Тёплым апрельским вечером мы встретились

      В глазах всё плывёт, в ушах — мерзкий звон, заглушающий все звуки в радиусе ближайших десяти метров. Башка трещит по швам, рвотные позывы не останавливаются, начинает выделяться слюна, предвещающая, что скоро всё выйдет наружу. Скарамучча лежит на кровати, продолжая молиться, чтобы всё это скоро закончилось. Он не помнит, когда в последний раз ему было настолько хуёво. Но, наверное, он и заслужил. Это же из-за него Итэр сейчас в больнице откисает. Может, если бы у Скарамуччи кишка не была тонка, то всё повернулось бы по-другому. Ещё и этот блядский Дотторе. Специально ведь ждал, пока про него все забудут, чтобы в итоге отомстить. Скар с ним обязательно разберётся, ещё раз укажет ему на его место, загонит непослушного пса обратно в будку. Но это всё потом. Сейчас главная цель — не помереть от мигрени. Хотя звучит заманчиво, но всё ещё нужно поговорить с Итэром.       Стук в дверь ударяет по вискам, головная боль только усиливается от резкого звука. Скар еле поднимается с кровати, на шатающихся ногах доходит до двери, смотрит в глазок — всё-таки мамаша решила, наконец, объявиться. Скарамучча хочет открыть дверь, даже тянется к замку, но на мгновение замирает. Она ведь сейчас зайдёт и устроит скандал. Она ведь снова изобьёт Скарамуччу. Может, если её оставить ночевать на улице, то ничего страшного и не произойдёт? Ей ведь не впервой ночевать не дома, пойдёт к своим собутыльникам в конце-концов.       — Скарамучча, сынок, открой дверь, ты же там, я знаю, я ключи забыла, пусти домой, пожалуйста, — раздаётся за дверью умоляющий голос женщины. Скарамучча не двигается и ничего не говорит.       — Открывай, скотина ты неблагодарная!       Скарамучча вздрагивает, когда женщина начинает с новой силой долбиться в дверь. Он стоит пару секунд на месте, обдумывая, как ему лучше поступить, но в итоге закрывается в ванной и включает на всю воду, чтобы лишний раз не слышать, как его мамаша стучит в дверь. Он не знает, сколько он так сидит. Стук в дверь уже давно прекратился, он выходит из ванной и благодарит всех кого можно за наступившую тишину. Скарамучча, наконец, ложится спать, перед этим выпив обезбол. Таблетка, наконец, начинает действовать и под утро он засыпает.       Спит он недолго. Вновь слышит стук в дверь и от этого просыпается. Подходить к двери Скарамучча не хочет, но что-то всё-таки заставляет его это сделать. Он не смотрит в глазок, сразу открывает, уже предвкушая, какой скандал ему закатят, но вместо его матери стоит соседка сверху. Выглядит она… мягко говоря, не очень. Глаза бегают туда-сюда, нижняя губа слегка подрагивает. Она стоит ещё пару минут, собираясь с мыслями, и в итоге начинает говорить:       — Твоя мама.. её сбили… Не знаю, как давно, но я шла на работу, увидела, что кто-то на обочине лежит, сразу на неё подумала, может, опять напилась и до дома не дошла. Но она уже в крови вся лежала… Да и у того, кто её сбил совести вообще нет! Судя по всему, ответственности испугался, вот и оттащил тело с дороги и оставил её так умирать, а сам уехал! Я скорую вызвала, её забрали уже, ты, если что, вечером заходи, я бы и сейчас тебя пригласила, но на работу уже сильно опаздываю. Ты держись, главное, — она нежно похлопала Скарамуччу по плечу и ушла.       Он стоял, не двигаясь. Пытался переварить только что полученную информацию. Всё звучало как один сплошной поучительный детский анекдот, мол, вот посмотрите, ребёнок психанул, а его мама ему сразу же и отомстила, открывайте дети двери родителям всегда.       Скар чувствует, как начинает дрожать всем телом. Он не может поверить словам соседки. Может, он просто находится в центре сюжета сюрреалистической картины? Даже это звучит более логично, чем то, что из-за одной его оплошности погиб человек. Каким монстром нужно быть, чтобы свести в могилу родного человека? И плевать на то, что этот человек превращал жизнь Скарамуччи в ад. Он ведь совершенно другой. Он таким не должен быть.       Скар закрывает дверь и падает на пол. Он не чувствует, как по щекам катятся слёзы, он не чувствует, как ему с каждой секундой становится тяжелее дышать. Он ничего не чувствует. Пространство вокруг начинает сжиматься, отовсюду доносится противно-родной голос матери, повторяющий только одно: «это ты во всём виноват, это ты убил меня».       Скарамучча закрывает уши руками, надеясь ничего не слышать, но этот голос доносится не снаружи. Он где-то внутри, где-то под черепной коробкой, он заставляет виски пульсировать. Если бы Скарамучча мог, он бы вырвал себе все внутренние органы, лишь бы оказаться в тишине. Но он, к сожалению, ничего не может.       Его дыхание учащается, тело трясёт до невозможного. Скару только и остаётся молиться, чтобы всё это закончилось.

***

      Скарамучча резко открывает глаза, не понимая, где он находится. Воспоминания той ночи, когда по его вине погибла его мать, не покидают. Ему даже кажется, что он всё ещё там, что он попал во временную петлю и теперь не сможет её разорвать никогда. Отвратительное чувство. Лучше уж сразу помереть, чтоб лишний раз не мучится.       Он делает глубокий вдох и понимает, что он не один. Скарамучча чувствует, как его обнимают со спины, прижимают ближе, и, наконец, всё вспоминает. Он не верит самому себе, переворачивается, чтобы убедиться и замирает. Это всё-таки оказалось правдой. Рядом с ним лежал Итэр, который и не думал просыпаться. Радует, что хоть кто-то может позволить себе спокойный сон. Скарамучча медлит, но затем всё же решается и прижимается ближе, прижимаясь лбом к толстовке Итэра. Скар еле сдерживается, чтобы не разреветься: в нём и так скопилось уже слишком много. Он не выдерживает и тихо всхлипывает, слёзы медленно скатываются по щекам, и единственное о чём думает Скарамучча так это о том, чтобы не разбудить Итэра. Но, с его стыду, Итэр всё же просыпается.       — Что такое? — спрашивает заспанным голосом Итэр.       — Всё в порядке, — шепчет Скарамучча.       — Скар, — вздыхает Итэр и прижимает его ближе к себе. — я же вижу, что не в порядке.       — Я во всём виноват, — надломленным голосом говорит Скарамучча. — Она умерла из-за меня, — он снова всхлипывает. — Если бы я тогда открыл ей дверь…       — Нет, — перебивает его Итэр. — Ты ни в чём не виноват, ты не мог знать, что так будет, я вообще не понимаю, как ты так долго мог её терпеть, — выпаливает он тихим, успокаивающим голосом.       Скарамучча ничего не это не ответил, продолжал тихо плакать, прижавшись к Итэру, пока тот крепче прижимал его к себе.       — Всё будет хорошо, — продолжал шептать Итэр, пытаясь успокоить Скарамуччу. — Теперь всё точно будет хорошо.       — Обещаешь? — вопрос звучит слишком по-детски, слишком наивно, но для Скарамуччи он является единственной надеждой. Точнее не он, а ответ Итэра.       — Обещаю.       Скарамучча вновь успокаивается, они снова засыпают, теперь уже до утра. Скарамучча чувствует ужасное облегчение от понимания того, что он не один, что рядом с ним Итэр, не кто-либо ещё, а именно он. Казалось, он сейчас единственный человек, способный успокоить Скарамуччу.       Наступившее утро не встречает их яркими солнечными лучами, как положено любому приличному майскому началу дня. Небо затянуто тучами — ну точно у природы траур. Только вот по кому? Неужто по недоматери Скарамуччи? Хотя он и сам по ней страдает, может, больше для приличия, чем из искренних побуждений, но одно не отменяет другого. А может всё дело в том, что Скарамучча — главный герой и природа отражает его состояние. Как любят писать школьники в разборе художественных произведений: пейзаж — это литературный приём, посредством которого автор отражает внутреннее состояние героя через природные явления и прочий бред.       Скарамучча приподнимается на кровати, выползая из объятий Итэра. Без его нежно обнимающих рук становится сразу холодно. Хочется вернуться обратно, и он это обязательно сделает, только позже. Сейчас всё ещё нужно разобраться с предстоящими похоронами. Может, его любимой матушке наоборот повезло. Скарамучча хотел бы оказаться на её месте. По крайней мере, желание было сильным до прихода Итэра. А когда он лежит рядом с ним, появляется мнимый стимул жить. Мнимый потому что Скарамучча всё ещё ненавидит себя. Но теперь уже Итэр его спасает.       Противное жужжание вибрирующего телефона вытаскивает Скарамуччу из своих мыслей. Он берёт в руки телефон — максимально осторожно, чтобы не разбудить Итэра — видит, что ему звонит его тётя, похоже, хочет узнать насчёт похорон, и поднимает трубку. Он на цыпочках выходит из комнаты, пока ему задают общие вопросы по типу «как ты себя чувствуешь?» и отвечает уже после того, как оказывается за дверью.       — Милый, я уже приехала, — по-доброму говорит женщина. Скар не понимает, как такой человек мог быть сестрой его матери, учитывая, насколько разные их характеры. — Я сняла номер в гостинице и муж мой тоже со мной. Ты звал ещё кого-нибудь?       — Нет, не звал, вроде больше и некого.       — Хорошо, ты с документами разобрался уже, всё оформил?       — Да, я всё уже сделал, сегодня в час будут её хоронить.       — Хорошо, нам за тобой заехать?       — Я, если честно, не особо хочу идти, — с трудом признаётся Скарамучча.       — Надо, милый, — мягким голосом говорит женщина. — Я понимаю, она не лучший человек в твоей жизни, но тебе нужно там быть, самому же легче станет. Все обиды землёй засыпятся, потом проще будет.       — Хорошо, тогда буду рад, если заедете.       — Вот и славно! Жди, скоро приедем, мы тебе продуктов купим, небось голодаешь там.       — Спасибо, до встречи, — говорит Скарамучча и бросает трубку.       На глазах снова скапливаются слёзы. Он свою тётю лет пять не видел. Она устроила себе хорошую жизнь, удачно вышла замуж и живёт, ни в чём себе не отказывая. Скар завидовал. Завидовал ей, её будущим детям. Она была младше его матери лет на десять, но её жизнь сложилась в разы лучше. Иногда он мечтал, что лучше бы он был её сыном, а его матери бы никогда не существовало. Ну, его мечта частично сбылась.       Он вздыхает, утирает слёзы, наливает себе стакан воды и выпивает его залпом. Слишком много он плачет в последнее время. Пора прекращать. Выпустить эмоции, конечно, хорошо, но если слишком часто доводить себя до подобных истерик — ничем хорошим это не кончится. Скарамуччу не радовала перспектива загреметь в больничку и пролежать там неделю под капельницами, поэтому он пытался хоть как-то взять себя в руки. Хотя он прекрасно знал, что стоит только Итэру с ним заговорить — он рассыпется в пыль и от его «моральной стойкости» ничего не останется.       — Доброе утро, — здоровается Итэр, тихо заходя на кухню.       — А, доброе, — Скарамучча вздрагивает от неожиданности. Но, к его собственному удивлению, ещё держится.       — Ты как?       — Хуёво, но уже получше, — признаётся Скар.       Нет смысла выставлять себя сильным рядом с Итэром. Тот ведь прямо в душу смотрит, понимает Скарамуччу лучше его самого. Поэтому пытаться что-то скрыть от Итэра — затея бесполезная, и Скар уже успел миллион раз это понять.       — Мне тётя звонила, — начинает Скарамучча. — Приехала на похороны. Скоро за мной заедет. Я вообще-то не хочу идти, но она сказала, что мне от этого легче станет. Так что придётся всё-таки сходить. Но она ещё обещала еды привезти, может, оно и к лучшему, — пожимает плечами Скарамучча.       — Мне съездить с тобой?       — Нет, — Скар отрицательно качает головой. — Не думаю, что тебе… нужно видеть это всё. Я надеюсь, долго там не пробуду, напишу тебе сразу, как вернусь.       — Хорошо, я не настаиваю. Во сколько за тобой заедут?       — Не знаю, через час-два, наверное. Ещё только девять утра, так что время есть.       — Отлично, — восклицает Итэр, достаёт свой телефон и начинает что-то агрессивно кому-то печатать.       Скарамучча не придаёт этому внимания, а зря. Через полчаса к ним в дом врывается Люмин с кучей еды. Куча — это, конечно, громко сказано, но учитывая то, сколько съел Скарамучча за последние несколько дней, для него этого было чересчур много.       — Приветик, мальчики, — улыбается Люмин. — Надеюсь, ты не против, что я так, — обращается она к Скару, проходя на кухню.       — Ну, немного неожиданно, конечно… — он время от времени косится на Итэра, который усиленно продолжает делать вид, что он тут ни при чём.       — Итэр за тебя сильно переживает, — палит всю контору Люмин. Хотя всё и так было очевидно, но Скарамучча тем не менее слегка краснеет от её слов.       — Я тебе соболезную, — она мгновенно становится серьёзной, но, несмотря на это, её слова действуют успокаивающе. Видимо, это у них семейное.       — Итэр сказал, что ты ничего не ешь, поэтому я принесла немного еды, позавтракай хотя бы. А чай у тебя есть? — на этот вопрос Скарамучча отрицательно мотает головой, жуя бутерброд, который так любезно сделала ему Люмин.       Она жалостно вздыхает и достаёт из пакета целую пачку чая. Не зря она захватила её на всякий случай. Люмин ждёт пока закипит чайник и заваривает всем троим чай и после садится за стол и принимается завтракать вместе с мальчишками.       — Спасибо, — говорит Скарамучча, попивая тёплый чай.       — Да, спасибо тебе огромное, — подхватывает Итэр.       — Ой, да не за что, — улыбается Люмин. — Сказали б раньше, я б ещё чего-нибудь получше приготовила, но Итэр, как всегда, в последний момент, — укоризненно смотрит она на брата.       — Прости, не подумал, — тушуется он под её взглядом, от чего Люмин начинает смеяться.       Скарамуччу такая картина успокаивает. Он чувствует себя слишком хорошо в такой компании. Как будто бы так было всегда. Как будто бы его матери не существовало. Как будто бы никого не нужно было хоронить. Они всегда были такими: глупо смеющимися и завтракающими первым, что попалось под руку. Люмин была самым разумным человеком в их компании почти повзрослевших распиздяев. Кажется, это то, как выглядит настоящая… семья? Наверное, можно так сказать. Он бы отдал всё, чтобы его семья была такой же. Скар в курсе, что с родителями у Итэра не очень, но он бы ужасно хотел иметь такую же сестру. Хотя, если так подумать, то они ведь почти семья? Они с Итэром прошли уже через многое за всё недолгое время их знакомства. Уже и не чужие ведь.       Скарамучча не замечает, как летит время. Ему снова звонит тётя, говорит, что уже подъехала. Скарамучча долго не решается, но всё же выходит из дома. Люмин и Итэр ничего не говорят, идут рядом и молча поддерживают. Выйдя из подъезда, Скарамучча замирает, думает, стоит ли. Он чувствует, как Итэр незаметно берёт его за руку и слегка сжимает. Смотрит прямо в глаза, мол, всё хорошо, и Скар ему верит. Он выдыхает, Итэр отпускает руку, и они подходят к машине тёти Скара. Коротко попрощавшись, он садится в машину и наблюдает в окно, пока они выезжают из двора, как отдаляются силуэты Итэра и Люмин.       Хочется вернуться обратно. Безумно. Снова очутиться в объятиях Итэра, в которых он так трепетно обнимает Скара. Но, к сожалению, у жизни пока что планы сложились немного другие.       Во время похорон Скарамучча ничего не чувствует. Ему не больно, слёз больше не осталось — он стоит без единой эмоции на лице, точно кукла. Ему никто ничего по этому поводу не говорит, но он знает, чувствует подсознательно, что для его тёти это странно. Но она слишком вежливая, чтобы задавать Скарамучче какие-либо вопросы.       Он смотрит, как закрытый гроб опускают в землю и начинают его засыпать. Процесс кажется бесконечным, хочется, чтобы всё побыстрее закончилось, а там уже прийти домой и провалиться в глубочайший сон. Особого облегчения Скарамучча не чувствует, понимает, что глупо было верить словам его тёти, потому что, очевидно, в жизни всё так просто не бывает. Но всё же он рад, что в итоге поехал. Возможности попрощаться с матерью у него больше не будет, поэтому нужно пользоваться последним шансом.       Когда гроб уже полностью закопан, над могилой ставят деревянный крест — памятник Скар поставит позже. У него и без этого все последние деньги ушли.       Наконец, пытка заканчивается и его отвозят домой. Тётя покупает ему продуктов, как и обещала, помогает Скарамучче затащить их домой, но на чай не задерживается. Она целует его в щёку, её муж кивает Скару головой и они уезжают. Он смотрит им в след и после поднимается домой. Раскладывает продукты по местам и думает о том, что сможет отдохнуть. Как минимум, похороны его больше точно волновать не будут.       Он заходит в свою комнату, пишет Итэру короткое «я дома», а за ним «если не буду отвечать, то значит я уснул». Скар падает на кровать и засыпает. Итэр оказывается чересчур понимающим. Вроде он всегда таким был, но сейчас это как будто бы сильнее ощущается. Он терпеливо ждёт, когда Скарамучча наконец придёт в себя, и не тревожит его сон.       Через пару часов он просыпается и первым же делом пишет Итэру. Тот предлагает встретиться, и Скарамучча, конечно же соглашается. Вряд ли он может рассчитывать на большее, но, как минимум, один только вид Итэра способен его успокоить. И Скарамучча этим обязательно воспользуется.       Они договариваются встретиться сразу, поэтому Скарамучча вскакивает с кровати, накидывает первую попавшуюся кофту — майскими вечерами всё ещё холодно — и слетает по лестнице вниз. Стоит у подъезда, мнётся. Раздумывает, стоит ли ему пойти навстречу Итэру или остаться стоять здесь. Вроде как его просили никуда не ходить, но вроде хочется приблизить момент встречи. Впрочем, ждёт Скарамучча недолго. Итэр, увидев его издалека, подбегает и останавливается где-то примерно на расстоянии вытянутой руки.       — Как ты? — спрашивает он как будто рефлекторно.       — Лучше, — односложно отвечает Скарамучча. Ну а что ему ещё сказать? Он ещё сам не понял, как он.       — Хочешь, я с тобой останусь?       — Хочу, — Скарамучча не подаёт вида, но внутри у него точно что-то сломалось и склеилось заново.       — Пойдём пройдёмся тогда, потом за вещами заскочу и к тебе, — неловко улыбнулся Итэр.       Скарамучча кивнул и они пошли наматывать круги по району. Уже начинало темнеть, людей на улице почти не осталось. Зажжённые фонари создавали иллюзию оживлённой улицы. Но всё ещё вокруг было ни души. Для них это только плюс. Итэр украдкой берёт Скарамуччу за руку, переплетая пальцы. Скар притворяется, что он ничего не заметил, что все это — обыденность. Но правда в том, что он слишком боится обратить на это внимание. Боится, что всё это исчезнет и он останется ни с чем.       Они идут молча, наслаждаясь прохладным вечером и друг другом. Всё наконец-то так, как должно быть. По крайней мере, хочется думать, что всё именно так. Они доходят до дома Итэра, Скар остаётся подождать на улице, машет выглянувшей в окно Люмин и снова берёт Итэра за руку, когда тот выходит с рюкзаком из подъезда.       У дома Скара Итэр резко останавливается. Скарамучча в непонимании оборачивается и не успевает среагировать, когда Итэр резко приближается и целует-целует-целует. Скарамучча всё ещё не соображает, но поддаётся и отвечает. Прижимается ближе, Итэр обнимает крепче. Они так и стоят у подъезда под фонарём — обстановка романтичнее некуда. Скар кладёт руки на плечи Итэру, тот — ему на шею. На коже проступают мурашки от нежных касаний, и Скарамучча отдал бы всё, чтобы этот момент не заканчивался.       Когда воздуха уже становится критически мало, они нехотя отстраняются. Скарамучча удивлённо смотрит на Итэра, он смотрит в ответ. Они всё ещё стоят слишком близко друг к другу, Скару кажется, что в любой момент Итэр отстранится, как всегда было, но он этого не делает. Наоборот, подходит ещё ближе, настолько, что его дыхание ощущается на губах.       — Что это было? — тихо спрашивает Скарамучча.       — Я люблю тебя, — без единой заминки отвечает Итэр. Скар думал, что уже ничему в этой жизни не удивится. Видимо, он сильно ошибался.       — Чего?       — Чему удивляешься? Я тебе ещё вчера об этом почти сказал, просто мне нужно было немного времени.       — Ну, я просто думал, что твоё «немного» это примерно вечность, — усмехается Скар.       — Ой, бля, думай меньше, — беззлобно возмущается Итэр.       Скарамучча качает головой, берёт Итэра за руку и заходит в подъезд. Они поднимаются к нему в квартиру, заходят на кухню, включают свет. В окнах других домов свет не горит — все уже давно спят. Создаётся ощущение, что сейчас они одни во вселенной. Прекрасное время, чтобы насладиться друг другом, не отвлекаясь ни на что и ни на кого. Скар подходит к Итэру и заключает его в свои объятия, Итэр обнимает в ответ. Они так и продолжают стоять, до тех пор пока ноги не онемеют. Но всё это мелочи, гораздо важнее, что они наконец-то рядом.       — Я тоже тебя люблю, — шепчет Скарамучча, когда понимает, что там, на улице, он не дал ответа.       Но лучше ведь поздно, чем никогда, правда?