Квартира на шестом этаже

Подъездная дверь скрипнула и захлопнулась за юношей со всей своей тяжестью что она имеет в себе. А еще ранее, Вова сидел у себя в комнате и играл в шутер-игру, когда к нему в комнату зашла мама и попросила забрать альбом из квартиры покойного деда. Кажется, Семенюк невзлюбил этот альбом еще с этого, первоэтапного момента. Приспичил же ей этот альбом именно сейчас, когда он почти доиграл раунд? Вова учился в одиннадцатом классе и понятия не имел, что же он хочет от жизни дальше. Вот допустим, он сдаст это злоебучее ЕГЭ, пойдет в задрипанный колледж недалеко от своего дома, да, закончит его еле как, а что потом? Работать на нелюбимой работе? Или найти девушку, не такую, о какой мечтал всю жизнь, а простенькую, временами занудную, и словно мать, мешающую после работы играть в те же самые игры на компьютере. От осознания всей безысходности ему хотелось выть, но единственное, что он может сделать сейчас, так это встать со стула и направится к шкафу, доставая первые попавшиеся джинсы. Собирался он недолго, и накинув легкую куртку, парень вышел из квартиры и направился к автобусной остановке. Квартира деда не находилась особо далеко, но идти пешком до нее заняло бы приличные полчаса, а шастать по такой хмурой осенней погоде не было ни сил, ни желания, поэтому Семенюк решил поехать на автобусе. Дождавшись "двадцатку", Вова немного расслабился, увидев что не особо большое количество людей захотело кататься по его маршруту в выходной день. Смотря в окно на удаляющиеся здания, вспомнил, что не взял с собой наушники, которые сейчас очень помогли бы скоротать время. Спустя некоторое время поездки, достал телефон и пролистал ленту, и кроме однотипных мемов, что он уже видел не раз, никаких интересных новостей не было. Тем временем, автобус подъехал к нужной остановке, и парень поспешил выйти. На улице его встретил холодный ветер, просачивающийся сквозь воротник и так не теплой куртки. Эта десятиэтажка никогда не нравилась Вове. Даже когда дед был жив, и они с матерью приезжали навестить его, здание казалось мрачным и нелюдимым, не зря его построили кучу лет назад. Но еще более оно выделялось тем, что окружали его совершенно новые, недавно построенные жилые комплексы, словно принижая это потрепанное временем здание. Войдя в подъезд, Вову встретили запахи сырости и смеси лекарственных средств. Семенюк наверно даже и не удивится, если найдет на полу пару шприцов - веселое времяпровождение местных наркоманов. Дойдя до лифта, пару раз про себя перекрестился, чтобы он не дай бог в нём не застрял. Некоторые цифры этажей были стёрты, но на интуитивном уровне всё же можно было догадаться. Вова нажал на "6", что из-за стертой середины больше было похоже на цифру пять. Лифт загудел, но все же поехал. За время, пока тот ехал, Вова успел разглядеть несколько надписей, что особым смыслом не блистали: пару оскорблений, матные словечки, и завершающий компонент в этом артхаусе - маленький нарисованный член в углу. Разглядывая "шедевры" Вова даже улыбнулся. Двери лифта открылись, приглашая парня выйти. Володя подошел к двери квартиры, и первое, что его смутило - это была записка, приклеенная скотчем прямо к двери. На ней крупными размашистыми буквами было написано: «Хватит шуметь!» Кроме как злой шутки это больше ничем не могло быть, так как ближайшие соседи знали о смерти деда, и то, что в квартире больше никто не живет было неопровержимым фактом. Вова сорвал эту записку, смял, и положил к себе в карман куртки, желая на обратном пути кинуть в ближайшую урну, а еще лучше - узнать имя шутника, и написать уже краской на его двери, всё, что он о нем думает. Проходя в квартиру, Вова испытал неописуемую грусть по тем временам, когда он был маленький и часто проводил время со своим дедушкой, играя во всевозможные игры, и слушал истории о прошедшей молодости. Он прошел на кухню, в ней всё почти без изменений: всё тот же потрескавшийся от времени чайник стоит на плите, а в холодильнике лишь старая давно закончившаяся банка сгущенки. Вова прошел дальше по коридору и завернул в спальню, где по словам матери должен находится тот самый альбом. Он лежал совсем недалеко: на кровати, Вова сразу заметил его. Потрепанный, в бордовой обложке. Парень взял его в руки и ощутил накопившуюся пыль на нем, провел пальцами по пожелтевшим страницам. В этом альбоме были фотографии всей его семьи. Со снимков первых страниц на него смотрели еще совсем малыши - его родители, которым от силы можно было дать не больше двух лет, дальше - тети и дяди, молодые, только окончившие школу. И дедушка, юноша совсем. Смотря на эту фотографию у Вовы скопилась влага под глазами - приятные воспоминания о нем, что рукавом куртки поспешил стереть. Как бы печально не было, но рано или поздно приходится прощаться с родственниками, даже с самыми любимыми. Грустные воспоминания вмиг стерлись громким щелчком - во всей квартире вырубился свет. Выбило пробки, должно быть. Вова с осторожностью положил альбом на кровать и достал из кармана куртки телефон, включая фонарик. Семенюк уже давно не боится темноты, не маленький ведь - убеждал себя он. Всяких бабаек и монстров, живущих под кроватью не существует. Выходя в коридор, Вова светил во всевозможные углы, ограждая себя от лишних выдумок, что кто-то притаился в одной из тех комнат, что он еще не успел осмотреть. Вспомнилась и записка на двери, которая вмиг в его представлении перестала быть чьим-то злым приколом. Дорога до рубильника была, наверно, самой страшной в жизни парня. А когда всё-таки получилось наладить свет, спокойнее почему-то не стало. Проходя мимо гостиной он засмотрелся на выбитое стекло окна, словно мальчишки во дворе стреляли из рогатки и попали прямо по окну, и эта догадка вполне могла быть верна, если бы не один нюанс - квартира ведь на шестом этаже. Вова не может вспомнить, заметил ли он это, когда шел до спальни в первый раз. Вернувшись в спальную комнату, он уставился на зеркало, висевшее прямо у кровати. Такое большое, охватывающее своим отражением почти всю комнату. Вова вглядывался в него и складывалось ощущение, будто предметы по ту сторону зеркала не такие, какие он видит их без него. Потом он посмотрел на себя и своё отражение удивило его. Оно не было каким-то изуродованным или пугающим. Просто он был очень уставшим, ранее он не замечал у себя таких ярких синяков под глазами, а лопнувшие капилляры не придавали Вове вид здорового человека. Потупив еще пару секунд, осознал, что находится в этой квартире уже слишком долго, хотя бы потому факту, что когда тот выходил из дома, было еще светло, а сейчас, из-за тусклой осени, кажется словно сейчас уже глубокая ночь. Он уже был готов схватить в охапку этот злосчастный альбом и выбежать из квартиры не оглядываясь, но стоило парню только посмотреть в сторону коридора, как в соседней комнате с треском перегорела лампочка. Если недавнее событие с полным отключением света вызвало в Семенюке разве что легкий испуг, то злосчастная лампочка заставила Вову вздрогнуть. Парень вышел из спальни, проходя в темную комнату с включенным фонариком, пальцы его рук мелко подрагивали. Он задавался вопросом: чего он так пугается? Лампочки ведь старые, их давно не меняли, вообще должен сказать спасибо за то, что свет хотя бы работает. С перебоями, как сегодня, но работает. Володя посмотрел на дисплей телефона и не поверил своим глазам. Мало того, что процентов зарядки осталось ничтожно мало, так еще и время приближалось к полуночи, хотя из дома он выходил около шести вечера. Неужели он так долго здесь находится? И почему ему не звонит мама? Хоть он мальчик уже взрослый, но несмотря на это, зависая допоздна у кого-то из друзей, нередко получал звонок с просьбой вернуться домой раньше. Прерывая размышления, раздался звонок в дверь. Такой пронзительный, протяжный, в какой-то степени даже противный и скрипучий. Кажется, именно сегодня все резкие и пугающие звуки собрались воедино, чтобы свести Вову с ума. На ватных ногах он направился к двери, аккуратно приблизился к глазку посмотреть на человека, кто бы он ни был. Вглядываясь в поцарапанное стеклышко, Вова видит худого мужчину, что нервно стоит, переминаясь с ноги на ногу в нетерпении. Интересно, что же ему надо в такое позднее время? При всем своем волнении, Семенюк на выдохе открывает дверь, смотря на незнакомца испуганными глазами. Мужчина сразу обращает взгляд на Вову, и не теряя ни минуты, начинает быстро и строго говорить. — Пацан, у тебя там наркопритон, или что у вас происходит?! Вова опешил. Что этот мужик вообще имеет в виду? Не мог же он прийти из-за этой чертовой сгоревшей лампочки. Бред какой-то. — Что? Здесь никто не живет, — тихо проговорил Семенюк, пристально разглядывая лицо жильца дома. — Ага, верю. Ну-ка отойди, сейчас быстро вашу шайку разгоню. Несмотря на довольно уставший вид, что было заметно по мешкам под глазами и растрепанным волосам, зачесанных назад, мужчина на первый взгляд казался вполне активным, и отсутствие некой этики в общении не отталкивало, а наоборот, притягивало и заставляло подчиниться. В оцепенении, Вова пропускает незнакомца внутрь квартиры, а тот проходит, задевая Володю плечом. Из-за довольно тощего телосложения, складывалось впечатление, что он задел его специально. И скорее всего, независимо от желания, либо нежелания Вовы, этакий "осмотр" на посторонних лиц в квартире прошел бы в любом случае, словно для него согласие Семенюка не играло никакой роли. Вова внимательно наблюдал за ним, и как меняется выражение его лица из уверенно-серьезного до непонимающе-задумчивого, то, как он медленно ходит из комнаты в комнату, досконально изучая каждую, и не находит никаких признаков жизни. Когда тот выходит из последней просмотренной комнаты, у Вовы даже повисает ехидная улыбка на лице, но она тут же стирается при строгом взгляде на него. При довольно тощем телосложении незнакомец не казался слабым, а высокий рост только подчеркивал факт независимости этого человека, он был выше Вовы на целую голову. — Ты один здесь живешь? — Я же сказал, здесь никто не живет. Это квартира моего покойного деда. Вова не знает почему так легко всё выдал, но глаза мужчины вселяли доверие: что он не сделает ему ничего плохого. Из плюсов его появления Семенюк однозначно выделял то, что с приходом мужчины его перестала бить мелкая дрожь в ожидании еще какой-либо странной хуйни. С ним ему не было страшно. — Леша, — представился нежданный гость, произнося это так легко обаятельно и протягивая руку для знакомства, словно не было этого досмотра минуту назад. Вова не посмел прервать этот момент, пожимая руку в ответ и называя свое имя. Рука у того была гладкая и теплая, а само рукопожатие было крепким, уверенным. — Скажи мне, Вова, что ты делаешь один в этой заброшенной квартире? — уже более мягко, по-дружески произнес Алексей, словно спрашивает что-то у своего давнего товарища. — Меня попросили сходить за альбомом, но время прошло так быстро, я даже не заметил, как наступила ночь. Вова отвечал тихо, но мужчина напротив ловил каждое слово, произнесенное им. — Не сочти меня за сумасшедшего, но я слышал звуки со стороны этой квартиры, — принимая тихий стиль общения, на несколько частот сбавил свой голос Леша, разговаривая полушепотом. — Я тебе верю, — зачем-то сказал Вова, хотя сам помимо странного отключения света больше ничего не наблюдал. — Я переехал сюда пару недель назад, и, как мне сообщил риелтор, поблизости живут только пенсионеры, но с появлением... определенного шума отсюда, мне казалось, что тот очень красиво мне напиздел, и не сказал про "буйную семью". Но когда я вижу это, — тот сделал паузу, приподнимая руки, указывая на окружающую местность, — я просто не понимаю. Повисла тишина, прерываемая тиканьем часов. Вова находился в какой-то прострации, медленно переваривая сказанные новым знакомым слова. Юноша по привычке засунул руку в карман куртки и нащупал ту самую записку, что сорвал при входе в квартиру. Скорее всего, именно Алексей написал ее, ведь все остальные знают про отсутствие каких-либо жильцов в ней, и даже если бы также слышали какие либо звуки из нее, вряд ли бы осмелились что либо повесить на дверь покойного. — Это ты написал? — Семенюк протянул смятую бумажку мужчине и вновь сунул руки в карманы. Леша развернул записку и его глаза расширились, а лицо приняло удивленное выражение. Неужто стыдно стало - подумал Вова. Но если он действительно слышит какие-то подозрительные шумы, и сам признался в этом, почему его так удивляет собственная записка? — Знаешь, шутки у тебя хуйня, — немного повертев кусок бумаги в руках сказал Леша. Он вернул записку Вове назад, и теперь, похоже, пришла очередь удивляться ему, ведь из довольно безобидной фразы "хватит шуметь", записка превратилась в те же самые корявые буквы, только сейчас надпись гласила: «Я убью тебя».