Ты убивала колдунов?

      Женщине требовалось в два раза больше мастерства, чтобы убивать, и не потому, что рука была недостаточно верной или удар недостаточно сильным, а потому, что убийство – сложнее, чем просто удар.       Убийство – это ожидание и преследование. Тот самый миг, когда лезвие вонзается в сердце, не наступает просто так. Это не воля случая, а точно выгаданный и даже подготовленный момент. Чтобы приблизить его и создать, убийца должен изучить жертву и понять её так, чтобы суметь предсказать каждый её поступок, каждое следующее движение – даже то, что станет последним.       Жертвами обычно были мужчины, и женщины могли следить за ними с крыш домов или на улицах, но не могли последовать за ними в весёлые дома или в таверны, не могли посещать петушиные бои, не могли войти в крытые дворики, где мужчины играли в кости. Только шлюхи могли относительно свободно там крутиться, но Альда никогда не наряжалась шлюхой… Эту роль она не смогла бы сыграть до конца. Пока она была подростком, то переодевалась мальчишкой-слугой или посыльным, но теперь её бы никто не принял за юношу. Если грудь, туго обмотав и прикрыв широкой одеждой, ещё можно было скрыть, то лицо всё равно было слишком миловидным, девичьим. Если большие, широко распахнутые глаза у мужчин пусть редко, но встречались, то маленький острый подбородок, резко очерченные губы и тонкий нос немедленно выдавали в ней женщину.       Если у Альды и был шанс подобраться к третьему господину близко, то именно во время его попойки с друзьями. А те, Альда уже проверила, бывали именно в таких местах, куда женщина, если только не искала клиента, войти не могла.       Был ещё способ – переодеться секковийкой. Секковийцы раньше редко показывались в городах на побережье; они жили в западных предгорьях, пасли скот, проводили купцов с их товарами через Голодное плато к плодородным долинам Девяти королевств, сдерживали нападения живущих в горах диких племён. Они первыми приняли на себя удар народа из-за гор… И хотя трехлетняя война закончилась победой, многие секковийские кланы были рассеяны, их поселения разрушены, стада уничтожены, а земли выжжены колдовским огнём так, что на них ещё двадцать лет не сможет вырасти и травинка. Большая часть пыталась выживать на старых землях, но многие потянулись на восток, в богатые прибрежные города. Сначала секковийские женщины, носившие оружие наравне с мужчинами вызывали удивление. Все знали об этом из рассказов купцов и путешественников, но видеть женщин без сопровождения в самых мрачных притонах старого города или в грязных рядах Скотного рынка было непривычно.       Альда знала, что если оденется в секковийскую одежду, то никто даже не посмеет взглянуть на неё косо. Она сможет сесть рядом с Эстосом и его друзьями, за ближайший к ним стол. Но у неё будет один-единственный шанс.       Она должна будет или убить третьего господина Соколиного дома, или же сделать нечто такое, что позволит ей встретиться с ним ещё раз. Случайная вторая встреча покажется подозрительной.       Но ей обязательно нужно выведать, где у Эстоса второе сердце, потому что колдуна даже точный удар в первое не убьёт.       Альда спрашивала у Дзоддиви, что ему известно про расположение второго сердца третьего господина, но ответил, как ни странно, Безумный Шкезе. Он приподнял свои тяжёлые змеиные веки, блеснув влажными белками, взглянул на Альду и снова погрузился в то, что люди несведущие называли сном.       – Не в голове, – прохрипел Шкезе, не открывая глаз.       Голос у него был жутким. Альда знала, что Шкезе сорвал его, когда кричал под пытками, которые и повредили его рассудок.       – Во время войны третий господин был не с колдунами, – пояснил Шкезе, – он сражался в отрядах простых людей. Его силы слабы, он не сравнится с другими боевыми магами. Поэтому мы не видели, не знаем, откуда выходит его сила. Сила его отца исходит из правой руки, из ладони или пальцев, или даже выше… Точнее неизвестно. А, как ты должна знать, положение второго сердца часто наследуется.       Альда кивнула: лучше, чем ничего, но третий господин мог унаследовать точку, откуда исходила сила, от матери, если та была колдуньей, а мог и вовсе ничего не унаследовать…       – Тогда, может быть, во снах… – предположила Альда.       – Сны бесконечны и бесконечно лживы. Но даже если бы я решил им поверить, сны третьего господина от меня закрыты, словно…       – Довольно болтовни, – прервал своего безумного помощника Дзоддиви. – Мы не знаем в точности, где сердце его силы. Тебе придётся узнать это самой.       На протяжении всех следующих дней Альда думала о том, как же ей разузнать что-то о человеке столь скрытном, но ещё и о другом, о чём наставники запрещали думать: почему Небесный дом хотел убить Эстоса Вилвира?       Он был героем войны, но оставил армию, видимо, из-за болезни, он не приезжал вместе с отцом на заседания Совета одиннадцати и, кажется, не принимал участия в политической борьбе… Альда думала, что он был одарённым колдуном, но, по словам Шкезе и Дзоддиви, а потом и других, кого Альда расспрашивала, выходило, что Эстос имел очень средние способности.       Альда не могла придумать ни одной причины, почему бы Дзоддиви мог желать ему смерти. Если бы он захотел просто ослабить враждебный ему Соколиный дом, то должен был бы устроить покушение на наследника или на кого-то из сыновей от законной жены. Чем же так опасен был Эстос?       Альда старалась прогнать эти мысли. Их клан столетиями преданно служил Небесному дому и прочим колдовским домам правого берега, Льессумы убивали для них, не задавая вопросов, и Альда тоже так делала. Но убийство третьего господина… Что-то в этом задании не давало Альде покоя.       Выходцы с секковийских предгорий селились по всему городу, почему-то не желая жить кучно, но Альда знала, что легче всего их было встретить в северных предместьях. Там они нанимались провожатыми и охранниками к купцам, идущим вглубь материка. Там же были и лавки, где можно было купить секковийскую одежду, оружие, амулеты, специи, утварь и прочее. Альда не стала покупать всё в одном месте, а обошла все почти лавчонки, выбирая то одно, то другое и всё почти ношеное. Но не потому, что не имела денег, а потому, что людям опытным новьё сразу бросилось бы в глаза.       Вечером, как только все разошлись после ужина, она поспешила в свою комнату. Нужно было примерить купленное, пока не стемнело.       Альда сначала разложила все свои новые одёжки на кровати, а потом начала раздеваться. Пришлось снять всё, потому что Альда даже нижние рубашки, которые никто не увидит, и те купила скроенные по секковийскому образцу: ничто не должно её выдать, ни единая мелочь.       Слоёв было много: две тонкие рубашки и одна плотная, поверх неё узкая кожаная крутка, потом что-то вроде короткого толстого шарфа, который закрывал не только шею, но и плечи, и ещё серая накидка с тонкими вишнёвыми полосами. Грубые на вид кожаные бриджи оказались удобными, а вот сапоги – непривычно тяжёлыми. Альда подумала, что если она и дальше будет наряжаться секковийкой, то ей надо будет заказать другие сапоги: лёгкие, бесшумные, но из такой же шершавой кожи и расшитые стеклянными бусинами; вполне сойдут за настоящие секковийские, если не присматриваться.       Осталось только повязать вокруг бёдер кусок синей ткани… Большинство молодых секковиек эту ткань не носило, но Альде было непривычно показываться на люди вот так, в одних бриджах, так что любой мог видеть её бёдра. Повязка прикрывала их только до середины, но всё же прикрывала.       Одно дело скользить невидимой в темноте – когда охотишься за жертвой юбка или даже короткое её подобие будут мешать, – и совсем другое войти так в корчму или на постоялый двор, зная, что мужчины будут глазеть на обтянутые узкими бридажми ноги.       Волосы Альда перекрасила ещё день назад. Свои у неё тоже были тёмными, но всего лишь тёмно-каштановыми, у секковиек же они были чёрными как смоль. Все в семье это заметили, но никто не спросил; они понимали, что у Альды есть задание, а о таком не полагалось спрашивать.       Ещё ей нужно было разрисовать руки так, чтобы это было похоже на секковийские татуировки, и Альда уже развела в горшочке краску, приготовленную из мягких кожурок грецких орехов, каменного масла, железной охры с Низких островов, жжёной кости и сока кленовника. Такой рисунок будет держаться, самое меньшее, десять дней, ничуть не бледнея, и отличить его от настоящей татуировки можно будет только хорошенько вглядевшись.       Альда заканчивала наматывать на шею ярко-малиновый шарф, когда услышала шаги за дверью. Она узнала Тервела и по ритму шагов и по тому, что сложнее подделать: по весу, по тому, как прогибались деревянные половицы под ногами.       – Дверь не заперта! – громко сказала Альда.       Тервел вошёл и тут же замер на пороге.       – Какая ты… – громко выдохнул он.       – Какая? – не поняла Альда. – Ты про волосы?       – Да… Или нет… Мне кажется, дело не в них. Ты всегда… Вернее, все мы носим серое и коричневое, по ночам чёрное. Странно видеть тебя в яркой одежде. Ты совсем другая…       – Мне в этом неуютно, – призналась Альда. – А эта полосатая накидка – просто кошмар! На меня все будут смотреть.       – Все будут смотреть на накидку и шарф, запомнят только, что мимо прошла секковийка.       Альда только пожала плечами: ей привычнее было быть незаметной, проходить тихо, как тень, не оставаясь ни в чьей памяти.       Отец говорил, что ей не повезло с лицом: оно было запоминающимся, необычным, а хороший убийца должен выглядеть так, что его никто не сможет внятно описать. Но тогда, когда отец ещё был жив, из Альды и не собирались делать убийцу. У неё была другая судьба, предсказанная звёздами в миг рождения, и если бы не…       – Ну и запах! – воскликнул Тервел, открыв баночку с краской. – Как будто рыба стухла…       – Придётся потерпеть.       Альда для того и позвала Тервела, чтобы он разрисовал ей руки. Кинжалои и мечом Альда владела одинаково хорошо что правой, что левой рукой, но вот рисовать левой рукой у неё получалось плохо.       – Вот рисунок, – Альда протянула Тервелу обрывок пергамента.       – Не особенно сложно. – Тервел повертел пергамент с в руках. – Откуда ты это взяла?       – Стащила со Двора Смерти. Всё равно в эти книги никто не заглядывает.       Тервел осуждающе покачал головой и поджал губы.       – Я верну, – добавила Альда. – Положу между страниц точно там, откуда вырвала.       – Дело не только в том, вернёшь ты или нет… Ты же понимаешь, что человек, с которого это срисовали, – Тервел ткнул пальцем в изображение ладони на пергаменте, – он мёртв! Разве не знаешь? Назовёшься мертвецом – встретишь мертвеца!       Альда только махнула рукой. Несмотря на годы обучения в их семье, Тервел хранил в памяти множество суеверий своего народа.       – Не маши на меня! – Тервел схватил Альду за руку. – Эти надписи, они у всех разные, говорят, нет двух людей с одинаковыми татуировками. Ты как будто берёшь чьё-то имя…       – Даже если беру, ну какого мертвеца я могу встретить?       – Я не знаю, но в городе, где есть колдуны, может произойти всё что угодно.       – Хватит болтать, – Альда села за стол и положила руки перед собой. – Разрисуй мне ладони, а с мёртвыми я сама разберусь.       У Тервела ушло больше двух часов, чтобы скопировать узор с рисунка, – они закончили как раз к тому времени, как на улице окончательно стемнело.       Альда зажгла свечи, и Тервел ещё раз на неё посмотрел.       – Да, – сказал он, – похоже… При таком свете никто не отличит. Только вот запах…       Альда чуть не застонала. Секковийцы использовали особые притирания, которые всем в столице были знакомы: от них пахло смесью сладких фруктов и камфоры. И она не готова была пахнуть вот так же. Камфора въедалась в кожу и волосы, так что от Альды не перестало бы пахнуть, даже когда она сменила бы одежду на свою обычную. Резкий аромат не отмоется и не выветрится дня два или даже дольше, а для наёмного убийцы так сильно пахнуть – недопустимо. Если у ней представится шанс покончить с третьим господином, она не сумеет подкрасться к нему незаметно: он почует её шагов за десять.       – Обойдусь без притираний, – сказала Альда. – Этот запах может меня выдать.       – Смотрю, у тебя необычное задание, – заметил Телвар. – Сложное?       – Да, – призналась Альда, а потом сдалась, потому что ей, возможно, на этот раз без помощи не справиться: – Этого человека тяжело выследить, и я подумала… Ты мог бы мне помочь. Не с самим делом, а с наблюдением…       Телвар не сомневался ни секунды:       – Что надо делать?       Альда сглотнула. Стоит ли втягивать Тервела в столь опасное дело? Может быть, лучше попросить помощи у двоюродного брата или дяди? Но они не могут так просто, как Тервел, пообещать и помочь. Они начнут учить её, навязывать свои решения, расспрашивать, так что в конце концов она почувствует себя негодной для серьёзной работы, хотя это она убила колдуна, а не они. И в прошлый раз она тоже была с Тервелом.       Он увязался за ней тайно…       Когда его приняли в семью, Альду не ещё обучали ремеслу убийцы. Она должна была выйти замуж за юношу из влиятельной семьи и войти в Изумрудный дом, сильный колдовской клан правого берега, уступавшем могуществом на своей берегу лишь Небесному дому. Маленькую Альду учили играть на лютне, вышивать, собирать широкие колье из цветных бусин, изящно соединяя цвета… А Тервел, кроме всего прочего, должен был охранять её до тех самых пор, пока она не отправится в дом мужа. И он берёг её, берёг до сих пор, хотя Альда и сама теперь была выучена сражаться и убивать не хуже него…       И если бы в тот день, когда она отправилась за купцом Филесом, Теврел не последовал за ней, она была бы мертва…       А что если сейчас такой же случай? Сейчас она абсолютно точно знает, что придётся иметь дело с магией.       Ты убивала колдунов?       Альда поёжилась, словно от налетевшего порыва ветра.       – Моя цель… – начала она. – Этот человек редко покидает поместье. Я знаю, в какие дни он выйдет, и это будет мой шанс приблизиться к нему.       – Он посещает какие-то грязные притоны, так? Поэтому ты так вынарядилась?       – Может, и не грязные. Он богат.       – А почему бы не убить его в поместье?       – Это поместье колдовского дома…       – Тогда почему не ворваться в притон… – Теврел осёкся. – Подожди… А этот человек, он случаем не колдун?       Альда молча кивнула.       – Послушай, ты не должна… Во имя псов Гудды, ты не должна!       – Я не могу отказаться! – отрезала Альда. – Это наша клятва. Как я могу её преступить? Мы всегда служили Небесному дому и находились под его защитой.       – Но посылать обычного человека против колдуна…       – Я – не обычный человек.       Тервел отступил на пару шагов назад. Он знал этот взгляд и этот тон.       Через два дня Альда отправилась в Звонкий квартал вместе с Тервелом. Они шли не вместе – она шагов на двадцать позади, – но следить за ним было легко. На голове у Тервела была белая повязка, какие носили воины с Красных равнин, и её было видно издалека даже в темноте. Хотя на улице было и не темно вовсе: даже не все уличные фонари зажгли, потому что луна светила на удивление ярко.       Тервел ещё в предыдущие две ночи прошёлся по кабакам и забегаловкам и нашёл по описанию Альды друзей третьего господина Соколиного дома. Один был очень приметным: вся левая половина головы была обгоревшей; уха не было вовсе, левый глаз уцелел, но помутнел. Тервел остался в том же заведении, где они пили, и сумел подслушать краем уха кое-какие разговоры. Они не называли имён, но обсуждали, куда бы им отправиться на следующий день. В тот вечер они сидели в грязной, облезлой таверне на границе с портовыми складами, а вот завтра думали перебраться подальше от гавани, в ту часть Звонкого квартала, где находился «Благоуханный плод». Когда Тервел пересказал подслушанное Альде, та решила, что завтра с ними точно будет Эстос Вилвир. Друзья его, по виду, не были особенно богаты, и она подозревала, что они жили во многом за счёт Эстоса, который регулярно покрывал их долги. Раз они собирались идти в дорогое место, то, значит, рассчитывали на то, что их богатенький приятель объявится. Ещё они говорили о каком-то певце, певшем про битвы с народом из-за гор. Зная всё это, они с Тервелом решили, что найти Эстоса на следующий день будет несложно.       Тервел начал от маленькой круглой площади, где находились самые изысканные публичные дома и едальни с самыми дорогими и редкими блюдами, и двигался в сторону гавани. Он заходил то в одно заведение, то в другое; Альда следовала за ним.       Несколько раз к ней подходили мужчины и приглашали разделить трапезу, или послушать прославленную певицу, или посмотреть на петушиные бои. Ни один не попытался схватить её, потащить куда-то против воли или просто облапать, как это было бы с обычной жительницей города, осмелившейся появиться в Звонком квартале в одиночку. Ей разве что кричали вслед что-то про секковийских шлюх и прочие пошлости, но когда она оборачивалась, понять, кто выкрикнул, было невозможно. Секковиек и их длинных ножей побаивались, а Альда могла располосовать наглого ублюдка не хуже секковийки и даже лучше.       Тервел заглянул уже больше чем в дюжину заведений, но каждый раз быстро возвращался на улицу, пока, наконец, не задержался в «Кошачьем сердце». Это значило, что или Тервел нашёл компанию Эстоса Вилвира, или же у него возникли проблемы. В любом случае, Альде нужно было пойти за ним.       «Кошачье сердце» освещали большие, как колесо повозки, светильники, подвешенные под потолком, но в главном зале и его ответвлениях царил тёплый, чуть туманный полумрак.       К Альде тут же подскочил прислужник, предложив досточтимой госпоже сесть там, где будет лучше всего слышно знаменитого певца, но Альда отмахнулась от него, сказав, что выберет место по вкусу сама. Она прошла мимо купцов в расшитых золотом одеждах, куривших трубки с длинными, чуть не в рост человека чубуками, мимо большой компании солдат Серого полка, мимо одинокого наёмника рядом с одиноким кубком вина, мимо моряков, сидевших в обнимку с ярко разряженными шлюхами, пока не заметила Тервела.       Он присел с края длинного стола, на другом конце которого разместилась большая компания, заказавшая множество еды и напитков. Перед Тервелом уже стояла миска с похлёбкой и грубо сделанный кувшин, в какие разливали дешёвое вино. Тервел делал вид, что что-то высматривает в тарелке, но на самом деле он поглядывал перед собой. Там у противоположной стены сидело пятеро мужчин.       Альда сразу распознала двоих, на которых ей ранее указали как на друзей третьего господина. Угадать, кто из остальных – её жертва, тоже было несложно. Его одежда, пусть и неброская, была дорогой. Тёмный дублет был пошит из тонкой кожи особой выделки и украшен серебряными заклепками; на рукояти короткого меча, который третий господин отстегнул и положил на стол рядом с собой, блестели пусть и некрупные, но драгоценные камни.       Она видела его со спины, так что о его внешности она пока судить не могла. Он был высок и широк в плечах; волосы цвета светлой бронзы вились и спускались до плеч.       Альда заняла стол напротив Тервела и попросила служку принести ей жареной рыбы, запечёных овощей и красного пива.       Она сидела спиной к Эстосу и его друзьям, но зато очень близко: она могла бы коснуться Эстоса, просто заведя руку назад. Она не могла их видеть, зато до неё долетали обрывки разговоров. Говорили о лошадях из конюшен Соколиного дома, потом прервались послушать певицу, потом опять о лошадях, потом о недавних проигрышах в кости, потом начали вспоминать какие-то событий времён войны.       Альде тем временем принесли заказанное, а Тервел уже своё доел. Он потягивал вино из стакана, вольготно развалясь на стуле и нагло оглядывая зал. Даже те, кто пришёл большой компанией, старались не встречаться с ним взглядами: наёмников в поисках драки – а вид у Тервела был именно такой – побаивались.       Наконец Альда чуть заметно кивнула ему.       Пора начинать.