Mud / Грязь

Падме уводит меня, взяв за руку и слегка потянув к себе, чтобы я услышал её шёпот: — После этого совещания умираю как хочу пройтись, — на этот раз улыбка затрагивает и её глаза. Пытаюсь улыбнуться в ответ. — Как пожелаете, сенатор. Можем пойти через сады. Мы удаляемся на достаточное расстояние от Винду, и я продолжаю разговор: — Что привело вас сюда сегодня? Она вздохнула. — Сенаторы взбесились из-за нападения на посольство. Они не считают проблемой потери во Внешнем Кольце, но вдруг потеряли самообладание, когда стало очевидно, что война добралась и сюда. Враги надеются, что мы испугаемся и сделаем неверный шаг. Было бы разумно принимать решения на холодную голову. Падме замедляет шаг и смотрит на меня, прикидывая, какие мысли можно озвучить. — Всё это то ужасно, но если мы будем торопить Сенат с поспешными решениями, из этой паники смогут извлечь выгоду не только сепаратисты. Совет только что согласился официально назначить Джедаев защитниками Сената; Мастер Винду попросил меня представить это предложение вниманию Верховного Канцлера. Они планируют назначить для нашей охраны младших рыцарей или даже падаванов, поскольку большинство джедаев уже несут службу на поле боя.Тем не менее, я признаю, что защита в лице джедаев успокоила бы нас — несомненно, многие воспримут это именно так. Она убеждается, что я понимаю её намёки, и продолжает: — Однако, при всём уважении я не уверена в целесообразности наделения Ордена ещё более высокими полномочиями. Перед лицом войны и необходимости мы путаем роли в Республике, что запросто может иметь драматические последствия. Пожалуйста, не поймите меня превратно — вы же знаете, что обычно я на стороне Ордена и считаю его участие необходимым в этой войне. Но, дорогой Оби-Ван, власть есть власть — от неё могут опьянеть даже Джедаи. Мы подходим к садам, и Падме смотрит вдаль, раздумывая, не следует ли ей держать рот на замке. — Не все джедаи — Оби-Ван Кеноби, — серьёзно говорит она. Или Энакин Скайуокер. Полагаю, она перестала бы считать меня образцом джедайской морали, если бы узнала, что я сделал с её мужчиной несколько часов назад. Я дивлюсь тому, как беспокоит меня последняя мысль. Он говорил: "Расскажи ей." Пытаюсь представить, как это изменило бы отношения между нами троими, или хотя бы выражение её лица, но безуспешно. В конце концов говорю, что, независимо от того, верно ли её мнение о честности Ордена, оно меня огорчило. Похоже, выражение отвращения на моём лице действительно беспокоит Падме. — Простите, если обидела вас, я не хотела. Политика сделала меня циничной. Если бы я только могла перестать всюду видеть коррупцию. Она искренне озабочена тем, что задела мои чувства, а я ловлю себя на том, что считаю шаги до выхода из храма. Наконец отвечаю ей: — Ваше беспокойство оправдано. Я не настолько простодушен, чтобы считать всех джедаев безупречными, и согласен с тем, что Сенату следует с большой осторожностью предоставлять чрезвычайные полномочия...кому бы то ни было. Тем не менее, живой сенатор однозначно лучше мёртвого. — Буду считать хорошим знаком то, что вы предпочитаете видеть нас живыми, — отвечает Падме с улыбкой. Мы подходим к маленькому деревянному мостику, она останавливается и смотрит на ручей, бегущий под нами. Я жду, сцепив руки за спиной и сдерживая необычное для меня нетерпение. Она выглядит усталой, но заботы лишь добавляют глубины её взгляду. Изящная девушка, с которой я познакомился десять лет назад, расцвела и стала красивой, умной и обаятельной женщиной. Интересно, почему я так часто представляю её в объятиях Энакина? Возможно, надеюсь, что боль поможет мне исцелиться. Она оборачивается и замечает, что я уставился на неё. — Выглядишь усталой, — быстро объясняю я. — Да, война выматывает. Я всегда в центре внимания, приходится взвешивать каждое слово и каждое движение. Но чем больше я сражаюсь, тем меньше выигрываю, — она раздраженно вздыхает. — Не могу поверить, что жалуюсь на войну тебе. Я всего лишь разговариваю и посещаю мероприятия, а ты каждый день рискуешь жизнью. — У каждого своя роль, не стоит сравнивать, — я лениво поглаживаю бороду. — Кстати, ты забыла про нападение прошлой ночью — оно показало, что сенаторы тоже рискуют жизнью. — Ты, как всегда, преуменьшаешь свои заслуги. У тебя есть право быть уставшим: ты только приехал, а уже снова уезжаешь, — меланхолия в голосе выдаёт её истинное настроение. — Должно быть, эти миссии — тяжкое бремя для вас обоих. В последнее время вы были так заняты...Храм уже требует вашего круглосуточного присутствия — мне кажется, это слишком. Не волнуйся, этой ночью он весь твой. У нас с тобой ничья 2:2 — это вполне справедливо. Падме замечает, что я не реагирую, и закусывает губу. — Мне спокойней, когда я знаю, что вы заботитесь друг о друге, поэтому я бы предпочла, чтобы вы поехали вместе, — она выглядит совершенно безмятежно, но пальцы, которым она вцепилась в деревянный поручень, побелели. — Может, я чего-то не знаю, Оби-Ван? — Энакину нужен перерыв, — отвечаю на одном дыхании, — нам стоит временно разделиться. Мы пристально глядим друг на друга, пытаясь уловить недосказанное. Падме говорит, что уверена — у меня есть на это свои причины. Мне трудно интерпретировать выражение её лица. — Мне пора, я и так отняла у тебя много времени бессмысленными разглагольствованиями, — она заканчивает разговор и идёт по мосту впереди меня.