Хруст

***

      Под ступнями хрустел снег. Этот звук Бомгю будоражил, уносил в тëмный и мрачный мир своего детства. Под ногами... В голове... В сердце... Бомгю помнил, с каким оглушающим хрустом его жизнь рушилась. Помнил, но молчал, упорно поджав губы и не желая отставать от Субина. Его слова всë ещё дышали у Бомгю в голове, бились, словно не смирившиеся с заточением пленники, в висках.        Было больно, но думать об этом было бессмысленно. Ветер усиливался но Бомгю всë ещё не было холодно. "Это потому, что ты пока не человек. Ты ещё не живëшь" Эти мысли были мерзкими и липкими, причиняли боль словно плавленая смола.        — Надвигается буря... Нам нужно ускориться        — Куда мы идëм? — дух усмехается.        — Тебя волнует? — Бомгю поджимает губы и ответная грубость застревает у него костью в горле. Она заражает изнутри горло, рвëтся наружу, но не вырывается. Бомгю словно электрическим разрядом пронзает... Воспоминаниями. "Что вы жили в нищете и грязи как крысы". Бомгю мутит. "Тебя выбрали. Сделали жертвой". У Бомгю кружится голова. "Ну чего же ты плачешь, малыш? ". И перед глазами темнеет на мгновение, а потом темнота эта разноцветными кругами расплывается, и пропадает. Чего же ты плачешь...        Слишком реально. Слишком больно. И первые несколько секунд Бомгю кажется, что всë реально. Но это всë в голове. Только там. В реальности Субин молчал, а значит пока ещё всë в относительном порядке, вот только... Только мысли Бомгю напоминают ему насмерть запутанные клубки, и он не может ни разобраться, ни развязать.        — Меня волнует — Субин усмехается, и то ли Бомгю окончательно свихнулся, то ли в голове у духа скользит одобрение.       — Мы должны преодалеть великие горы — и прежде чем Бомгю успевает подумать об этом, с губ его уже слетают неосторожные слова        — Это невозможно! Люди не могут...        — Но мы не люди — Субин окидывает его высокомерным взглядом через плечо, и у Бомгю мурашки стайками по телу расползаются — Мы выберемся из леса, и я смогу перенести нас через горы — и заметив растерянный взгляд Бомгю добавляет — В священном лесу запрещено использовать силы... — Бомгю хмурится.        — Но ты использовал — Субин поджимает губы и разворачивается назад. — Когда спасал меня, ты же...        — Тебе не стоит лезть во всë это слишком глубоко человек, бездна может потом и не отпустить назад        Бомгю не ответил, он решил, что хватит с него информации, и угроз хватит, и вообще всего хватит. Ветер усиливался из-за чего скрипели над головой недовольные голые ветки. Почему то парню казалось, что на каком-то особом уровне восприятия он их теперь понимал лучше, словно они и вправду общались между собой. Бомгю казалось, что сквозь усиливающийся ветер до него доносятся голоса.        А может и не казалось. Он уже не был ни в чëм уверен. Шаг Субина стал шире, увереннее. А вот у самого Бомгю уверенности явно поубавилось. Нужно было хотя бы постараться обдумать ситуацию, но в голове словно поселилось что-то, что мешало мыслить здраво. Туманность мыслей становилась привычной, и Бомгю задумался о том, может ли всë это быть последствием чужих способностей.        Было страшно. Но других путей выжить не было. Бомгю жить хотел. Бомгю хотел вернуться и посмотреть одному человеку в глаза. Он делал этого так сильно, что готов был рискнуть, и тронуться умом был готов тоже. Неожиданная решительность затопила сердце, и Бомгю снова испугался, но теперь уже своих собственных эмоций.        Он был не в порядке. Точно.        Бомгю посмотрел на Субина. Его идеально прямая спина, облачëнная в белоснежный ханбок, сверкала теперь уже не только из-за чарующей вышивки, но и первых коснувшихся её снежинок. Только-только начинался снегопад, но Бомгю уже чувствовал себя некомфортно. Рассказывалась голова. Это было плохо. Очень плохо.        Бомгю поджал губы и снова посмотрел на спутника. Дух шëл слишком быстро из-за чего Бомгю было довольно сложно поспевать за ним. С неба изысканно кружась падали снежинки. Они застревали в чужих волосах, мягко ложились на чужие плечи. Не таяли. Это было красиво, но немного странно. Было во всей этой ситуации что-то неправильное.        Что именно Бомгю понять пока не мог. И чем больше он пытался, тем сильнее ему казалось, что он как никогда далëк от истины. Субин ускорился сильнее. Бомгю постарался подстроиться под него, но это оказалось на удивление сложно. Шаг. Ещё. Шаг.        Хруст.        Снега под подошвой оглушил на мгновение, и Бомгю вдруг показалось, что он проваливается. Что снег обратился в миг бесконечной пропастью. От липкого ужаса Бомгю зажмурился на миг, но это не помогло. Он чувствовал, что летит вниз. Стремительно. Больно.        Он знал. Помнил это ощущение ещё с детства, в котором лазил на деревья, чтобы собрать немного диких яблок.        В ушах шумел ветер, Бомгю зажмурился сильнее, но ничего не произошло. Время тянулось странно. Бомгю казалось, что прошло всего несколько секунд, но при этом всë длилось так мучительно долго, что снова захотелось плакать, но Бомгю не стал. Темнота сводила с ума, но страх заставлял медлить.        И пытка продолжалась.        Бомгю разрывало противоречиями и непониманием. Всё эти чувства пульсирующей болью отдавались в виски. Стало холодно. Потом зябко. Потом жарко. Потом темнота рассыпалась в разные стороны водопадом слепящих глаза искр и пропал свист рассекаемого телом воздуха в ушах.        Но Бомгю всë ещё падал и прекрасно чувствовал это. На секунду вспомнилось лицо матери и...        Глаза сами собой распахнулись. В миг лопатки коснулись снега, и Бомгю вновь провалился, вот только на этот раз полëт его длился доли секунды. всë закончилось так внезапно, что Бомгю забыл как дышать.        Там, высоко высоко наверху над ним простиралось небо... Его голубизна отпечаталась на сетчатке глаза. А потом нелепо кружась упала на щëку снежинка. Потом ещё. И Бомгю выдохнул судорожно. Он попытался подняться, но тело его не слушалось и парень мог лишь елозить по снегу в бессмысленных попытках сделать хоть что-то.        Собственное бессилие угнетало и оголяло нервы. Бомгю не заметил, как дыхание его сбилось.        — Тише! — и тут же смягчившись — Тише... — чужие руки обхватили за плечи и потянули на себя с такой нежностью, что Бомгю на миг подумал о... Но это был Субин. Их взгляды встретились, после чего сердце вновь зашлось в бешеном темпе. Всë внутри сопротивлялось, всë молило о помощи, и Бомгю поддался.        Он вырывался, бился в чужих руках, пробовал укусить, но всë было бесполезно. Субин лишь прижимал ближе. Так близко, что Бомгю мог чувствовать его запах — холода и мëрзлой малины.        Как ножом по нервам, по слуху пронëсся его голос        — Тише... — а потом Бомгю, кажется, потерял сознание

***

       Когда он очнулся, ему казалось, что завывания ветра тихонько нашëптывали песню матери... И хотя это было несусветной глупостью, Бомгю ещё довольно долго не раскрывал глаз, наслаждаясь иллюзией покоя.        Щекой он чувствовал что-то мягкое и тëплое... Ткань чужого ханбока точно. Он лежал у Субина на груди, и это было странно. Дух вообще был очень странным, он то кричал, то обнимал с нежностью, то обжигал холодом глаз, то шептал своë "тише". И от этого всего Бомгю всë никак не мог определить для себя, как к нему относится, что чувствует, находясь рядом.        — Ну и долго ты ещё будешь притворяться спящим? — Субин усмехнулся, а Бомгю отчего-то отчëтливо представил себе его лукавую усмешку. Дух не торопил, а потому Бомгю решил не отвечать сразу. Солнечные лучи робко касались кожи его лица сквозь могучие ветви вековых деревьев, и это заставляло парня задаваться вопросами о том, как долго он пролежал без сознания. В последнее время разум подводил его слишком часто, и это начинало становиться серьëзной проблемой.        — Хэй, так ты ответишь мне, м? — Бомгю промычал что-то отрицательное в ответ и Субин рассмеялся чуть хрипло но искренне. Смех его прошëл сквозь сознание электрическими импульсами и запульсировал болезненно в сердце. От этого с губ Бомгю сорвался судорожный выдох и он замер, прислушиваясь к себе и собственным реакциям.        Не вышло. Мысли запротестовали, спутались и сосредоточиться получилось лишь на том, как поднималась и опускалась от мерного дыхания чужая грудная клетка. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх...        Это убаюкивало, расслаблялись нервы, усыпляло бдительность. Ветер усилился, а вместе с ним и голос матери стал каким-то более уверенным, сильным. И Бомгю готов был уже сдаться, утонуть во всëм этом и опуститься безвольным телом на дно, но с громким криком с ветки сорвалась ворона, и всë вдруг встало на свои места. Бомгю вскочил, шокировано озираясь по сторонам.        После его рывка Субин тоже выглядел растерянным. Он нахмурился, от чего между бровей его залегла глубокая складка. Их взгляды встретились, и в этот момент с диким треском разбившегося стекла вдребезги разлетелась иллюзия покоя. Бомгю сглотнул застрявший в горле ком и, набравшись решимости, спросил.        — Что это было?        — Ты мне скажи — Субин усмехнулся и небрежно повëл затëкшим плечом — Шарахнулся, словно тебя бешенные собаки покусали — Бомгю поджал губы. От беспрерывного зрительного контакта накалялась обстановка, и всë внутри сжималось. Бомгю снова чувствовал, что проигрывает, но это было неправильно. Нужно успокоиться.        — Ты прекрасно понял меня — воздух вокруг них застыл в миг, и Бомгю начало казаться, что он застрял в нëм как в темнице, ледяной фигурой обратился. Это было невыносимо. Дыхание против воли стало глубоким и судорожным, захотелось выбраться, сбежать, хотя бы закричать. Бомгю нахмурился.        Это был Субин. Точно он. Но каждый раз идти на поводу у его магии не было верным решением. Бомгю дышал, нарочито медленно и глубоко, но паника всë равно накрывала волнами. Бомгю не чувствовал, что в порядке. Бомгю не справлялся.        Молчание затягивалось, и никто не желал проигрывать. Стало больно. Словно воздух, находящийся в лëгких начинал застывать и... Перед глазами снова на миг потемнело. Бомгю отчëтливо почувствовал вкус крови во рту. Её было так много, что он боялся захлебнуться.        Реальность поплыла и даже образ Субина стал расплывчатым и словно ненастоящим. Но в этот раз Бомгю всë никак не мог потерять сознание. Хотелось выть, а сил не было. Хотелось плакать, но слëзы застыли. Боль усиливалась, распространялась словно яд по венам.        Нужно было что-то делать. Но страх пульсировал в висках, а тело не слушалось, зажатое в тиски. Ветер совсем стих, и тишина стала слишком ощутимой. Нужно было успокоиться, но выходило плохо. Бомгю всë никак не мог отделаться от мысли о том, что всë плохо. Он снова не...        — Хватит... — что-то горячее потекло по подбородку. От этого Бомгю выдохнул испуганно, но продолжил — Прекрати — от этого в чертах лица Субина пролегла растерянность, и стало легче, словно воздействие вдруг ослабло. Бомгю сглотнул, и кровь обожгла горло.        А потом всë закончилось. Словно и не было ничего, и Бомгю обессиленно рухнул в снег от того, как тяжело в миг стало сидеть.        На волосах его играли тëплые солнечные лучи, зимний воздух приятно чуть покалывал щëки морозом, и Бомгю совсем запутался. От неизвестности и переизбытка странностей становилось тошно. Он нахмурился и поднялся. Субин наблюдал за ним со смесью интереса и восторга, словно Бомгю был лишь собачонкой, наконец, подавшей лапу.        Стало мерзко. Бомгю вытер подбородок рукавом, но крови не оказалось. Бомгю сглатывает страх вместе с остатками железа.        — Что это было?        — Ты пока не человек — Субин неопределённый пожимает плечами и встаëт на ноги — Это будет продолжаться, так что будь готов — он протягивает Бомгю руку, как бы примирительно, но Бомгю этого мало. Игнорируя Субина, он встаëт на ноги.        — Говори конкретнее        — Ты раздражаешь        — Ты тоже. — Субин удивлëнно вскидывает брови вверх, но быстро берëт себя в руки.        — Мы и так потеряли слишком много времени. Даже в твоëм нынешнем состоянии тебе будет сложно пережить бурю, если она настигнет нас в пути, пошли... — и он разворачивается, чтобы пойти дальше, но Бомгю уже слишком устал, чтобы быть послушным мальчиком.        — Я никуда не пойду! — от его крика Субин вздрагивает. Он выглядит почти шокированным чужим непослушанием. — Объясни, объясни мне всë, чëрт возьми!        — Прекрати истерику — Субин говорит с нажимом, но Бомгю не слушает, а потому, когда дух хватает его за запястье, он может лишь вырываться бессмысленно. На какое-то короткое мгновение Бомгю вновь сковывает застывший воздух, но иллюзия выходит слабой и хрупкой, она разлетается на куски так быстро, что Бомгю даже не успевает до конца ощутить весь тот груз отчаяния, что был с ним в прошлый раз.        Субин снова выглядит растерянным, почти злым. Это должно пугать, но почему-то наоборот внушает уверенность.        — В этот раз ты расскажешь мне всë, Субин — его имя срывается с языка естественно и как-то правильно, почти приятно, но Бомгю в порыве не успевает подумать об этом. Не успевает проанализировать. Хотя в последнее время он вообще редко анализирует ситуацию. Он хочет жить. Хочет вернуться домой, посмотреть отцу в глаза... Ему надоело быть ведомым. И почему-то чем сильнее крепчает его решимость, тем растерянным выглядит Субин. Но Бомгю не анализирует, нет.        Он уже довольно давно не...        — Хорошо...

***

       Вечерняя тишина угнетает. Субин лежит чуть поодаль, на противоположной стороне костра к Бомгю спиной, и в неровном свете пламени тени словно маленькие бесы прячутся в его волосах.        Субин красивый... Бомгю не уверен, почему вообще думает о чëм-то подобном. Во всяком случае, он очень хотел бы свалить это на его потустороннюю привлекательность. Он хотел бы, чтобы это был приворот, но здесь, их могли заговорить разве что священные деревья. Бомгю сжался и обхватил голые коленки руками.        Ощущения всë ещё были странными, и видеть, как собственные голые ступни тонут в снегу тоже было странным. Нужно было, наверное, подумать о себе, о будущем, о том, что будет с ним, когда Субин отдаст ему его жизнь... Да не думалось что-то. Думалось о том, что он красивый... Несмотря на то, что всë в нëм кричало об опасности. Высокий рост, широкие плечи, грация настоящей пумы... И глаза...        Да, глаза его были чём-то абсолютно особенным. Они Бомгю завораживали, они его терзали, мучили. И он чувствовал себя чём-то незначительным, маленьким, похожим на тополиный пух. Словно его подхватило потоком ветра, а потом помотало по свету.        Бомгю закрывает глаза. Видение это было таким чëтким, что на миг он и вправду поверил, что всего лишь пушинка. Были ли это очередные проказы духов? Влияние Священного леса? Или это что-то внутри Бомгю надломилось и сошло с ума...        Как нельзя кстати вспомнились слова Субина.        "Ты пока не человек. Это будет продолжаться."        Бомгю поджал губы. Как же всë это оказывается глупо! И вдруг нестерпимо захотелось домой. Захотелось стоять у подоконника, всматриваясь в небо, и слушать как тихонько шумит прялка. Вот только не было уже этого дома. Шансов всë вернуть тоже не было. Зато был шанс... Выжить? Выжить.        Бомгю сильнее прижимает коленки к груди. Прямо перед ним потрескивает костëр, и он вроде бы даже не особо и нужен, но так сильно нужен! И пусть Субин не понимает его, пусть снова смотрит с презрением, главное, чтобы не трогал, потому что касания его слишком сильно с ума сводят.        "Лишившись человеческой оболочки, ты застрял между мирами"        Но это не так уж и страшно. Бомгю никогда миру людей не принадлежал полностью, он скорее был "не от мира сего". Он усмехается, и собственная ложь горчит на губах. Но это не так уж и страшно. Мир людей ему никогда не нравился...        " Твоë сознание мотает между мирами, потому что ты просто не можешь быть где-то посередине, это против наших законов. Когда ты попадаешь в мир людей, то даже не замечаешь этого, но, когда в мир духов... "        И Бомгю утыкается лицом в коленки, чтобы не видеть, не чувствовать, не понимать. Ему холодно, и костëр его не греет, хоть и полыхает призывно и дружелюбно. Как нельзя кстати вспоминается их первая встреча. Дикий холод и цепи на шее...        А потом чужие пальцы на лице и...        "На что ты готов пойти, чтобы выжить? "        Как показало время, этот вопрос оказался на удивление прост. Бомгю поджимает сильнее губы, чтобы не растерять решимости.        Всë