Бог смерти

Божество не может быть счастливым.

С самого начала своего божественного существования бог смерти нес лишь хаус и разрушение. Разрушающая сила должна иметь особый контроль и это подметил божество жизни, поскольку они являлись противоположностью сия явления. Каждый одаренный при рождение знал имя бога, данной ему способностью. Имя несло особое значение, поскольку только избранные запоминали отклик великого в сознательном возрасте. Когда такое случалось, то вышеупомянутые силы даровали место на олимпе. Божество смерти никогда не мог запомниться в сердцах людей. Он был решён души, но не сердца. Наблюдая за весельем и радостью смертных, милых и трогательных разговоров возлюбленных по вечерам и родительской любовью...завидовал. Неполноценный не решён чувства прекрасного. Если смерть забирала жизни через договор подписанный родителями перед рождением человека, то божество пожирала души. Пожирательство тоже самое, как саморазрушение. Поскольку душа имела не только радостные моменты, но и плохие. Принудительство в таком образе жизни и необходимость фантомной формы в еде отдавалось откликом мёртвого тела когда-то живущего. Каждый человек терял что-то и хоть богу не понять суть происходящего внутри людского тела, все равно неполноценный мог ощутить лишь отдачу таких моментов.

Этот век заставил ощутить тоже самое.

Когда его изгнали подальше от глаз верующий, была отобрана часть силы. Неполноценный - является лишь малой частью сущности властного. Нейтрализация способностей являлось неким ударом по душе слабого, потому что смертного. Если рассуждать из книг священников и сатанистов, то можно заметить одно сходство двух разных измерений. Любое мифическое существо имело слабости. Их невозможно убить физически из-за отсутствия тела. Видевший настоящий облик, людские глаза не могли вынести силы исходящей из них. Слепота - это не болезнь, а дар превративший их в нечто ужасное. После нескольких попыток являться людям настоящими было принято решение, которое работает до сих пор. Каждый бог принимал облик живущего и умершего смерти приближенной силе властного. Бог смерти принял облик писателя, который когда-то покончил с собой. Дазай является сосудом без личности, который играет роль поникшего человека. Отрицательным эмоциям он был знаком уже очень давно и ни разу не познал любовь. Какие же глупцы братья высшего если утверждают "нет исключений - любить возможно даже самого гнилого человека". Хотя возможно дело в том, что любить можно исключительно человека. Каждый смертный склонен на саморазрушение за счет внешних факторов, а Дазай же и есть саморазрушение не только людей, но и себя. Однажды он попытался сброситься, зная изначальный итог. Так он познал безразличие общества на проблемы другого. Когда-то он пытался стать хорошим, как хотели братья, но познал одну условность - нет выгоды, нет и доброты и помощи. Каждое действие на проявление чувств других является войной двух фронтов.

Одасаку был не таким.

Человек проживший такую же жизнь, но в облике живущего познал то же горе у разбитого корыта, как и сам бог. Удивительно было осознавать одну истину, которая позволила властному дать разрешение быть использованным смертным. Нельзя осознавать всю глубину человеческой жизни зная человека только внешне. Одасаку казался обычным среди таких же людей, но узнав его познал новое направление - боль во имя счастья других.

Наивность губит идеалиста, но и он не против умереть от рук близкого.

Боялся божество лишь одного. Он и был тем самым близким. С учётом их знакомства и общения можно было сделать вывод исходящий из уст Сакуноске.

"Если смерть близка к тебе, то я сделаю все, чтобы она забрала меня вместо тебя."

Дазая такая политика пугала, поскольку сам является смертью, но почему-то не умирает, почему-то не падает в отчаяния и не режет свои руки осколками боли и разочарования. Осаму тянется на это, пытается понять умысел и найти сущность ненавистных ему людей. Но не находит ни одной части пустого лица. Это не расстраивает, а убивает как-то по-новому. Эти моменты вынуждают его чувствовать себя ужасно, хотя был решён чувства стыда. Неполноценного этому не учили и душа отсутствовала, дабы ощущать себя ничтожно слабо. Но почему-то чувствует... — Ты боишься меня? — задаёт вопрос смертный будучи не живым, но почему-то улавливает суть происходящего. Сакуноске является стаканом без воды. Вода является Дазаем, которая периодически сама себя отравляет. — меня настоящего? — Существует ли в тебе что-то фальшивое? Ты же человек! — срывается на крик бессмертный и пытается себя убить. Правосудие не его конёк, но почему-то сейчас тянется к ножу. — Не во всех людях она присутствует. — находившись уже на краю бездны, безупречный готов сделать шаг вперёд, однако второй ему не позволяет. Смерть не выполняет договор, который должен был забрать его жизнь. — Ты не можешь давать ответ, поскольку не понимаешь меня. Ты жалок, ведь ты слаб! — бессмертие является силой двух золотых монет. Если одна безупречно золотая, то вторая сгнивший кусок меди. Смерть улавливает это и делает особые выводы. — Если я слаб и не понимаю тебя...почему боишься? — бездна и есть Дазай Осаму. Сакуноске ловит сигнал глаза второго и стягивает повязку закрывающая внутренний мир мертвого. Глаза живые, а нутро сгнившее, но это не пугает смертного. Почему ты не убил его? Почему не дал жнецу убить его по судьбе? Почему ты так жадно цепляешься за него, хотя тому даже нет дела до такого павшего божества. Скитания Осаму выглядело низко и мерзко по соотношению настоящего пути избранного. Дазай уже сам не помнит когда начался путь изгнанного и какой урок был выдан на суде в виде наказания. Сама смерть является прототипом тьмы, которая пожирает все живое. Существует предание, которое сопутствует этой вечной жизни столь скудного скитания: правый глаз озаряет путь мечтателя, когда левый рушит истинное по меркам смертных и отвратительных ему людей. Но даже так, Дазай знал лишь одно: Пока безупречный озаряет темноту в сердце отвергнутого можно смело заявить о нужде существования и определил особые ценности. Однако наблюдающим за ним так и не понятна одна маленькая деталь наказания первого. Почему Дазай...пытается быть человеком с ним? Если рассуждать поступок условно бессмертного, то Мори был шокирован тем, что Одаску не умер в ту ночь, хотя изначально план был идеален, как и способность наемника. Дазай дал лишь короткий комментарий главе мафии, которого он терпеть не мог из-за слабого.

"Невозможно убить того, кто был избран божеством."

Фраза была конечно перефразирована от слов писателя "если читатель выбрал тебя, то ты никогда не умрешь". Дазай любил пародировать старшего. Увидеть одну улыбку было легким и не понятным счастьем для живущего несколько столетий. Люди так редко улыбаются и это являлось не понятной вещью для Осаму. Поскольку выразить улыбку можно с помощью лицевых мышц. Но сейчас он нашёл тонкую грань между искренностью и игрой эмоций. Если Одасаку был первым типом, то Дазай вторым. Однажды Дазай осознал одну вещь, которая теперь является основным аргументов не убивать свое тело. Если тот возьмет нож, лезвие или куда хуже начнёт употреблять наркотики, то первый от этого пострадает Ода. Когда-то Ода уже пытался его вывести с этого пути, хоть и не с первого раза вышло.

Дазай не любит боль.

Но боится больше всего ощущать невидимую - моральную.

Одасаку прекрасно понимал мальчика, ведь когда-то лежал в психбольнице из-за подобных злодеяний. Путь самоубийства весьма привлекателен, поскольку идя по нему, не ощущается тяжесть тела и мыслей имеющие отдачу в сердце, где-то внутри сосудов и нервов...где-то в душе. Однако существовал один момент, который все таки убедил младшего не травить душу старшему. Если моральная боль сильна и человек забывает о гранях жизни и смерти, если путь стал невидим и укор ружья оказался весьма близок голове, то позови близкого своего. Одасаку всегда приходил к нему и иногда даже забирал к себе из-за страха не успеть. Безупречность не меняет ход событий вне поле зрения и поэтому оставался так же рядом, хоть и не видим был силуэт божеству.

Одасаку видел, как тот убивал в себе все живое, но почему-то видел в этом проявление жажды жить, а не существовать.