Сорочка

Малина нервно взлохматил волосы. Отчего-то ему было не по себе. Схема вроде рабочая, но… Раньше осечек не было. А сейчас ссал, будто… Да хер знает! — Короче, — он хмуро уставился на бабу, — тебе чё, пятнадцать? Хотя такое и в пятнадцать понимают уже… В общем, с меня бабло, с тебя… — он задумался, пытаясь сформулировать, потом психанул и махнул рукой, — а с тебя ты. Сечёшь? Баба — дурацкая, дешёвая баба — заломила бровь. Хата у неё была дурацкая и дешёвая. И платье — дурацкое и дешёвое. И… И… И вообще все! Сдалась она ему, библиотекарша эта хренова! Как же, бляха муха, с неделю уже пялился, как она в десять тридцать выходила из подъезда и полчаса пёхом чесала до библиотеки этой сраной. Потом ровно в семь выметалась обратно (об этом ему уже докладывали, не зря своим людям деньги платит) и шуровала обратно домой. К девяти выходила снова — разодетая, как… Как… Да как хер знает кто! Малина был уверен, что шалавой пашет, ан нет — то на качелях сидит час-два, то в клубешнике зависает, то на хате у кого… Бесячая баба! А гонору, главное, сколько… И глазами своими лупает. Малину аж ярость брала. Вот же!.. — Так чё? — он потоптался. Оттянул цепь. Было душно, неловко и отчего-то зло. Бычил чё-то. Баба смотрела на него так, будто дырку прожечь хотела. — Ничё, — голос у неё такой был… Ну такой! Нравился, короче. Да и вся она нравилась, дура эта набитая, — секу. Я согласна. Только… Слыш, Ромео? — он щёлкнула пальцами у него под носом, охамевшая козявка, — ты для начала пообещай, что уберешь тех стрёмных типов, что за мной таскаются. А там посмотрим. И захлопнула дверь. Малина, не стесняясь, саданул по ней кулаком. Но братков убрал.