Химия, оказывается, не только в пробирках.

Вы не можете уснуть. Из-за усталости поспали несколько часов, а сейчас, когда самое время ложиться, не можете. Аж злит, как на зло сонливость ушла от вас именно под ночь. Снотворного или успокоительного у вас нет, а думать о том что произошло, мягко говоря, нет никакого желания. В голове мысль: «может пойти попросить у Дотторе что нибудь», но как-то даже неловко, он похоже обижен, или поменял тактику поведения с вами, понять его тяжело, но можно. Да и вы сама расстроены и обижены до глубины души, как так вообще можно?! Вы же не игрушка какая-то, чтобы так мучить и откровенно жестить, будто сердца нет. Но поделать нечего, тревожные мысли едят кору мозга уже почти час, нужно пойти, быстренько отнять себе волшебную таблетку чего нибудь, желательно слабее золпидема, и уйти обратно, наконец-то спать ещё часов десять. Опять вы лицом упираетесь в дверь, которая открылась на этот раз почти без шума. — Извините, сэр- — перебили. — Ёб твою мать блядь! — подскакивает на месте и оборачивается на вас этот самый «Сэр Дотторе», теперь жутко злой, — Василиса, дура! Ещё тише зайди и по плечам хлопни, я в ту же секунду лягу с инфарктом! — лохматый, несобранный и держит перед собой очередную деталь непонятную вам. Снова пьян что-ли? Тихо промычав, медленно прошла ближе, перебирая пальцами: легкая нервозность, даже не удивительно со всеми событиями, — Прошу прощения…снова. Я к вам с просьбой, тем не менее. — замялась, отчего не ясно, то ли от тона Дотторе, то ли от того, через что он заставил ее сегодня пройти. — Можете дать мне что-нибудь для сна, пожалуйста… И от боли тоже. — Тц, непереносимостей нет? — раздражённо отходит в сторону от своего места и присев на корточки у стола, над которым окно, вытаскивает оттуда большой ящик с, как вы можете понять, лекарствами, — Тебе же от мышц? Стоит на месте, даже не мнётся с ноги на ногу, пока ноющая противная боль продолжает сводить с ума противным чувством все тело. — Нет. И да, от мышц. Вам приносят две пачки таблеток и отдают в руки. — Всё? Ничего больше не надо? Надо ведь. Чертовски сильно надо. Принимая в руки таблетки, девушка мешкает. Шла сюда, в голове крутя диалог, а в итоге все из головы вылетело. И остаётся только разглядывать пачки и хмуриться в слепой надежды вспомнить хоть что-то из заготовленных заранее слов. — Инструкция там? — уточняет девушка, а после поднимает взгляд на начальника. — Я вас сильно испугала, да.? — Инструкция тебе нужна, медик погорелый? — улыбается вам и поворачиваясь головой чуть в сторону усмехается, — Не больше четырёх, — о обезболивающем, — И не больше двух, — теперь о снотворном, — В сутки. Водой запить, через час оказывает полное действие. Да, напугала, я был занят и думал что оставшуюся часть дня проведу один. Ещё вопросы? — Да я просто…— выдыхает тихо, не глядя в лицо, — Мало ли. — опускает взгляд на таблетки, что дал ей доктор, теребит в руках- нервничает все еще. Неопределенность нагнетается, вот он вроде и улыбнулся ей, а на самом деле что? Он обижен или специально так с ней? А если специально, то за что? За то что на поводу эмоций пошла? Ну, она ведь не робот, которых так любит предвестник, она не может их по желанию выключить. Хочется объятий, он их ей так и не дал. То что было днем- совсем не то, они не такие, какие были раньше. Они были полны тепла и любви, согревали изнутри, касаясь, казалось, самого сердца, и сейчас, после того, как девушка практически пережила смерть, ей хотелось, нет, ей нужны были именно они. Необходимы. От волнения в ушах звенит, надо хотя бы спросить предвестника, молчание разногласия никогда не решало, —Да, вопросы есть, — поднимает взгляд на мужчину, но быстро опускает обратно. Вдох, — Почему… почему вы так со мной, Дотторе? — голос сел, приходится шептать чтоб не сорваться в плач, хотя пока удается себя сдерживать, удивительно, — Я ведь… да, ошиблась, но кто не ошибается? — колупает край блистера, в лицо смотреть сил нет, — Я же вас люблю, зачем вы так…— глаза мокнут, даже самый тихий шепот не скрыл того, как сорвался голос, — Мне было сегодня так страшно, вы не представляете. Успокаивало только ваше присутствие и уверенность, что вы меня не оставите, и когда я прошла через это все, все чего я хотела- чтобы вы меня обняли, как раньше. Но вы этого не сделали…— стирает мокрые дорожки тыльной стороной ладони, сдержаться не вышло, но говорить пока получается, хоть и звучит местами слишком тихо, — Неужели вам было совсем совсем все равно, что я нуждалась в вас в тот момент? — Хах… — ладонь, прохладная из-за перчатки на вашем лице, — Бедная, — начинает медленный шаг вокруг вас, — Бедная девочка, поддалась чувствам, — останавливается за спиной, теперь на плечах обе руки, — Мне кажется, мы с тобой заигрались. Ты так не думаешь? — наклоняется к вашему уху, говорит тише, тон ниже, — Я вижу в тебе женщину, которую убил и сожрал сырую. Всё ещё любишь меня? Хочешь, чтобы мои чувства к тебе развились в что-то большее? — зловещий шёпот, по плечам прямо мурашки. Вы смотрите в одну точку, слезы сами катятся по щекам, вы даже не замечаете этого, — Меня боятся люди, складывают из фактов дурные и жуткие слухи, так почему же ты так легко приняла мою дружелюбность, как данное? Хочешь к себе жалости с моей стороны? — губами почти прислоняется к вашему уху, от чего мурашки только крупнее шагают по коже, — Тогда заслужи её, как собака. Поластись к рукам, будь хорошенькой, как и всегда. Отдайся мне, — руки медленно окантовывают шею, вас начинает крупно трясти от рыданий, — Будь той, кто даст мне вспомнить всё, что я пережил пять сотен лет назад. Позволь окунуться в это чувство, — он почти рычит вам на ухо, — Чувство любви. Дыхание перехватило, а воздух будто выбили из лёгких, сквозь слезы было тяжело на чем-то сфокусироваться- опоры не было даже такой элементарной, не говоря о чем-то более весомом. Помимо ладоней предвестника на шее, что не должны были ощущаться обжигающими оковами, но именно ими будто и являлись. Василиса схватилась за них руками, со всей силы пытаясь освободиться из удушающей хватки дабы вдохнуть, но усилий этих не хватило бы даже для поднятия одной ручки, которой она ежедневно орудует, сидя за своим столом. — …пустите…— практически не слышно из-за рыданий, — …отпустите. Отпустите меня, пожалуйста! Прошу! — голос будто ожил, но совсем не так, как того хотелось бы. Всхлипы и истеричные ноты придавали ему громкости, но говорить было больно, во всех смыслах. — Зачем вы это делаете?! — громкий вдох, — Что я сделала не так?! — громко, не скрывая, своего состояния, на это она сейчас не способна, — Разве не было все хорошо? Вы ведь говорили, что любите меня? Я верила вам! Разве так поступают с теми кого любят?! — резко разворачивается, спешно отступая назад на несколько шагов. В висках пульсирует, думать сложно, жарко и нечем дышать. Девушка пошатнувшись чуть сгибается, хватаясь за одежду в области груди, хотелось снять с себя все вместе с кожей, внутри будто пламя горит. Громкий всхлип, за ним второй, судорожные попытки вдохнуть между. Голова чертовски кружится, и комната вместе с ней. Опускается вниз, опираясь одной рукой о пол, второй пытаясь стянуть с шеи удавку, недающую дышать, но стягивать нечего, это она сама. Пытаясь собраться хоть немного, Василиса поднимает глаза полные слез и отчаяния на мужчину- стоит, значит явно не комната кружится, смотрит на нее сверху вниз, лица разобрать не получается, но ей кажется, что он над ней смеется в своей привычной манере, как делает это всегда. — Такой ты хочешь меня видеть? — срывается на отчаянный крик, вряд-ли кто услышит их сейчас, — У твоих ног, жалкую и беспомощную? Желательно полную страха? Да? — сглаживает вязкую слюну, глядя в сторону Дотторе, — Так ты поступаешь с теми, кто любит тебя? — сипло и тихо, на большее она не способна сейчас. За вами наблюдают с восхищением, нескрываемым хищным восторгом, невероятным и неведомым вам до этого выражением эйфории. Медленный шаг в вашу сторону, лучезарная и по настоящему жуткая улыбка, состоящая из острых зубов сопровождает предвестника, также спокойно присевшего на колени около вас. Ласковое прикосновение к подбородку, чтобы вы обязательно смотрели на Второго, видели его, внимали его словам и действиям, будто божеству, сошедшему к вам, «особенной» девушке, с небес. — Последствия эксперимента, хм? — нескрываемый и такой же, на грани безумия интерес, — Моя хорошая, тише, — колени мужчины чуть расползаются на пыльном кафеле, он обнимает вас, — Дыши глубоко и по счету. От одного до четырёх. Мне нужно считать? — он не скрывает неадекватного голоса, дрожащего от эмоции дикого, животного блаженства от вида результата своих действий. Мягкое, насколько может позволить себе Дотторе поглаживание по спине, позволение довериться ему и выдохнуть. Горло будто удавка стискивает, единственное, что удаётся — поверхностно и шумно ловить воздух губами, цепляться за эту малость. Дыхание сопровождается ощущением раскалённого штыря в лёгких, рёбра и живот болят от того, какое усилие приходится приложить для малейшего вдоха. Выдохи звучат скорее всхлипами и хрипением. Василиса чувствует своё сердце где-то в глотке. Оно забивается испуганной птичкой, оказавшейся в маленькой тёмной коробке. Кровь в нём, кажется, пузырится и кипит, и это ощущение едва ли не в ушах звучит, настолько оно поглощающее. Перед глазами всё размыто, кроме серых пятен ничего не осознаётся. Чувство, что ты не здесь, что это всё не с тобой, и в то же время кроме тебя тут никого нет. Только ты и твои демоны, выбирающиеся из-под кожи и из разума, тянущие свои грязные руки по всему телу и стремящиеся выдавить глаза и вырвать язык. Глухо вскрикнув, девушка отшатывается в сторону, потому что прикосновение Иль Дотторе к ней чувствуется хваткой удушья и паники. Обхватывает себя руками за плечи, жмётся спиной к стене, но даже её прохлада не отрезвляет. Глаза слепо шарят по пространству, тело бьёт крупной дрожью и истеричными судорогами, то и дело сгибающими пополам. Василиса подносит ладонь к лицу и делает то немногое, на что способна. Вгрызается в ребро своей ладони, жмурясь от боли. Поняв, что вы уже не слышите, Дотторе давит на вашу челюсть, чтобы вытащили свою руку изо рта. Тот даёт вам звонкую пощёчину. — Василиса, посмотри на меня, — спокойный, ласковый, но громкий тон и крепкая хватка на плечах, — Мне тебя облить, чтобы пришла в себя? — пододвигается ещё ближе к вам, чтобы попытаться сократить расстояние и достучаться. Машет ладонью в вашу сторону, прохладой надувая в лицо, — Дыши, пожалуйста. Постарайся для меня, Василёк, слушай меня и сосредоточься на этом, — его пыл немного поутих, наскучило видеть вашу истерику. Паническая атака отпускает сама, пусть и до невозможности медленно. Первой ощущаться начинает боль — уже физическая, сначала в укушенной руке, а потом в щеке, по которой ударили. Василиса на пробу трогает поврежденные места, словно проверяя, что чувствует их. Из широко распахнутых в первобытном ужасе глаз всё ещё градом катятся слёзы. В ответ на слова Иль Дотторе — несколько рваных кивков. Да, она слышит. Наконец-то слышит, видит и начинает осознавать и чувствовать реальность. Все ещё не полностью, всё ещё с дурными вспышками ужаса и судорожной дрожи, но уже более-менее контролируя своё тело. — Я… — из горла вырывается болезненный сип. Василиса хватается за шею, отвратительно сухую и оттого не способную выдать что-то кроме громкого дыхания и одной невнятной буквы. Второй же встаёт и совсем не на долго отходит от вас, чтобы набрать стакан воды. Не брезгуя садится обратно и даёт вам стакан. Вы принимаете трясущимися руками, а Дотторе кладёт свою ладонь поверх вашей, чтобы унять дрожь. Судорожно глотаете жидкость, чтобы мерзкое ощущение сухости ушло. — Всё, тихо, — как только допиваете, за вас стакан ставят рядом на пол, — Всё закончилось. Иди ко мне, — расставив руки в стороны по доброму ждёт вашей реакции, надеясь на взаимность, чтобы насильно не сделать ничего плохого. Слыша ваши хрипы, возможно, предвестник даже испугался. В бездну все это. Василиса снова вздрагивает, снова роняет крупные слёзы, но уже от того, каким ножом ощущаются слова Иль Дотторе. И как сильно, до безумия сильно хочется, чтобы все плохое закончилось. Девушка тянется, подаётся ближе. Обхватывает мужчину руками и льнет всем телом, пряча лицо у него на плече. Тело не перестаёт часто вздрагивать, так и не отошедшее от истерики и панической атаки, а дыхание — срываться и быть шумным. Но тепло чужого тела кажется необходимым, долгожданным маяком, без которого, кажется, буквально погибнешь. Загнёшься от холода и ужаса на полу лаборатории. — Василёк, дорогая, — ответно обнимает вас, одной рукой прижимая за затылок, а другой гладя по спине, — Я сейчас сам заплачу, успокаивайся, моя радость, — тёплые слова почти обжигают душу и сердце, они так нужны сейчас, кажется, не меньше чем воздух. В купе с прикосновениями заставляет организм почувствовать облегчение между спазмами, остатками происшествия, — Я могу что-то сделать для тебя сейчас? Естественно, после того как мы придём в себя, — из-за маски на лице кривой, но все же поцелуй появился за ухом. Панические атаки — не то, с чем Василиса знакома, но какой-то подспудной подсказки хватает на то, чтобы начать выравнивать дыхание. Ненадолго, впрочем. Следующие же слова Дотторе вновь срывают с губ девушки сдавленный всхлип. Она прячет лицо сильнее, душит в себе звуки, потому что кажется, что показать — страшно. Что он вот-вот разозлится, бросит, оставит. Пальцы сильно стискивают одежду на спине Иль Дотторе. Просьба, если даже не мольба, совсем тихая и вырывается словно случайно. Но, к чести Василисы, голос не слишком подводит её. — Не оставляй…те меня… пожалуйста… Ответом было молчание. А точнее согласие, не озвученное вслух. Осторожные поглаживания и терпение, чтобы подождать вашего окончательного успокоения. Мысли в вашей голове и в голове Учёного отличались радикально, но сходились в одном — такого не должно повториться. Никогда и ни в коем случае. И все же ласка другого человека особенно расслабляет, сама бы вы не пришли в себя так быстро, как это произошло рядом с кем-то. «Кем-то»… Доктор чувствует, что вас не так трясёт и дышите вы похвально ровнее, чем даже пару минут назад. Периодически шепчет вам что-то тёплое, между сбивчивых порывов раздумий вы снова понимаете для себя, что у него очень приятный голос. Он правда хочет успокоить вас и пригреть, или это наигранность, только чтобы вы отстали?.. И все-таки, объятия должны были прекратиться. Не хочется отпускать, но уж ради приличия… — Принести ещё воды? — вы не видите половину его лица, от чего не получается понять настоящую эмоцию, но выглядит мужчина чуть взволнованно, будто показано спокойно. Объятия должны были прекратиться. Холод лаборатории был не так страшен и ужасен, как ощущение того, что Иль Дотторе может в секунду обернуться дьяволом. Из того, кто сейчас так нежен и ласков, превратиться в того, кто будет скалиться и насмехаться. Василисе иррационально страшно. Она прячет это, когда отпускает мужчину из объятий и пытается сесть ровно, нервно сцепив руки в замок на своих коленях. — Нет, спасибо, — негромко из-за больного горла и хриплого голоса, но уже относительно спокойно. — Я… мне лучше. Спасибо. — Вижу и рад этому. Отпустить тебя отдыхать, или хочешь ещё побыть вместе? — совсем коротко, но сопровождается ладонью на вашей щеке, что большим пальцем убирает почти усохшую на лице влагу. В тёмную комнату? В одиночество? Василиса вспоминает, как тряслась и плакала в подушку ещё недавно. Цепляет холодеющие пальцы друг за друга и нервно сглатывает. И порывисто жмётся к ладони на щеке, улавливая даже малейшее тепло. Холод и тактильный голод, кажется, колют иглами каждый миллиметр ее кожи и грызут сознание. — Если можно, то я, мм, не очень хочу пока оставаться одна. — Хорошо, — заправляет ваши волосы от висков к затылку сплошным, старательным движением, — Мне жаль, что устроил тут черти-что. Пойми и ты меня, ладно? — «если бы это было так просто…» — ваши мысли, не перешедшие грань слышимости, — Тебе не холодно-то, на полу сидеть? Может прогуляемся? Не желая ни с чем разбираться, только не сейчас, когда мозги еле работают, Василиса кивает. Она обмозгует это чуть позже. После сна, например. — Холодно, — вздыхает устало. Наконец-то холод пола чувствуется, и он противный. Поэтому девушка неторопливо начинает подниматься. — Да, прогуляться — хорошая идея. Дотторе поднимается за вами. — Понял. Давай тогда пойдём к тебе, как раз сразу можешь ложиться спать, — очередной раз отшагнув от вас вспоминает про таблетки, что лежат на полу. Подбирает и подойдя берет вас за руку. Ходьба снова тихая. Вам немного тяжело из-за боли в мышцах, но это терпимо, пока за руку держит спутник, тем более вы до сих пор в лёгком аффекте от вообще всего что произошло за сегодня. День всё ещё отвратительный. Дверь вашего пристанища открывается для вас, естественно синеволосый готов ухаживать за вами сегодня. Именно поэтому прикрыв за собой проход встаёт за вашей спиной и обнимает. — Умойся, хорошо? Нам нужна вода, я приготовлю постель и лекарство, если позволено, — с плеч, на которых было объятие руки Дотторе опускаются к вашим ладоням, по предплечьям к запястью, нежное движение. Василиса проследила за движением: большие ладони предвестника тепло ощущались на коже даже через холодную ткань перчаток, чувство приятное, успокаивающе, в каком-то роде. Умыться было хорошей идеей, душ, разумеется, был бы лучше и явно эффективнее, но уединяться надолго- это последнее, чего она сейчас бы пожелала. Кивнув своим мыслям и мужчине одновременно, девушка слегка заторможено ответила, — М, да… да, конечно можно… Я пойду пока, — нехотя разорвав объятия, направилась в сторону ванной комнаты, обхватив руку, на которой покоилась ладонь предвестника, своей, словно заменяя. Надо смыть все. Пока вы умываетесь, слышите объяснимое шибуршание в основной части комнаты. Вытираете лицо и руки, возвращаетесь — всё почти также, как и было, но одеяло заботливо расправлено, на столе две круглые белые таблетки и ваша недопитая ранее кружка воды, Дотторе сидит на постели, сразу обращая на вас внимание. Вы аккуратно подходите, на мгновение охватывает неловкость. Тоже садитесь. — Выпей и ложись, не буду долго мешать тебе, — кладёт свою руку на вашу, — Может, тебе спеть колыбельную, ха-ха? — ласково и игриво, в духе предвестника. Вы выпиваете снотворное с обезболивающим, как вам и сказали до этого, ложитесь на простыни и укрываетесь. Ничего лишнего — ни касания, ни слова, ни движения, даже удивительно. Атмосфера в помещении становится спокойнее и спокойнее с каждой секундой, поскольку к вам наклоняются, уперевшись локтем в матрас. — Не знал, что у минусовок такие жёсткие кровати, хах. Мне остаться, пока не уснёшь, или уже хватит? — он как-то подозрительно и излишне беспокоится. — Останьтесь, — без раздумий ответила, неловко даже за себя, оттого добавляет следом, — Если вас не затруднит, конечно… Хах, простите, возитесь со мной действительно как с ребенком, только колыбельная и осталась, — и к чему это чувство вины сейчас? Это тоже последствия истерики? В любом случае, с ним спокойнее будет, даже если доктор сам причина случившегося. — Да ну, я виноват в случившемся, обязан. Поэтому расслабься и отдыхай, — мягкая улыбка, ваша рука снова в чужой. Сейчас так комфортно, так тепло, правда располагает ко сну, а глаза слипаются, — Завтра выходной, поэтому не переживай ни о чем. Если хочешь, приходи, поболтаем, а сейчас нужно спать. Все таки за день было пережито слишком много эмоций и физических ощущений, слишком, всё это чересчур. Вас теперь уже гладят по плечу в успокаивающем жесте, вы прикрываете глаза. Хочется обнять Дотторе, прижаться к нему и всю ночь спать так, как когда вы ночевали в его комнате, просто даже знать что он рядом, понимая все неудобства сна в обнимку. Или лечь ему на грудь, просто чтобы быть ближе, всё время впритык к человеку, который если что будет готов присмотреть за вами и уберечь от плохих снов, которые как раз сейчас забирают вас в свой омут, будучи, к слову, совсем не ужасными.