Сердце льва. Противостояние

      Прошла пара недель. В их течении Мустафа медленно, но верно начал поправляться. Первое время он лежал без сознания, но вскоре противоядие стало действовать, и он открыл глаза.       Махидевран и Михриниса сидели у постели шехзаде и держали его за руки. Рядом на тахте сидели Михрумах и Мехмед и тихо о чем-то переговаривались.       Михриниса устало опустила голову и накрыла руку Мустафы теплой ладонью. Шехзаде Мехмед слез с тахты и, подойдя к матери, обнял ее темноволосую кудрявую голову. Михриниса подняла на него усталые глаза и невесело улыбнулась.       — Матушка, прошу вас, не отчаивайтесь, — произнес Мехмед. — Я уверен, отец выздоровеет. Обязательно выздоровеет.       — Надеюсь, дорогой, — Михриниса с нежностью взглянула на сына.       — Может, попробовать помочь ему как-нибудь еще? — осторожно проговорил шехзаде. — Например, опросить Айпери-хатун. Я уверен, она может рассказать о чем-то, что поможет отцу…       Долгое время Мехмед не решался заговорить об Айпери. Известие о том, что она отравила Мустафу, потрясло юного шехзаде. Он довольно сильно привязался к девушке, был почти влюблен в нее и потому пребывал в ужасном замешательстве. И все-таки Мехмед не мог поверить, что Айпери решила убить его отца по своей воле. Наверняка ее кто-нибудь заставил из врагов шехзаде, думал юный наследник, и, поговорив с ней об отравлении, можно все выяснить и о недоброжелателях.       Но Махидевран Султан так не считала.       Она нахмурилась и строго взглянула на внука:       — Не произноси при мне имя этой проклятой, Мехмед. Мустафа поправится, и я всю душу вытрясу из этой негодной девчонки! Она ответит мне за страдания сына!       Мехмед умолк и с грустью взглянул на кровать. Внезапно его глаза расширились, лицо озарила улыбка.       — Отец! — воскликнул шехзаде.       Махидевран и Михриниса подняли головы и встретились взглядами с Мустафой. Он смотрел на них и слегка улыбался уголком рта.       Слезы радости брызнули из глаз госпожей. Они вскочили с места и принялись целовать Мустафу в щеки, лоб и виски. Обрадованная Михрумах выбежала в коридор и помчалась в сторону покоев матери.       У входа в общую комнату девушек она наткнулась на Фидан-калфу, разговаривающую со служанкой.       — Госпожа? — удивилась калфа.       — Шехзаде очнулся! — выпалила юная принцесса и побежала дальше.       Лица девушек мгновенно озарили улыбки, они стали радоваться и крепко обнимать друг друга.       Фетхийе наливала Айше миндальный суп, но легкая фигурка Михрумах с рассыпавшимися по плечам крупными локонами, застывшая в дверях, заставила ее руку повиснуть в воздухе.       — Что случилось, дочка?       — Дядя очнулся, матушка! Какое счастье!       Радостно вскрикнув, Айше выскочила из-за стола и побежала в покои шехзаде. Следом за ней пошла Михрумах. Фетхийе встала из-за стола и, пытаясь унять дрожь в коленях, тоже направилась в покои Мустафы.       Когда она появилась в комнате, лекарь уже осмотрел шехзаде. Он все еще был слаб, но признаки отравления отступали. Заметив Фетхийе, Мустафа кивнул ей. Она кивнула ему в ответ и улыбнулась дрожащими губами.       Пока лекарь разговаривал с Махидевран и Мехмедом, а остальные были заняты шехзаде, Фетхийе незаметно вышла в коридор. Остановившись у каменной колонны, она прислонилась к ней, и… слезы закапали у нее из глаз.       Во время болезни шехзаде Фетхийе старалась не опускать руки и поддерживала всех, несмотря на то, что ее душа была готова разорваться от переживаний. Теперь же, когда Мустафа открыл глаза, все, что скопилось у нее внутри за эти нелегкие дни, выплеснулось наружу.       — Матушка? — голос Айше заставил Фетхийе открыть глаза и посмотреть на дочь.       — Да, Айше, — ответила она.       — Почему вы плачете? Машаллах, все хорошо!       — Я испугалась, дочка, — Фетхийе вытерла слезы и слегка улыбнулась.       — Чего? — спросила Айше, пожав плечами.       — Так… Ничего, все в порядке. Идем назад.       Фетхийе стерла с лица остатки слез и вместе с дочерью вернулась в покои шехзаде.

***

      Я — Лаура. Я была у мамы первым ребенком. Милой папиной дочкой. Любимой старшей сестрой. Словно свежий цветок, словно не видевший бурь кипарис, словно безмятежное море.       Я — Лаура. Здесь я познала тоску в окружении величайших богатств. Тьму, скрывающуюся за блеском драгоценных камней. Дьявола, прячущегося за прекрасным лицом. И глубокое, как море, кристально-чистое сердце шехзаде.       Я — Айпери. Я готова принести себя в жертву. Я тосковала, я потеряла надежду, прошла через предательство.       Я иду. Прошлое — это увядающая алая роза. Прощай, все. Прощай, мое прошлое. Я порвала все нити. Я расправила крылья. Я готова отдать жизнь из-за любви.       Я — Айпери. Сейчас я поздороваюсь с небом. Я иду, чтобы заново родиться. Я иду по шипам, по горящим углям. Я иду, чтобы, словно Феникс, сгореть и возродиться из пепла…       Айпери разбудил яркий солнечный луч, упавший в лицо. Она зажмурилась и с трудом открыла глаза. Приподнявшись с пола, девушка тряхнула головой. Услышав скрежет замка, она напряглась: слишком давно к ней никто не заходил. Только стража заглядывала в темницу по утрам и вечерам и приносила еду и воду.       Дверь открылась, и в темницу вошел стражник, которого Айпери прежде не видела. Он поставил перед ней медный таз с водой и положил рядом белый сверток.       — Что это? — спросила она.       — Тебя решено казнить, Айпери-хатун. Переодевайся и выходи поживее.       Казнить? Айпери на мгновение похолодела. Но страх уступил место спокойствию. Казнить… Что ж, она заслужила этого. Это все равно должно было случиться, пусть и не в тот день, когда ее уличили в предательстве.       Айпери раскрыла сверток и вытащила из него платок и белое тонкое платье. Умывшись, она переоделась в него и накинула на голову платок. Выдохнув, девушка постучала в дверь. Стражники открыли ее, и она вышла наружу.       Айпери шла по длинному коридору, который освещался факелами. Было раннее утро. Солнце еще не посетило этот уголок дворца, и потому на стенах, мимо которых шли Айпери и два стражника, оставались их огромные темные колыхающиеся тени. Платок спал с головы, но она не заметила этого…       Стражники указали ей на темную резную дверь в конце коридора. Как только Айпери подошла к ней, они распахнули ее, и тонкую фигуру девушки озарил солнечный свет, от которого ее одеяние вспыхнуло кристально-белым цветом.       Айпери медленно открыла глаза. Прежде в этом месте она не бывала. Айпери стояла на крыльце у входа в темницу; прямо перед ней, внизу, располагалась небольшая площадка с мраморным постаментом посередине. Палач ждал там, держа в руке острую саблю.       Айпери подняла глаза и посмотрела вперед. На противоположной стороне располагалось другое крыльцо и другая дверь, светлее той, из-за которой она вышла. Сердце Айпери бешено заколотилось, щеки вспыхнули румянцем: она увидела шехзаде Мустафу на противоположной стороне. Рядом с ним стоял Ташлыджалы, а немного поодаль — стража.       Не дав девушке опомниться, стражники взяли ее под руки и спустились по лестнице на площадку. Связав за спиной руки, они опустили ее на колени, положили ее голову на мраморный постамент и отошли назад, ко входу в темницу.       Палач с некоторым сожалением посмотрел на Айпери, в безмолвии склоненную у постамента. Он отнимал столько жизней, видел столько осужденных на казнь, но даже его поразили ее стойкость и твердость. Он положил лезвие сабли на шею девушки и повернулся к шехзаде.       Мустафа был настроен решительно. Его брови сдвинулись, губы сжались в тонкую линию. Правая рука шехзаде была поднята. Оставалось только махнуть ей, и палач опустит саблю на шею девушки. Айпери зажмурилась. Она чувствовала ледяное прикосновение стали к коже… Еще миг…       Однако ничего не произошло. Палач отложил саблю в сторону, поставил Айпери на ноги и стал развязывать ей руки. Ничего не понимая, Айпери встряхнула головой, чтобы отбросить назад волосы, и посмотрела вперед. Мустафы на крыльце не было…