Это мое наказание за то, что я не ценил тебя...

Я открыл глаза от звуков приборов. В глаза ударила вспышка света. Черт. Я жив. Их попытка наказать меня не увенчалась моей смертью. Лазарет. Я стал здесь слишком частым гостем. Медсестра заметила что я открыл глаза и подошла ко мне: - Как вы себя чувствуете? – спросила она – Вы чуть не умерли. «Чуть» вот именно что чуть. Вспомнились слова: «нет, ты понесешь наказание» а значит не убили меня потому что не хотели убивать, а хотели мучить. Мои мучения и так будут продолжаться всю мою оставшуюся жизнь. Они наказали меня, но их наказание меня не убило, зато медленно будет убивать мое. Я вновь осмотрелся, я был подключен к нескольким приборам, меня лишь чуть – чуть не добили. Я был близок к смерти, но недостаточно. Медсестра проверила меня и сняла с меня все иглы. Она вновь стала обрабатывать мои раны, и я наконец-то увидел их. Они старались… Они старались нанести мне максимальный вред. Я увидел на своих руках множество красных точек… и вспомнил их на руках Т/И. они наказали сполна, но этого наказания недостаточно. - Я могу идти? – спросил я. -Нет, что вы, ваши раны еще не зажили – возмутилась медсестра. Они не заживут никогда – Вам надо провести в лазарете еще пару дней. Пару дней? У меня нет столько времени, я хочу умереть. Я вновь лег на кушетку. Думай Чимин, думай. Мне не больно физически, подобную боль я уже никогда не почувствую. А вот боль в сердце, впредь будет регулярна. И мои сокамерники об этом позаботились, я теперь буду видеть подобие ожогов Т/И просто вытянув руки вперед. Они не трогали плечи, они хотели чтобы я видел. Я лишь благодарен Сын Хену за то, что она больше не увидит их. Я поднимаюсь и в этот момент ко мне подходит охранник: - Вставать запрещено – строго говорит он. - Я хочу посидеть – тихо сказал я. Лазарет мне не покинуть до особого распоряжения. Интересно, камера была наказана за то, что сделала со мной? Надеюсь что их за это поощрили. Ко мне вновь подошла медсестра, осмотрела мои руки, шею и лицо, обработала мне их какой-то холодной мазью и дала мне стакан воды и таблетки: - Выпейте, это антибиотик. Я выпил таблетки под пристальным взглядом охранника. Антибиотики. Они нужны тем у кого есть желание жить, а это явно не я. Я поставил стакан и лег обратно в постель. Еще пара дней в лазарете, мне внезапно стало интересно сколько я проспал. И я не постеснялся задать медсестре этот вопрос: - Скажите пожалуйста, сколько я проспал? - Примерно сутки – ответила она. Отключился. Ну ожидаемо. Я помню что закрыл глаза и не сопротивлялся, но видимо мой мозг в какой-то момент устал наблюдать бесконечную боль и отключился. Почти сутки, лучше бы он отключился навсегда. В лазарет вошел надзиратель: - Пак, ты помнишь что должен работать? - съязвил он. Пришел сюда чтобы распределить меня? - Да, сер – ответил я, вновь вставая. - Вытяни руки – скомандовал он, приказ был выполнен. Они целы. В шрамах, но целы, сер, я все еще способен к любой работе – Слышишь меня? Видишь меня? – спросил он, посмотрев мне в глаза. - Да, сер. - Годен к работе. Горячего боишься? - Нет сер – ответил я. Бояться ожогов? Посмотрите на меня, сер. - После лазарета пойдешь на работу в прачечную. Будешь гладить и складывать вещи в ячейки. - Да, сер. - Через пару дней – встряла сестра, надзиратель посмотрел на нее. - Я готов прямо сейчас – сказал я. - Нет – строго ответила медсестра. Слово медперсонала – закон, я понял. - Когда? – спросил надзиратель. - Два дня – ответила медсестра. - Через два дня в девять утра у тебя начинается рабочий день, Пак. - Да, сер – ответил я. Рабочий день в девять утра, а подъем как всегда в семь. Я снова лег, надеюсь это мой последний раз, когда я в лазарет попадаю. *** - Пак, на выход – скомандовал надзиратель. А вот и пролетели мои два дня. Мне дали позавтракать в лазарете, а теперь я в форме и в наручниках иду в прачечную для выполнения тюремной работы. В прачечной не так много людей, два человека на развесе, три на развесе и два на глажке считая меня. И к счастью для меня ни один из них не является моим сокамерником. Но я все еще слежу за всеми ими. Не хочу больше в лазарет, лучше сразу в морг. В прачечной нет охраны, только камеры слежения, а может быть и не только. Я включил утюг и стал гладить чью – то рубашку, следующей моей задачей будет – сложить ее в определенную подписанную ячейку. На каждую операцию есть определённое количество времени, но я все еще радуюсь тому что мне не придется работать с сокамерниками и тому что завтрак мне принесли в лазарет, потому что я понимаю что в столовой мне есть не дадут. Но хотя бы свою тюремную работу я смогу выполнять. За такую работу платят, но жалование выдают только в день освобождения, а если я выживу, за пределами этих стен мне понадобятся деньги. Поэтому я намерен выполнять эту работу добросовестно. Так же как и когда – то был полицейским. Был. И больше не стану снова. Печально, даже не знаю что буду делать через одиннадцать месяцев. Как же время быстротечно, мне казалось что только вчера я вошел сюда, а уже были несколько драк и карцер. Я погладил простынь и стал складывать ее, для постельного белья отдельные ячейки, оно выдается сотрудниками тюрьмы. Я сложил комплект белья в ячейку и вернулся к своему столу. Не знаю почему меня распределили в прачечную, но уже благодарен за эту работу, мне кажется что подсобил начальник тюрьмы. Но спасибо ему за это. Будем считать, что из прошлой жизни у меня остались связи. Но во мне не осталось самой жизни. Еще одна партия белья и я принимаюсь за работу. Как я понял на разгрузку одной тележки белья уходит час, максимум полтора. Все молчат, тишину прерывают лишь звуки оборудования, между заключенными нет никаких разговоров. Как же приятно, но я сохраняю лицо без эмоций. Об улыбке теперь могу забыть и о слезах тоже. Очередная тележка белья разобрана, партия отглажена, я оказывается быстро учусь новому, ведь сегодня мой первый день здесь. Я слежу за заключенными, будто сам надзиратель, но если я не буду следить, то не смогу вовремя закрыть глаза перед их смертельным ударом. Мое желание смерти меня не покидает. Если бы из тюрьмы меня ждали хотя бы родители, было бы проще, но они сказали что у них больше нет сына. А теперь у меня есть лишь воспоминания. Я закончил с очередной тележкой и немного потер запястья, не думал что данная работа будет настолько тяжелой, но я быстро к ней привыкну и запястья болеть перестанут. Я стал ускоряться, мне нельзя снижать темп работы, я должен завершить эту тележку до пересменка. Я заметил что ускорился не только я но и все остальные, значит скоро пересменок, а оставлять недоделки нельзя. Я стал быстрее, мне оставалось сделать половину тележки, судя по всему времени осталось мало. Но моим планам не суждено было сбыться, я услышал знакомые голоса и работа в прачечной остановилась. - Вышли, все – скомандовал Юнги, я послушно вышел из-за своего стола. Неужели они вторая смена и решили поработать дольше? Я прохожу около него и он хватает меня за ворот: - Я разве тебе это говорил? – спросил он, одернул меня назад и я упал по инерции. В ту же секунду я поднялся и понял что остался с ним один на один. Я напрягся, но Юнги схватил меня за волосы и впечатал мое лицо в стол с разложенным на нем бельем. Из-за тканей я начал задыхаться. Нет, черт, только не это! Ладно я умру от асфиксии, но я не хочу пережить то, что случится сейчас. Мои штаны слетели и я почувствовал резкую боль. Теперь Т/И, это действительно мое наказание за то, что я не ценил тебя. таким был наш последний раз, и ты молила меня о пощаде, я же сейчас не издаю ни звука – мое лицо впечатано в белье и я задыхаюсь, но это не так противно как то что сейчас происходит со мной и мне противно от того что я сейчас чувствую. Теперь я ощущаю все что чувствовала она, а ведь Т/И была беременна. Какое унижение, я хочу умереть. Я в агонии боли, стыда и ненависти к себе, потому что моих сил не хватило остановить его. Т/И солнышко прости меня за эту боль, теперь я осознал ее. Я мечтал задохнуться, но я все еще дышал. И я все еще чувствовал. Боль. Только боль. Из моих глаз потекли слезы, которые впитывались в чистую одежду в которое впечатывалось мое лицо. Я закусил губы чтобы не закричать о боли. Стали вспоминаться все реплики Т/И, все ее мольбы. Вот только мое слово сделает еще хуже. От боли потемнело в глазах, я надеялся отключится, но мой мозг заставлял меня быть в сознании. Заставлял меня вспоминать все что я сделал с Т/И. прости родная, прости меня. Как же больно. Знал бы я это я бы с Т/И подобным образом не поступил. Или поступил бы? Я ведь хотел тогда чтобы она почувствовала мою боль, сейчас я сполна чувствую ее. я сильнее сжал зубы и накрыл голову еще одной простыней и тихо заорал, надеясь что Юнги не услышит моих криков – все как в тот вечер делала Т/И. но он слышал, слышал и усмехался. Я прекратил кричать, когда прекратил чувствовать боль. Но для Юнги моего унижения было недостаточно – он трижды похлопал меня по спине и ушел. Услышав как закрылась дверь в прачечную, я заорал в полной мере, а из моих глаз вылились новые потоки слез. Я больше не останусь в этом мире! Я посмотрел на потолок, нашел за что на нем зацепиться и взяв простынь из корзины, делаю себе петлю и встаю на стол. Хватит. Достаточно! Я понял тебя, боже! Я ужасный муж и сделал из своей жены ничтожество. И теперь мне место в Аду. Надеюсь что Т/И хотя бы сообщат о моей смерти. Хотя нет, ей не сообщат, сообщат моим родителям, но они знают о ее беременности и не скажут ей. Прощай, любовь моя. Я чувствую боль и инстинктивно хватаю воздух ртом. Зачем ты это делаешь, Чимин? Я не чувствую опору под ногами, теперь я в воздухе. Жаль я не могу ускорить процесс. В глазах потемнело, я закрыл их чтобы не утруждать этим других. Приближалась моя смерть и я был несказанно этому рад. Правда влетит охране ибо никто не мониторит камеры, это я понял потому что меня еще никто не пытался снять. За что я был очень благодарен. Я перестал слышать и перестал дышать…