Библиотека.

Я не люблю подолгу нежиться в кровати, поэтому сразу встаю и иду к навесному зеркалу. С утра я должна оценить свой внешний вид. Я смотрю на себя. Черные глаза, длинные ресницы, тонкие губы. Орлиный нос… Скулы у меня высокие и острые. Сама я смуглая, со вьющимися, чёрными, словно смоль, волосами. Скольжу взглядом ниже. На мне красная рубашка, черный корсет сверху. Ниже юбка, вторая, красочный фартук. Там я уже нечиста. Грязна и тело мое - не храм вовсе. Цыганка. Хотя многие зовут меня Рубиной. Красные камни (ненатуральные, конечно же) везде: кольца, серьги, ожерелья, браслеты, вся я увешана ими. Открываю помаду и провожу по губам. Ярко-красная. Вдали слышу недовольное мычание. Обернувшись, замечаю подругу. Моя бедная Совушка съеживается, укутываясь в старую шерстяную шаль. Она такая жуткая мерзлячка. Мне же совсем не холодно, даже тепло. Сова. Что я могу сказать о ней? Мы с ней подруги с самого ее прибытия в Дом. Высокая для ее возраста, полная, в круглых очках, с небольшой сумкой вещей, в платье, совсем не греющим холодным октябрем, с грустным взглядом ореховых глаз, она выглядела так жалко. Она плохо видит издалека и очень ранимая. Это первое, что я запомнила о ней. А еще у нее глаза, отражающие вселенскую печаль и скорбь.   Подсаживаюсь к ней и укрываю пледом нас обеих, кладу голову на ее плечо. Она мягкая, в отличие от многих чужих девочек.  Кто мы? Ведьмы. Шабаши - ночи, когда мы не спим до утра и проводим свои ритуалы. Сама Вожаче не гадает - говорит, что не хочет знать больше, чем надобно, особенно про свою жизнь. В итоге она почти всегда уходит, по всей видимости, в библиотеку. Почему туда? Так ей ничего не остаётся - в чужую спальню она не зайдет, в мужской корпус не ходит - остерегается буйных Крыс и раздражается вездесущими Логами. Разговоров о Четвертой и Псах у нас не случалось, а обсуждения Птиц она по непонятным мне причинам избегает. Хотя, я не совсем понимаю этого: Птицы боязливы. Помню, что как-то раз напугала своим внешним видом белолицого Птенца во время разговора с Лихом. Бедный мальчик закатил глаза и уехал прочь.  Я уже не помню, когда моя милая Совушка перестала гадать. Я лишь помню, что Колибри принесла на кончиках своих крыльев известие о смерти мальчишки, на которого Совушка тогда обратила внимание. Болезненный и худощавый. После такого известия у нее случилась очередная истерика. За этим страшно наблюдать - когда всегда спокойный и уравновешенный человек чуть не падает в обморок, захлебывается в слезах, судорожно глотает воздух, когда его начинает трясти, будто он сейчас умрет прям здесь. *** Тук-тук. Стук каблуков. Глаза мои болят от солнца и я стыдливо прячу их от его лучей, норовящим выжечь из меня всю правду. Иду в библиотеку, место, ставшее для меня приютом. Летающая пыль, тишина с запахом пожелтевших страниц, которую изредка нарушает шелест бумаги. Мое пристанище. Слышу шаги. Обычно немногие ходят в общую библиотеку, особенно днем. Пытаюсь максимально втянуть голову в плечи и визуально стать меньше, хотя с моими габаритами это выходит нелепо и странно. Неизвестно из-за чего, но я боюсь. Вижу Лихо. Хотя предпочитаю называть ее Циклопом. Грубая, одноглазая, высокая и болезненно худая. В очередной отмечаю схожесть с Крысой. Про себя, ибо Циклоп таких сравнений не любит.  Лихо подходит ближе, гремя цепями, не мигая, и отдает мне амулет. — Зачем? Улыбается. Не знаю, почему Циклоп так уважает меня. Я не понимаю и остальных состайниц. Лихо уходит, гремя украшениями. У нее удивительная способность - любая вещь на ней смотрится в разы лучше, чем отдельно. Круглые столики в темноте и китайские фонарики. Я наедине с обителью кофе и подпольного алкоголя. По крайней мере, так можно было сказать по внешнему виду помещения. Иду к свободному столу и заказываю нечто, отдаленно напоминающее кофе. Здесь довольно непринужденная атмосфера. Хотя я и ощущаю прикованные к моей фигуре глаза, отчего-то мне очень спокойно. Даже слишком. Это плохой знак. Никогда не бывает мирней, чем перед катастрофой. Я надеюсь, что они посмотрят и снова заведут разговоры о новом выпуске Блюма или другой ерунде. Кстати, надо бы у Радио узнать о случае с Габи, уж слишком подозрительно часто звучит ее имя в разговорах. Все проходит мирно, пока я не слышу шум за спиной, а потом к моим ногам катится бритва. Опять Крысы. Не люблю их и даже боюсь их возможностей, поэтому поспешно собираюсь и быстрым шагом ухожу в спальню. Мне уже становится труднее дышать и если я не умоюсь холодной водой, боюсь, меня вырвет. Ненавижу кровь. Она всегда напоминает мне о маме. К сожалению, здесь нельзя думать о маме. Нельзя думать о Наружности. Я не хочу потерять расположение Дома.