы кстати. Его лучший друг, блять! Просто взял! И послал его! И даже не сказал, за что! Хотелось послать в ответ, но еще больше хотелось дать ему в лицо и просто пытками выпросить причину. И ладно он. Он, может, и накосячил где-то. Но Аня, что ему сделала Аня? Их рыжее солнышко, что такого могла натворить для Кости, что он и её послал вслед. Связать события не получалось никаким образом. Подавись своей сдержанностью, Уралов. Двести лет мы с тобой дружим, и ты ни разу не сказал, что тебе так неприятна наша компания.       Аня… отстранилась чуть дальше со всеми этими общемировыми проблемами. Вообще все были заняты своими делами, Юра, в принципе, понять мог, у него их было ничуть не меньше, вот только было до ужаса одиноко. Хоть со стенами разговаривай. Отвлечься ни на что не получалось, а заниматься самокопанием откровенно говоря надоело. Он знал названий чувств куда меньше, чем сейчас испытывал, так что занятие было еще и бесполезным. Неужели никто не додумался просто сделать какой-то прибор, типо градусника. Чувствометр. Очень бы пригодился. Потому что даже свои желания выразить не особо получалось. По ощущениям только стало в два раза холоднее, а еще легкие дышали с трудом, и в груди постоянно болело. В больницу сходить, чтоль…       Так что ему хочется? Он по чему-то сильно скучал, но не мог понять, оглядывался, обнимал себя за плечи и сплетал пальцы в замок, сжимая их до побеления, иногда, задумавшись, начинал гладить грубыми подушечками себя по кисти, но до него так и не доходило. Просто хотелось чего-то.       Челябинск, ты так изменился. Гуляя по Свободе, он не особо замечал, как сильно изменился воздух. Стал таким тяжелым, удушающим. Сигаретный дым в легких все перекрывал, ведь Татищев уже держал вторую в пальцах. Куда это приведет не думал, вообще неважно. Так погружен в свои мысли за этой тихой безоблачной ночью и влажностью после дождя, что не замечал, буквально, ничего вокруг собственного тела. Из тяжелых дум его вывело что-то незнакомое. Легкий смешок и тепло, проскользнувшее по его плечам. Подняв голову, он увидел девушку. За слоем чересчур яркого макияжа в каких-то неуместных голубых и красных тонах скрывалось вполне себе симпатичное личико. Слишком молодое. Лет восемнадцать, быть может. Одета была тоже странно, черная укороченная шубка нараспашку, а под ней совершенно летние шорты, и что-то неясное сверху. Абсолютно голые ноги. Красотка улыбалась, от чего новенькая царапина на ее щеке, окруженная плохо заметной синевой, неприятно сморщилась. Юра уставился. — Привет, красавчик. Не хочешь развеять грусть? — Голос был мягкий, высокий и чистый, понравился бы, если бы не был слегка подпорчен наигранно пошлой ноткой. Девушка провела по его руке и мягко обхватила его ладонь, улыбнувшись. — Всего две за час, а сколько выгоды. — Пошло подмигнула, цокнув каблучками об асфальт. Татищев в своей жизни не мог сопротивляться только двум вещам: душевным порывам и прикосновениям. И сейчас оба эти желания выразились в неуверенном кивке. Девушка отпустила его ладонь, вскинув руку куда-то в сторону. — Отель? — Юра кивнул, поворачивая обратно, к высокому серому зданию у дороги. — Только без…точнее, если С, то с доплатой. — Не беспокойся насчет этого. Заплачу сколько скажешь. — девушка заметно выдохнула, но все равно посмотрела на Юру напряженным взглядом. — У тебя приятный голос. — Выдала что-то нейтральное и молча застучала каблучками рядом. ***       Приступила к делу почти сразу, как только перешли порог номера. Юра и пытался её остановить, но не смог, слишком мало сил для этого было, особенно когда заметил, что красотка не очень хотела говорить. Обняла за плечи одной рукой, второй ведя по его торсу вниз, к брюкам, улыбалась, конечно, но не искренне, просто пыталась заигрывать. Юра наклонился поцеловать её, но та отстранилась назад, махнув светлыми волосами. — Шлюх не целуют, милый, неужели не знаешь? — скользнула вниз, предварительно толкнув Татищева на кровать, уселась на колени перед ним. Ну, что-то делала. Пыталась как-то возбудить, да, и физически у неё это получилось довольно просто. Юре, конечно, хотелось другого. Рук, обвитых вокруг его пояса, ударов сердца, ладоней на спине, тепла чужого тела рядом. Но девушка решила по-другому, сосредотачивая все своё внимание вокруг лишь одной части, даже, кажется, на бедра не опиралась. Юра закрыл глаза, чтоб не видеть этого, запрокинул голову вверх и просто старался сосредоточится на том, что она делает. Делала неплохо. Не торкало. Выпрямилась, скидывая с себя одежду, толкнула на кровать, надела защиту и села сверху. Искренне вскрикнула только один раз, от неожиданности, когда мужские руки перевернули её спиной на поверхность, а в уголок губ, все же, долетел скромный поцелуй. В основном слегка морщилась и вздыхала. Но Татищев, сосредоточившись на её теле и на происходящем действии, на пару десятков минут все же забыл, что происходит в его жизни. Особенно помогали едва теплые руки, которые девушка все же положила на его плечи, позволяя поцеловать себя куда-то в шею, но прошептав «Только без засосов». Разрядка не была головокружительной, скорее такой, будто просто логичное завершение. *** — Тебя хоть как зовут? — медленно проговорил Юра, пока девушка одевалась и пересчитывала деньги. — Кармен. — Какое необычное имя… в честь кого тебя так? — Ну что ты в самом деле… — она хихикнула и повернулась к нему. — Это псевдоним, конечно меня не так зовут… — Не скажешь? — девушка оценивающе провела взглядом по грустному лицу и, задумавшись, коротко кивнула. — Катарина. — увидев одновременно боль и удивление в его глазах, и не выбрав, чего больше продолжила. — Я из Югославии. — Здорово… — прошептал Юра, отводя взгляд в стену. — Имя красивое. — Да… а ты почему так покривился? — Юре рассказать хотелось. Они были близки с ней, вот буквально только что, возможно, никогда не увидятся вновь, и высказать ей все это будет легче, даже если придется извилистыми путями пересказывать все свои столетия. Но…вмешалась какая-то странная Юрина черта. — Да так, по хуйне, тоже Катя, ток недавно бросила. — наполовину отшутился, но сказал почти правду. — А… — девушка улыбнулась, подходя к нему, положила руку на плечо и заглянула в глаза. — Разбитое сердце, значит. Все будет хорошо, обещаю. Если не будет, можешь найти меня на том же месте. — Она хихикнула, и, сжалившись над грустным лицом, поцеловала его щеку. ***       Покидали порог развратной комнаты в разное время, девушка убежала раньше. А Юра медленнее, чем обычно, одевался. Чувствовал себя странно. Душу отпустило, а вот тело теперь ощущалось слегка заляпанным, несмотря на то, что сам был не против, если бы прикосновений было чуть больше. Выдохнул облачко пара изо рта, не поняв, как можно стоять прохладной ночью с голыми ногами, пошел прочь от этого места в сторону своего дома. И было легче. Правда, немного, но было. И хотелось отыскать близкую незнакомку вновь, чтобы рассказать ей о своих переживаниях. О бросившем друге и девушке, которая его не любит в том смысле, в котором ему было важно. Но, поставив галочку в своей памяти, что найдет её в следующие выходные, молча направился домой, больше не накручивая моменты в своем сознании. Они просто улеглись под слоем всех остальных его чувств, глубоко, но копаться в этой куче не хотелось даже под страхом расстрела. ***       Осознание накатывало медленно, волнами. Особенно хорошо накрывающими под дешевый отвратительный алкоголь. Вопрос в голове оставался только один, но полностью описывающий вообще все, что происходило в жизни Челябинска. Он чувствовал где-то глубоко внутри, что никогда ничего не понимал так, как нужно было, и вообще, все, что он делал и чувствовал было не так. Но вопрос…       Что я сделал?       Крутился в его голове, опьяняя еще сильнее. У него была любимая девушка, лучший друг, старший брат, любимое дело. Но казалось, делать что-то не так он начал уже очень и очень давно. Лучший друг, любимая девушка… все с первого взгляда кажется таким правильным, вот только друг ненавидит, а девушка не любит. Старший брат вызывал страх, а любимое дело утекало сквозь пальцы. Юра наклонился вниз, опустив лицо между коленей, обхватил их, чувствуя, как невообразимо сильно болят легкие и желудок, зажмурился, сильно сжав стеклянную бутылку в руке. Один. Из распахнутого окна с силой задувал холодный воздух, а комната была наполнена едким дымом, так красиво переливающимся под единственным светом чудом не разбитого уличного фонаря. Кто бы объяснил…       Кто бы объяснил, что он сегодня сделал? Всего лишь одна купленная за деньги ночь, а стало так плохо. Еще хуже. Неужели он реально повелся лишь на то, что она обещала прикоснуться к нему? Казалось, это было необходимостью тогда, вот только он хотел не так. Всю свою жизнь он хотел чего-то другого, чего-то большего. Ну, любить одного человека до конца. И прикасаться только к этому человеку. Но, раз его не любят в ответ, значит, все это тоже неправильно? И он зря… все это время просто надеялся на что-то. Что-то, чего у него уже никогда не будет. Да и не было никогда. Было бы правильно — было бы… да просто, оно бы было, существовало, но этого нет. Может, я не тот, кто заслуживает этого. И все, что мне остается, просто платить за это. Чтобы хоть как-то чувствовать это. Потому что ничего другого я не заслужил. Если бы заслуживал — не заставляли бы бояться, не послали, ответили взаимностью. Ты же мужчина. Мужчины так не делают. Не делай! Не смей! Не плачь…       Я ненавижу себя тоже!