Ты убивала колдунов?

      Эстос внимательно осматривался по сторонам. Ему ни разу не доводилось бывать внутри храма. Это место потому и называлось двором, что входить в сам храм дозволялось лишь в очень редких случаях. Все моления и ритуалы люди совершали на огороженом высокими стенами дворе.       И пока внутри Эстос не видел ничего необычного. Больше всего было похоже на старые крепости, в которых он бывал во время войны: грубая кладка, тяжёлые двери из потемневшего дерева, низкие своды.       Альда, шедшая впереди него, вдруг остановилась. Она развернулась лицом к стене и ударила по ней кулаком, раз, второй. Её дыхание было резким, похожим на всхлипы.       – Он мне как брат, – произнесла она дрожащим голосом. – Мы росли вместе. А я… я просто бросила его!       – Ты не могла остаться, – Эстос положил руку ей на плечо. – И это жестоко, что тебе пришлось делать такой выбор.       – Я не должна была! Я просто хотела уехать из Карталя, скрыться, не причинять никому вреда. – Альда снова ударила по стене. – Не выбирать между ним и тобой! Просто уехать! А Тервел… он…       – Да, он заставил тебя выбирать.       Эстос обнял её, прижал к себе. Сначала она попыталась вырваться, но он держал её крепко. Держал и гладил по голове, пока дыхание Альды не выровнялось и перестало быть похожим на рыдания.       Она не плакала. Её щека касалась его шеи, и щека оставалась сухой.       Такая юная девушка и уже такая… опустошённая.       Он понимал, что она чувствует сейчас – не просто вину перед Тервелом. Он и Альда были похожи, их обоих учили одному и тому же: они дети великого и древнего дома, их желания и чувства не имеют значения, они должны служить, как служили поколения до них, великой цели, той цели, которая несравнимо больше и важнее, чем их жалкие жизни. И вот они оба предали эту цель, выбрали принадлежать друг другу, а не своим домам. Отступники…       – Всё хорошо, – сказала Альда. – Отпусти меня. Нам надо идти.       Эстос обнял её чуть сильнее напоследок и отпустил.       Они шли по длинному коридору вперёд и вниз. Свет из отверстий под потолком делался всё более тусклым.       Наконец показался конец коридора, перегороженный решёткой. Она была незаперта, и Альда просто толкнула её. Решётка открылась совершенно бесшумно. Такая старая и тяжёлая штуковина должна была громыхнуть, заскрипеть, издать ещё какой-то звук, и по противоестественной тишине Эстос понял, что теперь они уж точно вошли в сам храм.       Они попали в просторный зал, почти пустой, если не считать двух длинных столов и расставленных вокруг стульев. За одним из столов сидел жрец Двора Смерти. Спутанные седые волосы падали ему на лицо и опускались едва ли не до стоявшей перед ним тарелки с варёными овощами.       Жрец посмотрел на них, но если он и узнал Альду, то на его лице ничего не отразилось – ни узнавания, ни удивления.       Когда Альда подошла к нему, он перевёл глаза на Эстоса. Глаза были пустыми – но зато враждебности в них не было.       Эстос хотел по привычке произнести приветствие, но вовремя опомнился: жрецов Двора Смерти не приветствовали, с ними только прощались, тогда как со служителями Двора Жизни всё было наоборот: их приветствовали, но уходя никогда не прощались.       – Вы знаете, что это? – спросил Эстос, поднимая рукав и указывая на своё запястье. – Татуировка наречённых. У вас должны быть книги, в которых описано, как она наносится. Нам нужно их найти.       Жрец отставил тарелку, а потом встал и пошёл в дверям из обеденной залы.       – Идём, он зовёт нас, – пояснила Альда.       На этот раз шли они недолго: пересекли пустую комнату с очагом посередине и короткий коридор и оказались в огромном зале, где темноту едва-едва разбавлял тусклый свет свечей, расставленных на полу безо всякого порядка. Вдоль стен скользили серые тени – Эстос надеялся, что людей. Страха он не чувствовал. Его словно что-то вело, и он знал, ощущал, что так и надо.       – Не похоже на библиотеку, – сказал Эстос, пытаясь рассмотреть хоть что-то в густом сумраке.       – Это святилище, – прошептала Альда.       Жрец куда-то исчез, но и без него Эстос уверенно шёл вперёд, пока не оказался возле светлой стены, в самом низу которой виднелось что-то чёрное, вроде норы или лаза. Оттуда тянуло холодом.       – И что дальше? – спросил он Альду, которая шла рядом.       – Подождём, – неуверенно ответила та. – Нас привели к верховному жрецу.       Они ждали в полной тишине. Иногда по стене перед ними пробегали тени, словно что-то двигалось за их спинами, но Альда сказала не оборачиваться.       Наконец из лаза послышался шорох. Что-то приближалось к ним, и хотя Альда ничего больше не говорила, по тому, как спокойно она стояла, Эстос понял, что опасаться нечего – пусть шорох и был таким, что по всему телу ползла холодная дрожь.       Лицо человека, появившегося из лаза, было таким бледным, что казалось светящимся. Правда, свет этот был неприятным, мертвенным, как блеск рыбьего брюшка. Человек был нестар, красив – если бы не пугающая бледность, – и во взгляде его было что-то такое властное, давящее и древнее, что Альда и Эстос невольно опустились на колени. Смотреть на этого человек стоя, снизу вверх, когда сам он сидел на полу, было просто невыносимо.       Альда нащупала ладонь Эстоса и начала говорить:       – Прости за беспокойство, владыка, мы просили позволения посетить библиотеку. Мы не хотели тревожить тебя.       – Вас не привели бы сюда, если бы было достаточно библиотеки. Чего вы хотите? Укрытия? – голос жреца был глубоким, но в остальном совершенно обыкновенным.       – Укрытия? – переспросил Эстос. – Нет. Почему мы должны просить укрытия?       – Потому что назначенные имеют на это право. Просить укрытия на Дворе Жизни или Дворе Смерти.       – Мы всего лишь хотим узнать, как сделать татуировку, – ответил Эстос. – Вот такую. – Он вытянул руку вперёд.       Жрец взглянул на неё едва ли не с отвращением.       – Её нужно сделать мне, – добавила Альда. – Но мы не знаем, как приготовить краску, какие заклинания нужны.       – Известно ли тебе, девушка из рода Льессум, что тебя будет ждёт потом? – спросил жрец. – Ты не сможешь существовать без этого мужчины. Это клятва выжжет божественное предназначение на твоей плоти.       – Мне известно, и я всё равно хочу сделать рисунок. У меня нет выбора.       – Есть нечто, что ты хотела бы выжечь… Я вижу.       Клятва в крови Альды словно почуяла угрозу и взметнулась внутри вихрем боли. И боль снова стала сильнее, чем была раньше, – хотя каждый раз Альде казалось, что сильнее она быть не может.       Она застонала и скорчилась на полу. Пальцы, точно птичьи когти, изогнуло судорогой.       Эстос бросился к ней, но быстрее, чем он успел её обнять, жрец взмахнул рукой – и Альда затихла.       Эстос взял её руку – необычно расслабленную – и нащупал пульс. Он был, медленный и ровный.       – Как ты сделал это? – спросил Эстос. – И можешь ли ещё?       Жрец вытянулся вперёд, внимательно наблюдая, как Эстос переворачивает Альду, устраивает её голову у себя на коленях, осторожно и нежно убирает волосы с лица.       – Я могу, – ответил он. – Но она не сможет всегда быть рядом со мной. И этот сон… Он приближает человека к смерти. Смерть сладка. Однажды твоя возлюбленная не захочет больше просыпаться.       – Она очнётся?       – Я в силах её разбудить.       Эстос, до того неотрывно смотревший на Альду, повернулся к жрецу:       – Помоги ей, умоляю! Она рассказала мне, что ты спас её, когда она была младенцем – спаси ещё раз! Нам некуда больше пойти… Люди моего отца разыскивают нас повсюду. Они и сюда придут. Их слишком много, у меня не хватит сил! Мне всего лишь нужна книга… Я всё сделаю сам. Я не позволю ей умереть… И я не верю, что мы через столько лет встретились, чтобы всё вот так закончилось!       – Такие, как вы, всегда встречаются – не было такого случая, чтобы не встретились, – и всегда умирают.       – Но не сейчас! – выкрикнул Эстос. – Мы можем прожить ещё много лет… Зачем… – он крепко прижал Альду к себе. – Зачем нам вообще всё это? Зачем мы существуем?!       – Так решили боги, когда они ещё ходили среди людей. Они знали, что уйдут, потому что чем больше почитателей, тем сильнее оковы. Но все оставили нечто после себя… Чтобы слышать молитвы и быть услышанными. Целители получили холодное пламя Равеума, почитатели моря – чашу, а Двор Жизни – двоих жрецов, мужчину и женщину.       – В книгах пишут другое! Я никогда не слышал, чтобы назначенные делались жрецами. Они часто жили в храме, но не как жрецы…       – Может быть, в те времена даже не было книг… Но в этом ваше предназначение. При должном старании вы можете ощутить веление богов.       – Никогда, никогда за всю свою жизнь я не чувствовал никакого веления, – Эстос отказывался в это верить. – Ничего даже близкого к этому…       – Потому что не знал, что можешь… И это не приходит так просто. Сейчас, как бы ты ни старался, у тебе не пол…       – Этого не может быть! – Эстос схватился за руку бесчувственную Альды и сплёл свои пальцы с её. – Если бы через таких, как мы, говорил бог, то разве Двор Жизни не искал бы на…       – Ты сомневаешься в моих словах? – жрец говорил тихо, но голос его почему-то грохотал в ушах Эстоса, как гром. – Двор Жизни предал вас.       – Предал? Как это понимать? Зачем им делать это?       – За тем, что у жрецов есть власть, и они не хотят ей делиться. Храм – то же самое, что колдовской дом, у него есть цели, есть друзья и есть враги. Они годами ведут свою игру, жрицами становятся дочери великих колдунов, а жрецами – сыновья королей, а потом, представь, вдруг находят назначенных: сына рыбака и торговку овощами. И что, теперь они должны стать верховными жрецом и жрицей? Да ни за что. Не прошло и двухсот лет, как назначенных превратили в украшения при храме, предпочли забыть, что через них могут говорить боги, и держали во внутренних покоях, как овец в загонах. Даже убивали, когда те становились уж слишком неудобными. Когда-то, когда Карталь был маленьким, а на левом берегу стояла лишь горстка лачуг, жрецы Двора Жизни каждый год обходили все улицы и дома в поисках назначенных и приводили их в храм. Потом они стали искать их всё реже и реже, раз в три года, раз в пять. А потом и вовсе перестали, говоря, что если в том будет нужна, они будут найдены. Никому в этом городе не нужны божественные откровения. Ты глупец, если думаешь иначе.       – Мне они тоже не нужны! – Эстос смотрел прямо в глаза жреца, хотя это было невероятно тяжело. – Я не хочу быть связан ни с одним из дворов, ни с одним из домов! Я… Мы хотим… просто жить, быть вместе, не мучиться от клятв, которые мы даже не выбирали!       – Я не в силах освободить вас от принесённых клятв, – сказал жрец. – Могу лишь связать новой, как она просила.       – Тогда разбуди её и сделай это.       – Разбуди ты, – произнёс жрец странным, испытующим тоном, словно они сейчас играли в какую-то игру.       Эстос сжал чуть сильнее руку Альды, потряс её за плечо – у неё даже веки не дрогнули. Он понимал, что трясти её сейчас бесполезно: это был не сон, не забытье, а нечто другое. Она как будто была отделена от мира живых невидимой преградой – и с той стороны не слышала ничего.       Но его – услышит! Эстос был уверен.       – Альда, – позвал он. – Альда, прошу тебя!       Жрец смотрел на них с равнодушным интересом – как на двух жуков, которые не могут вскарабкаться на лист.       Эстос звал, пытался прорваться к любимой женщине через сверхъестественную, непостигаемую разумом пелену и впервые по-настоящему чувствовал их с Альдой связь. Не ту, что ощущают любовники, а ту, что протянули меж ними звёзды. Он умирал от её нехватки, но осознавал лишь это мучительное отсутствие, не понимая, чего ему не хватает. Теперь он сумел распознать эту связь, как распознавал наложенные на людей чары, только это было нечто гораздо более сложное, важное и древнее.       И это значило, что его чувства к Альде были действительно чувствами к Альде, он любил её так, как все прочие мужчины любят женщин, а не под воздействием судьбы, колдовства или клятвы. Он впервые сумел ощутить их связь только сейчас, а Альду любил давно, с того самого момента, как проснулся в своей постели, не понимая, почему больше не чувствует боли, а рядом была она. А может быть, даже раньше, в тот миг, когда нашёл её на заднем дворе «Кошачьего сердца». Или ещё раньше – ведь для чего-то он пошёл на тот двор её искать…       Альда открыла глаза. Её взгляд был удивительно спокойным и ясным, словно она всё это время была здесь, с ними, в сознании.       – Прошло? – спросил Эстос. – Лучше пока не двигайся…       – Я опять была в обмороке? Долго я тут пролежала? – Альда высвободилась из рук Эстоса и села рядом, собранная, прямая. – Кажется, что очень-очень долго.       – День, два, три… – пробормотал верховный жрец, а потом громко и отчётливо произнёс, повернувшись к Эстосу: – Мне нужна твоя кровь.       Эстос потянулся за кинжалом, но жрец вдруг вытянулся вперёд и взял Эстоса за руку. Его прикосновение не было неприятным или пугающим, просто каким-то до крайности неловким, как будто пальцы его плохо слушались.       Когда жрец разжал руку, вся его ладонь была в крови – при том, что на запястье Эстоса не осталось ни царапины. Эстоса, третьего господина Соколиного дома, трудно было удивить колдовскими штучками, но сейчас он был изумлён.       Жрец так и держал свою ладонь раскрытой, и Альда – словно опять всё зная, всё понимая, – протянула ему руку. Пальцы жреца крепко сжали её запястье.       Мгновение ничего не происходило, но потом Альда распахнула глаза, как будто от боли. Жрец тут же её отпустил.       Его рука оставила на запястье Альды красный узор, точно выжженный огнём.       Когда они вышли из храма на верхнюю ступень, Альде сделалось так плохо, что она едва удержалась на ногах. Видимо, клятва что-то поменяла в ней, и теперь Альда узнала, что чувствовали те, кто поднимался сюда без дозволения… Необъяснимый страх и отвращение к храму, к каждому камню в его стене, сильное до тошноты. Альда готова была спрыгнуть со стены, лишь бы это прекратилось.       Эстос, тоже побледневший, стискивающий зубы, держал её за руку и уверенно тянул туда, где можно было спуститься вниз без риска свернуть себе шею.       Но перед тем, как спуститься, они ещё раз осмотрелись. Когда они только вышли из прохода, то оказалось, что в переулке никого нет. И даже более странным, чем то, что исчезли раненые, было исчезновение запаха гари.       И солнце, Эстос с Альдой только сейчас обратили на это внимание, солнце стояло выше, чем тогда, когда они вошли в храм. Неужели они пробыли в храме всю ночь?       Но тогда солнце светило бы с другой стороны.       – Что произошло? – спросил Эстос.       – Наверное, то, что показалось нам часом, на самом деле… – Альда спрыгнула вниз. – На самом деле длилось всю ночь, а потом день, и сейчас уже вечер – только другого дня.       На всякий случай держа кинжалы обнажёнными, Альда и Эстос пошли к выходу на большую улицу. Снаружи их могла поджидать засада.       Но там никого не было. Вернее были – сотни людей, которые шли кто в сторону мостов и рынков, кто в обратную, шумная и пёстрая толпа, которой до двух беглецов не было никакого дела.       Альда окликнула пожилую женщину в ярких одеждах и с попугаем на плече:       – Госпожа, скажи, не сегодня ли отмечают праздник Гудды Охранительницы?       Старушка оглядела Альду с головы до пят, а потом опасливо посторонилась:       – Ты в своём ли уме, дитя? Его уже четыре дня как отпраздновали.       Альда повернулась к Эстосу:       – Ты слышал? – воскликнула она. – Праздник Гудды давно прошёл…       Семь месяцев спустя       Несмотря на дождь Альда с Эстосом всё же не утерпели и вышли на палубу. Это на самом деле и не дождь был, а морось, но на таком сильном ветру даже она хлестала по лицу и глазам довольно болезненно. Да и одежда намокала быстро.       Но они не могли удержаться…       Эксент, сильный и древний город Морского Круга, до которого они сумели наконец добраться, лежал перед ними.       Когда они выбрались со Двора Смерти, то выяснилось, что прошли не сутки, как они думали, а целых восемь. С одной стороны, это было хорошо: какой бы из домов их ни искал, хоть Соколиный, хоть Небесный, за это время они наверняка решили, что Эстоса и Альды уже не было в городе, они сумели ускользнуть, и, возможно, их уже никто не выслеживал. С другой стороны, плохо: караван, в котором Альда купила места, уже ушёл, а новых к западным портам не предвиделось ещё несколько месяцев. В тамошние проливы приходил сезон штормов, судоходство останавливалось, и никто больше не вёз туда товары. Отправляться в путь в одиночку или с маленькой компанией спутников они не хотели: так они могли легко попасться на глаза людям Соколиного дома. Им пришлось поменять планы.       Поэтому они отправились не в те земли, где Альда провела почти год, путешествуя вместе с Тервелом, а в противоположную сторону, в Девять королевств. Если пересечь их с востока на запад, то можно было попасть к Морскому Кругу, правда путь был долгим и трудным.       Они видели на своём пути всё: и пустынные нагорья, и опасные броды, и ледяные горы в коронах из чёрных облаков, и дикие, недобрые к человеку леса, но теперь – настал конец их странствиям. Они были здесь, в Морском Круге, а для человека из Карталя это было всё равно что другой мир.       Огромный, окруживший стенами и крепостными валами сначала бухту Эксент, а потом и все берега за её пределами, город простирался насколько хватало глаз. Никто не знал, сколько людей жило в Эксенте, но говорили, что он, возможно, превосходил даже великий Карталь. Альде сложно было судить, так ли это, но что она могла сказать точно, так это то, что Эксент выглядел более защищённым, как будто готовился к нападению сразу и с моря, и с земли. В Картале тоже были и стены, и башни, но не в таких количествах. Уже много столетий ни одному врагу не удавалось подойти близко к Карталю, всех останавливали на границах или на морском побережье, а вот Эксенту не так везло.       Они с Эстосом выбрали этот город потому, что он был достаточно велик, чтобы в нём затеряться, но и не запредельно далёк. А ещё там не было колдовских домов, как в Картале, или гильдий, как в Инвиктаде, или магических орденов, как в Девяти королевствах; а значит, Эстос мог легко зарабатывать, изготавливая амулеты, накладывая защитные чары и делая прочие колдовские вещи. Альда тоже знала немало, но это касалось не магии, а различных лекарств, мазей и ядов. Её умений хватило бы на то, чтобы не умереть с голоду, хотя сейчас деньги были им не так уж нужны: цены драгоценных камней, что украшали их одежду и оружие, хватило бы на несколько лет безбедной жизни.       Правда, по дороге сюда их неоднократно пытались лишить кошелей с деньгами и прочими ценностями – даже вороватые матросы с корабля, на котором они плыли сейчас, – но напарывались на кинжал Альды. Самый ловкий карманник с рынков Карталя не сумел бы подобраться к ней незаметно, что говорить о матросах… Эстосу даже ни разу не пришлось использовать заклинания; как Альда любила говорить, кинжал был быстрее магии.       Эксент встречал их укутанным в туман. Верхушек башен вовсе не было видно, но даже в сероватой мгле он казался ярким, живым, зовущим. Этот город и огромный мир ждали их.       Альда, не сводя глаз с разноцветных крыш Эксента, на ощупь нашла ладонь Эстоса и сжала её. В ответ он наклонил голову и поцеловал Альду в нежное, беззащитное место под ухом. Он знал, что ей нравилось: даже сейчас, от быстрого, едва заметного прикосновения её тело дрогнуло, и она вспомнил, как прерывисто, жарко начинала дышать Альда, как она вжималась в него, когда он целовал её маленькое тёплое ушко и шею рядом.       Великие боги, она его, его! Прошёл почти год с того дня, как он впервые увидел её в «Кошачьем сердце», а Эстос до сих пор не мог поверить, что сумел завоевать эту невероятную женщину! Не заставил быть с собой, потому что расставание грозило им обоим мучительной смертью, а завоевал её сердце.       Когда он увидел тогда ещё Кейлинн, то сердце забилось от болезненной смеси радости и тоски. Радости – потому что ему показалось, что именно её он искал всю жизнь, даже не зная, что ищет. Тоски – потому что красивая, гордая секковийка не та, кого легко удержать, и она уйдёт из города завтра, и он больше никогда, никогда её не увидит.       Но теперь она была его, его Альда, его жена перед богами, перед жизнью и смертью!       Он был готов следовать за ней всюду и знал, что она точно так же пойдёт за ним, куда бы ни влекла его судьба!       Впереди их ждал город, сколь богатый и славный, столь же и опасный. Но они вместе, и Эстос даже представить не мог, что что-то сможет им помешать, пока они вдвоём, кинжал и колдовство, рука об руку.       Они пока не решили, какой будет их жизнь в Эксенте. Иногда Эстос думал о неприметном домике в той части города, где были рынки, лавки купцов и дома знати; на первом этаже будет кабинет, где он сможет работать и принимать посетителей, а наверху будут их с Альдой комнаты, скромные, простые и уютные, и на окнах обязательно будут тяжёлые, плотные ставни, за которыми они с Альдой смогут спрятаться от городского шума. Он слышал от попутчиков, что в Эксенте часто устраивают маленькие садики прямо на крышах – у них обязательно будет такой… Но иногда он думал не о маленьком садике, а о целом поместье где-нибудь за городом, в тихом месте. Каждое утро они, просыпаясь, будут видеть из окна очертания гор и слушать пение птиц в собственном саду. Но в таком месте Альда, наверное, заскучает. Он видел, что ей было тесно и скучно в Соколином доме, где, если к тебе не придут гости, можно день за днём видеть только лица слуг, всегда одни и те же. Альда любила Карталь куда больше, чем он. Эстос был сыном правителя этого города, но, как и отец, он не знал его настоящей, полнокровной силы… Тысячи, десятки тысяч людей на его рынках, россыпи товаров, монеты в кошельках покупателей и яркие лавки купцов были для них лишь строками в книгах, где записывались доходы и расходы, а для Альды – самой жизнью, бурлящей кровью в венах великого города…       Альда скучала по Карталю и по семье, он знал… Он тоже скучал по отцу и Лигуру, и даже по младшему брату… Но они все появились в его жизни, когда он уже был взрослым, и привязанность к ним не шла ни в какое сравнение с той, что испытывала Альда к людям, которые заботились о ней с рождения.       Он не сможет заменить их, но попытается…       Эстос обнял её сзади и прижался грудью к её спине. Когда он делал так, ему каждый раз казалось, что открывается второе сердце, потому что всё было точно так же: дыхание замирало и становилось просто неважным – ты можешь даже не дышать, но пока твоё тело наполняет сила, всё равно не умрёшь, – а под рёбрами зарождалось даже не тепло и не огонь, а чистый свет, готовый пролиться наружу.       Альда и была его вторым сердцем, его счастьем, силой и светом.