Genesis

Некогда мост Боба Керри кончался огромным рукотворным парком — Кавех видел однажды, как по весне, в ранние холода, работники высаживали в темную грунтовую почву молодые спящие саженцы деревьев, живописно раскидывали их по всему участку, пряча под сухие, прошлогодние кроны дубов — плотные заросли глядели на противоположный пологий берег с аккуратным газоном. Мама участвовала в этом проекте в числе ведущих ландшафтных дизайнеров еще в те времена, когда в Омаха существовала HNTB, и Кавех, будучи маленьким ребенком, восхищенно глядел на ее светлое, решительное лицо — работая, руководя, направляя, женщина казалась вдохновленной и воздушной, такой, каким однажды хотел стать и сам Кавех. В постапокалипсическом мире единственным дизайнерским решением, которое он мог принять, было передвижение спального места на пару метров ближе к стене, на согласование чего у Кавеха и Хайтама уходило без малого полдня — они кидались аргументами и ссорились, пока, в конце концов, последний не закатывал глаза, вынужденно соглашаясь. В настоящем же тот самый рукотворный парк разросся до невиданных размеров без должного внимания и ухода, его берега облепили плакучие ивы и режущая осока — она торчала острыми игловыми листьями и печально качалась на ветру, касаясь речной глади и пуская мелкую рябь. Кавех перепрыгнул две лестничные металлические ступени, приземляясь на здоровую ногу, окончательно пересекая Миссури и дожидаясь Хайтама на кочковатом, заросшем месте. — Мы просто пройдем сквозь лесопарк? Старые карты будут абсолютно бесполезными и нам вновь придется ориентироваться на местности, с такими приключениями я начинаю чувствовать себя каким-нибудь скаутом, знаешь. — Карта поможет определить примерное расстояние до какой-нибудь тихой загородной дороги, а дальше мы будем разбираться самостоятельно. И в скауты тебя бы ни за что не взяли, там требуется строгая дисциплина и порядок. — Я могу соблюдать дисциплину! — Иногда ты не можешь выполнить банальных просьб, о какой дисциплине с твоей стороны вообще идет речь? — То, что я не слушаю твоих нотаций, не означает, что я не умею следовать чьим-то требованием по необходимости. Ты — это ты, а другие — это другие, — Кавех скрестил руки на груди, отгораживаясь этим жестом от дальнейшего продолжения темы, и Хайтам, признавший чужую капитуляцию, закончил разговор своим молчанием, оставив за Кавехом последнее слово. Они пробирались сквозь кусты неторопливо и осторожно, напряженно прислушиваясь и присматриваясь к незнакомой местности, разведывая обстановку до того, как продолжить свой нелегкий путь. Пока путешествие протекало относительно успешно и, что немаловажно, спокойно. Всего парочка незначительных споров, короткая лекция Кавеха о ландшафтном дизайне — Хайтам выслушал его с искренним интересом человека, чей разум никогда не знает покоя, — и тройка щелкунов, снятых издалека. Преодолев парк и несколько полузаброшенных жилых кварталов, держась Каунсил-Блафс-Ливи-роуд, они добрались до прибрежной лесополосы в стороне сорок первой улицы. Стоило только представить, сколько там расхаживает зараженных — и даже лес казался убежищем куда более безопасным со своей плохой видимостью и болотистыми низинами. — Надеюсь, ни серафиты, ни какая-то еще подобная шваль не решит выбрать и этот лес своим временным пристанищем, — пробормотал Кавех, щурясь на солнце. Ветер играл с дорожной пылью и шелестел листвой; сойдя с основной дороги и мягко приминая пожухшую траву, они направились вперед, к вставшими стеной деревьям вдалеке. — Зато здесь любой враг как на ладони. Чувство безопасности уже давно никто из них не смел себе позволить — даже в госпитале нельзя было расслабляться полностью, — однако здесь, в море травы, щекочущей голени, с Кавехом, чья торчащая из-за спины винтовка медитативно покачивалась в такт его шагам, Хайтам чувствовал странное умиротворение. Моменты на сколе между реальностью и происками судьбы — то, что вспять уже было не повернуть. — Сначала нужно озаботиться пропитанием, — сказал он, приложив ладонь ко лбу и обернувшись вполоборота к Кавеху. — Ты же взял ловушки? — За кого ты меня принимаешь, — фыркнул тот. — Давай хоть до леса дойдем. Все равно придется продвигаться глубже, чтобы найти места. Лесной воздух после пыльного пути воспринимался уже как нечто привычное — даже немного оскомину набившее, стоило лишь вспомнить несколько дней в блужданиях меж стволами, — однако ощущение сомкнувшегося над головой лиственного купола словно открыло в них второе дыхание. — Сильно не увлекайся, нужно экономить по необходимости. Хайтам поймал бутылку, сделал несколько глотков воды, запрокинув голову. Под ногой звонко хрустнула ветка — даже не глядя, он уже знал, что Кавех закатил глаза. — А если бы это была ловушка? — Значит, хромали бы вместе. — Я не хромаю! — Пока я вижу — определенно нет, — не стал спорить Хайтам, передавая воду обратно. — Это неважно, пока не мешает выживанию. Кавех со вздохом обогнал его, золото волос мелькнуло впереди, скрылось за темнотой древесной коры, словно последний кусочек солнца. Хайтам взобрался на пригорок, прислушался — птичьи перепевы и нестихаемый шелестящий шум, — и поспешил следом. Для не так давно раненого человека Кавех удивительно проворно двигался. Они шли не торопясь — время, казалось, терялось в высоте деревьев, шелесте травы и голосе Хайтама, тихом и уверенном, практически мягком. — …Выборочный лингвистический комментарий добавляют в текст для объяснения трудных для понимания слов или выражений, но, думаю, сейчас найти желающих обучаться иностранным языкам с помощью художественной литературы было бы непросто, — голос Хайтама заглушил на миг поток жаркого ветерка, его челка, забавно выгоревшая на солнцепеке до абсолютно-белого, взлетела вверх, прикрывая глубокий зеленый взгляд. Кавех почувствовал, будто его тело закоротило — жидкое электричество пронеслось по венам и притупило сознание, но глаза — глаза смотрели не отрываясь. — Почему? — как-то мято и скованно решил уточнить он, хотя большая часть разговора так или иначе пролетела мимо его ушей. — Ну, наверное, потому что мы в эпицентре смертельно-опасного вируса, я даже не знаю? Вряд ли кто-то в здравом уме будет тратить ресурсы в качестве уплаты за обучение, для других это звучит смешно и дико. А за бесплатно никто ничего делать не станет. Время — жизнь. — Но если бы я попросил тебя? Ты бы согласился меня учить? — Ты бы не попросил. — Ну а если? — Знаешь, ты выглядишь как человек, который вогнал бы себя в долговую яму без возможности выбраться. Я таким не доверяю. — Ой-ли, ты доверяешь мне свою спину чаще, чем дышишь, я оплатил тебе как минимум сотню занятий по… А какой ты изучал язык? — Эстонский. — Я оплатил тебе как минимум сотню занятий по эсто- Что? Зачем тебе учить это? — Помимо него я проходил еще семь языков, но выучить их до конца так и не вышло. А сам ты что проходил? Или я был прав и вместо учебы ты исключительно работал, закрывая кредиты? — Какая чушь! Я изучал планировочную архитектуру и градостроение. Знай, когда-нибудь я мог стать великим прорабом и построить нам какой-нибудь супер-огромный дом, такой, знаешь, с двумя этажами. — И крышей. — Нет, мы бы обошлись без крыши, я же не очень хороший архитектор, весь в долгах. И кредитах. Хайтам не поправил его неловкое «нам», и Кавех, идущий двумя шагами впереди, позволил своим щекам окраситься легким румянцем. Почему-то в груди становилось очень тепло и приятно от всего этого — от разговора, от чужого присутствия рядом, от ощущения полноценности жизни и свободы, ноги цеплялись осокой, заплетались слегка, и даже боль, едва ощутимая, совсем отступала в сторону. А лес был нескончаемым. Внутренние часы оповестили о четырех пополудни, когда волна листвы начала расступаться в стороны, рисуя вдалеке, среди полей, первые смазанные силуэты коттеджных домов и абсолютно чистые от деревьев пейзажи — карта говорила, что они преодолели практически несущественное расстояние в двадцать километров от границ города, но тело, уставшее и подгибающееся, отказывалось идти дальше. Кавех, в целом, так и заявил, присаживаясь на первый попавшийся камень и утягивая следом за собой Хайтама, наверняка такого же уставшего, но принципиально молчавшего об этом. — Нам точно стоит немного отдохнуть. Дома — значит люди. Давай немного переведем дух, доедим то, что осталось с нашего импровизированного завтрака-обеда, а потом, с оружием наперевес, пойдем дальше? — Как твоя нога? — казалось, Хайтам не обратил ни малейшего внимания на его слова. — Я полностью здоров, — Кавех ответил ему тем же спокойным, размеренным тоном, похлопывая себя свободной рукой по раненой прежде голени, — Но, признаться честно, немного выдохся за все время пути. Давай, если там никого не будет, заночуем в каком-нибудь доме? Они кажутся расположенными близко, но на самом деле, с учетом кривизны Земли, мы можем видеть их и в пяти километрах от себя. Плюс время пути, плюс глухая местность — возможно, это единственная безопасная зона на доступном расстоянии. — Согласен. Они расположились удобнее, прячась в тени от разящего света и смотря вперед — туда, куда им, на свой страх и риск, вскоре предстояло отправиться. Становилось ветреней: усмирялся беснующийся летний зной, тёплые травы пахли приближающейся вечерней прохладой. Есть, как ни странно, не слишком хотелось — Хайтам жевал почти на автомате, слыша, как копошится рядом Кавех, и смотрел на россыпь домов вдалеке, похожих на игрушечные. Часто в поселениях рядом с лесами люди занимались охотой как хобби, а охота — это оружие и патроны, неинтересные зараженным, но крайне важные таким, как они с Кавехом. Он мысленно пересчитал запас, пытаясь представить разные варианты ситуации: слишком наивно было бы полагать, что в таком месте не окажется ни единой живой души. Вопрос лишь в том, сколько патронов им придется там потратить — и получится ли позже эти затраты возместить. — В детстве ненавидел ночевать где-либо, кроме своей спальни, — сказал он внезапно. Кавех сбоку склонился ближе, заинтересованно прислушиваясь к неожиданному откровению. — На ночевки тоже не ходил? С друзьями было забавно. Мне нравилось. Он замолчал, чуть нахмурившись — Хайтам мог представить, как он вспоминает имена своих потерянных друзей из прошлого, не зная их дальнейшей судьбы. Тяжелое, должно быть, чувство. — У меня не было друзей, — признался Хайтам сухо. — Максимум приятели, с которыми можно обсудить уроки или сделать вместе школьный проект. Отец не любил посторонних в доме, а вне его у меня не было времени на бессмысленные прогулки. — Ты… — Кавех покачал головой, не продолжая, и Хайтам заметил скользнувшую по его лицу секундную печальную растерянность. Они замолчали, думая каждый о своем. Ветер лениво шевелил траву. — Кто бы мог подумать, что ты компенсируешь все это в такой дурацкой форме, а, — сказал Кавех наконец, испустив короткий резкий смешок. — Бродишь туда-сюда, спишь непонятно где. Да и друг… тоже вроде бы есть. Хайтам сделал вид, будто не заметил его заминки. Изнутри кольнуло: смутно и невнятно, как при столкновении с чем-то неправильным, на что не получалось повлиять и оставалось только принимать как есть. — Это не компенсация. Скорее, приспособленность. Когда-нибудь эпидемия закончится, и нам вновь придется приспосабливаться. Он уже с трудом мог представить мир таким, каким он был прежде — без постоянного напряжения от близости смерти, без осознания ценности простых моментов. Кавех, наверное, найдет себя гораздо быстрее. В новом мире, вынужденно заставил себя признать Хайтам, может не оказаться места для «них». Эта мысль ощущалась куском льда, застрявшим в пищеводе — ни откашлять, ни проглотить. Можно привыкнуть к еде или вещи, но зависимость от человека никогда и ни для кого не кончалась ничем хорошим. Привал закончился быстрее, чем он смог как следует обдумать эти мысли. Лес остался за спиной молчаливым стражем своих туманных секретов, а они нырнули в поля как в зеленое море. Трава здесь, ничем не скованная, радостно стремилась к солнцу, достигая в некоторых местах середины голени; каплями краски на холсте тут и там встречались мелкие яркие соцветия. Кавех сорвал травинку и сунул в рот, выглядя расслабленным и легкомысленным, но Хайтам замечал, как нервно подрагивают время от времени его пальцы, как напряжены спина и бедра — несмотря на умиротворяющий пейзаж вокруг, он ждал момента, когда придется бежать или выхватывать оружие. Ложным спокойствием их давно было не обмануть. Дома — пять небольших коттеджей с запыленным фасадом, расставленных неровной кучкой, почти хаотично, — были огорожены невысоким деревянным забором, в котором не хватало половины досок. Перебравшись и стараясь не нарваться на какой-нибудь незаметный гвоздь — еще столбняка не хватало, — они оказались на неаккуратной заросшей лужайке, почти сравнявшейся высотой с полями за забором. Дом смотрел на них провалами пустых ставен — кто-то уже успел выбить окна. — Мы тут не первые, — констатировал Хайтам с легким разочарованием. Не то чтобы он вообще надеялся хоть раз найти что-то, не тронутое за двенадцать лет сошедшей с ума цивилизацией, но бесконечно петлять по чьим-то невидимым следам начинало надоедать. — Слышишь что-нибудь? — шепотом спросил Кавех, замирая и почти не дыша, словно это могло помочь. Хайтам почувствовал иррациональное желание коснуться его, погладить по голове, словно ребенка — ни к кому ранее он не желал прикасаться так ласково и осторожно. — Нет. — Может… тут и нет никого? — Ты сам в это веришь? Кавех нахмурился, кусая губу. Куда проще, когда ты знаешь, где твой враг и сколько их; неизвестность вкупе с тревогой выматывали даже хлеще нескольких десятков километров под солнцем. — Тогда, — решил он, — обойдем их все. Забираться внутрь чужих домов на самом деле было гораздо проблематичнее, чем могло показаться на первый взгляд. Оконные стекла, разбитые, торчали острыми хищными зубцами и резали одежду при попытке зацепиться за деревянные рамы. Непривычно высокие цокольные помещения поднимали весь дом до неудобного высоко — едва ли без поддержки Хайтама Кавех мог заглянуть внутрь, чтобы осмотреться и убедиться, что в темных провальных коридорах действительно никого нет. Дверь в свою очередь была заперта или приколочена досками с внутренней стороны для большей надежности — тут, конечно, сразу вставал насущный вопрос: что же случилось с хозяевами и не решили ли они остаться посмертно в двухэтажной покосившейся хибаре? — Возможно нам стоит попытаться забраться через окно? — Кавех дернулся, когда Хайтам особенно крепко сжал его бедро, и подтянулся ближе к желобу для слива дождевой воды, чтобы уменьшить нагрузку на чужие плечи. — Мы успели бегло осмотреться вокруг, если вход не запрятан никакой земляной насыпью, то, вероятнее всего, нам действительно придется сделать это. — В таком случае давай выберем окно у задней части дома, там немного просел фундамент, будет проще перелезать, — сказал Кавех, после стукнул по руке аль-Хайтама пару раз, обхватив ту для большей надежности. — Спускай меня. Церемониться с Кавехом никто не стал — Хайтам резко перехватил его талию, сместив руки ниже, а после практически сдернул с насиженной высоты, оставил слой пространства между парнем и травяной подстилкой, чтобы смягчить дальнейшее приземление. Голова Кавеха резко качнулась, затылок приморозило болью — быстрая смена дислокации немного вскружила и взболтала мысли в черепной коробке, словно коктейльный напиток в шейкере. — Поосторожней нельзя? Я тебе не мешок картошки. — Верно, потому что мешок весит значительно меньше. — Никто не заставлял тебя напрягаться и поднимать мой невероятно тяжелый вес, тем более подсадить тебя я вызвался первым. Кавех недовольно хмыкнул себе под нос, отворачиваясь от Хайтама и вышагивая в сторону. Он примял траву ногами, пытаясь вернуть себе стойкое ощущение собственной гравитации. Следовало по второму кругу обойти дом и добраться до нужного окна, пока солнце окончательно не закатилось за горизонт — до первых густых потемок оставалось всего две четверти часа. Ходить на улице в сумерках было некомфортно по двум причинам сразу — из-за острого ощущения какого-то внутреннего страха перед зараженными вирусом, и из-за дурацких свистящих комаров, после укусов которых чесались открытые руки. Кавех чувствовал, как он размазывал по себе собственную кровь после особенно удачного и сильного хлопка по щеке. — Я, кажется, что-то нашел, — приглушенно сказал Хайтам спустя время, когда небо, светло-розовое, загорелось ярким пурпуром, а над облаками стал отчетливо прослеживаться тонкий месяц. — Надеюсь, бывшие хозяева успели сбежать отсюда, — произнес Кавех, заглядывая вглубь чернеющего бездонья, — Надеюсь, там нет спор. — Ты уже заглядывал — внутри сухо и чисто. Будем продвигаться осторожно и проглядывать путь наперед, в случае чего просто вернемся и опять заночуем на улице. На улице было пусто и прохладно и перспектива ночевать на улице не радовала никого из них. Стоя перед окном — низким, но сколотым и опасным — Кавех с Хайтамом глянули друг на друга в растерянной задумчивости: первый мог бы залезть с чужой помощью, но второму при попытке подтянуться изрезало бы руки и одежду. — Попробую вытащить самые крупные осколки, — сказал он, присаживаясь. Бедра Кавеха сжали шею, пальцы обхватили голову — от прикосновения к волосам передернуло, протест заглох в глубине глотки. Он слышал, как звенит сверху окно, как чертыхается сквозь зубы Кавех, качаясь влево и вправо. Мимо пролетел один кусок, беззвучно приземляясь на притоптанную сухую землю под ногами. Еще один. И еще. Он не знал, сколько времени они так простояли — темнота поглощала участок, топила в напряженной неизвестности. Хайтам напрягал слух, не давая себе расслабиться — если предотвратить нападение нельзя, то лучше узнать о движениях врага заранее, — но от тишины вокруг становилось еще более не по себе. — Готово, — сказал Кавех сверху. — Я положил свою куртку тоже, сейчас влезу и покажу, куда поставить руки. Ничего пока не слышишь? — Нет. Давай быстрее. — Да я и так спешу как могу!.. Ай, ладно. Подожди еще чуть-чуть. Комната, в которой они оказались, была, по всей видимости, гостиной когда-то: мебель здесь покрылась грязью и пылью, все ценное вынесли, оставив лишь голые столы и полупустые полки. Хайтам пробежался по ним взглядом в поисках чего-то полезного, но нашел лишь несколько треснутых фотографий, вазу с осыпавшимися, сухими уже цветами, и несколько потрепанных книг. Поочередно, двигаясь бесшумно и с оружием наперевес, они обошли кухню, коридор и чулан, заглянув даже в туалет. Ведущая наверх лестница под их ногами скрипела так громко, что у Хайтама заболела голова. — Может, здесь и вовсе нет ключа? — прошептал Кавех. — Может, хозяева забрали его с собой и уехали? — Может быть. Но дверь забита изнутри, — напомнил Хайтам. — Либо они ушли через окно, либо… — Либо они здесь, — закончил Кавех, и от произнесенного вслух по спине прошелся холодок. Тишина внутри дома показалась еще более зловещей. — Вместе с ключом. Второй этаж встретил их непроглядной заваленной темнотой — широкие окна, глядящие наружу, в сторону леса, чернели облепившей стекла пылью и грязными дождевыми разводами с внешней стороны, Кавех протер одно из них натянутым на ладонь рукавом, чтобы в двойном стекольном пространстве разглядеть мертвую, спутанную паутиной муху. В ночном мареве дальний пейзаж сливался в абсолютную непроглядную темень, но выше, над макушками деревьев, нечетко виднелись высокие покосившиеся опоры линии электропередач. — Не свети в ту сторону, — тихо просипел Хайтам, опуская чужое запястье вниз, так, что тусклая яркость фонаря цепляла треснутое пространство пола и старые поломанные плинтуса, — Неизвестно, кто помимо нас решит сюда забрести. Нам не нужны лишние проблемы. Кавех промолчал в ответ, но мысленно прислушался к чужому указанию, выкручивая свет на минимум и следуя за Хайтамом вперед. Тишина напрягала. Иногда то в одном месте под потолком, то в другом что-то звучно стукалось или скрипело — крыша наверняка была прохудившейся, время от времени свистел спокойный ветер. Атмосфера дома держала в напряжении, но спина Хайтама впереди успокаивала сразу, стоило только взглянуть на широкий разлет плеч и ершистый затылок. Невольно вспоминалось, как всего месяц назад Кавех самолично корнал отросшие светлые пряди, с болью на сердце разглядывая неровные торчащие завитки. Ухаживать за волосами во время постапокалипсиса было действительно тяжело — многие поступали также — просто срезали все под корень в нужных местах, подвязывали там, где могли сохранить длину, и отбрасывали все эстетические идеалы старого времени. Сам Кавех старался держать свою прическу настолько аккуратно, насколько мог — в госпитале на то время хранились большие запасы средств личной гигиены. Хайтам первое время даже саркастично отшучивался, а потом неожиданно принес заколки и старые девчачьи резинки с котиками с одной из одиночных вылазок. Маленький хвостик всегда щекотал холку, но даже так время от времени приходилось отрезать спутанную сухую часть волос. В конце концов, обойдя весь дом и не обнаружив в нем ничего подозрительного, Кавех и Хайтам спустились обратно на первый этаж, оглядывая все, что они могли бы использовать для собственного удобства — на бывшей когда-то кухне стояла маленькая печь, но ничего отдаленно напоминающего дрова для розжига рядом не было. — Как думаешь, мы могли бы распилить один из стульев? — спросил Кавех, думавший, судя по всему, в том же направлении, что и Хайтам. — Вполне. Отойди в сторону. Кавех послушно посторонился, и Хайтам, особо не раздумывая, схватился за спинку кухонного стула и тяжело ударил его ногой — древесина жалобно скрипнула и разломилась, а мягкая обивка, венчающая сидушку, подняла в воздух столп пыли. Кавех вытянул из внутреннего кармана толстовки коробок спичек, и, отодвинув в сторону люк дымохода, они наконец-то смогли обеспечить себя толикой тепла. Хайтам никогда бы не назвал себя особым любителем спорта — или пешего туризма, или туризма в целом; куда больше его привлекало нахождение в каком-то определенном месте, которое он мог назвать удобным и уютным. Когда-то это были то родительский дом, то собственная маленькая, но привычная до последнего метра квартирка, то библиотека, пахнущая старой бумагой и пылью, танцующей в солнечных лучах. Он думал, что проведет так всю жизнь — на одном месте, с четкой уверенностью в завтрашнем дне, и уж точно не планировал пересекать штат за штатом с размытой целью, пешком, без гроша в кармане и с постоянным риском лишиться жизни. В конце концов, даже маленькая ранка может стать причиной серьезных последствий. Иногда он ненавидел все это. Иногда — искренне проникался красотой окружающего мира. Иногда словно бы вообще забывал, что было раньше. Единственное, что всегда оставалось неизменным — присутствие Кавеха рядом, и это стало не просто привычкой, а почти необходимостью. Хайтам вытянул ноги, поудобнее устроившись у разгоревшегося пламени, потянулся, прислушиваясь к ночной тиши. Повернул голову. За окном тихо шелестела трава, мир словно замер в моменте — ничего, кроме их маленького импровизированного лагеря. Кавех мирно спал на притащенном из верхних спален матрасе, укутавшись в старое одеяло, подложив под щеку ладонь, и иногда едва слышно вздыхал, словно решал во сне высшую математику или мучался с тяжелым жизненным выбором. Хайтам покачал головой: даже во сне все равно умудряется издавать какие-то звуки, с ума сойти. Как только люди не устают столько болтать. Он поворошил палкой доски — огонь затрещал, поглощая их, достаточно слабый, чтобы разогреть стылые стены дома, но дающий необходимое тепло и свет в маленьком пространстве кухни. Чем ближе становилась осень, тем стремительнее падала ночная температура, и Хайтам с тревогой не единожды размышлял о том, как они будут выживать через месяца два-три, если дом в Брокен-Боу окажется непригодным для жизни. До зимы определенно следовало найти крышу над головой, иначе им конец. Под умиротворяющий треск он откинулся спиной на деревянную спинку стула, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Завтра вновь придется идти — вперед и вперед, не расслабляясь ни на миг, и только сейчас он мог спокойно обдумать все произошедшее за сутки, сложить факты и расфасовать данные по мысленным ящичкам. Втягивая слабый запах дыма он закрыл глаза. Когда он проснулся, вокруг царила темнота. Печь потухла — остались лишь слабые искры и горячие угли; Кавех все еще спал, но он мог поклясться, что что-то было не так. Что-то выдернуло его из сна. Он замер, не двигаясь, вглядываясь в стену с окном позади, и спустя несколько мгновений услышал тихий треск. Еще. И еще. Это не могло быть ошибкой — кто-то двигался прямо к их временному пристанищу, и делал это откровенно демонстративно. Серафиты, решил он мгновенно, даже не раздумывая; кто же еще. Стараясь быть как можно тише — отсутствие света стало для них как недостатком, так и преимуществом, — он подобрался к Кавеху, пачкая ладони пылью, и осторожно потряс за плечо. — Тихо. Ни звука. Сюда кто-то идет. Кавех поднял голову также резко, как если бы не спал крепко минутой ранее — свет, бьющий в смежавшиеся веки, в потемках и сонном оцепенении показался светом огня. Однако после Кавех понял — единственным ярким пятном на фоне всеобщей темноты горела лишь луна на улице. Шепот Хайтама вызвал запоздалую дрожь — он звучал так напряженно и настороженно, что Кавех, едва превозмогая усталое марево, постарался взять себя в руки. Хайтам сжал его ладонь в правой руке, дергая ту в сторону в резком порыве — следуй за мной, говорило это прикосновение. И Кавех, едва понимая, что происходит, последовал. Они прижались друг к другу за крепким посудным шкафом, вглядываясь в бесконечную темноту дома и вслушиваясь в ночной шепот — где-то там, дальше, в стороне далекого леса, ухнула громко сова, и ее зов эхом пронесся через все окружающее дома поле, затихая в глубине долины. Само поле тоже было молчаливым, ветер, немного стихший, трепал его настолько тихо и бесшумно, что даже на фоне спокойного колыхания новый треск веток звучал почти как небесный гром в ясный погожий день. Кто-то двигался вокруг дома с умеренной скоростью. Кавех окинул взглядом их временный лагерь, выискивая в ночном свете оставленную в стороне сумку и винтовку, валяющуюся рядом. Он едва не выругался вслух — очень хотелось, но язык мгновенно прилип к небу, когда Хайтам еще раз сжал его руку в приказном жесте. Иногда Кавеху казалось, что в таких напряженных моментах Хайтам искренне хотел, чтобы он был немым, потому что, очевидно, молчаливости самого Хайтама не хватало на них двоих. — Мне казалось, что я видел дым над домом. Кто-то явно был здесь. — Даже если печь и топили, ты едва ли смог бы увидеть это в темноте. Хайтам оставался таким же спокойным, каким был до этого, разве что быстро вырвал руку из хватки. Кавех угрюмо насупился. Дым? Хайтам думал об этом заранее, но решил, что это достаточно безопасно, или они оба прозевали этот момент? Или это — глупый способ выманить парней из укрытия, чтобы легко обнаружить их местоположение? В любом случае ничего хорошего в вернувшихся назад, очевидно, жильцах, не было — нельзя было сказать наверняка, будут ли они настроены по отношению в гостям положительно. — Твоя правда, но ты ведь сам прекрасно знаешь положение дел. Мы обязаны проверить все. Голоса звучали все также четко, но мужчины свернули влево и направились в сторону входной двери, не заметив в темноте валяющихся стекол и притоптанной травы. Кавех тяжело выдохнул и наклонился, еще раз проверяя местность — сумки, лежащие в переходе между кухней и основным коридором, приковывали к себе взгляд, а сам Кавех чувствовал себя практически голым и беззащитным без оружия. Колени громко хрустнули, но в шуршании и копошении мужчин этот звук остался незамеченным. Не сговариваясь, они разбрелись с Хайтамом в разные стороны — Хайтам отправился за своими вещами, а Кавех, прокрадываясь гуськом, пополз за столом в сторону винтовки. Они действительно старались двигаться, не издавая лишних звуков, но дом едва ли помогал им в этом. Старый пол скрипел под ногами и обращал к себе всю окружающую тишину, и даже маленькие камни, попадающие под подошвы ботинок, предательски крошились. Когда оружие наконец-то оказалось в руках, Кавех почувствовал на сердце облегчение. Он закинул сумку на одно плечо, удерживая ее локтем от падения, и двинулся обратно, в сторону шкафа. Вот только удивленный возглас и резкий скрип предохранителя отвлек его. Парень обернулся, оглядывая местность. Хайтам, сидящий перед ним всего в нескольких метрах, был освещен неясным светом электрического фонарика и спокойно глядел на два черных дула, уставленных прямо в его голову. Сумка от неожиданности скользнула вниз. — Встал рядом. Быстро. Хайтам прищурился, пытаясь разглядеть за светом очертания лиц. По периферии прыгали разноцветные пятна, в горле пересохло. Он гулко сглотнул и скосил взгляд — надежда на то, что хотя бы Кавех сможет сбежать и спрятаться, растаяла, смешавшись с привычным уже тоскливым отчаянием. Иногда это была отрешенность. Сейчас — почти злость. Он успел заметить, как пальцы Кавеха, тоже оказавшегося под прицелом, сжались на винтовке. Не надо, подумал Хайтам, не лезь пока, только не лезь. Они застрелят тебя раньше. — Ну, что тут у нас? — спросил низкий сиплый голос сверху. Главный? Фонарик качнулся, метнулся с него на бледное лицо Кавеха, затем обратно — так быстро, что у Хайтама закружилась голова. — Кто такие? Откуда? Что тут рыщете? Хайтам молчал, бессильно сжимая кулаки. Кавех молчал тоже. Человек с фонариком прошел мимо, осматривая пространство вокруг, втаптывая пыль и грязь в старенький ламинат, и, наклонившись, подхватил лямки их сумок. Молния лязгнула почти оглушительно. Кавех сердито выдохнул сквозь сжатые зубы. — Оружия нет, — отрапортовал тот спустя тягучую бесконечность. — Припасов мало. Ничего интересного. — Я задал вопрос, кажется. Хайтам чуть повернул голову, чтобы видеть лицо Кавеха. Не сговариваясь, тот сделал то же самое. Хайтам с трудом мог объяснить это, но от его вида — встрепанного, но живого, — становилось легче. Губы Кавеха шевельнулись — что, подумал Хайтам поспешно, что? Он не смог разобрать. Было ли это вообще словами? Над головой прозвучал шумный вздох. Хайтам не успел повернуться обратно — скулу обожгло болью, все смазалось. Потеряв равновесие, он рухнул вниз, едва успев подставить руки, облизнул нижнюю губу, собирая языком кровь. Попади приклад немного выше — и сломал бы переносицу. — Эй! — голос Кавеха дрожал от с трудом сдерживаемой злости. — Не двигайся, а то пристрелю. — Мы просто путешествуем, ублюдки! У нас ничего нет! Хайтам дернулся, дуло вновь уставилось на него. Он мог бы попробовать схватиться за него, опустив, выбить из рук, но если Кавех замешкается хоть на мгновение… он сглотнул кислую слюну, сдерживая желание вновь посмотреть вбок. — Мы не состоим ни в каких группировках, просто пытаемся добраться до Броке-Боу, — сказал он как можно спокойнее. — Нам нечего вам дать. Мы действительно просто путешествуем. — До Брокен-Боу? — фыркнул один из мужчин. — С тем, что у вас в сумках, вы скорее сдохнете на полпути. — Не лучшее время для путешествий, да еще пешком через леса, — согласился первый голос. Свет от фонаря ушел чуть в сторону, и Хайтам смог разглядеть его владельца — рослого короткостриженого мужчину в возрасте. Что-то в его чертах показалось странно знакомым, но Хайтам был уверен — раньше они никогда не встречались. — Отдай-ка мне свою винтовку, парень. Она тебе сейчас что мертвому припарка. Это предназначалось Кавеху. Тот, напрягшись, сжал ее еще сильнее, не спеша подчиниться. Незнакомец, щелкнув языком в воцарившейся мертвой тишине, передернул затвор. Один из его спутников поспешно сделал то же самое. — Я правда не люблю повторять дважды, ребята. — Кавех, — шепнул Хайтам, готовый уже броситься вперед, оттолкнуть его и вступить в заведомо неравный бой. Если бы тот только смог немного подыграть… он же понимал его с полуслова, неужели не понял бы и теперь? — Дав… — Стоп, — прогремело вдруг, заставив их слегка растеряться. — Повтори! Чье это имя, мальчик с винтовкой, твое? Отдай, — луч фонаря замигал, мелькая и высвечивая то грязные разводы на полу, то широкий стол — мужчина отобрал фонарик и направил его прямо Кавеху в лицо, заставив сощуриться и инстинктивно податься назад. — Ответь-ка, твой отец, случаем, не?.. Хайтам пошевелился — ноги затекли так, что он едва чувствовал стопы. Происходящее становилось все более странным — особенно когда оружие вновь вернулось на предохранители, ему протянули руку, бесцеремонно вздернули вверх и как-то неловко похлопали по плечу. — Ну… неловко вышло, признаю. Нос не сломан? — Хайтам, — в голосе подошедшего Кавеха облегчение сплелось с тревогой, — Да не дергайся ты, дай посмотрю! — Какого черта? — процедил Хайтам, отмахиваясь от его руки. — Угрожали убить нас, а теперь спрашиваете, не сломан ли мой нос? — Все нормально, — глаза Кавеха в полумраке блестели как-то почти торжествующе. Он выглядел спокойным — и кипящее внутри возмущение тоже немного улеглось, уступив место легкому любопытству. — Они нам не враги. Даже наоборот. Хайтам поднял брови. — Это мой дядя.