Цена репутации

Жизнь Тэхёна никогда не отличалась чем-то особенным. Да и интересной она, по его скромному мнению, не была — в школе в больших компаниях не зависал, в универе по капа-пати не ошивался; даже в отношениях не был толком, о чём уж там говорить. Но были у этого и плюсы. Как минимум, его обошли стороной тяжёлые расставания или предательства тех, кому он доверял. Все проверенные, знакомые, но не без дури — тут уж себе под стать. — Не, ну я говорю вам: рубит, что не могу просто, — возмущается где-то на заднем плане Хосок, едва не роняя голову на сложенные на столе руки. — Десять вечера, Хос, ты шибу дал? — Ему по макушке прилетает от Минсока ежедневником, который тот заполнял последние десять минут. Ритуал, как никак — не отменишь даже при условии нахождения в гремящем басами клубе со вспышками света. Может, потому и так долго. Его успешно игнорируют, лишь завывая в собственные руки. Выпил Хосок не много, но его и от запаха развозит до состояния нескончаемых причитаний и режима «отрубиться на любой поверхности». Приходится заказывать кофе — хоть так его взбодрить, а то совсем не дело: пришли полчаса назад, а один уже вне себя. Впрочем, Тэхен согласен — поспать было бы супер. — Вы только посмотрите! Ещё один отключается! — по колену прилетает на этот раз от Сэбёль. Удар у той не сказать что сильный, но меткий — нога под столом дёргается, едва тот не переворачивая. Хосок на панике подрывается, оглядываясь по сторонам. — Землетрясение?! Минсок на пару с Сэбёль закатывают глаза и одним махом опрокидывают по стопке. По сравнению с ними, эти пить умеют. Хотя Тэхён, признаться, даже не начинал — заказал себе ананасовый сок, и радуется жизни. Раз уж его вытащили в клуб (что бывает крайне редко — настолько, что впору отмечать день в календаре как праздник), то постарается хотя бы не отрубиться в самом начале вечера. Ещё же и клуб выбрали какой-то крутой — прошли только по знакомствам Минсока. Сегодня ведь и правда праздник. Его персональный, конечно, но друзья затащили его на радостях «отмечать» настолько резво, что Тэхён даже сопротивляться не стал. Не каждый день твой сценарий выбирают для новой короткометражки мультсериала. Не мечта всей жизни, конечно, но более, чем потрясающе, чтобы согласиться сегодня «отметить». Тэхён даже затыкает в себе внутреннюю паникершу, которая с людьми не сказать чтобы умеет контактировать. Сегодня, так и быть, он побудет в реальности. Стопка сменяет другую — Тэхён же наконец заказывает первый коктейль. Почти не чувствует, всё затирается странным чувством во всём теле: музыка окутывает сознание, биты отдаются в сердце ударами; привычный для клуба поп сменяется хип-хопом, погружая атмосферу в дымку подскочивших рейтингов. Тэхён сам не понимает, как это происходит, но чувствует, что и его словно погружает в это — тяжелее, туманнее, жарче. Хочется танцевать не ради танца — ради того, чтобы запрокинуть голову назад и погрузиться всем телом в эту вязкость самого воздуха. Обычно такое ему чуждо, но сегодня почему-то даже нравится. Когда даже музыка и то — возбуждает. — Твоя улыбка меня пугает, — вырывает из омута голос Хосока, судя по всему, немного очухавшегося после большой порции американо. Тэхён переводит на него взгляд, вскидывая бровь. Волосы у того растрепались, пиджак потерялся где-то за спиной, а лицо настолько очевидно припухло, что странно, как тот ещё не начал затирать про несправедливость лишения Плутона статуса планеты. Смешной такой — Тэхён фыркает, вызывая напротив приступ недовольного кудахтанья. Даже речью не назовёшь. — Ты как хинкаль, — признаётся Тэхён. На фоне завывает Сэбёль, начиная громко хохотать от такого сравнения, на что улыбка сама по себе расплывается шире. Хосок решает не ограничиться одними охами и подлетает на ноги, бросаясь через стол, чтобы следом отомстить — щекочет как в последний раз, ну точно садюга. Остальная компания только громче смеётся, не спеша спасать. Кажется, Тэхёну стоит пересмотреть свои представления о дружбе и том, стоит ли вообще этих людей называть таковыми. Предатели. Спасение появляется откуда не ждали — на весь клуб играет любимый артист Тэхёна, и Хосок на автомате отпускает. Так сказать, любимая музыка это святое. Остальные понимающе кивают и вскидывают стаканы — когда только успели заказать ещё? Старая традиция: когда где бы то ни было начинает играть любимая музыка одного из них — мир останавливается и разговоры смолкают. Продолжаются лишь по окончании. С этим больше всего повезло Сэбёль — та фанатит большинство современных к-поп групп, а в Корее они звучат, ну, мягко сказать, часто. Хосок ещё её понимает, тогда как Тэхён с Минсоком настолько далеки от этого, что их впору называть пещерными людьми. Особенно Тэхёна — Минсок хотя бы по сторонам на улице смотрит и ориентируется в лицах главных звёзд. У Тэхёна же образ жизни простой: плотно закрытые блэкаут шторы 24/7, доставка продуктов и минимум социальности. Друзья называют его хиканом. Сам же он не признаётся, но внутри в принципе с ними согласен. Трек заканчивается и сменяется следующим — вроде Зико. Тэхён больше разбирается в западных артистах, чем корейских — не вините его. Сэбёль хлопает по столу, привлекая внимание. Судя по цепкому взгляду, что-то бродит в голове и ждёт момента быть озвученным. Но пока что она лишь встаёт со своего места и поднимает выше стакан, словно собирается толкнуть тост. Следующие слова это только подтверждают. — Итак, товарищи. Мы собрались здесь, чтобы отметить первый профессиональный контракт нашего маннэ. Тэхён-и, — взгляд обращается на него, вынуждая фыркнуть, но совершенно беззлобно, — обещай, что когда станешь известным на весь мир сценаристом, то не забудешь своих стариков. Тэхён на это щурится. — Это ты меня так поздравила, или тонко намекнула, что известным я стану только к старости? Сэбёль широко улыбается, и не остаётся сомнений в истинном посыле её слов. Она складывает из пальцев сердечко и подмигивает. — Всё для твоего же блага, хорошка, не благодари! Хосок по правую руку хрюкает от смеха, едва не пуская носом кофе, и вдруг дёргается, как от тока. Следующим действием он достаёт из кармана джинсов телефон, но, судя по резко упавшему выражению лица, лучше бы он не читал пришедшее сообщение. — Всё окей? — спрашивает Минсок, выражая общие мысли. — Очередной отказ. Ничего нового. — Он допивает кофе залпом, даже не поморщившись. Видно, что лукавит. Голос звучит глухо, да и каждый из них знает, что это значит. Очередной отказ — это очередной камень в огород чужой самооценки и уверенности. Уже три месяца как, да с регулярностью, которой позавидовать можно. Хотя скорее — посочувствовать. Увы, наличие диплома о вышке не гарантирует, что тебе не придётся работать лишь бы где, а не по своей специальности. — Дерьмо эта взрослая жизнь, — заключает Сэбёль, вздыхая. У той за плечами тоже своя тяжесть. Противоположно Хосоку, она вынуждена вкалывать на двух работах с редкими свободными часами — даже не днями. Сегодня им ещё повезло. Подумать только, им всего по двадцать с лишним лет, а усталости, как за прожитые позади полвека. — Кто бы тоже не отказался от путёвки в санаторий? — задаёт вопрос Минсок, первым вскидывая руку; ему вторят и остальные. — На массажик бы, — горестно вздыхает Тэхён. Остальные стонут. — Не дави на больное. Мечтаю последний месяц. — А я в парикмахерской год уже не была. Год! Сэбёль окидывают неверящими взглядами, на что та картинно подливает себе в стакан ещё виски и выпивает залпом. — В пизду, — заключает она. Минсок не сдерживает смешка, прикрывая рот кулаком. — Не гигиенично. — Его прожигают недовольными глазами, вынуждая вскинуть вверх ладони. — А если серьёзно, то ты бы притормозила — завтра же смена в обед. Сэбёль в ответ наливает себе ещё и, не отрывая прожигающего взгляда от друга, подносит стакан к губам. — Я что сказала? — В пизду, — напоминает Хосок. Тэхён фыркает. — Именно. Чокаются со звоном стекла вчетвером, каждый за свое. Даже Тэхён решает присоединиться к общей алко-пати. — У вас тоже нет ощущения, что это лучшие годы? — спустя какое-то время спрашивает Минсок, прокручивая на пальце кольцо. — У меня иногда такое чувство, что сразу после школы и побега за рейтингами меня закинули в болото взрослой жизни, не дав времени на передышку, — вторит Сэбёль, получая в ответ согласные мычания. — Я даже когда в универ поступала, то думала: вот, здесь-то я оторвусь — как в кино прямо. А по итогу?! — Она вскидывает горящий от праведного гнева взгляд, заметно краснея щеками от алкоголя. — Стажировки с первого семестра и тонна зубрёжки ради ничего. Все оборачиваются на Хосока. Тот сидит мрачнее тучи, испепеляя стакан в своей руке, и они не сдерживаются, хлопая того по плечу. Не говорят ничего — уже озвучивали достаточно; тому это и не нужно. Вдруг Сэбёль подрывается на ноги, громко хлопая в ладоши, чем привлекает внимание не только каждого за столиком, но и тех, кому не повезло стоять рядом. Ещё бы её это трогало, конечно. — Если молодость проходит мимо, нужно заставить её обернуться и подойти ближе! Порой подруга неплохо так Тэхёна пугает — особенно, когда говорит таким тоном и сверкает глазами. Честное слово, не знай он её со школы, подумал бы, что иногда в неё вселяются демоны. Больно уж рьяно та зажигается. Однако в этот раз градус и общее упадническое настроение даже не думают с ней спорить. Может, они элементарно устали. Не разберёшь. Музыка уже давно становится размытым фоном, лишь изредка стуча по мозгам. Вот же магия ночи. — И что ты предлагаешь? — немного заплетающимся языком спрашивает Хосок, катая из одного уголка губ к другому веточку коктейльной вишни. — По одному обязательному заданию для каждого. Сделать что-то такое, чего уж точно не ожидаешь от этого человека, но что идеально впишется в историю «бурной молодости». Переспать с первым встречным, набить глупую татуировку, сделать пирсинг в носу, уволиться с ненавистной работы и устроиться на совершенно рандомную, закатить вечеринку — идей много. Каждая из них тупее предыдущей, совершенно не здравая, но… и пусть? Это время у нас одно, и, может, стоит впервые наконец позволить себе глупость? — она заканчивает монолог с глубоким вздохом и расплывается в широкой улыбке. Где-то позади гремят басы очередного к-поп трека, но никто уже не обращает на музыку внимания. Возможно, в этом виноват алкоголь, а, может, и общая усталость от своей реальности, но идея плавно проникает в сознание, распространяясь по мыслям, словно вирус. Позволить глупость? Они переглядываются между собой и негласно признают — уже согласились. У каждого из них своя усталость: затворничество, месяцы неудач, одиночество, слишком большая ответственность, побег времени, апатия, отчаяние… Да. Пожалуй, «глупость» — это то, что нужно. Хоть раз в жизни.

***

У Тэхёна в жизни редко когда бывали ситуации, позволяющие полного отпущения себя. «Дать себе свободу» звучало словно история про кого угодно, но не Тэхёна. В десять его силком забирали из театрального — нельзя, Они выше этого. И знал бы ещё он, кто эти чёртовы «Они», может, было бы не так обидно. Из череды секций и кружков, театр и постановки были единственным, что искренне его зацепило в тогда ещё совсем юном возрасте. В пятнадцать — никаких отношений, дома быть в девять и «твои друзья мне не нравятся». В девятнадцать — лингвистический. Или грант, или «больше не увидишь поддержки». А без поддержки как? Особенно, когда всех друзей распугали жёсткие рамки «дома в девять» и «так себя не ведут», «с такими не общаются». К двадцати четырём — диплом, загоны загонами погоняют, потеря себя, кажется, безвозвратно. Одиночество готово было породить абсолютное затворничество и потерю желания к чему бы то ни было. Но спасибо упрямству друзей, названных «теми, с кем вредно общаться» — вырвали с боем из золотой клетки и научили как это — когда, по-настоящему, поддерживают. Каждый со своим кладбищем скелетов за спиной, но с одним на каждого знанием, что рядом стоят те, кто научит не бояться монстров в шкафу. И проблемы разделит на четверых, ведь так решать их проще. Если творить глупости, то тоже — или вместе, или поддерживая и разбирая последствия. Но некоторые события… разруливать придётся самостоятельно. Это один из пунктов, обязательный для исполнения по плану Сэбёль. Поддержка — да. Но не решение чужих проблем. Мерзко по-взрослому. Хоть и с пинком «творить молодость самому, но без безумства». И вот, он здесь. В двадцать шесть Тэхён впервые оказывается один на один перед реальной жизнью и задачей «провести ночь так, словно завтра не наступит». Сказать, что ему, будучи настоящим затворником с океаном комплексов и волнений, не страшно — соврать. Нагло и с оттяжкой. Трясёт так, что к бару он через толпу прорывается на дрожащих ногах. Отчасти из-за волнения, но и в то же время… нетерпения? Стыдно признаться, но иногда ему искренне хотелось вот такого. Провести время так, будто ничего после него не ждёт. Лишь он и момент в настоящем, хоть раз. Поэтому за этими мыслями и чувством ожидания, ощущения жизни даже в ударах битов музыки о перепонки, он наполняет грудь воздухом и подходит к бару уже увереннее. Эта ночь — единственная. За ней не будет ничего. Он мысленно убеждает себя в этом, призывая хоть раз в жизни по-настоящему вздохнуть в моменте и не переживать о том, чего может не случиться. Не терять голову, но не позволять себе утонуть в мыслях о не произошедшем. Друзья остались за столиком — помогают Хосоку с его «заданием»: написать самое искренне-глупое резюме из всех возможных и отправить на полном серьёзе в несколько крупных компаний. Кто не рискует, тот глушит панику излишне ответственного Хосока в стакане заказанного «для храбрости» бурбона. На сегодня с глупостями всё — Минсоку и Сэбёль они только предстоят. Одному загадали то, что тот всегда хотел сделать, но боялся (негласно озвучили втроём ради его блага); Сэбёль же, будучи самой серьёзной из них четверых (как бы ни казалось обратного), теперь, вероятно, жалела о том, что в принципе предложила такой «челлендж». На самом деле, каждое задание было именно в том, чтобы сделать сокровенное, но по каким-то причинам так и не осуществимое ранее. И это, пожалуй, единственная причина, по которой каждый из них вообще на это решился.

***

Замечает он его не сразу. За барной стойкой не протолкнуться, так что и увидеть кого-либо из друзей не представляется возможным. Наклюкаться желания ноль, но немного расслабиться всё же надо. «Провести ночь, как будто завтра не наступит» — не оригинально, конечно, только всё равно хочется. Хоть раз. Просто отбросить любые переживания и страхи и рискнуть. Впервые в жизни. А для такого, как бы не было странно, нужна смелость. Алкоголь горчит на языке — Тэхён вспоминает, почему его терпеть не может в чистом виде, но назад дороги нет. Прикусывает лайм и кривится. Так ещё хуже. А на повороте его уже ловит насмешливый взгляд с соседнего места. Парень сидит один, потягивает что-то смутно напоминающее виски и поглядывает из-под кудрявой чёлки, судя по глазам, едва сдерживая смех от чужого недовольного лица. На вид ему не больше двадцати семи, одет хоть и просто, но, заметно, со вкусом. Быстрый взгляд оценивает его как более чем любопытного, хотя внутренняя душнила в Тэхёне всё равно цепляется за такие странности как приспущенная маска на подбородке и шапка в стиле каких-то гномов. Это в такой жаре-то? Несдержанно фыркает и внаглую вперивается взглядом в оппонента. Тот ведь так и не прекратил пялиться — пусть теперь переглядит! Они сидят достаточно близко, всего в паре метров, которые и вовсе сокращаются, когда между ними исчезает парочка, а парень в маске, не отрывая взгляда, присаживается по-соседству. Даже такое расстояние не позволяет Тэхёну смутиться — видимо, начал играть внутри алкоголь. Чувствительные рецепторы улавливают нотки чего-то подозрительно сладкого в чужом аромате — совсем не сочетается с тем, что Тэхён видит. Однако в следующий миг мимо проходит компания каких-то подвыпивших парней, и сладость отдаёт горечью — будто брызнули на язык передержанной чайной заваркой, и Тэхён прерывает гляделки, громко чихая. И говоря «громко» имеется в виду буквально — басы в клубной музыке перекрываются, отчего все сидящие поблизости рефлекторно вздрагивают. Вид чужого вытянувшегося лица изрядно поднимает настроение. Тэхён и не замечал за собой такое гадливое поведение. Спрашивается, что сегодня с ним вообще творится? (Разум подсказывает, что это от волнения, а ещё потому, что парень рядом более чем привлекательный. А Тэхён вечно ведёт себя будто Хельга Патаки — образ поведения с объектом симпатии такой, ничего поделать не может.) Выпить однако надо ещё — может, хоть так успокоит стучащее в перепонках сердце. Заказывает текилы. Черт с ним — мучаться завтра, так мучаться. Но не успевает он оплатить, как сидящий рядом парень подаёт голос, привлекая к себе внимание. (Будто Тэхен и так не пытался о нём не думать.) — За мой счёт. Бармен в ответ улыбается краешком губ и кивает, уже через минуту опуская напротив стопку. Остановить его Тэхён не успевает — замирает в шоке от понимания, что его впервые кто-то угостил. Но длится ступор недолго — за ним приходит смущение, которое пораждает ядовитость. Увы, колкость сдержать не удается, хоть и очень… очень пытается. Идиотская причуда — на приветливость отвечать сомнением. Тэхён оборачивается к незнакомцу полу-боком, одаривая недоверчивым взглядом со вскинутой бровью. — С чего такая щедрость? — голос выходит ниже обычного. Странно, как его вообще ещё слышно — музыка не смолкает ни на миг, разбавляемая только не менее шумными голосами людей. В клубе царит привычный пятнице хаос: не только тел, но и даже их запахов. Словно оказываешься в битком набитом летом метро, где отключены все кондиционеры, а люди разучились мыться. Большая причина, по которой клубы для такого затворника как Тэхён — место непривычное и точно не самое привлекательное. Парень меж тем просто пожимает плечами и, пригубив на мгновение свой напиток, произносит голосом намного мелодичнее, чем Тэхён ожидал услышать. Прошлая реплика как-то прошла мимо него, однако следующая… — Могу себе позволить. — И прячет улыбку в стакане, не делая глотка. Тэхён аж воздухом давится, но без возмущения. Скорее любопытства. Он хватает со стойки стопку и опрокидывает её в себя. Пьянеть, так пьянеть — и не только от чужих тёмных взглядов. Ещё и лицо такое — миловидное. Очень во вкусе Тэхёна, о чём он старается не думать. Хорошо хоть, текила не идёт носом от мыслей. — Что ж, рад за Вас. И спасибо, — всё же благодарит он, громко опуская стопку, но уходить не спешит. Мог бы, но почему-то остаётся. Незнакомец не теряет улыбки, также отставляя в сторону стакан, а после подпирает щёку кулаком, поворачиваясь корпусом полностью к Тэхёну. Смотрит, выискивает что-то в чужих глазах, и, видимо, так и не найдя — заметно удивляется, но будто даже расслабляется. — Познакомимся? — наконец озвучивает он, не отрывая внимательного взгляда. Не будь Тэхёну жарко уже, непременно бы взмок и раскраснелся от волнения. У него правда давно не было подобных ощущений. Это порядком смущает. А смущение, как помним, включает в Тэхёне режим Патаки. (Или же он так себя убеждает.) — Так это Вы так наше знакомство проспонсировали? Подкупом занимаетесь? Парень на это выпучивает забавно глаза, разражаясь после громким смехом. И качает головой. — Точно нет. Просто Вы кажетесь любопытным. — И спустя мгновение продолжает: — И красивым. Очень. Ой, зря он это, очень зря. Больше Патаки в Тэхёне только комплексов — особенно, касаемых его внешности. (Скажем спасибо нездоровому детству и школьным годам изгоя.) Тут уж яд сменяется откровенным недоверием, а алкоголь внутри поджигает разочарование. — Я сказал что-то не так? — Парень за стойкой склоняет голову к одному плечу, вскидывая в непонимании брови, и забавно округляя пухлые губы. Красивый, — думает Тэхён, — вот, кто по-настоящему красивый. Большеглазый, видно, уверенный в себе, что добавляет привлекательности. Даже кожа идеальная: ухоженная, здоровая. Такой кожи хочется касаться, в чём нетрезвый разум Тэхёна ему не отказывает. На ощупь тоже потрясающая. Наверное, вбухивает регулярно целое состояние, чтобы держать её в таком совершенстве. Сладкий запах подозрительно горчит. Тэхён уже хочет податься ближе, чтобы понять, что именно это за ноты, но его отрезвляет чужой напряжённый голос. — Эм… ты что это делаешь? Находит себя Тэхён в полуметре от чужого лица, прижимающим указательный палец к его щеке. Даже переход на неформальное обращение теряется, ведь какая суть разница вообще? Неловко. Так быстро он ещё не отлетал от кого-то, чудом не сваливаясь с барного стула — успел удержаться за стойку. Даже алкогольная дымка рассеивается, немного прочищая сознание. Парень напротив удивлённо моргает, видимо, уже с сотню раз пожалев, что вообще обратил внимание на этого чокнутого — Тэхён бы на его месте точно. Таким, как этот незнакомец, альфа — это становится окончательно ясно по пробивающимся в запахе ноткам чего-то земляного, — такие как Тэхён обычно не нравятся. Нужно быть реалистом. Он бормочет извинения, наверное, краснея, как придурок настоящий, и хочет уже встать, но его останавливает чужая ладонь на его собственной. И в следующий момент, не дав времени вскинуть удивлённый взгляд, щеки Тэхёна касается чужой указательный палец. А лицо незнакомца замирает в полуметре. Сказать, что он выпадает — ничего не сказать. — Я скопирую вопрос, — голос уходит в хрип, который, наверное, и не слышно за музыкой; кожа при этом буквально горит, когда за движением губ ощущается и чужое касание. Парень, однако, не кажется теперь смущённым — смотрит прямо в глаза и рук не отнимает. — Какого ты творишь? — Это и правда прикольно. Тэхён выпучивает глаза и думает, что ему послышалось. — Что?.. И парень разражается смехом, откидывая голову назад. Ну, хоть руки свои убирает, и на том спасибо. И хохочет, что слёзы на глаза наворачиваются — Тэхён и сам за собой не замечает, как усмехается тоже, не сдержав эмоций от неловкости момента. Он вроде никогда себя уж очень тупым не считал, но теперь начинает сомневаться. Когда парень, наконец, выравнивает дыхание и вытирает с уголков глаз набежавшие от смеха слёзы, сразу подзывает к ним бармена и заказывает повторить — предыдущее куда-то потерялось. — Итак, повторюсь: познакомимся? — снова спрашивает незнакомец, широко улыбаясь, и с ним даже спорить не хочется — уж больно взгляд лучистый. Иначе и не опишешь. — Тэхён. Девяносто пятого года. Парень довольно улыбается и щурит глаза, мол, и стоило столько ломаться? Наклоняется чуть ближе, чтобы не перекрикиваться, и Тэхён едва не вздрагивает. Простите слёзное, но пиздец этот парень вкусно пахнет. Уж неясно, парфюм такой, или свой собственный, но если это природа так расщедрилась, то большое ей спасибо — есть шанс пройтись рядом, наполнив лёгкие и всё сознание этим великолепием. Разум плывёт похлеще, чем от алкоголя. — Чонгук. Девяносто седьмого. Значит, младше. Впрочем, разницы не имеет — Тэхён отошёл от корейской культуры деления людей по возрасту, потому и не цепляется, когда тот решает продолжить говорить неформально. — Необычное имя для твоего возраста, — замечает он, получая в ответ улыбку. — Благодарю родителей, что хоть не Чунгук. А то они порывались. Тэхён не сдерживает смешка. Да уж, в школе бы за такое имя вряд ли пришлось легко. — Могу их понять. Если у меня когда-то будет ребёнок, то я назову его Кимчи. — Он пожимает плечами, скрывая улыбку за стаканом виски — даже не замечает, что случайно забирает чужой. Чонгук в притворном ужасе распахивает глаза и прикладывает к груди ладонь. Тэхён на это лишь фыркает. Не замечают, как за беседой и взаимными подколками проходит почти час. Делятся, что вообще приехали не одни, но у Чонгука друзья укатили буквально за пять минут до их с Тэхёном знакомства, да и он сам уже думал отчаливать — а тут надо же, и компания нашлась новая, и даже строится диалог. Тэхён успевает за это время отойти к своим друзьям, вспомнив, что вообще-то тоже приехал не один, однако те сообщают, что собираются уходить, поскольку Сэбёль в обед на работу, а остальная компания наклюкалась до икоты; поехать с ними он, понятно, отказался — хоть и смущался говорить это дико, уж очень новая компания показалась приятной. Подруга на это, с удивлением, но довольным кивком, только понимающе похлопала по плечу да подмигнула на прощание, не забыв напомнить о «голове на плечах». Ну да. А плечи — это где? А что такое голова?

***

Голос Чонгука завораживает. Не сказать, что он какой-то излишне томный, брутальный — или какие ещё бывают голоса? — но он приятный. Его голос хочется слушать и слышать даже фоном. Ухоженное лицо притягивает, омут глаз — топит в себе, а смех — вынуждает улыбаться тоже. У него красивая улыбка: широкая, искренняя. И только естественней она становится, когда они отходят от толпы к небольшим вип-зонам, огороженным каждая за плотными шторами. И Тэхёну бы впору напрячься — уходить куда-то в закрытые помещения с незнакомым человеком не супер, однако мысли его витают в ином направлении: ему спокойно. Подозрительно и очень ему несвойственно, и хотя бы это должно напрягать, но почему-то не. Чонгук сидит как обычный человек, а не как тот, кто собирается заваливать Тэхёна на первой же горизонтальной поверхности и трахать до хрипоты и синяков на коже. Он говорит не как тот, кто намеревается завоёвывать — и чем дальше, дольше, тем легче идёт их диалог, тем несдержанней звучит их взаимный хохот, и тем желаннее становится здесь находиться. Доверие комфортит на максимум. И это подкупает. Признаться, когда перед Тэхёном на сегодня поставили целью наконец повеселиться и пожить настоящим, то он и не думал, что веселиться — простое человеческое общение — будет таким приятным. Он, конечно, не думает, что Сэбёль под «весельем» подразумевала именно это, но какая разница? Ему более чем отлично уже. И только лучше становится, когда Чонгук садится прямо напротив и, опустив локти на свои широко расставленные колени, наклоняется ближе, подозрительно щурясь. Тэхён в этот момент затирал длинный монолог о своём следующем сценарии — до этого они уже успели обсудить любимые мультсериалы и Тэхён даже хвастанул, что его сценарий впервые выбрали для короткометражки. И этот взгляд вынуждает в секунду замолчать, отвечая на него не менее подозрительным; копирует даже позу, отчего их лица замирают слишком близко для обычно стеснительного с незнакомцами Тэхёна. Ему с этим парнем отчего-то легко — обычно он нелюдимый до уровня сидения в углу и уткнувшись в телефон. А тут посмотрите — раскрепощается, говорит как человек с другим человеком. Ну не иначе как магия ночи или «эффект попутчика». Даже о наболевшем успели поныть друг другу: один — что люди порой сводят его с ума, а Тэхён, в свою очередь, что очень с ним согласен. Сошлись два социофоба, ничего не скажешь. — Почему ты так смотришь? — он не выдерживает. — Думаю. Ну замечательно. Какой вопрос — такой и ответ, да? Тэхён прищуривается. — А если по лбу? Напротив даже не реагируют — всё испепеляют взглядом, и не думая прерываться. Пока, наконец, не подают задумчивый голос. — Просто я вспомнил твою реакцию на мой комплимент и задумался. — Это когда? — не понимает. Они много что уже успели наговорить друг другу — сидят ведь уже часа три, не меньше. Однако какой-то особенной реакции за собой не запомнил. Может, всему виной развеявшаяся алкогольная дымка. Последний час они только ели (за счёт Чонгука, который «может себе это позволить», а Тэхён только рукой махнул, мол, делай, что хочешь, раз такой мажор). Ну и кофе поверх запивали, чтобы мозги прочистить. Удивительно, как приятная компания сразу откидывает желание затирать воспоминания о ней дурманом алкоголя. Хочется всё помнить. Даже если знакомство продлится всего ночь. — Когда я сказал, что ты красивый, — напоминает Чонгук, поджимая губы. Тэхён фыркает и только рукой машет. — Не смеши меня, — мгновенная реакция. Чонгук на это хмурится. Не понимает? — Я говорю серьёзно, вообще-то. Не пытаюсь подкупить, или ещё что, не думай, — голос меж тем ровный. Не такой, каким обычно пытаются смутить или соблазнить, а словно погоду сообщает — спокойно, мягко. Будто это что-то естественное. Вот только для Тэхёна это не так. — Извини, но я не верю. Не потому что набиваю цену, а потому что внешность… — он запинается, — это немного не обо мне. Особенно для таких как ты. Я же не идиот. — Тогда в ответ и ты извини, но что значит «для таких как ты». Каких? — серьёзнеет. Тэхён сглатывает набежавший ком в горле. И отводит взгляд, откидываясь на спинку дивана. — Которые знают, как быть совершенными. Которые над собой работают больше, чем кто-то работает в принципе. Такие как я, — он показательно указывает на себя ладонью, — до таких как ты, — на Чонгука, — не дотягивают, чтобы быть по-настоящему «красивыми». Сказать, что взгляд Чонгука мрачнеет — промолчать. Однако уже в следующий миг он словно скидывает это с себя и отводит глаза. — У кого-то проблемы с самооценкой? Тэхён пожимает плечами. — Это реальность. — Это стереотип, — твёрдо произносит он, выделяя тоном последнее слово, и смотрит прямо в глаза. И хоть его голос не теряет некоторой мягкости, видно, что слова его задели. Ну вот. Кажется, он его обидел, а ведь говорил только про себя. Талант — не иначе. — Прости. — На это Чонгук лишь качает головой и беззлобно хмыкает. — Не извиняйся. Мне приятно, что ты оценил мои способности «быть совершенным», хотя обычно люди просто говорят «ты хорошо выглядишь». Тэхён закатывает глаза. — Это принижение чужого труда. Ты небось в качалке уже прописался, столько пахать. На это Чонгук не сдерживается и смеётся, роняя голову на спинку дивана. Тэхён уже упоминал, что не может не улыбнуться на чужой смех? Если нет, то признание, официальное: веселье заразно. И Чонгук лишь подкрепляет это, когда лукаво подначивает. — А ты, значит, уже успел оценить? — Что именно? Чонгук хитро щурится. — Ну как же — труды моего «места жительства»? На это первым не выдерживает уже Тэхён, едва не подавившись кусочком хлеба, который успел закинуть в рот. Даже не замечает, как подсаживается к Чонгуку ближе — чтобы недалеко было тянуться за щелбаном. Но не успевает — его руку ловят за запястье, удерживая в нескольких сантиметрах от своего лица. Словно на рефлексе. Хочет уже пошутить, сказать что-то, однако осознание, насколько близко они оказываются, мигом сбивает спесь. В горле встаёт поперёк дыхания волнение, не давая глотка воздуха. И судя по отпустившим его руку пальцам, понимает это и Чонгук. На одном небольшом диванчике в вип-зоне, согнув одну ногу в колене, они оказываются повёрнуты лицом к лицу — намного ближе, чем до этого. И если прежнее соседство за одной барной стойкой подразумевало и более близкое расположение, то тогда смущению не давало зародиться нахождение рядом толпы и громкой музыки. Здесь же… Полумрак тусклых светильников и приглушённая плотными шторами и отдалением от источника музыка порождают атмосферу куда более интимную, чем Тэхён, возможно, испытывал за всю свою жизнь. А на смущение его привычная реакция — атака. Или проще — перевод темы. Потому он, притворно изображая уверенность, хватает со столика какой-то стакан и залпом его осушает. И только после того, как жидкость стекает по его пищеводу, до него доходит, что чужие напитки пробовать — себе дороже. Кривит его похлеще, чем от эспрессо. Ух, лучше бы это был он. — Сколько тут сахара?! — кряхтит он, едва не задыхаясь, и даже не смотрит в сторону захохотавшего рядом Чонгука. Тот лишь пожимает плечами в ответ и, пригубив тот же стакан, отпивает с удовольствием столь ужасный для Тэхёна напиток, а после — широко улыбается, — видимо, слишком забавно наблюдать за чужими страданиями. А Тэхён замирает. Чёрт подери. Впервые за всю свою жизнь он встречает человека с настолько сексуальной улыбкой. И впервые за этот вечер позволяет этой мысли в нём остаться. Впервые, впервые, впервые. Как много всего впервые. Кажется, Чонгук замечает перемены в чужом настроении, отчего в удивлении вскидывает бровь, ничего не спрашивая вслух, и наклоняется ниже; их колени соприкасаются, пуская по телу мурашки. Тэхён с первого же взгляда старается не смотреть ниже чужого лица — больно горячо. Заметно, что Чонгук много работает над собой, это вызывает восхищение. Но честно — лучше бы в этих чувствах было только оно, ведь загляни Тэхён в себя поглубже и дай мыслям волю, стыдно за себя будет очень. Он не любит такое и себе такое позволять не станет. Однако эти чёртовы колени в разрезах на джинсах, что прижимаются сейчас вплотную к его собственным… — Если не перестанешь смотреть на мои ноги, то я на твои тоже смотреть буду. По рукам? — прерывает его поток спутанных мыслей чужой голос, и Тэхён сам не замечает, как кивает. Да пусть смотрит, не жалко. Благо, смотреть у Тэхёна не на что. Другое дело — человек напротив. Едва удаётся себя одёрнуть. Да что с ним происходит сегодня?! Тэхён наконец обращает внимание вверх, тут же сталкиваясь с чужим внимательным взглядом. — Что? Чонгук молчит, и уже в следующий момент опускает взгляд ниже его лица и ведёт по всему телу. Спасибо хоть возвращает обратно почти сразу — не так неловко. И вдруг серьёзнеет, сразу теряя прежнюю миловидность. Дьявол подери. Да что же такое?.. Слишком хорошо, чтобы теперь смотреть даже в его лицо. Стена позади Чонгука кажется поразительно интересной. — Тэ, — зовёт он, обращая на себя внимание. Даже дёргает немного — голос больно приятный, ещё и сокращение это… у Тэхёна свои слабости, поймите верно. — Эй, посмотри на меня. Сделать это непросто, однако он себя перебарывает, снова встречаясь с чужим взглядом. — Я тебя как-то напрягаю? Теперь настаёт очередь Тэхёна хмуриться, и он качает головой. — Не в этом дело. Просто непривычно. — Что именно? — спрашивает заинтересованно. — Ну, знаешь, — он кивает на самого Чонгука, приподнимая уголок губ, и обводит рукой небольшое помещение, — всё это. — Понимаю, — хмыкает в ответ. Как-то даже невесело. — Неужели? — Поверь. — Чонгук пожимает плечами и откидывается на спинку дивана, увеличивая между ними расстояние. Даже воздух, кажется, остывает — только сейчас Тэхён замечает, насколько раскалённым он ощущался. Тему не продолжают — как-то атмосфера между ними меняется. Громкий смех переходит на негромкую беседу, широкие улыбки — на долгие взгляды; а запахи заметно тяжелеют. Виной ли тому общая атмосфера, момент или всё разом — не знают. Однако в один момент Тэхён застаёт себя за тем, что внаглую пялится. Пока Чонгук сидит к нему полубогом, что-то печатая в телефоне (как признаётся, друзьям, с которыми сюда пришёл, но так же, как и Тэхён, остался), он, пользуясь случаем, оглаживает его тело взглядом. Разворот плеч, натянутую в районе груди (мамочки…) чёрную футболку, даже тяжёлые ботинки на ногах — всё это кажется ему настолько совершенным, что диву даёшься просто. Как простой человек может быть таким?.. От откровенного разглядывания его отвлекает мелькнувшая перед глазами рука, и в следующий же момент её обладатель и сам привлекает внимание. — Я, наверное, пожалею, но… ты не хотел бы потанцевать? — И выпрямляется в полный рост, протягивая ему ладонь, за которую Тэхён и сам не замечает, как хватается. По привычке, может. Скажи ему Чонгук сейчас шагнуть в пропасть — и не задумается. Приворожил будто. Это даже неловко. Вне вип-зоны шумно — Тэхён и забыл, насколько. Сгустившиеся запахи сплетаются в какую-то агонию, а музыка долбит басами так, что приходится кричать друг другу, чтобы услышать хоть что-то. И хоть алкоголь почти выветрился, лёгкий туман ещё не прошёл. Или иначе объяснить, почему Тэхён жмётся вплотную к чужому торсу он не может. На него не похоже, ну да и чёрт с ним. Заходят почти в эпицентр хаоса — вокруг все на драйве, смеются и двигаются, словно от ударов электрошоком, который им отчего-то в кайф. Заводятся как по цепной реакции, без шанса на спасение. Пытаются влиться в тусовку — даже смешно, как усердно: раскраснелись, выкрикивают слова песни, хохочут вновь, чисто по фану исполняют танец Уэнсдэй лицом к лицу, почти вплотную прижимаются толпой. Тэхён и не думал, что может быть так. Трек сменяет следующий — он хотя бы знакомый. Не сговариваясь, друг другу улыбаются — успели обсудить любимую музыку и сошлись, что этот исполнитель — топ. Чонгук наклоняется и кричит что-то, только вот совсем не слышно, что. Но Тэхён на автомате кивает и тут же едва не падает, когда кто-то сзади его толкает, практически впечатывая в рядом стоящую компанию — назад отшатывает прямо в чужие тёплые руки. В панике оглядывается, но встречается с уже знакомыми глазами, заметно расслабляясь. Не долго думая, прижимается плотнее — толпа теснит их друг к другу, и кто они такие, чтобы сопротивляться. Не сказать, что танцевать в таком положении хоть сколько-то удобно — они, скорее, просто стоят обнимаются посреди массового веселья, однако никто не решается спорить. А после… накатывает тьма. Трек сменяется какой-то откровенной порнографией. Атмосфера заметно сгущается, и хоть пространство вокруг перестаёт так сильно давить со всех сторон, а люди прижимать их друг к другу, объятия становятся теснее, ощутимей. В том самом смысле, что глаза закрываются сами по себе, а тело отдаётся в чужие руки. Тэхён шумно выдыхает, чувствуя вдруг на своей шее горячее дыхание, но не спорит — просто не может. Впервые он решает и правда себя отпустить. И чёрт подери, он точно будет об этом жалеть, но просто не хочет, чтобы это заканчивалось. Поэтому он откидывает голову назад, обнажая шею. Будь что будет. И когда позади него раздаётся судорожный вздох, а следом тело прижимается к нему ближе — Тэхён позволяет себе прочувствовать это. Шея обжигается о чужие губы. Чонгук обвивает его талию, притягивая к себе вплотную, и медленно ведёт дорожку из поцелуев — от плеча и выше, пока не замирает дыханием напротив уха. Цепляет зубами мочку, пуская по всему телу мурашки, глубоко втягивает носом воздух, почти ощутимо наслаждается. И Тэхён сам за собой не замечает, как отвечает на это. Сгустившийся аромат дурманит рассудок окончательно. — Мы думаем об одном и том же? — жарко выдыхают ему на ухо, поглаживая через ткань футболки по животу. И Тэхён сглатывает; разворачивается в объятиях, заглядывая в чужие глаза, и чувствует, как тонет. Он точно пожалеет об этом. Однозначно. Но о чём именно? В чужих глазах бушует огонь. Неугасающее пламя, способное выжечь дотла и не оставить после ни следа от прошлого. Тянет к себе, словно магнитом, завораживает, окружает, не оставляя и шанса на побег. Восхищает. Тэхён чувствует, что сгорает уже. И потому кивает.

***

Дорогу до квартиры Чонгука он запоминает смутно. Наконец получивший свободу от лишних мыслей и загонов мозг без конца подкидывал картинки, как и что они могут и будут с Чонгуком делать, когда останутся одни, а это в свою очередь рождало более чем сотню проблем в районе чонгуковых рецепторов и его же нервной системы. Так уж устроена физиология — природный запах выдаёт всё и даже больше, фоня феромонами так, что воздухом давится даже девушка-водитель с переднего сидения. Чонгук на кой-то чёрт напяливает на них маски. Будто они ниндзя какие, в самом деле, но Тэхён ему позволяет — мало ли какие у кого загоны. Держит за руку, вцепившись до красных отметин, высовывает голову в открытое нараспашку окно — что угодно, лишь бы хоть немного привести себя в чувства. Не запах, а настоящий ботанический сад. А Тэхён, может, совсем дурной, но чёртов запах почвы — это что-то для него за гранью восхищения. Будь возможность Чонгука куснуть, он бы это сделал. Впрочем, возможность сегодня ещё представится. Внутренности скручиваются от волнения умноженного на нетерпение. Сам себе не верит, что мало того что сексом сейчас займётся, ещё и с почти незнакомым ему человеком, альфой, которого знает не больше нескольких часов. Скажи ему кто утром, что вечер он закончит так — никогда бы не поверил. Но вот он здесь, а вот — Чонгук, который уже тянет его за руку в сторону какого-то дико люксового жилого комплекса с охраной в пятнадцать этапов и столько же этажей на лифте вверх. Вроде атмосфера и подпаляет, однако рот на замке удержать не выходит. — Ты какой-то чеболь, что ли? — не выдерживает Тэхён, когда они уже выходят из лифта и останавливаются у одной из дверей. Всего на этаже их три: по одной на каждый поворот. Представить страшно, какие квартиры внутри по размеру — это же дворцы, не иначе. И сколько одна такая стоит. Чонгук тихо смеётся, качая головой. — Нет. Просто много работаю. Приложив к панели пропуск-карту, Чонгук быстро вводит код от двери и, когда та открывается, пропускает Тэхёна вперёд. Автоматический свет в прихожей тут же загорается, открывая вид на просторную, но полупустую квартиру. — Что за удивлённый взгляд? — усмехается позади него хозяин, скидывая обувь, и проходит дальше. — Ожидал чего-то другого? Но Тэхёна не так и легко смутить, на самом деле. Точно не тогда, когда он приехал посреди ночи к буквально незнакомому парню, чтобы тут же и оставить их знакомство в прошлом уже завтра. (А может, всему виной алкоголь, который ещё не выветрился окончательно.) Поэтому он лишь пожимает плечами и, недолго думая, внаглую падает на диван, расположенный в центре гостиной. — Думал, в качалку меня привезёшь. Уже понадеялся. — Чонгук на это усмехается, отбрасывая бомбер с шапкой на спинку кресла, и садится рядом. Тэхён переводит на него взгляд. — Классный диван, кстати. — Согласен. Свет в гостиной остаётся выключенным, поэтому ещё какое-то время их профили освещает лампами из прихожей, пока и те от времени не гаснут. Квартира погружается во мрак и только уличный свет из панорамных окон позади не даёт темноте поглотить их полностью. — И всё-таки ты очень красивый, Тэхён, — доверительно шепчет Чонгук. Диван под его весом едва слышно скрипит, когда он придвигается ближе, почти касаясь. — А ты всё не успокоишься, я смотрю, — отвечает ему в тон. Даже не злится уже, да и зачем? В темноте видно, как чужие губы растягиваются в очередной улыбке, когда её хозяин решает наклониться ниже, нависая. — Ничего не могу с собой поделать. И смотрит: в глаза, заглядывая по очереди то в один, то в другой, на кончик носа, замирает на губах. И облизывает собственные, отчего Тэхёна едва не кроет. А, к чёрту. Встречает его губы на полпути — одновременно подаются вперёд, желая быть ближе. И больше не скромничают. Касаясь одной ладонью его щеки, второй рукой Чонгук опирается у его плеча, практически укладываясь сверху, и несдержанно врывается языком в призывно приоткрытый рот. С губ срывается едва уловимый стон, — чужие губы потрясающе мягкие, а поцелуй с привкусом кофе и недавно выпитого алкоголя только манит сильнее. Касания требовательные, но не грубые — вынуждают отвечать не уступая, зарываться пальцами в густые локоны, выгибать спину, лишь бы почувствовать ближе. Всё тело пылает так, что впору обжечься. — В душ вместе? — между поцелуями спрашивает Чонгук, легко прикусывая нижнюю губу. Тэхёна от этого едва не подкидывает. Он в силах лишь кивнуть — на большее, он думает, голос не справится. Вспышками проносится мгновение, и прохлада гостиной сменяется тёплым душем. Друг с друга стягивают одежду, бросают, кажется, прямо на пол, совершенно не задумываясь. И замирают, лишь почувствовав, как обнажённой кожи касается чужая. Тэхёну даже не стыдно, когда он опускает взгляд ниже по их прижатым вплотную телам и от увиденного буквально стонет. Сам льнёт ближе, почти прокусывая чужую губу до крови, случайно споткнувшись о вещи. Чонгук на это едва слышно хмыкает и опускает ладони на его пояс, сжимая пальцами кожу до покраснения. Они едва не толкаются, шагая внутрь кабинки, и только задвинув стекло, Чонгук подаёт воду. Полумрак ванной комнаты освещается неоновой вставкой из лейки — Тэхён даже отрывается от чужих губ. Признаться, это было не просто. — Нифига себе, — выдыхает он хрипло и сразу выгибается дугой, когда чувствует, как шеи касаются губы. Чонгук тяжело дышит прямо в ухо, подцепляет серёжку зубами, оттягивая мочку, и тянется Тэхёну за спину. Щёлкает крышка от бутылки с гелем для душа и щедро выливается прямо на спину. Запах даже не разобрать за их собственными. Кажется, впервые Тэхён чувствует, что его же запах настолько ярок. Вот же встретились: цветочный сад да фруктовый. Кому скажешь — засмеют. Тэхён опускается губами ниже, скользит языком под челюстью, — чёрт возьми, какая у Чонгука линия челюсти, он бы об неё порезался и был бы только рад, — хочет уже втянуть кожу, оставив отметину, но его мягко оттягивают за волосы. Чонгук дышит часто, прерывисто, и качает головой. — Без меток. Искра недовольства готова разжечь пламя. — Только не говори, что ты в отношениях и тебе нельзя палиться, — хрипит Тэхён. Не уверен, слышно ли его голос за шумом воды или нет, но судя по усмешке Чонгука — тот понял. Качает головой, порядком успокаивая. — Нет. Просто по работе нельзя. — Ты модель, что ли? — вскидывает брови и едва не восклицает, не сдержав эмоций. Если так, то теперь понятно, почему тот так выглядит — словно с обложки. И почему живёт в таких хоромах. Чонгук неоднозначно пожимает плечами. — Типа того. И не дав ответить, шагает ближе, вынуждая прижаться спиной к холодной плитке позади. Тэхён недовольно шипит и выгибает спину, уходя от соприкосновения, и его талию тут же ловят чужие руки, обвивая вокруг. Губы снова попадают в плен. Мысли улетучиваются. Чонгук собирает пену по его коже, не глядя, ведёт по спине одной ладонью, другой удерживая крепче, и буквально насилует его рот языком. Живот тянет от жара так сильно, что хочется скулить. И судя по чужому упирающемуся в собственный пах члену — Чонгук едва держится тоже. Дышат друг в друга, опаляют губы. Тэхён и сам не замечает, как прижимает Чонгука к себе ближе, обхватив его ягодицы ладонями. Блять. Даже задница идеальная. Чонгук немного отстраняется, заглядывая ему в лицо, и словно задумывается о чём-то. Оглаживает вниманием, не опуская руки ниже талии, дышит тяжело. Возбуждённо. — Ты понял, в какой момент мы с обсуждения мультфильмов оказались здесь? — наконец спрашивает на грани шёпота. Практически в губы, прикрыв глаза. Тэхён фыркает. — Амнезия? — Скорее, — подцепляет кончиком носа его, — удивление. — Он вновь отстраняется на сантиметры и ловит чужой взгляд; одна ладонь опускается Тэхёну на щёку. Нежно. Слишком. Вынуждая почти задохнуться. — Я раньше никогда не позволял себе такого, — доверительно шепчет. Тэхён не может сдержать своего удивления и в то же время смущения. Склоняет голову ниже, лбом касаясь чужого плеча, и усмехается. — Выходит, мы в одной команде. И сам себя не слышит, но Чонгук, кажется, да. Потому что подцепляет подбородок пальцами, вынуждая вновь посмотреть себе в глаза, и клюёт в губы, расплываясь в мягкой улыбке. — Значит, давай не будет ни о чём жалеть. Его лицо окрашивается фиолетовым от подсветки, делая его ещё прекрасней, и Тэхён позволяет себе признаться, что сильно сомневается в этом. Ведь если это на одну ночь, то такую ночь единственной оставлять будет непросто. Чёрт, да почему же в самый неподходящий момент в нём просыпается романтик?! Старательно сбрасывает с себя наваждение. Подумает и пожалеет после. А пока — касаясь кожей кожи, обхватывая губами чужие, а запахи переплетая в прочные узлы — он позволит отпустить себя. И позволить этому моменту двигаться дальше. Поцелуй ощущается нежнее — прежняя страсть прошла; руками Чонгук ведёт наконец ниже, опуская их на его ягодицы, но так медленно, словно даёт Тэхёну шанс себя остановить. Но кто бы дал на это ещё сил. Они практически одного роста, и если бы Тэхён не горбился, то и вовсе стояли нос к носу, но ему приходится немного задирать голову. Обычно такое ему не сказать чтобы нравится, но с Чонгуком как-то всё оно иначе. Первое касание между ягодиц Тэхён чувствует, словно разряд тока. Его натурально подбрасывает, отчего Чонгуку приходится его ловить, удерживая на мокрой плитке. Заглядывает взволнованно в глаза, спрашивая, всё ли в порядке, и только посмотрев вниз, понимает. Да. В порядке. Вот только Тэхён от одного короткого касания уже кончил. — А ты быстро, — замечает он, получая в ответ короткий толчок в грудь. Тэхён даже в глаза не смотрит — прижался лбом к его плечу и молчит, шумно переводя дыхание. Всё-таки не удержавшись, Чонгук прыскает. И тут же получает новый удар, но уже по заднице, сразу теряя спесь. Тоже подпрыгивает, удерживаясь лишь за счёт чужих объятий. Так и стоят, как две неваляшки — ловя друг друга в полёте. Тэхён отстраняется, вскидывая голову, и смотрит прямо ему в глаза. — Говорю же, для меня такое в новинку. Чонгуку требуется всего пара мгновений, чтобы до него дошло. — Совсем в новинку? — Совсем. Его удивлённое «Оу» того стоит, однако, ступор длится недолго. Смотрит в глаза уже серьёзнее, задумывается будто, но рук не убирает. Да и зачем, если те уже всё, кажется прочувствовали. Тэхён ему мысленно благодарен, что тот хотя бы не задаёт тупых вопросов по типу «В смысле? Тебе же столько лет!» — он лишь смотрит молча, оглаживая взглядом лицо, и наконец тихо спрашивает: — И тебе нормально, что это буду, ну, я? Тэхён готов его буквально расцеловать. Большим очарованием предстать этот парень просто не мог. В ответ ему улыбается и быстро чмокает в уголок губ. — Это секс, а не брак. Всё в порядке, — говорит так просто, что Чонгук почти давится воздухом. — Ну, знаешь. Для кого-то это может быть важным шагом. Тэхён закатывает глаза, но не злится. Всем своё. Он спокойнее. — Это важный шаг, когда тебе двадцать. Когда двадцать шесть — воспринимаешь всё нейтральней. И не дожидаясь ответа, сам направляет чужие руки себе на спину и ниже, намекая, что можно. Но Чонгук всё равно перед тем, как обхватить его ягодицы ладонями и сжать, спрашивает: — Уверен? — Тысяча процентов. И уже не говорят. Второе касание воспринимается ровнее. Чужое возбуждение трётся головкой о живот, поэтому когда Чонгук запускает пальцы между его ягодиц, собирая ими выделившуюся смазку, Тэхён решает не стоять столбом. Он обхватывает ладонью головку чужого члена, распределяя по всему стволу предэякулят, и только и успевает, что ловить губами чужой голос. Одну его ногу Чонгук подхватывает рукой, задирая повыше и открывая его сильнее. Поцелуй обретает нетерпение. На одну фалангу первый палец почти не ощущается, однако стоит тому проникнуть глубже — Тэхён уже не удерживает жаркого выдоха. Внизу живота всё просто пылает. Не сказать, что чувства для него новые — ведь, извините, конечно, но он взрослый омега, который знает, что такое любопытство и пальцы в заднице, — однако, когда это делает кто-то другой — кто-то, кто пахнет словно весна и райский сад посреди пустыни; кто похож на ожившую мечту и при этом не перестаёт быть к тому же не мудаком хотя бы в интиме, — чувства совершенно отличаются. Чонгук подцепляет его, будто на крюк, вылизывая при этом рот, отчего слюна стекает по их телам равно смывающему с них влагу душу, и едва не рычит, обжигая губы. Тэхён надеется, что в своём удовольствии, которое только умножается, когда прибавляется второй палец, не забывает и об альфе. Но судя по чужим тяжёлым вдохам и едва уловимому вибрацией мычанию в поцелуй — взаимно выходит. Смазка в заднем проходе хлюпает так громко, что её не заглушает и душ, а запахи, лишь усиливаясь, буквально сносят голову. Хрипят друг другу в губы — даже поцелуя не выходит толком. Поэтому, когда Чонгук решает добавить третий палец, Тэхён не выдерживает и подаётся тому навстречу. Чувство не из приятных — его задницу никто ещё так не мучал, только вот мучения эти приятны слишком сильно, чтобы от них бежать. Ноги разъезжаются в который раз за последнее время, вынуждая раздражённо рыкнуть. — Может, к чёрту этот душ? — выдыхает он Чонгуку на ухо, и сразу же слышит согласное мычание. А следом — его задницу аккуратно освобождают, опуская ноги на кафель. И Тэхён очень извиняется, но от этого он едва контролирует готовый сорваться недовольный стон. Рефлекторно прижимается к Чонгуку ближе, чему тот не противится. Снова крадёт поцелуй, громко чмокнув напоследок, и, выключив воду, уводит его за талию в темноту. Тишина вокруг распаляет сильнее. — На диване? — спрашивает между поцелуями в плечо и даже царапает случайно под ключицей. Тэхён кивает в согласии и сам тянет его дальше. На себя. Спину встречает холод кожи, отчего спина рефлекторно выгибается, но сразу оказывается в плену чужого разгоряченного тела и жаркого дыхания на открывшейся шее. Чонгук нависает, почти полностью укладываясь поверх. Удерживается одной рукой, другой же — приподнимает Тэхёну одну ногу, закидывая её себе на плечо. Прикусывает за мочку ну точно заведённый. И отстраняется. — Могу продолжить? — спрашивает он хрипло, уже подбираясь ладонями к его заднице, и Тэхён может только часто закивать. Лишь бы тот продолжил да скорее. Тело уже не просто горит — сходит с ума от пожара. В нём оказываются сразу три пальца, выбивая стон. Он выгибается дугой и сам не осознаёт, как тянет Чонгука к себе за волосы теснее, почти вжимая в свою шею. Но тот и не думает спорить. — Тэ, я могу?.. — и заглядывает вопросительно в глаза, намекая на… что? Засос? — Да хоть всю шею, — усмехается Тэхён и тихо стонет, когда Чонгук, кажется, решает послушаться. Он и не думал, что его шея может быть настолько чувствительна. Кожа в месте чужих поцелуев показывает, и, может, Тэхён совсем мазохист, но ему нравится дико. Настолько, что он тянет альфу на себя теснее. А тот, словно назло, отстраняется. На недовольный взгляд отвечает звонким поцелуем и отводит с его глаз непослушную чёлку, высвобождаясь из объятий. Возмутиться не успевает тоже. — Презервативы. Надо взять. — И не поспоришь. Тэхён может только кивнуть. Но только Чонгук отходит, щеголяя по тёмной комнате голым задом, как до него окончательно доходит. У них сейчас будет секс. Вот прямо сейчас. Прямо на этом самом диване. С практически незнакомым человеком, который, чёрт поймёт, останется после этой ночи в жизни Тэхёна или потеряется навсегда, оставив только жаркие воспоминания. Сам себе не верит, что сейчас это происходит. Произойдёт. А Тэхён и не против. Возвращается Чонгук практически через минуту — шумел до этого какими-то дверцами в дальней комнате, бурчал себе под нос неразборчиво, и вот, наконец появляется в своём обнажённом великолепии вновь, подсвечиваемый автоматическим светом из коридора. Тэхён даже не тормозит себя в откровенном облизывании его взглядом. Совершенный. — Не перестанешь так смотреть, я потеряю всю уверенность в себе и убегу с красными щеками, — подкалывает, падая сверху на Тэхёна, успев опереться на руки. Улыбается ещё. А у Тэхёна откровенно искрит. Сумасшедшая улыбка. Не тем, что безумная. А тем, что безумно прекрасна. — Ты очень красивый, Чонгук. Очень, — доверительно шепчет, не в силах молчать. Его буквально током пробирает от искреннего восхищения чужим образом. Не просто внешней привлекательностью, — Чонгук сам по себе словно светится изнутри. Альфа на этот комплимент замирает и пронзительно смотрит прямо в глаза. Не верит? Тэхён не знает, как ещё выразить собственные чувства, и потому додумывается только прижаться сильнее — лбом ко лбу, — и прошептать, не желая разрушить столь интимный момент громкой речью: — В тебе горит сама жизнь. И, видимо, сам момент, а, может, прежнее напряжение сказались, но следом за этими словами, почти не ожидая ответа, губы встречают другие. Тэхён притягивает его ближе, совсем путая влажные волосы на затылке, и лижет, ласкает языком, выдыхая жаром навстречу. Чонгук отвечает не менее страстно: принимает чужие ласки, дарит собственные; между поцелуями успевает натянуть на член презерватив и приставляет головку ко входу. А Тэхён уже не может. Его сейчас скрутит в жгуты и сожжёт от желания. Потому он сам подаётся назад, направляет в себя и только молча терпит первое скольжение внутрь. Становится неважно на начальный дискомфорт — в голове кричит лишь желание быть ближе. Восхищение вытекает через край, выгибая его спину вплотную к чужому торсу. Шея подвергается атаке жгучих поцелуев, покалывающих кожу. Чонгук спрашивает, может ли двигаться, оказывается, дав ему время привыкнуть, которое Тэхён потерял за жаром собственных чувств, и, получив в ответ несдержанный кивок, почти выскальзывает, оставив внутри лишь головку, и входит вновь — до влажного шлепка о ягодицы. Тэхён не сразу понимает, что стон, раздавшийся на всю квартиру, принадлежит ему самому. Выходит вновь, меняет угол — и прямо по комочку нервов, выгибая в чужих руках. Шлепки разгоряченных тел и хлопанье смазки между ними побуждают рождение стонов. Практически всхлипов, которые Тэхёну, как он думал, не свойственны. Чонгук дышит ему прямо в губы, ловит в поцелуе, получая не менее страстный ответ, и ускоряется — до шлепков, до красноты на коже и одновременного желания, чтобы всё быстрее прекратилось, ведь слишком много, и в тот же миг — чтобы не кончалось никогда. Ведь слишком хорошо. Меняют позу: Чонгук отстраняется назад, практически падая спиной на оставшуюся часть дивана, и тянет Тэхёна на себя, намекая попробовать быть сверху. А Тэхёну лишь дай повод. Насаживается сам, выдыхая с мычанием, и делает первые качки вверх-вниз. Чувствует на поясе усилившуюся хватку, но сильнее — как тянет его вновь прижаться губами к чужим. Не встречает сопротивления. Чонгук подкидывает бёдра, помогая, направляет за задницу — вверх и вниз, — и толкается. Удар, ещё удар и ещё. Подкидывает бёдра вверх, ударяя раз за разом в простату, и эта поза практически сводит Тэхёна с ума. Который раз за этот вечер из-за Чонгука. И он откровенно стонет. Громко и несдержанно, в ответ получая довольный рык, и это впервые, когда он наяву слышит это — чужое настоящие рычание. И не в злости — в желании. В положении полусидя Чонгук через раз едва не заваливает Тэхёна на лопатки вновь, — сильно вряд ли тот будет против. И времени сколько проходит, не знают, но когда ритм теряет ровность толчков, а мычание затихает лишь до жаркого дыхания губ в губы — оба на уровне инстинктов понимают, что они почти на грани. Удары становятся сильнее — точно расплывутся синяками наутро, — а мышцы едва не сводит от нагрузки. Слишком хорошо. И слишком мало. Первым кончает Тэхён — Чонгук только проводит ногтями по ягодицам, и он жарко выдыхает, запрокидывая голову. Самая чувствительная зона. Его выгибает на чужом теле, получая в себя новые толчки — последние, рваные, и когда оргазм прошибает и Чонгука… время замирает. Они тяжело дышат, остывая в объятиях. Оба распалённые, уставшие, но несомненно довольные. Из объятий даже не распутываются, лишь перекатываются набок, чтобы лежать было удобнее. Благо, ширина дивана позволяет — почти кровать-полторашка. Отходит первым также именно Тэхён, и пока Чонгук ещё пребывает в состоянии некой прострации, встаёт на ноги, чуть пошатываясь. Но не успевает он сделать и шага, как его ловят за запястье, привлекая внимание. — Ты куда? — хрипит Чонгук, не повышая голоса. И Тэхён не может удержаться от мягкой улыбки. Переплетает их пальцы на секунду и сразу отпускает. — Нам надо вытереться. А тебе, кстати, выкинуть презерватив, — он кивает на его пах. Чонгук словно просыпается, тоже посмотрев ниже, и только сейчас понимает, что и правда так и не стянул его. Пока Тэхён отходит в ванную и возвращается, Чонгук уже принимает сидячее положение и даже находит где-то салфетки, теперь старательно очищая поверхность дивана. — Кожаный? — спрашивает Тэхён, подходя ближе, и протягивает ему влажное полотенце, получая в ответ благодарный кивок. — Эко. Но тоже норм должно стереться. Тэхён кивает и садится рядом. Себя он уже успел привести в порядок, поэтому не так неловко. Даже полотенце на пояс натянул, чтобы не совсем уж голым расхаживать. Хотя к чему эта скромность после того, чем они сейчас занимались, — неясно, но он ничего не может с собой поделать. Неловкость повисает почти осязаемо. Усталость накатывает, едва не отключая прямо на чужом диване в одном полотенце на бёдрах. Чонгук и вовсе ещё голый — никак не может подняться. — Я чувствую себя желе, — буркает Чонгук, уткнувшись носом в подлокотники. Тэхёну даже жаль его становится, уж слишком тот умотался, поэтому встаёт снова и подаёт тому руку. За панорамными окнами заходит рассвет, окрашивая янтарём тонкую полоску под тяжёлыми шторами в пол. Ночь заканчивается. — Идём. Отведу тебя в душик, а потом, так и быть, уложу в кроватку, — старательно делает голос нежнее, подражая умилительному голосу, которым обычно с детьми говорят, и смеётся с чужого хмурого лица. — Ещё и издевается, садист. — Но руку подаёт всё равно, с кряхтением поднимаясь. С горем пополам, Чонгука, засыпающего на ходу, удаётся быстро ополоснуть в душе и так же быстро — переодеть в чистое, уронив в кровать. Спальня у того, кстати, достаточно небольшая, но что больше всего удивляет — дополнительные матрасы у стены. На кой они ему, даже спрашивать не решается, но забавно всё равно. — Там чистые боксеры в верхнем ящике. Можешь взять, — подаёт голос Чонгук, утопая головой в подушках. Тэхён ему даже завидует — тоже бы прилёг. Те кажутся очень мягкими. Однако ночь подошла к концу, а это значит… ему пора уходить. Негласное правило — так ведь? Безумная ночка ради безумных воспоминаний, и не более. Сам не замечает, как хмурится, прикусывая до крови губу. Выбирает самые обычные в рядах каких-то уж больно мажорных — то Кляйн, то Версаче, то другие незнакомые лейблы, которые все как один выглядят слишком дорого по его скромному мнению. — Тэ, — снова зовёт его, вынуждая обернуться через плечо. Чонгук опирается на локти позади, отчего мышцы на его животе выделяются сильнее, и смотрит прямо. Тэхён не сдерживает улыбки. — Я всё понимаю, Гук-а. — И это, к сожалению, правда. — Дождусь только такси, ладно? Чонгук поджимает губы, но кивает с едва заметной улыбкой. Склоняет голову к плечу и словно напоследок делает глубокий вдох. Все внутренности сводит от понимания, что он принюхивается к его запаху. Запоминает? Чёрт возьми, Тэхён, только не расклеивайся, — мысленно убеждает он себя. — Не сейчас. Вот только от таких мыслей обычно лишь тяжелее. Приходится зажмуриться, растягивая губы в улыбке. Они договаривались, знали на что шли, когда уезжали вместе из клуба — успели обсудить, пока мозги совсем не расплавились. — Я спрошу. Пожалею, если не спрошу, поэтому да, — сипит он, не сдержавшись, и вскидывает взгляд на Чонгука, по его виду уже, к сожалению, понимая, каким будет его ответ. — Мне точно нужно уезжать? Чонгук не торопиться с ответом. Молчит, обводит взглядом, замирая на чужих глазах, и наконец медленно опускает голову. Кивает. Тэхён понимающе хмыкает. — Это была отличная ночь, Тэхён. Правда. Потрясающая. И ты тоже. Но я… — Чонгук поджимает губы, опуская взгляд вниз на свои ноги, скрытые тканью домашних штанов, и продолжает едва слышно: — Но я правда не могу. Я думал… — запинается, — …мы оба понимали это. — Ночь, словно завтра не наступит? — невесело хмыкает, натягивая через голову футболку, в которой был в клубе. Сейчас её запах раздражает — до этого он и не замечал, что та настолько пропиталась клубным амбре. Но просить помимо боксеров ещё и футболку уже перебор. — Словно завтра не наступит, — соглашается с ним Чонгук и мягко улыбается. Извиняясь. Тэхён даже злиться на него не может, да и с чего — они правда это обсуждали. И были согласны оба. Сам не понимает, что с ним творится, но надеется, это скоро пройдёт. — Тогда… прощай? — говорит он, будто спрашивает. Чёртова омежья натура — он почти уверен, что это она. Везёт альфам — они к такому проще, наверное. А может, дело именно в Чонгуке. Может, именно с Чонгуком не хочется, чтобы «прощай» было и правда прощанием. Но у реальности другие планы. — Прощай, Тэхён, — вторит Чонгук и смотрит прямо в глаза. В полумраке выглядит ещё серьёзнее, чем кажется. Оттого Тэхён больше не медлит. Рвать пластырь, так одним движением, иначе больнее. Не стоит держать обиду ни на что: ни на эти моменты, на на уже случившееся, ни уж тем более — Чонгука. Ночь ради одной ночи. И знакомство — чтобы стать воспоминанием. Обувается уже спокойнее, и даже грусть проходит, растягивая губы в смущённой улыбке. Квартиру покидает тоже без сожалений; оставляет позади и Чонгука, и всё произошедшее внутри. И даже выдыхает, когда лифт сигналит о своём приезде. Приложение такси открывает уже в третий раз — ждал, пока цена хоть немного упадёт. Но не успевает он нажать кнопку первого этажа, как слышит чужие торопливые шаги. — Замри! Стой! — выкрикивает Чонгук, заворачивая к лифту, и едва не влетает прямо в двери, чудом успев затормозить. Тэхён смотрит на него во все глаза, ничего не понимая. Он тут, главное, убеждает себя научиться отпускать людей и прошлое, а эти самые люди с прошлым влетают в него в одной пижаме босиком. — Сдурел полуголым шляться?! — не сдерживает он возмущения, когда видит, в чём перед ним предстаёт парень напротив. Однако тот его игнорирует, хватая за руку, и оттягивает подальше. — Да что случилось-то? — Пиздец случился. В этот момент Тэхён замечает в его руке включённый телефон. И в этом же телефоне, который Чонгук ему отдаёт, когда запирает дверь в квартиру изнутри, Тэхён видит, что именно Чонгук имеет в виду. Какая-то новость на портале со сплетнями о всяких знаменитостях — Сэбёль иногда ему скидывала с него скриншоты, обливая трехэтажным грубых комментаторов. Сам он далёк от всех этих корейских звёзд, и уж тем более — скандалов, а даже если слышал чьи-то треки, то уж как кто выглядит — не интересовался. Поэтому к чему это всё он не понимает от слова совсем. Как не понимает и чужую панику. И почему Чонгук настолько кажется напряжённым. Не понимает. Пока не замечает внизу статьи фотографии. На одной из них множество людей, бар позади, разноцветные пятна от светомузыки. И пара. В самом центре. Чуть крупнее фигура позади прижимает к себе в объятиях другую, губами прослеживая путь по шее в поцелуях. Интимный момент, кадр не для общественности. И не нужно быть великим детективом, чтобы фигуры эти распознать, ведь случился этот момент буквально пару часов назад. На кадре Тэхён и Чонгук, и лица их более чем узнаются даже в полумраке клубного света. И ладно бы просто был кадр. Статья теперь привлекает куда большее внимание. Как и её кричащий заголовок. На снимки у выхода из клуба, когда они садились в такси, и вовсе смотреть не хочется. — Ты кто, чёрт возьми, такой? — шепчет Тэхён, не в силах повысить голос, и поднимает взгляд от телефона выше. И едва не отшатывается. Чонгук выглядит пугающе. — Видимо, теперь узнаешь, — произносит он низко, играя желваками, и не дожидаясь чужого ответа, уходит вглубь квартиры, включая по пути везде свет. А у Тэхёна внутри всё сжимается. Во что он, сам того не зная, вляпался?

Популярный айдол был замечен в ночном клубе в компании незнакомца! Кто он — развлечение на одну ночь или тайный роман?

— Через час приедет менеджер. Нужно чтобы мы с тобой его дождались, — кричит Чонгук из кухни, вырывая Тэхёна из размышлений. От неожиданности его даже дёргает. Сам не понимает, как кивает, и только после до него доходит, что Чонгук его не видит. И если он верно понимает, что происходит и что обычно следует за такими новостями, то он в огромной, беспроглядной, заднице. И это точно не то, чего он ожидал, когда этой ночью знакомился с приятным молодым человеком, решив впервые в жизни «отпустить себя». Отпустил. Теперь бы собрать.