Игра на вылет

Глава 8.

      Максим Сергеевич сделал тяжелый вдох и так же тяжело выдохнул. Приходилось запечатывать страх внутри, твердо сидеть и держать спину прямой, как доска. Страх вырывался наружу ледяной дрожью, он путал мысли, сбивал дыхание, но Максим Сергеевич брал верх. За спиной оператора стоял Сергей Константинович и объяснял тому, что да как нужно делать — как снимать, на чем акцентировать. Рядом была журналистка в сером, она смотрела безучастно, неживым взглядом, но только Зайцев позвал ее, она обернулась, впитала инструкции, оживилась в лице.       — Поняла все? Шагом марш!       Девушка побежала к телефону звонить в студию. Аркадий Егорович не сомневался, что там носятся в суете, ожидая прямой эфир — с задержкой в полминуты.       Аркадий Егорович был здесь впервые. Кабинет Максима Сергеевича словно насобирал всего по чуть-чуть от каждого уголка мэрии. Стены обиты елью, на полу толстый синий ковер, за широким рабочим столом на громадном черном стуле сидел Ковалёв. Окон нигде не было, только шкафы, набитые документами, опоясывали кабинет.       Сейчас дверь не закрывалась — постоянно кто-то бегал туда-сюда. Хотя помимо тех, кто здесь с утра, оператора, журналистки и Дмитрия Юрьевича, во всей мэрии никто не появлялся. Те же, кто был, умещались всей компанией возле шкафов, около двери, стоя прямо напротив Максима Сергеевича. В этом окружении напряженный он выглядел особенно одиноким. Дмитрий Юрьевич ходил по коридору, звонил куда-то из приемной, то и дело заглядывая в кабинет. Андрей смотрел вокруг, сохраняя равнодушие. Слегка пробивался изнутри какой-то исследовательский, чисто профессиональный, со здравой долей скепсиса, интерес. Валерия Михайловна стояла рядом, но утопала в принципиально ином измерении, с неимоверным любопытством рассматривая красную обложку книги на полке, за стеклянной дверцей. Она держалась, будто все происходящее вокруг никоим образом ее не касается. На фоне нее, отрешенной от мира, особенно несчастной казалась Софья — всем видом как вдова в черном балахоне, хоть и в белой одежде. Под руку ее придерживала Валентина. Невозмутимо выглядели только Шевцов и Доренко.       Где-то зашумел телевизор, заглянул Дмитрий Юрьевич:       — Я там включил телевизор, чтоб отслеживать сам эфир, как пойдет.       — Хорошо, — согласился Сергей Константинович, — думаю, будет лучше, если в кабинете останется поменьше людей.       Валерия Михайловна пулей вылетела из кабинета, остальные полились не спеша.       В темном, с выключенными лампами, застеночном коридоре первого этажа Аркадия Егоровича остановила рука.       — Аркаша, — шепнула ему Валерия Михайловна и толкнула его к стенке. Олег заинтересовано посмотрел на них, выходя последним, лукаво улыбнулся, ускорил шаг и пустил вперед какую-то шутку.       В задней части первого этажа свет исходил только от таблички на случай пожара. В ее грозном освещении глаза Валерии Михайловны казались безумными, безумно решительными, обезумевшими.       — Аркаша, я тут подумала. Мне нужна твоя помощь. В одном деле… Знаешь же, у Валентины казино, у Софьи публичный дом. Я узнала по планировке, знаешь что? Они в одном здании, недалеко от театра. Вроде интересно, да? А еще туда же не ходят… ну, случайные люди. Мало ли, что-то узнаем?       — Предлагаете ночью пойти? — попытался он отшутиться: идея не казалась ему блестящей.       Валерия Михайловна закивала и пошла к остальным.       — Да, самое время…       — Ладно.       Аркадий Егорович не прельщался сомнительной авантюрой, но отпускать Валерию Михайловну одну непонятно куда и неизвестно зачем казалось более опасным.       Под синюю новостную заставку и выключенный звук активно жестикулировала и уже кончала историю Мухина:       — «Валентина Александровна!» — она изобразила ужас, — вбегает и кричит: «Там Володя с Костей на дворе». Я вскочила к окошку — стоят два войска, бычатся. Вприпрыжку накидываю шубу — январь. Отсылаю ее к директору, сама бегу вниз. Прибежала к стадиону — там сугробы, я в колготах, мне по колено, запинаюсь, падаю — от них ноль внимания. Мордой в снег, кричу: «А ну, разбойники!», сзади директор нарисовался, погнал их басищем. Думали, разбегутся, говнюки. Я им устроила разнос — никто не помог даме подняться! Я пока вставала, еще трижды грохнулась. Вам смешно, смейтесь. А мы после очередного побоища парню челюсть по кусочкам собирали.       Тут включили звук. На экране появилась ведущая из утренней программы. Софья сразу вздрогнула и вновь помрачнела. По соседству послышался уставший, тяжелый голос Максима Сергеевича; параллельно девушка объявила об обращении мэра. Вбежал Дмитрий Юрьевич.       — Донцов? Бегом!       Никита вышел из кабинета, кадр переключился, и после недолгого молчания заговорил Ковалёв. Твердый и решительный голос, добрый и скорбный взгляд.       — Здравствуйте, дорогие горожане. Когда вы меня избирали, я клялся быть честным с вами. Я буду предельно откровенен: Малининск в тяжелом положении. Группа радикальных оппозиционеров противостоит всем нам и пытается захватить власть путем террора и запугивания. Я обещал быть честным: к сожалению, точные имена нам не известны, но прокуратура во главе с Сергеем Константиновичем Зайцевым активно ведет расследование и, уверяю вас, не сегодня-завтра мы узнаем истину. До тех же пор я прошу вас сохранять максимальную осторожность и бдительность. Вчера и сегодня мы убедились в том, кто именно и как именно нам противостоит. Мы понимаем их намерения. Их намерения — смерти, многие смерти. Нашей же целью было и остается обеспечение вашей безопасности и безопасности нашего Малининска. В ближайшее время, уже сегодня, сотрудники службы безопасности со служебными собаками проверят подъезды всех домов нашего города. Для гарантий вашей безопасности сегодня городская дума в полном составе приняла единогласное решение о необходимости введения режима чрезвычайной ситуации, что предполагает: во-первых, введение комендантского часа с двадцати двух ноль-ноль до семи утра. Нахождение вне дома в это время запрещено и влечет уголовную ответственность. Во-вторых, сотрудники милиции будут патрулировать улицы города и днем, и ночью. Третий пункт: въезд и выезд из города запрещены с момента принятия данного положение и вплоть до его отмены. Режим введен на трое суток, но может быть продлен. Разумеется, в особых случаях, при санкции от прокуратуры из города можно будет выехать. Но ради безопасности горожан въезд будет закрыт. В-четвертых, что не относится к данному акту, лично я обращаюсь к вам: сохраняйте спокойствие и человечность.       Он замолк, камера переключилась — в кадре свободно и уверенно стоял Никита. Снизу возникла подпись титров «Никита Матвеевич Донцов, председатель гордумы». Он заговорил, вдруг молодо и звонко:       — Сегодня состоялось внеочередное экстренное заседание городской думы по вопросу введения режима чрезвычайной ситуации. Малининские депутаты единогласно, не сомневаясь, поддержали инициативу главы города. Это было наше решение.       Никита исчез с экрана, и на нем вновь появилась телеведущая в студии. Никому ее мнение уже интересно не было, и телевизор потух после нажатия кнопки на пульте. Олег отложил его в сторону.       — Предлагаю здесь не находиться более того, — сказал он, обернувшись к Мухиной.       — Ну, если здесь нам ничего не понадобится…       — Надеюсь, что нет, — ответил Аркадий Егорович и мигом оказался уже в дверях.       Софья, в полусонном полупохмельи, прошептала, вывалив наружу мысли не только свои:       — Опять под эти давящие стены…       Слова резанули Аркадия Егоровича. Мэрия сдавливала со всех сторон, не оставляя груди простора для дыхания. Ее окутывали рутинная сырость, лицемерие, смерть и мрак, мрак. Думая о Софье и о предложении Валерии Михайловны с другой стороны, он чуть лбом не столкнулся с Сергеем Константиновичем, но тот лишь улыбнулся, а потом, пройдя чуть вперед, развернулся в замешательстве, заметив, что Аркадий Егорович идет не в том направлении, один, прямо в тупик. И он, опомнившись, пошел вслед за остальными.       Ковалёва пришлось подождать. Все замерли, боясь шелохнуться. Максим Сергеевич переступил порог, Зайцев встал.       — Думаю, всем понятно, что комендантский час работает с сегодняшнего дня, а значит, мы не можем здесь находиться сколько угодно. До вечера у нас остается не так-то и много времени.       Валентина хмыкнула:       — Да, столь необходимого нам времени, которое мы потратим на.?       — Мы работаем…       — Так делайте это так, чтоб было видно! Ощутимо! Что будете делать? Не слышу ответа!       — Хватит, — вмешался Шевцов.       — Предлагайте, Семён Макарович, — сказал Ковалёв, — только не впустую.       — Сергей знает, что делать…       — Ах да, конечно! — воскликнула Валентина.       — …и ваши возмущения тут ни к чему…       — Семён Макарович, мы просто хотим быть в курсе дела.       Валерия Михайловна повернулась к Ковалёву:       — А какой толк от этого вашего «в курсе»?       — Пускай… следствие занимается своим делом… а остальные… пускай не лезут — подытожил Шевцов.       — А мы все должны оказаться за стеной. Хоть что-то знать — уже табу, крамола, — возмутился Олег.       — Не страшно, потерпите…       — Ну Соня! — Валентина подошла к ней вплотную и взяла за руку, — это же не наши прихоти. Мы переживаем за свою безопасность.       — И тебе не мешало бы обеспокоиться, — согласился Олег, — ты надеешься на милицию? На Сергея Константиновича?       — Лично у меня к нему большее доверие, — фыркнула Валерия Михайловна.       — Неужели? Сколько? Сто пять? Сто шесть? — вчера. А сколько сегодня? Откуда это доверие? Я не хочу, чтоб мой дом завтра в воздух подлетел! — выпалила она и заплакала.       — Валентина Александровна, да хорошо все будет, — попытался успокоить ее Андрей, — что-то понятное мы вместе обсудим.       — Я и не предлагаю лезть в кусты. Не бойтесь, преступники не узнают ваших гениальных озарений.       — А детали? — спросил Сергей Константинович.       — Мы будем исключительно по поверхности двигаться.       — А преступники чаще всего именно простое и забывают, мы напомним.       — Ну и прекрасно, — всплеснула руками Валентина, — быстрее всех и изловим.       — Но только по поверхности… — сказал Зайцев, — присаживайтесь, Валентина Александровна.       Она настороженно прищурилась, но села. Сергей Константинович вновь захватил внимание окружающих. Пока дыхание выравнивалось, успокаиваемое жужжанием люстры, он наводил вокруг себя тишину.       — Если мы решили, что нужно все обсуждать, думаю, нужно, чтоб кто-то сперва поделился своими мыслями… кто-нибудь желает?       Валерия Михайловна кивнула.       — Да, если позволите. Мне кое-что показалось странным. Позавчера, когда вы начали выносить грязное белье, Андрей будто вообще не понимал, что происходит. Не в обиду вам, Андрей, но вы будто сами это впервые слышали.       — Да, впервые слышал.       — Что это значит? — удивился Сергей Константинович.       — Максим Сергеевич передал мне папку с личными делами остальных, но в ней ничего содержательного не было.       — Как это не было?! — подскочил Ковалёв.       — Биографии были.       — Вы что, выдали ему какую-то пустышку? — спросил Доренко.       Максим Сергеевич оглянулся.       — Все там было! Синяя папка!       Он вышел из зала, судя по звуку шагов, в круглый кабинет. Лицо Андрея преполняла скептическая подозрительность. За нахмуренными бровями и поджатыми губами прочитывалось замешательство. Сергей Константинович более осмысленно, но так же непонятно переводил взгляд с Шаримова на дверь.       Максим Сергеевич пропадал минут пять. В какой-то момент Аркадию Егоровичу показалось, что его просто разыгрывают эти странные люди, но нет — ступор был искренним, Валерия Михайловна сидела в трауре, Никита переминался с ноги на ногу, а сам Аркадий Егорович сидел в этой тесной ненавистной мэрии.       Максим Сергеевич вернулся с синей перетянутой резинкой папкой. Андрей мешкано поднялся, протянув вперед руки и чуть не выхватил ее из рук Ковалёва. Он достал два листа, скрепленных зеленой скрепкой, внимательно осмотрел второй из них. Его лицо сильнее исказилось.       — Их не было…       — Что значит не было? — возмутился Максим Сергеевич.       — Как так можно!.. — воскликнула Валерия Михайловна.       — Может, листки слиплись?       — Я все проверял, — закачал головой Андрей.       — Или кто-то их мог украсть, — предположил Сергей Константинович, — кто имел доступ в ваш кабинет.       — Да черт возьми, бред какой-то, — фыркнул Максим Сергеевич.       — А как иначе объясните? — Олег сверлил взглядом главу города. Он вдруг словно захотел зачем-то встать, но передумал и вжался в кресло еще глубже.       Андрей отвернулся и отошел в сторону, продолжив чтение.       — Эх, — махнул рукой Ковалёв, — все равно уже много не узнаешь. Все рассказали и так.       Ответом Шаримов сам отмахнулся. Он заходил кругами, и в его взгляде с каждым мгновением появлялось все больше разочарования, но продолжал читать, упрямо преследуя сбежавшую куда-то цель.       — Все? — спросил Олег.       — Пожалуй, нет. Василий Степанович… — начала было Валентина.       — Это уже детали, — оборвал ее Зайцев.       — Ваш допрос и его результаты — тайна следствия?       — Разумеется.       Валентина замолчала. Потом захотела что-то еще сказать, но, казалось, передумала. Вместо нее сказал Сергей Константинович.       — И семимильными шагами мы не сдвинулись ни на йоту. Думаю, можно закрывать этот цирк и заняться делами поважнее и попродуктивнее.       — Именно? — окруженный молчанием, — спросил Олег.       — Василия Степановича убили вчера ночью, — сказал Максим Сергеевич, — а Артема Викторовича вчера, до полуночи. Вскрытия уже провели, следствию тела более не нужны. Завтра третий день, будут похороны. Будет невежливо, если кто-то из нас не придет.       — А жертв теракта когда хоронят? — спросил Андрей.       — Позже, — ответил Сергей Константинович, — еще проводится экспертиза и опознание останков. Кроме того, их будут хоронить на Северном Кладбище, а у Осипова и Селезнева участки на Старом.       — Во сколько? — хриплым голосом спросила Софья.       — Днем, в два часа. Приходим в мэрию к часу.       Он окинул взглядом публику.       — Если нет возражений…       — …будто это имеет значение…       — Вот и чудесно, — закончил он, не обратив внимания на тихий голосок.       Аркадий Егорович поднялся.       — Расходимся? На сегодня?       — Все… — неожиданно слабым голосом начал Максим Сергеевич и кашлянул, — все свободны. Завтра к часу.       Экзекуция завершилась раньше, чем могла. Наконец-то у Аркадия Егоровича появилось какое-никакое свободное время. Из зала он вылетел первым: сорванные кандалы продолжали греметь по лестнице, пока он не вдохнул цветущий летний воздух. Его, тем не менее, догнала Суворова и, схватив за рукав рубахи, спросила:       — Ты же не передумал? — он качнул головой, — ну и отлично. Тогда в одиннадцать я подойду к тебе.       — С ума сошла? На милиционеров нарваться хочешь?       — Ой, не нуди… Ни на кого не нарвемся. Если чего, скажем, что от Максимки возвращаемся, из мэрии домой. Авось, не заберут.       — А паспорт спросят? Прописку?       — А ты не бери с собой паспорт. А прописка у тебя может быть хоть берлинская. Успокойся.       Возражать было нечего, хотя очень хотелось. Какая-то недобрая мысль промелькнула у него в голове, он спросил:       — Может быть, лучше от меня сразу пойти? На чай зайдете?       Валерия Михайловна помрачнела, но тепло улыбнулась и ответила:       — Спасибо. Я сама.       Все устремлялись, утягиваемые неведомыми силами, прочь от желтого здания. Лица зарывались равнодушными масками, но внутри запечатанное выкарабкивалось наружу. Утонув в мыслях, Аркадий Егорович забыл, куда направляется. Лишь о чем-то твердивший по правую руку голос Суворовой ве его следом и определял дорогу. А дорога петляла, вилась, пыталась сбить с верного маршрута невнимательного путника. Пару раз Аркадий Егорович чуть не расшибся — не смотрел под ноги. Валерия Михайловна все говорила, а он поддакивал, хотя его мысли были о другом и были где-то далеко отсюда.