Кружева

      — Шехзаде Хазрет… — из-за дверного проема послышался голос Атмаджи. Он остановился за Мустафой и, увидев Азур, перевел хмурый взгляд на стоявшую за ней карету, из которой вышел Ташлыджалы.       Мустафа продолжал стоять на пороге, вглядываясь в глаза Азур. Она едва стояла на ногах. Через пару мгновений шехзаде словно очнулся ото сна и, спустившись с деревянного крыльца, подошел к жене.       Она, покачиваясь, подалась ему навстречу.       Обхватив ладони шехзаде ледяными от волнения пальцами, Азур прошептала:       — О Всевышний! Мустафа, неужели это ты?..       Разрыдавшись, Азур крепко обняла шехзаде за плечи и вплотную прижалась к нему, а Мустафа сомкнул руки на ее тонкой талии. Он почувствовал, как теплые соленые дорожки, несущиеся быстрыми потоками из глаз Азур, побежали по его щеке и шее.       Мустафа взглянул на Ташлыджалы, и тот виновато потупился.       — Мустафа, шехзаде моего сердца! Еще несколько дней назад я находилась в глубокой тьме, но ты озарил меня солнечным светом! Не передать словами, как я счастлива, что ты жив! — Азур подняла голову и посмотрела в его карие глаза. — Что же тогда случилось? Почему ты молчал столько времени?       Мустафа отстранился от нее и опустил руки.       — Ташлыджалы привез тебя сюда. Он обо всем расскажет.       Нахмурившись, шехзаде развернулся и скрылся за стеной дома.       Ошеломленная его словами, Азур едва не рухнула на землю, но Ташлыджалы подошел к ней и подхватил под руки, что позволило ей удержаться на ногах.       Она перевела на него изумленный взгляд и спросила:       — Что с ним? Он…       — Позвольте, я все вам объясню, госпожа, — произнес Яхья-бей.       Азур рассеянно кивнула. Ташлыджалы завел ее во двор дома и усадил на невысокую скамейку, стоявшую у колодца.       Присев рядом, он начал:       — Госпожа, не волнуйтесь…       Азур смотрела прямо перед собой, в одну точку.       Не дав Ташлыджалы договорить, она прервала его:       — Его будто подменили. Я словно чужая ему стала. Неужели он забыл обо всем? О нас?       — Нет, госпожа, — успокоил ее Яхья-бей, — вы ошибаетесь. Шехзаде ничего не забыл. Однако вы справедливо заметили: он и правда изменился. И причина этого — случившееся в военном лагере год назад.       — Что же произошло? Расскажи мне, как ему удалось избежать смерти? — Азур посмотрела на Ташлыджалы. Ее глаза буравили его взглядом.       — Год назад, когда шехзаде решил отправиться в лагерь к повелителю, мы с Атмаджой долго отговаривали его, но он был непреклонен. Несмотря ни на что, шехзаде верил повелителю, хотел поговорить с ним и был убежден в том, что тот не отвернется от него. Мы опасались, что нам не удастся вывезти шехзаде из лагеря, если ему будет угрожать казнь… и решили пойти другим путем.       Азур внимательно слушала Ташлыджалы, затаив дыхание.       — Атмаджа хорошо обученный и опытный воин, — продолжал Яхья-бей. — Он знает разные способы борьбы, и для того чтобы победить врага, ему часто вовсе и не нужно оружие. Чтобы спасти шехзаде, он ночью пробрался в лагерь султана и убил одного из тех, кто должен был исполнить смертный приговор. И когда на шехзаде в шатре падишаха стали набрасываться палачи…       — Одним из них был Атмаджа, — завершила Азур.       — Да, госпожа. Не без его помощи шехзаде потерял сознание, и повелитель подумал, что его сын мертв. Тогда он приказал мне отвезти его тело в Бурсу… Но едва мы покинули лагерь, как шехзаде пришел в себя. Когда мы все ему объяснили, он велел мне продолжать путь, а сам с Атмаджой скрылся в лесах, неподалеку от военного лагеря.       Азур наморщила лоб. Произошедшее не укладывалось в голове.       — А палачи? Как вы заставили замолчать их? — наконец спросила она.       — Разве вы не знаете? Палачи, исполняющие приговор султана, немые, — ответил Ташлыджалы.       — А кто были те люди в лесу с Мустафой, когда на меня напали?       — Это воины шехзаде, оставшиеся в его лагере. Когда он спасся от гибели, они присоединились к нему. Повелитель же до сих пор думает, что они обратились в бегство.       — Но почему столько времени… Почему он не сообщил о том, что жив? — Азур закрыла лицо руками и тяжело вздохнула.       — Этого я не знаю, госпожа, — с сожалением ответил Ташлыджалы. — После того как все успокоилось, и мы оказались в этом доме, я не раз предлагал шехзаде объявить о том, что он жив. Все любят и уважают его. Однако он отказался.       — Из-за повелителя? — Азур подняла на Яхью-бея покрасневшие глаза.       Ташлыджалы не ответил.       — Но он мог сообщить хотя бы нам о том, что жив. Я едва не умерла от горя. Отчего он так жесток с нами? Будто совсем забыл о нашем существовании…       — Нет, госпожа. Клянусь, все это время в его мыслях были вы. А когда я сообщил шехзаде о том, что вы родили сына… Тогда я впервые за много дней увидел на его лице улыбку. Что же до поступка шехзаде… Наверное, он не хотел подвергать свою семью опасности внезапным возвращением, не хотел втягивать ее в эту войну. Но вам лучше спросить об этом самого шехзаде, — договорил Яхья-бей.       Азур закрыла глаза и тихо вздохнула. Поправив на голове платок вишневого цвета, она встала со скамьи и тряхнула подолом алого платья. Осушив слезы, Азур открыла глаза и прошла вдоль изгороди к задней части дома. Завернув за угол, она остановилась и взглянула на шехзаде, строгавшего колышки для костра. Бледные солнечные лучи, скрытые сиреневой тучей, едва освещали его темные волосы и кожаный жилет, накинутый поверх льняной рубашки.       Азур присела рядом на деревянный выступ и уронила голову ему на плечо. Мустафа отложил кинжал и колышек в сторону и приподнял за подбородок тонкое личико жены. Каштановые локоны разметались по ее плечам и спине, обрамляя длинную шею и лицо мягкими волнами.       — Как ты красива, — слегка улыбнулся он. — В настоящем твое лицо еще прекраснее, чем в моих воспоминаниях.       Проведя ладонью по ее щеке, Мустафа опустил руку.       Азур взглянула на него внимательнее. Несколько минут назад ей казалось, что внешне шехзаде почти не поменялся, однако сейчас она заметила, что некоторые изменения все же произошли. Его лицо по-прежнему было очень красиво и привлекательно. Он не утратил горделивой осанки и былой стройности, но Азур поразило другое: его глаза. Прежде излучавшие тепло и радость, они казались теперь холодными и потухшими. В них была такая затяжная тоска, словно шехзаде прожил на этом свете уже тысячу лет…       — Мустафа, я… Почему ты не стал сообщать о том, что жив? Продолжал жить здесь и скрывать от всех свое существование. Неужели… ты не вспоминал о нас? — нерешительно спросила Азур.       — Я ни на миг не забывал о своей семье, — покачал головой шехзаде. — Я не сообщал потому, что боялся подвергать вас опасности. Ты, матушка, дочери — вы все бросились бы на мои поиски. Я не хотел, чтобы вы пострадали.       — Но ты здесь. И теперь все будет по-другому, Мустафа! Нам ничего не страшно, если ты рядом. Нужно…       — Нет, Азур, — решительно возразил шехзаде. — Я не вернусь, не сообщу о себе, если ты об этом.       — Но, Мустафа! Ты же совсем ни о чем не знаешь… Ты не представляешь, что произошло с твоими братьями, повелителем и Михримах за это время! Селим и Баязед погрязли в болоте братоубийственной войны и интриг… Оно затягивает их все глубже и глубже. Джихангир болен, чахнет из-за их вражды день ото дня… А Михримах осталась совсем одна. Хюррем Султан и Рустема-паши уже нет рядом с ней: давние болезни забрали их. Неужели ты не жалеешь братьев? Не скучаешь по сестре? Не хочешь, чтобы эта вражда наконец-то закончилась? — Азур изумленно взглянула на мужа.       — Я все это знаю, Азур. И о них, и о твоей жизни за прошедший год. Я и мои воины всюду следовали за тобой, куда бы ты ни отправлялась, чтобы с тобой ничего не случилось. Возможно, поэтому тебе показалось странным наше внезапное появление на пути к Конье. Что же до братьев… — Мустафа нахмурился и взглянул на посеревшее небо. — Если они погрязли во вражде, то уже ничто не остановит их, пока один не убьет другого. Я не хочу быть втянутым в интриги, ибо не смогу остановить того, что происходит между ними. Но в одном ты права: я скучаю по родным. Мне не хватает мудрости Джихангира, светлых глаз Михримах, смеха моих красавиц-дочерей, голоса матери. И особенно, — Мустафа судорожно вздохнул и повернулся к Азур, — мне не хватает отца. Я скучаю по его силе, справедливости, отваге на поле битвы… Скучаю по отцу, которого я потерял в военном лагере год назад.       Шехзаде замолчал и внимательно посмотрел в глаза жены.       Через минуту он добавил:       — Я счастлив, что увидел тебя. Но прошу, возвращайся назад…       — Нет, — Азур мотнула головой и нахмурилась. — Я не могу снова тебя потерять! Мустафа, я сделаю все, что ты пожелаешь, но не заставляй меня жить вдали о тебя!       Шехзаде придвинулся ближе. Теплое дыхание Азур коснулось его лица нежным дуновением и растворилось в прохладном осеннем воздухе, пропитанным дождем и запахом опавших листьев. И в тот же миг ледяная стена между ними растаяла. Мустафа наклонился к ней, и Азур ощутила мягкое прикосновение его губ к своим. Поцелуй захватил все ее существо так, будто он касался ее впервые.       И шехзаде чувствовал то же. Может, и правда будет лучше, если она не станет покидать его? Ведь с ее появлением он впервые за много месяцев снова почувствовал себя живым…

***

      Прошло несколько недель. В их течении Азур чуть ли не каждый день приезжала в дом, где жил Мустафа. Он был счастлив видеть жену, но так и не прислушался к ее словам о возвращении.       Однако Азур не отступала. Проявляя столь не свойственную ее мягкому характеру решимость, она намеревалась вернуть шехзаде жизнь, достойную его. Ради тех, кем дорожила она, и тех, кем дорожил сам Мустафа. И в этом ей мог помочь один хорошо и давно знакомый человек. Человек, умеющий убеждать и бывший когда-то близким к султану. Азур была уверена, что он сможет помочь Мустафе. Осталось лишь все ему рассказать.