Проще, чем кажется

      Напрасно Тэён напомнил про Джонни. У Доёна в голове вдруг открылся самый настоящий ящик Пандоры.       Джонни относился к прошлой жизни Доёна. Точнее, ко второму курсу института, когда их отправили на стажировку в Америку. Доёну тогда хотелось приключений, поэтому он выпросил у родителей эту поездку, пообещав хорошо учиться.       В принимающем университете он встретил Джонни Со. В двадцать лет подобные встречи кажутся судьбой: он перелетел через океан, чтобы в Америке познакомиться с корейцем в первую же неделю учёбы. Джонни быстро сманил Доёна из группы других студентов по обмену. Джонни умел придумывать предлоги, чтобы снова и снова уводить Доёна из общежития. В основном он обещал показать город, каждый раз гарантируя, что Доён будет в полном восторге. Доён всегда соглашался, потому что ему хотелось увидеть каждый уголок Чикаго, а ещё подтянуть английский.       До Доёна очень долго доходило, что Джонни зовёт его на прогулки не просто так. Ему не верилось, что красивый, общительный и такой обаятельный Джонни мог заинтересоваться неприглядным, немного зажатым парнем, который стеснялся даже улыбаться при малознакомых людях.       – Don’t you know I like you?       Доён и правда не знал. А когда узнал, то не поверил. Ведь такого не бывает. Ведь такого не должно быть…       Но как только Джонни сумел до него достучаться, началась совсем другая жизнь.       Днём Доён, как и обещал, прилежно учился, зарабатывал хорошие оценки. А всё свободное от университета время он проводил с Джонни. От свободы у него кружилась голова. Джонни улыбался ослепительной улыбкой, и Доёну приходилось щуриться. Они болтались по всему городу, занимаясь в кафе, исследуя новые для Доёна места, просто разговаривая. Джонни учил Доёна интересным фразочкам на английском, а Доён рассказывал про жизнь в Корее. У Доёна сердце выпрыгивало из груди, когда Джонни брал его за руку прямо на улице, прямо при всех. Ему не верилось, что всё происходящее – не сон, а самая настоящая реальность.       Но Доён был прилежным учеником не только в университетских аудиториях. Он быстро наверстал с Джонни то, чего ему всегда не хватало. Он научился целоваться – скромно в публичных местах и совсем нескромно за закрытыми дверями. Джонни шутил, что купился на то, что Доён был милым скромняжкой, а в итоге получил настоящего «homme fatal». Доён ему не очень верил, думая, что Джонни завышает его средний балл, но уже с ним не спорил.       Они были вместе во время всего срока обучения Доёна. Каждый день, без перерывов. Они знали, что их время ограничено, и поэтому брали от каждой секунды максимум. Доён ещё никогда не терял голову настолько сильно. Его чувства к Джонни вроде бы были неглубокими, но Доён буквально сходил с ума от своего обожания и нежности Джонни. Вместе они могли дурачиться, молчать, разговаривать часами, – на корейском или на английском – уже не имело никакого значения, – слоняться бесцельно по пляжам, даже в плохую погоду. Они обнимались и целовались дома у Джонни, не разрывая контакт ни на миг. Если им нужно было заниматься, им было необходимо соприкасаться коленями под письменным столом или валяться друг на друге, пока они читали что-то для семинаров.       Доён прижимал Джонни к своей груди во время их последней ночи вместе, и ему казалось, что всё обойдётся. Тогда, в двадцать лет, жизнь виделась простой и плоской, понятной и без подвохов. Джонни сонно целовал его в ключицу и бормотал что-то неразборчивое. Доён смотрел в потолок, перебирая его волосы, и улыбался. Он думал, что его возвращение в Корею станет трудностью, которую они преодолеют с лёгкостью. Они выдержат, они останутся вместе. Потому что нельзя было обрываться тому, что настолько сильно согревало в районе сердца. Так не бывает. Такого быть не должно…       После возвращения Доёна они часто висели на телефоне, когда получалось хоть сколько-то совместить часовые пояса. Во время каждого звонка говорили друг другу, что очень скучают. От этого казалось, что их расставание действительно временное и что скоро жизнь сведёт их обратно.       У жизни были другие планы. В итоге ни одна из их общих наивных надежд не оправдалась.       Теперь они лишь поздравляли друг друга с Новым Годом, даже не спрашивая «Как дела?».       «Если вдруг… если вдруг передумаешь, напиши мне, ладно?»       Телефон в кармане ощущался тяжелее, чем обычно. Доёну хотелось отключить его совсем, но он себе запрещал. Нельзя быть настолько слабохарактерным, говорил он себе, спускаясь вниз. Что сделано, то сделано. Сдают назад только недостойные трусы.       Наверное, тактика ругать себя больше не давала ожидаемых результатов…       – Пожалуйста, я прошу тебя…       Доён вынырнул из тяжёлых размышлений. У самого выхода из здания, там, где горело лишь наружное освещение, стояли две фигуры. Доён сразу же узнал в них Тэёна и господина Чона. Господин Чон гладил Тэёна большим пальцем по щеке и смотрел ему прямо в глаза. Доёну стало не по себе: он никогда не видел никого из начальства настолько обезоруженными. Тэён молчал. Он смотрел вниз, явно избегая прямого, честного взгляда.       – Тэён, я очень тебя прошу, поехали со мной, – шептал господин Чон; в его голосе отчётливо слышалась отдающая отчаянием мольба. – Я не знаю, как тебя уговорить, милый… Ну хотя бы из жалости, Тэён? Поехали со мной из жалости?       Доён снова испытал стыд, который не имел к нему совершенно никакого отношения.       – Тэён-и, милый, почему ты молчишь? – господин Чон развернул лицо Тэёна, вынуждая заглянуть себе в глаза; Тэён явно смотрел на него стеклянными глазами.       – Я держусь из последних сил, – сказал Тэён хрипло. – Если бы ты знал, какая у меня без тебя ломка, ты бы меня отпустил прямо сейчас. Ты бы вообще ко мне не подошёл…       – У меня тоже ломка, – господин Чон с облегчением выдохнул улыбку. – Милый, не будь таким, пожалуйста.       Господин Чон поймал левую руку Тэёна и прижал ладонь к своим губам. Брови Тэёна дрогнули.       – Я поеду. Но не из жалости, – сказал Тэён; в его голосе проскользнула улыбка. Господин Чон заулыбался шире, притянул Тэёна к себе за подбородок и поцеловал его в губы. Руки Тэёна сразу же скользнули вверх по его пальто, пальцы вплелись в волосы. Они целовались совсем не так, как тогда в отеле. Теперь их поцелуй был медленным, как будто осознанным.       Доён почувствовал, как его кольнуло в сердце.       – Пойдём, – господин Чон взял Тэёна за руку и потянул его в сторону выхода, открывая перед ним дверь. Тэён, улыбаясь, резко дёрнул его на себя за воротник пальто и поцеловал его ещё раз, чуть привставая на носки.       – Но больше никакого секса в машине! – Тэён шутливо погрозил пальцем и почему-то засмеялся своим самым дурацким смехом. Господин Чон поцеловал его в волосы и сказал что-то вроде: «Я хочу тебя только на кровати, милый, и нигде больше».       «Глупо же?»       «Глупо, наверное».       Доён улыбнулся себе под нос и покачал головой, притаившись, чтобы Тэён и господин Чон могли уйти спокойно. В конце концов, никто и не говорил, что любовь не может быть глупой.       – Ты всё-таки пришёл, хён.       Чону встал из-за стола и поклонился. Доёну стало неловко. Он почему-то ожидал, что Чону будет не один. Он рассчитывал увидеть рядом с Чону каких-нибудь молодых ребят, кого-то из интернов, также проходивших практику в их офисе. В таком случае Доён незаметно развернулся бы и ушёл домой. Но за столом Чону был совсем один. До того момента, как он заметил Доёна, он бесцельно копался у себя в тарелке.       – Ещё раз добрый вечер, господин Ким, – Доён попытался улыбнуться своей настоящей улыбкой, но почувствовал сразу же, что получилось так себе. Чону, тем не менее, буквально светился.       – Хён, мы же не в офисе, – Чону склонил голову в сторону правого плеча. – Ну пожалуйста, хён, пусть я буду просто «Чону» хотя бы сегодня вечером!       – Хорошо, – выдохнул Доён и сел напротив него за стол. – Хорошо, Чону-я.       Чону засмеялся радостно, как маленький ребёнок. Доён не мог не улыбнуться в ответ.       Доён сделал вид, что очень голоден. Он заказал себе самую большую порцию, чтобы можно было только слушать Чону и кивать. На этот раз он не пропускал его слова мимо ушей, а пытался вслушиваться и запоминать. Чону как будто ждал этого момента. Он рассказывал о том, как прошла подготовка к итоговым экзаменам и как он выпустился. Он говорил о том, как отец предложил ему его нынешнюю позицию в компании в качестве испытания, но если он не выдержит полугода и не достигнет определённых успехов, его спустят по карьерной лестнице, на низшую должность. О том, что он боится не оправдать ожидания отца и расстроить его, хотя чувствует, что и правда не справляется. О том, что мама тоже за него переживает, но всё равно считает, что у него получится, если он будет продолжать стараться.       – У тебя хорошие родители, – чтобы не казаться совсем сухим, вставил Доён и сделал глоток воды. Чону улыбнулся шире и покивал:       – Мне повезло, да… С друзьями тоже, – вдруг глаза Чону загорелись ещё ярче. – У меня есть близкий друг, Минхён. Как раз сегодня мы договаривались встретиться после работы, а он сбежал на свидание с каким-то иностранцем… Хороший ли он после этого друг, хён?       Доён не понял, спрашивал ли Чону всерьёз или просто потому, что ему явно нравилось вести себя как тонсэн. Доён пожал плечами.       – Может быть, он настолько сильно увлёкся? Вдруг он очень долго ждал, чтобы наконец-то увидеться с этой девушкой, – объяснил Доён.       – Это парень, – сказал Чону как ни в чём не бывало и, взяв в руки телефон, начал быстро набирать сообщение за сообщением. Доён очень понадеялся, что он не раскраснелся. Почему-то ему стало душно, как будто нечем дышать. Как будто прямо сейчас, раз уж они коснулись темы, пусть и косвенно, Чону догадается обо всём…       «Доён-хён, а ты не хотел бы… не хотел бы… ну знаешь… заняться этим?»       – Хё-ё-ён, – произнёс Чону немного нараспев, растягивая гласный звук. – знаешь, так странно, что мы вот так долго знакомы, очень много времени провели вместе, а я ни разу не видел тебя в неформальной одежде. Странно, да?       К тому моменту Чону осушил маленькую бутылку соджу один. Доён не притрагивался к алкоголю: у него было правило, что он может пить только с близкими, то есть, с семьёй или с Тэёном. А Чону, казалось, был свободен от каких-либо предрассудков. Он подливал себе соджу снова и снова, пока не начал румяниться и не стал смеяться от всякой ерунды, которую сам же и говорил. Глядя на него, Доён как будто вспоминал, что такое беззаботная юность. Когда голова не забита сотней нерешаемых проблем, когда разочарование от жизни не задавливает слабые побеги надежды, когда ещё во что-то веришь.       – Зато я видел тебя в неформальной одежде. Тогда, на корпоративе, – сказал Доён обыденно; румянец на скулах Чону стал немного ярче. – Ты был похож на какого-то айдола.       Чону хихикнул и припал щекой к собственному плечу.       – Правда? А на какого? – спросил он; Доёну показалось, что его глаза начали косить к носу. Совсем чуть-чуть, но начали. От этого его лицо казалось необычайно выразительным и каким-то… влюблённым. Если Доён правильно помнил, как вообще могут выглядеть влюблённые лица.       – Я не знаю, Чону-я. Я не разбираюсь в современной музыке, – Доёну вдруг стало жаль, что он не мог подобрать подходящего сравнения. Такого, чтобы Доён мог без лишних слов показать, что он волей-неволей замечал всё это время в Чону нечто большее, чем просто милого, неопытного хубэ.       Чону захихикал снова. Смех не звучал естественно – Доёну почему-то подумалось, что на самом деле Чону должен смеяться иначе. Наверное, глубже, более низким голосом. Возможно, примерно так, как смеялся господин Чон в тех редких случаях, когда Тэёну удавалось рассмешить его после совещания. Сейчас в крови Чону явно было немало алкоголя, поэтому он и проваливался в своё амплуа хорошего паренька, делающего милые мордашки для старших коллег женского пола и вечно сочиняющего шутки на ходу для коллег-мужчин.       Его мягкость подталкивала Доёна вперёд. Обычно он вёл себя гораздо осторожнее и никогда не злоупотреблял предложенными ему ситуациями. Но в тот вечер он пришёл в ресторан с почти что конкретной целью. И, поскольку уже сложилось первое условие, – Чону сидел в ресторане по-прежнему один, – Доён решил попробовать повлиять на второе условие, которое могло стать поворотным. Он не рассчитывал на положительный результат. Ему показалось важным просто попытаться. Доказать себе, что он не настолько безнадёжен, как ему часто думается. И особенно часто в последние два года.       – Слушай, Чону-я, если никуда не торопишься, могу пригласить тебя в гости, – сказал он. Получилось на удивление самоуверенно. Как будто Ким Доён, трудоголик-неудачник, каждую неделю принимает у себя дома с десяток гостей. Надо быть наивным дурачком, чтобы поверить в искренность его интонации.       Глаза Чону, ещё секунду назад сонно полуприкрытые, широко открылись.       – Серьёзно, хён? Но… сейчас уже начало одиннадцатого. Наверное, будет не очень удобно…       Под конец голос Чону сник, растерял изначальный энтузиазм. Доён понял, о каком «не очень удобно» говорил Чону.       – Сегодня точно удобно, – ответил он размыто. Ему не хотелось уточнять. Не хотелось попадаться на крючок растерянности Чону и пытаться что-то объяснять. В конце концов, все нормальные люди обычно просто приглашают других в гости и не поясняют, почему именно сегодня и именно сейчас. Он же никогда не делал никаких пояснений для Тэёна. Тэён соглашался или отказывался. Всё просто.       В конце концов, в жизни должно быть просто хоть что-то.       Доён включил свет в прихожей, начал разуваться. Чону стоял рядом с ним и медлил. Он то начинал расстёгивать пальто, то распутывал шарф, то наклонялся, чтобы развязать шнурки на туфлях.       – Чону-я, разденься уже, – сказал Доён с улыбкой. Вид растерянного Чону оказался на удивление трогательным и забавным одновременно. Неужели этот человек в итоге займёт в их компании одну из ключевых должностей? Верилось с трудом.       Доён одним движением снял с Чону шарф, и Чону сразу же начал путаться в пуговицах пальто. Доён покачал головой, но умиляться не перестал. Наверное, родители Чону его просто обожают за эту трогательную, немного детскую неловкость.       – Хён, – позвал Чону, пока Доён вешал его пальто на плечики в стенной шкаф. – а тебе точно… ну, удобно?       – Точно, Чону-я, – сказал Доён, глядя мимо Чону. – Разувайся и проходи на кухню. Я налью тебе чего-нибудь выпить.       Чону казался напряжённым, почти напуганным. Он озирался по сторонам, когда, видимо, думал, что Доён его не видит. Он ёрзал на своём сидении и тыкал в палец кончиком зубочистки, которой он даже не воспользовался. Они уже почти не разговаривали, больше молчали. Доён сделал из своей стопки один крошечный глоток; Чону пил, но из его стопки как будто ничего не убывало. Доён пытался собраться с мыслями, чтобы сказать то, что уберёт часть напряжения. Но слова никак не ложились на язык. Казались то слишком плоскими, чуть ли не пошлыми, то вообще нелепыми. Как обычно люди говорят о чём-то подобном? Доён снова понимал, что, несмотря на возраст, ему явно не хватает жизненного опыта.       – У тебя здесь очень уютно, хён, – оглядывая всю кухню и задерживая взгляд на дверном проёме, сказал Чону негромко. – Так чисто и аккуратно… Твоя жена, наверное, вкладывает в дом много времени и сил?       Доён не смог не усмехнуться. Видимо, у него не будет времени подумать хорошенько.       – Нет никакой жены, Чону-я.       Глаза Чону раскрылись широко-широко, лицо вытянулось. Он выглядел комично. Но смеяться не хотелось.       – Почему?.. В каком смысле? Она живёт в другой стране?       – Нет, она живёт здесь, в Корее. Но не в этой квартире. И даже не в этом городе.       Чону всё ещё казался озадаченным. Доён пересел, хотя ни одно положение тела больше не ощущалось комфортным.       – Мы развелись два года назад. У нас расходились взгляды на то, как должна выглядеть наша семья…       Доён замолчал. Не хотелось вдаваться в подробности. Да и зачем? Зачем Чону, беззаботному студенту, знать тяготы скучной, взрослой жизни? Неужели он поймёт? Как ему понять, что значит быть с человеком несколько лет, а потом начать замечать, – причём, слишком поздно, чтобы что-то исправить, – что всё катится к чертям? Вас мало что связывает, вы практически не видитесь. Ты обещаешь, что это временно, пока не будет получено повышение, но тебе больше не верят. Тебе говорят, что пора заводить детей. И не просто «пора» – а именно «хочется». Хочется обыкновенной семьи, а не вечно работающего мужа, пропадающего в офисе день и ночь.       Она ведь не обвиняла его ни в чём. Она просто отстранялась и плакала, пока его не было дома. Он до сих пор помнил её заплаканное лицо слишком хорошо. Иногда он делал вид, что ничего не замечал. Быть невнимательным мужем было выгодно, потому что такая тактика давала ему отсрочку от неприятных разговоров и возможность выиграть её улыбку якобы случайным подарком или свиданием в выходные. Однако в какой-то момент её улыбка стала ненатуральной. Он вдруг понял, что больше не сможет достучаться до неё. Они разошлись настолько далеко, что им было уже не вернуться обратно друг к другу. И тогда пришлось принять очень болезненное решение. Но он знал, знал и утешал этим себя: так будет лучше для неё.       И он оказался прав: сейчас она была замужем за другим мужчиной, а совсем недавно стала мамой.       – У меня ничего не осталось после неё. Она забрала даже кота. Единственное, что у меня есть от этого брака, – это кольцо.       Доён поднял левую кисть, посмотрел на обручальное кольцо и усмехнулся. Это была совсем не та причина, по которой он до сих пор не снял кольцо. Но Чону не нужно было знать больше. Он и так за один вечер узнал слишком много.       Они выпили ещё немного, но показалось, что всё-таки много.       Особенно для Чону. Доён предложил пойти посидеть в гостиную, потому что на кухне почему-то стало слишком тошно. Ему нравилось, что пока они сидели в ресторане, атмосфера стала более неформальной, дружеской, непринуждённой. У себя дома, однако, Доён не чувствовал себя так же легко. И от этого становилось не по себе ещё больше.       Плюхнувшись на диван совсем неграциозно, Чону чуть выкатил губы. Именно в тот момент Доёну начало казаться, что Чону перебрал. Пока они добирались домой, ресторанный соджу вроде как стал выветриваться, а теперь, видимо, подкрепившись угощением Доёна, опьянение словно вернулось обратно. Щёки снова порозовели, веки отяжелели. Доён не стал включать верхний свет, оставив только торшер рядом с диваном. Чону быстро сполз с дивана на пол, не пожалев своих офисных брюк. Доён смотрел на него сверху и никак не мог понять, к чему вообще клонится этот вечер.       Сначала у него не было никакого плана. Он хотел просто вернуться домой, поужинать и лечь спать, чтобы проспать часов до одиннадцати в субботу. Потом к нему кабинет заглянул Чону и предложил поужинать вместе. Потом Доён про себя всё-таки принял предложение, добавив к нему один свой, секретный пункт. Он наблюдал за Чону весь вечер и пришёл к выводу, что всё вроде как получается: Чону тяготел к нему недвусмысленно, и от Доёна потребовалось совсем немного, чтобы они оказались у него дома. Но что делать дома, Доён так и не придумал. В итоге у него поменялось настроение, и он растерялся окончательно. Ему снова становилось тошно и тяжело на душе.       Он как будто бы не мог разорвать привычный сценарий развития событий. Хотя он же пытался…       – Хён, я ведь правильно понял, зачем ты меня сюда позвал?       Чону поднял на него свои прекрасные, усталые, чуть затуманенные глаза. Доёну вдруг захотелось прикоснуться к его волосам, к его мягким щекам. Но вместо этого он подпер тяжёлую голову кулаком и промолчал. Чону коротко облизал кончиком языка пересохшие губы.       – Я помню, что я тебе сказал тогда, хён, – заговорил Чону серьёзно; его брови чуть нахмурились. – И я всё ещё согласен. Если согласен ты.       – Я не знаю, Чону-я.       Честнее ответить было просто невозможно. Доён ответил так, как чувствовал – а чувствовал он теперь вакуум. Его слегка приподнятое настроение, похоже, осталось в ресторане.       – Тогда… давай я попробую, хён?       Доён не понял, что Чону хочет предложить. Судя по его голосу, он говорил о чём-то выходящим за рамки известных и понятных им отношений. Доён не очень любил новое, предпочитая полагаться на проверенное старое. Но в тот момент он покивал.       Чону медленно переполз ближе, положил голову на бедро – почти как тогда в отеле, только теперь он сидел лицом к Доёну, и время от времени они пересекались взглядами, когда Чону коротко заглядывал ему в лицо. Его голова была тяжёлой; губы были надуты не то сонно, не то недовольно. Но он всё равно выглядел красивым. Слишком красивым, чтобы работать в офисе, пусть и на одной из главной должностей. Слишком красивым, чтобы в пятницу вечером сидеть дома у своего заурядного подчинённого, с которым у него не было ничего общего.       Рука Чону потянулась к животу Доёна. Доён напрягся, но сделал вид, что никак на это не отреагировал. Чону положил горячую ладонь ему на живот. Пальцы начали лениво двигаться, поглаживая. Жест был совсем не дружеский, поэтому тело откликнулось моментально. Доён почувствовал тепло в низу живота. Но лицом он никак не показал, что произошло вообще хоть что-то. Для этого нужно чувствовать себя в безопасности. А сейчас он вообще не понимал, что разворачивалось у него на глазах.       Очевидно, расценив холодную реакцию как необходимость повысить ставки, Чону устало потёрся виском о бедро Доёна и поднялся на ноги. Теперь уже Доён смотрел на него снизу вверх, следя за каждым его действием. Чуть покраснев, – от неловкости или от выпитого – уже не имело никакого значения, – Чону стянул с себя галстук и начал расстёгивать рубашку. Сердце забилось быстрее; тепла в низу живота стало больше. Но Доён не шевелился. Чону выправил половины рубашки из брюк, показывая своё тело. Пока ещё не было видно достаточно хорошо, но Доён различал кубики пресса и проступающие кости посередине груди, а также ключицы. Доёну захотелось прикоснуться к нему, чтобы понять, что всё это – не сон, а происходит на самом деле. Но ему показалось, что он не имеет на это права. Он – не любовник Чону, а всего лишь его случайный любовный интерес, порождённый неопытностью и какими-то наивными иллюзиями о том, кем Доён был на самом деле.       – Меня до костей пробирает, когда ты смотришь на меня так.       Доён очнулся. Он не сразу понял, что Чону обращался к нему. Чону снова нахмурился. Он показался немного уязвлённым, как будто Доён использовал против него запрещённый приём, о котором знали они оба. Но Доён ничего такого не делал, поэтому не понял, о чём вообще речь. Он лишь проследил взглядом за тем, как Чону осторожно опустился рядом с ним на диван.       – Ты слишком сексуальный, хён, – пробормотал Чону куда-то в шею Доёна, словно пытаясь спрятаться не только от Доёна, но и от самого себя. – Иногда не могу сосредоточиться на работе из-за этого… А ты как будто специально всё это делаешь. Специально, чтобы у меня всё из рук валилось и чтобы я переспрашивал по сто раз.       Пухлые губы влажно прикоснулись к шее, рядом с челюстью. Доён не успел спросить, о чём именно говорил Чону, – Чону, казалось, говорил вообще о каком-то другом человеке, – потому что глаза закатились назад. Рука Чону сразу же проскользнула под рубашку. Прикосновение кожи к коже оказалось слишком огнеопасным. Чону целовал скромно, как будто не зная, сколько ему позволено. Откинув голову на спинку дивана, Доён был готов отдать ему гораздо больше, чем он брал. Ему резко захотелось так много и такого разного, что он сам опешил.       Рука Чону спустилась к паху, сжала его через офисные брюки. Доён выдохнул тяжело. Чону резко оживился. Коротко заглянув в лицо, он начал целовать шею быстрее и жаднее. Пальцы сжимались на наливающемся кровью члене всё смелее. Вдруг рука Доёна оказалась в волосах Чону, и Чону воспринял этот жест как поощрение. Он резко встал, скинул с себя рубашку, начал расстёгивать брюки. У Доёна в затуманенной голове промелькнула мысль, что Чону сейчас замёрзнет в его ненатопленной квартире. Но Чону, казалось, об этом совсем не переживал. Раздевшись до нижнего белья, Чону вдруг спохватился:       – Погоди, хён, Минхён дал мне лубрикант и презервативы. Они у меня там, в портфеле… – и Чону выскользнул в коридор. Доёну подумалось, что он сам выдумал эту стройную белую фигуру, передвигающуюся по его квартире слишком грациозно. Возможно, так и было на самом деле.       Чону вернулся с маленькой бутылкой и несколькими презервативами, пряча их в ладони. От вида презервативов Доён смутился. Он об этом не думал. Не думал, что дойдёт до того, что этим вечером ему потребуется воспользоваться какими-либо средствами контрацепции. Но, с другой стороны, это было логично, предсказуемо. Как ещё нужно было подготовиться к сексу с малознакомым человеком?       Когда Чону сел на диван, Доён не дал ему возможности сориентироваться и начать что-то делать. Он привлёк его к себе за подбородок и поцеловал в губы. Сначала это было просто прикосновение – а потом рука Чону снова сжалась на его члене, и тогда всё поменялось. Губы начали соприкасаться с губами в торопливом ритме; очень скоро столкнулись языки. Доён проваливался в поцелуй всё глубже и глубже. Он, кажется, уже совсем забыл, насколько могут возбуждать чужие губы.       – Хочу тебя, хён, – прошептал Чону загнанным голосом, оторвавшись от него на секунду. Квартира как будто перевернулась с ног на голову, а потом встала обратно. У Доёна закружилась голова. Чону прикусывал его за губы, зализывая укусы мягким, горячим языком. Перед глазами всё плыло, размазывалось в полумраке комнаты. Тело горело огнём, а совсем рядом тонкая фигура Чону начала медленно подрагивать от холода.       – Как ты хочешь, хён? – спросил Чону, массируя член ритмично, надавливая ладонью так, как хотелось. Он смотрел на Доёна пьяными глазами, из-под тяжелых век. Доён не мог заставить себя перестать оставлять на его губах и щеках лёгкие поцелуи.       – Здесь слишком холодно. Пойдём в спальню.       За окном поднялся ветер. Оторвавшись от губ Чону, Доён быстро щёлкнул ручкой на раме, чтобы Чону не замёрз хотя бы здесь. Ведь Доён был ещё полностью одет, а Чону сидел на краю его кровати в одних только брифах. На фоне старого покрывала, подаренного ещё на свадьбу, Чону выглядел как сон: длинные руки и ноги, белая кожа, худое, но подтянутое тело; яркий румянец на щеках, яркие губы, полуприкрытые глаза.       – Хочу, – выдохнул он, утягивая Доёна вниз, на кровать. – Я тебя хочу, хён.       – Ты это уже говорил, – Доён улыбнулся и поцеловал его в кончик носа. Он не знал, зачем. Возможно, он так делал когда-то – или делали с ним, он уже не помнил точно. Но Чону на этот простой жест откликнулся пьяной улыбкой. Доён навалился на него сверху быстро, но мягко, аккуратно, чтобы не задавить его своим весом. Чону обнял его за шею, вплетая пальцы в волосы и почёсывая затылок. Доён чувствовал, что тоже начинает возбуждаться всерьёз. Его руки заскользили по стройному телу Чону. Каждый сантиметр был настолько реальным, что у Доёна в мозгу началась самая настоящая перегрузка. Он не прикасался ни к кому уже слишком давно.       – Ты чего дрожишь? – спросил Доён. Его кольнуло беспокойство. Было легко думать, что Чону, имея все блага жизни, испробовал за свои двадцать три года многое. Доёну очень не хотелось брать на себя ответственность за хоть чью-либо потерю девственности. Он не думал, что это ужасно: в конце концов, он в своё время потерял девственность с Джонни, и это не казалось ужасным, наоборот, было весело, и они сблизились. Но перед тогдашним Доёном и Джонни лежал путь во вполне определённые отношения, поэтому сокращать дистанцию было нестрашно. А что ожидало сегодняшнего Доёна? На этот вопрос не было никаких ответов.       Ему не хотелось становиться для Чону кем-то значимым, памятным. Наконец, не хотелось портить Чону впечатление о сексе. Ведь одно дело – терять девственность с обаятельным студентом из Чикаго, который тебе нравится, и совсем другое – со своим собственным подчинённым, который буквально не замечал тебя в лоб так долго.       – Я просто… просто никогда не делал этого с другим мужчиной. Только с девочками, – прошептал Чону, глядя на Доёна огромными, немного напуганными глазами. – И я не хочу испортить твою кровать…       – Ничего страшного, Чону-я. Сейчас принесу полотенце, – Доён погладил его по бедру и пошёл за полотенцем. Когда он вернулся, Чону уже был совсем голый. Он подобрал колени к груди, словно прячась, и прикрывался ладонями снизу, но при этом делал вид, что просто так сидит. Доён не стал ничего говорить. Он молча подстелил под ним большое старое полотенце, и Чону покраснел ещё больше.       – Можешь встать на четвереньки или лечь на бок, как тебе удобнее, – сказал Доён негромко, выдавливая смазку на ладонь и разогревая её сразу же. Чону кивнул как-то бестолково и устроился на боку. Даже на расстоянии было заметно, что его мышцы сводит короткими спазмами. Доёну стало его жаль, хотя жалеть было особо не о чём.       Чону пытался смотреть куда-то в сторону, но Доён развернул его чистой рукой к себе и начал целовать снова. Он чувствовал напряжение, сковавшее тело Чону, поэтому покрытая смазкой ладонь скользнула между ног. Чону выдохнул резкое «ах» в губы Доёна и прикусил его за нижнюю губу, чуть оттягивая её, будто повторяя движение руки Доёна на своём члене. Доён вдруг вошёл во вкус. Он не был с мужчиной с тех самых пор, как улетел из Чикаго, и близость с Чону казалась одновременно новой и такой знакомой. Ему было не очень удобно лежать позади Чону, но он был готов пожертвовать своим комфортом ради комфорта Чону. Он быстро подстроился. Целуя красивые, яркие, словно покрытые помадой губы Чону, Доён ласкал его член в медленном темпе. Ему нравилось ощущать кого-то другого, а не самого себя, и греться в чужом тепле. Чону всё ещё дрожал, но его губы стали увереннее. Он приостанавливал поцелуй, когда Доён сжимал головку в ладони чуть сильнее или спускался к промежности, и стонал тихо-тихо, каким-то тонким голосом. Доёну нравился его голос в постели: скромный, высоковатый, немного похожий на тот, который он использовал для эгьё. Иногда он просто дышал Доёну в лицо, не открывая глаз и приподнимая брови в дугу, показывающую удовольствие. Несколько раз его бёдра непроизвольно дёргались, почти что зажимая руку Доёна, но Доён говорил чуть слышное «Тише-тише», и Чону снова расслаблялся.       – Хён, – простонал Чону и сразу же впился передними зубами в припухшую губу. – а когда...?       – Можно сейчас. Ты готов? – спросил Доён; всё его благоразумие уходило на то, чтобы не прижиматься к обнажённым ягодицам Чону своим вставшим членом и не тереться об него бессовестно. Тепло чужого тела распаляло его слишком сильно и слишком быстро.       – Мгм, – промычал Чону, сжимая губы очень плотно и следя за тем, как Доён заново увлажнял руку. Доён знал, что нужно быть аккуратным и не торопиться, – помнил по своему собственному опыту, – и поэтому продолжил целовать Чону, чтобы отвлечь его. Чону поддерживал его лицо рукой, чтобы быть ближе.       Средний палец Доёна незаметно проскользнул между ягодиц, прямо к сжатому кольцу мышц. Чону выдохнул тяжело, нахмурился. Доён прошептал ему в самые губы: «Расслабься, больно не будет, обещаю», и Чону покивал недоверчиво. Пока палец медленно очерчивал вход, мышцы, как и во всём теле Чону, мелко подрагивали. Чтобы снять напряжение хотя бы немного, Доён начал подробно объяснять, что будет делать. Чону смотрел на него из-под полуприкрытых век, как заворожённый, и дышал через рот.       Когда палец всё-таки смог пройти внутрь, Чону снова напрягся. «Неприятно», – прохрипел он, сжимая в кулаке полотенце. Доён начал целовать его шею и лицо – везде, куда только мог дотянуться, и искать внутри тела Чону ту самую точку. Вскоре Чону вскрикнул, откидывая голову назад. Доён улыбнулся и надавил самым кончиком пальца на то же самое место снова. Он не мог не заметить, что колени Чону подтянулись выше к груди, а пальцы на ногах сжались. Ему самому пришлось сделать глубокий вдох: внутри Чону было настолько тесно, горячо и хорошо, что сил сдерживаться становилось всё меньше и меньше.       Вскоре получилось осторожно добавить второй палец. Чону сразу же задышал ещё чуть быстрее, как будто нетерпеливее. Он немного егозился на своём месте. Доёну показалось, что он пытался неосознанно насаживаться на пальцы глубже, поэтому он протолкнул их до самого конца.       – Так хорошо? – спросил Доён задыхающимся голосом: он сам не заметил, что всё это время задерживал дыхание.       – Очень, – протянул Чону. Его голос звучал взрослее, сексуальнее. Сексуальнее настолько, что Доён чуть не взорвался от перевозбуждения. Чону был слишком красив для скромной спальни Доёна. Доён жадно рассматривал его профиль и никак не мог насмотреться: тёмные, с рыжеватым отливом волосы, уже порядком растрёпанные, крутой изгиб носа, чуть блестевший от выступившего пота, приоткрытые чувственные губы. Доён с ужасом и облегчением вдруг осознал, что он смотрел на губы Чону уже давно, даже на работе, и далеко не всегда его мысли были чистыми. Он не думал ни о чём конкретно, не видел чётких образов. Его взгляд просто задерживался на пухлых губах Чону, и в низу живота медленно, как после зимней спячки, пробуждалось недвусмысленное тепло.       Доён потянулся к приоткрытым губам и поцеловал их снова, сразу же позволяя чужому языку проскользнуть к себе в рот. Ему хотелось, чтобы этой ночью всё было честно.       Когда Чону был растянут достаточно, Доён наконец-то начал освобождаться из липнущей к коже одежды. Чону оживился, приподнялся, чтобы лучше всё видеть. Но Доён щёлкнул выключателем, и комната погрузилась в темноту. Чону заныл капризно, и Доён не смог не улыбнуться. Однако ему была нужна темнота. Он так давно не раздевался перед кем-то, – если не считать Тэёна во время походов в сауну, но Тэён не считался никогда, – что сейчас подобная перспектива угрожала его возбуждению вполне серьёзно.       Раздевшись, Доён бесшумно спрятал обручальное кольцо в складках одежды.       – Я так хотел тебя увидеть, хён… Так долго представлял… – вздохнул Чону, когда Доён вернулся на кровать. Даже в темноте было слышно, что он слегка дует губы. Доён улыбнулся, посчитав это слишком милым.       – Я не эксгибиционист, Чону-я, – сказал Доён первое, что пришло в голову, пока надевал на себя презерватив. Оказывается, что он разучился делать, так это пользоваться презервативами. Сказывались годы семейной жизни, подумалось ему, и он нахмурился.       Он лёг позади Чону, попытался сориентироваться в темноте. Он помог Чону лечь в более удобную позу, чтобы неприятных ощущений было как можно меньше. Чону не сопротивлялся, отдав весь контроль Доёну. И с одной стороны, Доёну это очень нравилось. Нравилось всё контролировать и понимать, что будет так, как считает правильным он. Но с другой стороны, на него давила ответственность, начиная потихоньку отравлять настроение. По податливости Чону он догадывался о том, о чём ему не хотелось думать. К тому же, он всегда считал себя плохим руководителем.       – Я не думал, что ты такой внимательный, хён. На работе ты всегда казался другим, каким-то… отстранённым, наверное, – сказал Чону негромко, пока Доён подтягивал его левое бедро выше к груди. Доён замер на секунду. Его тронуло настолько глубоко, что в груди стало больно, а глаза защипало. Но на это не было времени. Поэтому он прижался к Чону максимально близко, положил одну руку ему на бедро, а второй прихватил свой член.       – Хён-хён-хё-ё-ён!..       Изогнувшись дугой, вцепившись левой рукой в бок Доёна, Чону крепко сжал челюсти и резко замолчал. Доён так же резко остановился. Он успел войти совсем немного. Ему стало не по себе, почти что страшно.       – Что такое? Больно? – прошептал он, пытаясь заглянуть Чону в лицо. Чону лежал на его подушке с закрытыми глазами. Он помотал головой отрицательно.       – Просто это такое… такое необычное ощущение… А ты можешь… можешь войти глубже?       – Смогу, если расслабишься, – улыбнулся Доён с облегчением и поцеловал Чону в плечо. Чону промычал вместо ответа, и Доён почувствовал, что стенки вокруг его члена стали сжиматься чуть меньше. Продолжая целовать плечи и шею Чону, Доён медленно, осторожно проталкивался вперёд. Иногда он был вынужден останавливаться, потому что ему не хватало кислорода из-за участившегося дыхания или было нужно просто выпустить рвущийся наружу стон. Чону, всё ещё подрагивая, особенно животом и бёдрами, зарывался лицом в подушку, насколько мог. Звуки его дыхания перемешивались с тихими стонами.       Доён сделал последнее движение, войдя до самого основания. На секунду у него потемнело перед глазами; он почувствовал, как по спине косо скатилась капелька пота. Он обнял Чону обеими руками, сомкнув пальцы в крепкий замок у него на животе и прихватив его приподнятое бедро. Доён уткнулся лбом во вспотевший затылок Чону и попытался отдышаться.       – Хё-ё-ён, – простонал Чону плаксивым шёпотом. – хён, кажется, как будто бы я переполнен… Но мне так хорошо, хён… Очень хорошо, хё-ё-ён…       – Не тараторь, Чону-я, – улыбнулся Доён и поцеловал его в выступающую косточку на шее. – Я сейчас начну двигаться, так что будь готов, хорошо?       Доён не имел представления, что это за магия: у него в постели оказался вчерашний студент, сын начальника, человек, которого он намеренно не замечал без малого год и которого, по сути, практически не знал, но их тела откликались друг на друга так, словно они были знакомы много лет. Едва Доён начал двигаться, специально не торопясь, чтобы не сделать Чону больно, как Чону начал подаваться ему навстречу ровно в таком же темпе. Чону обхватил его левой рукой за шею, и Доён не смог устоять перед его открытыми губами, с которых срывались уже чуть более громкие стоны. Чону сжимался на нём идеально, оставляя свободу движения и при этом даря какие-то нереальные ощущения. Доёну нравилось всё. Нравился голос Чону. Нравилось, как его тело ощущается в руках. Нравилось тепло его кожи.       И очень нравилось, что он наконец-то в своей постели не один.       – Хён, а можно ещё что-нибудь, хён, пожалуйста? – сказал Чону бессвязно, снова сжимая полотенце в кулаке.       – Сможешь встать на колени? – просипел Доён, с трудом собрав мысли воедино для толкового ответа. Чону опять промычал, начал лениво двигаться. Вместе они поменяли позу, медленно и осторожно, чтобы Доён не вышел случайно. А выходить ему не хотелось совсем.       Начав двигаться уже в новой позе, Доён увидел всполох воспоминания. Ему двадцать лет; в Чикаго холодная ночь, они недавно вернулись в квартиру к Джонни после долгой прогулки. Джонни, едва разувшись, сразу же поймал его в свои медвежьи объятия, отрывая от пола и нагло пользуясь своим преимуществом в виде нескольких сантиметров роста и физической силы. Доён смеялся, когда губы Джонни щекотали его шею в торопливых поцелуях. «Johnny, stop-stop-stop!» – хихикал Доён, когда Джонни прижимал его к стене и начинал быстро раздевать, прямо в коридоре. Они оба знали, что Доён врёт и что на самом деле они оба хотят, чтобы Джонни не останавливался, а мчался вперёд локомотивом, утягивая за собой и Доёна. В такой суматохе они обычно оказывались на кровати Джонни, слишком узкой для двоих, но им это нравилось: так они могли спать и обниматься, без необходимости искать друг друга под одеялом. Потом они переплетались в клубок из рук и ног, их дыхания перемешивались. Доён к тому моменту включался в происходящее полностью и жадно тянулся рукой между ног Джонни. Джонни фыркал, – он был падок на похвалу и внимание, а Доён всегда умел делать комплименты и искренне обожать, – и позволял делать с собой что угодно. Часто, после того как Джонни растягивал Доёна медленно и основательно, как им обоим нравилось, Доён сам вставал перед Джонни на четвереньки. В те годы он был болезненно стеснительным, но при Джонни он любил обнажать себя полностью. Потому что с Джонни было комфортно и безопасно, надёжно и хорошо. Потому что Джонни находил Доёна не только умным и воспитанным, как другие, но ещё красивым и сексуальным. И Доён, раздевшись догола, чувствовал себя перед Джонни именно таким, всегда. Крупные ладони Джонни скользили по всему телу Доёна, и Доён не переставал улыбаться, жадно напитываясь тем, что ему давали. Он послушно расслаблялся, пока Джонни в него входил, хотя это было нелегко, ведь Джонни был большим везде. Когда они могли соприкоснуться телами полностью, Доён находил в себе силы распрямиться, чтобы откинуться на сильную грудь Джонни и положить его ладонь на выпуклость у себя под пупком. Джонни, очевидно, видел в этом что-то особенное, дорогое и трогательное, потому что сразу же начинал осыпать плечи и волосы Доёна бесчисленными поцелуями. А Доён был счастлив сделать Джонни ещё чуточку счастливее. Ведь вся жизнь тогда была именно такой: счастливой, беззаботной и лёгкой…       – Хё-ё-ён!       Доён очнулся. Он был снова в темноте своей спальни, а перед ним прогибал спину Чону. Видимо, прошло не несколько лет, а всего лишь секунда, потому что они всё ещё двигались в прежнем ритме и даже не сбивались. Чону начал поскуливать, всхлипывать. Он звал Доёна и как будто стремительно сходил с ума. Фокус Доёна резко сузился на нём одном. На том, как часто Чону дышал. На звуках, которые он издавал, мямля что-то неразборчивое. На том, что, похоже, Чону оставалось до оргазма совсем немного.       Доён старался делать основательные, глубокие толчки. Он вспомнил, что ему нравилось больше всего, когда они занимались сексом с Джонни, и теперь переносил в жизнь все свои старые предпочтения, надеясь, что Чону тоже будет хорошо. Он массировал большими пальцами его напрягшиеся бока, иногда спускаясь к пояснице. Проводил рукой вдоль позвоночника, мягко сжимая его небольшие ягодицы. Чону упал лицом в подушку, стонал в неё протяжно и высоко. Он как будто старался сдерживаться: все звуки, что он издавал, оставались негромкими, не могли просочиться сквозь стены к соседям. Доён спустил руку к его разгорячённому, влажному от смазки члену и сжал его мягко. Чону сразу же распрямился, как будто его дёрнули за верёвку, схватил Доёна за запястье.       – Уже слишком? – спросил Доён, соображая совсем плохо. Чону помотал головой.       – Ты не должен, хён… – он попытался повернуться к нему лицом, но в этот момент Доён соскользнул рукой до головки члена, и с губ Чону слетел только неразборчивый, скулящий звук.       – Я хочу, Чону-я, – Доён наклонился и поцеловал его в выступающую лопатку.       В следующий момент Чону сжался на члене Доёна настолько сильно, что Доён сбился с ритма. Он увидел в темноте, как Чону стиснул в кулаках наволочку на подушке. Член в руке Доёна, сильно вздрогнув, излился и начал постепенно опадать. Доён сразу же отпустил его, чтобы не доставлять Чону неприятных ощущений. Чону лежал на кровати, повернув голову в сторону. Чёлка упала ему на глаза, губы были открыты, а спина поднималась и опускалась в ритме его тяжёлого дыхания.       – Хён, ты останешься внутри? – спросил Чону испуганно, словно спохватившись. Доён не понял, чего от него хотят, поэтому ответил так, как ему показалось будет вежливее:       – Я сейчас выйду, не переживай. Всё окей…       – Нет! Останься, пожалуйста! – Чону выкатил зацелованные губы, и Доён поймал себя на мысли, что не может говорить Чону «нет», когда он смотрит на него с настолько трогательным выражением. Неужели во время практики Чону Доён был настолько погружён в свои мысли, что ни разу не видел этого милого просящего взгляда?..       Доён толкнулся ещё несколько раз, уже по инерции. Всё напряжение, скопившееся в теле, резко вышло из него, заставляя вцепиться в бёдра Чону и откинуть голову назад. Мышцы сразу же налились усталостью, отчего казалось, что всё тело ниже головы стало ватным. Он собрал оставшиеся силы, чтобы откатиться в сторону и не упасть прямо на Чону. Оказавшись в горизонтальном положении, Доён улыбнулся в потолок. Ему давно не было настолько хорошо и легко.       – Ты как, в порядке? – спросил он негромко. Но ответа не последовало. Чону, лёжа на боку, спиной к нему, уже провалился в сон. Его дыхание было ровным и глубоким, слышалось тихое сопение. Отдышавшись немного, Доён стянул с себя презерватив, завязал его узлом и подумал, что о Чону нужно тоже позаботиться.       Он привёл Чону в относительный порядок. Пока он протирал его живот и ягодицы, Чону только мычал сквозь сон, но не проснулся. Видимо, рабочее напряжение, алкоголь и оргазм смешались в его крови в идеальное снотворное. Но Доёну так было даже проще. Ему не нужно было ничего говорить, обмениваться впечатлениями. Он пока ещё был не готов. Ему нужно было переварить случившееся внутри себя в первую очередь, а уж потом…       А уж потом… будет что-то. Что-то другое. Но Доён пока не знал, что именно.       Доён встрепенулся. Это был один из тех дурацких снов, когда кажется, что земля резко уходит из-под ног. Доён нахмурился, провёл рукой по волосам, ероша чёлку. Он перевернулся на другой бок и вздрогнул снова – рядом с ним лежал Чону. Пряди его волос слиплись и закрывали ту часть лица, которая не была утоплена в подушке. Он казался спокойным, безмятежным. Доён решил дать ему возможность отоспаться. И выиграть время для себя, чтобы подумать.       Он оставил на кровати свои самые незаношенные флисовые штаны и тёплый домашний свитер, подаренный старшим братом на какое-то Рождество. Взглянув на спящего Чону ещё раз, Доён быстро натянул на себя чёрный свитшот с серыми спортивными штанами и выскользнул в коридор.       Он заварил кофе и сел за стол. Он хотел было собраться с мыслями, но в голове было пусто. Не было никаких идей и соображений по поводу того, что случилось вчера и как быть теперь. Наверное, стоило подумать чуть подольше, а не цепляться за первую попавшуюся прихоть. Однако, оглядываясь назад, Доён чувствовал, что не испытывает сожалений. Он был честен с Чону и с самим собой. Им обоим было хорошо. Доён дал ему ровно столько, сколько мог.       Вопрос был лишь в том, сколько хотел от него получить Чону.       Чону, как не странно, за весь вечер не проронил ни слова о своих чувствах. Доён был морально готов к тому, что алкоголь развяжет Чону язык, и тот скажет что-нибудь откровенное, личное – как тогда в офисе. Но Чону каким-то чудом продержался, не выдав себя. И от этого Доёну яснее не становилось.       На улице было пасмурно. Серые, тяжёлые облака висели низко, как будто задевая высотные здания. Доён помассировал висок.       В спальне послышалось шуршание одеяла. Доён напрягся, распрямился у себя на стуле. Он догадывался, что Чону выйдет не сразу. Но ему хотелось подготовить себя морально даже к этому.       Чону зевнул, потом разблокировал телефон, хотя Доён не видел его телефон ещё с прошлого вечера. Несколько раз срабатывал сигнал отправленного сообщения, а потом послышался незнакомый голос. Доён не сразу понял, что Чону включил голосовое.       – Хён, прости ещё раз, что подвёл тебя вчера… Если бы я знал заранее, то не стал бы говорить, что пойду с тобой… Оппа хотел сделать мне сюрприз, я вообще был не в курсе, что он приедет в пятницу... Чувак, я до сих пор в шоке, честно… Оппа забронировал столик в ресторане, ещё из дома, представляешь? И приехал за мной на работу. Ну и… Потом мы поехали в клуб, ну, немного развеяться… А потом в квартиру оппы, в ту самую, в которую ты заезжал как-то, помнишь? Оппа говорит, что я должен провести у него дома все выходные, а иначе он откусит мне задницу, но ради тебя можно сделать исключение… Вот… Так что, можем встретиться, если ты ещё хочешь… Надеюсь, что твой вечер вчера прошёл не слишком паршиво?..       Доён догадался, что это был, скорее всего, тот самый Минхён, о котором Чону говорил в ресторане. Он не понял, почему тот говорил очень медленно, растягивая почти все звуки. Но его больше удивило другое. Во-первых, он сразу же заметил, насколько сильно отличался его образ жизни от образа жизни Чону и его друзей. Даже если у Доёна было достаточно денег, чтобы развлекаться в приличных заведениях города, он этого всё равно не делал по той простой причине, что ему не хотелось. Ему нравилось проводить выходные у себя дома, кататься на велосипеде, гулять либо встречаться с родственниками. Он очень сомневался, что будет интересен хоть кому-то со своими стариковскими привычками. Во-вторых, его смутило слово «оппа», произнесённое мужским голосом. Ему показалось, что в кругу Чону принято как-то выделяться и делать странные, возможно, провокационные вещи. А Доёну это не было интересно вообще никогда, даже в юности.       Доён вздохнул глубоко. Он сделал глоток кофе, чтобы вернуться к прежнему состоянию и больше ни о чём не думать.       Наконец Чону вышел из спальни, уже одетый в вещи Доёна. Он резко замер в дверном проёме.       – Ты дома, хён?.. А я почему-то подумал, что ты ушёл… – пробормотал Чону, пытаясь растрепать волосы пальцами. – Прости, если было слышно мои голосовые сообщения.       – Всё в порядке, Чону-я, – улыбнулся Доён; на этот раз он чувствовал, что улыбается широко и улыбается искренне. – Будешь кофе?       – Если можно, я быстро приму душ и поеду к себе домой, хён, – сказал Чону негромко и слишком скромно после всего, что между ними было прошлой ночью. – Я не буду тебя задерживать. Мне, наверное, нужно было уехать сразу же, но я отключился, хён, честно…       – Чону-я, – Доён не мог не рассмеяться добро – ровно настолько казалось неуместно-скованным бормотание Чону. – я тебя не тороплю. Останься на завтрак, прими душ, а потом можешь ехать по делам.       Чону, зачёсывая чёлку назад, улыбнулся и чуть покраснел. Он сел за стол напротив Доёна, поставив босые ступни на стул и обхватив колени руками. Доён понял, что его предложение принято, и начал готовить кофе.       – У меня, получается, нет никаких планов. Ни на сегодня, ни на завтра, – заговорил Чону чуть громче и чуть-чуть увереннее. – Мы с Минхёном хотели съездить куда-нибудь загород вместе. Но он сказал, что будет занят все выходные.       – Значит, ты можешь остаться здесь.       Доён испугался сам, насколько внезапно прозвучали эти слова. Они ведь только что вываривались, доходили до готовности у него в голове. Произносить их вслух было преждевременно, рискованно… да попросту нагло. Доён не хотел быть наглым. Особенно с Чону, ведь он догадывался, что у него перед Чону есть преимущество.       – Если захочешь, разумеется, – быстро добавил Доён, обернувшись к Чону через плечо. Чону смотрел на него удивлённо. Но от слов Доёна ему как будто бы не стало неприятно. Он был как будто бы…       – Я с радостью, – Чону улыбнулся широко и ярко, разгоняя пасмурные тучи за окном. Рука Доёна дрогнула, чуть не пролив кипяток мимо чашки. Обернувшись снова, Доён улыбнулся ему в ответ.       За завтраком они болтали о мелочах. Чону договорился с Минхёном, что они встретятся позже вечером, потому что «днём есть важные дела». Доён смотрел на улыбку Чону, такую трогательную, игривую и живую, и у него в голове не укладывалось, насколько слепым он был, что не замечал всего этого рядом с собой так долго. Глядя на Чону, Доён чувствовал, что что-то в нём оживает. Медленно, со скоростью улитки, но совершенно точно пробуждается к жизни. Он понимал, что траектория изначально была задана неправильно и точка отправления тоже была не самой лучшей. Он осознавал риски, ведь отец Чону был одним из главных директоров, который мог запросто уволить любого сотрудника, ведь незаменимых нет. Он отдавал себе отчёт в том, что Чону и он живут в совершенно разных ритмах и что им будет сложно пересекаться. Он повторял про себя, что отношения на работе должны оставаться сугубо рабочими. Но…       Но когда Чону смотрел на него во все глаза, внимательно и всепоглощающе, словно Доён был центром его жизни, а на его прекрасных губах расцветала ослепительная улыбка, Доён был готов рискнуть. Рискнуть, чтобы попробовать. Попробовать что-то новое, чего ему явно недоставало в жизни последние два года. И может быть, хоть Чону и бежал впереди него со своими вызревшими, напитавшимися любовной тоской чувствами, Доён всё-таки мог попробовать его догнать. Не сразу, а в своём темпе. Возможно, что-то всё-таки может получиться.       Пока они завтракали, Чону так запросто взял руку Доёна в свою и переплёл их пальцы, что Доёну невольно подумалось: чем чёрт не шутит? может, это всё – искреннее. И может быть, в жизни некоторые вещи всё-таки проще, чем они кажутся.       Наверное, Доёну пора начать допускать, что иногда он может быть неправ. Неправ, но от этого очень счастлив.       После завтрака Чону принял душ. Доён его ждал и смотрел какой-то старый фильм про любовь. Когда Чону вышел, они сидели на диване и смотрели фильм вместе. Молчание больше не вызывало неловкость, а ощущалось вполне комфортным. Чуть позже Чону сказал, что ему нужно съездить домой переодеться, а потом он сразу же вернётся.       – Только поскорее, Чону-я, – сказал Доён. Слова в этот раз дались сложнее, но он чувствовал, что должен был их сказать. Чону, заворачиваясь в свой огромный шарф, посмотрел на него зачарованно. Его глаза снова начали чуть-чуть сходиться к носу.       – Только если Доён-хён меня поцелует, – Чону заулыбался игриво и постучал себя пальцем по щеке. Доён намёк понял. Он обнял его, уже одетого в свою офисную одежду, пальто и туфли, и поцеловал прямо в губы. Чону явно не ожидал такого хода. Он сразу же обмяк в руках Доёна, цепляясь за его плечи, скользя ладонями вниз, останавливаясь на ягодицах.       – Нет, я всё-таки хочу тебя дождаться, – улыбнулся Доён, мягко отстраняясь. Чону нахмурился в шутку, и Доён поцеловал его между бровей, там, где залегла самая глубокая складка. Лицо Чону сразу же прояснилось.       – Тогда я быстренько, хён. Туда-обратно! Ты даже не заметишь! – затараторил Чону, прихватил свой портфель и выскочил в подъезд.       Доён подошёл к окну, чтобы увидеть его ещё раз. Чону вышел из подъезда уже более спокойным, взрослым шагом и посмотрел вверх. Доён поднял руку высоко над головой, чтобы точно быть замеченным, и помахал. Чону, присмотревшись, заулыбался снова и помахал в ответ.       В тот же момент начался сильный снегопад. Ветра почти не было, но с неба падали тяжёлые пушистые снежинки, как в снежном шаре или в фильме. Чону поморгал, глядя на метель, и быстро сел в ожидавшее его такси. Доён обнял себя за талию и вернулся в гостиную, чтобы досмотреть фильм, хотя он знал концовку чуть ли не наизусть.       Вскоре зажужжал телефон. Доён бездумно разблокировал экран и увидел сообщение от Тэёна:

«Только не говори, что я непоследовательный дурак, но вчера мы с Джэхён-и всё обсудили, и теперь мы встречаемся😳🥺🥰»

      Доён покачал головой, глядя на ряд смайликов и примерно угадывая, в каком сейчас состоянии находится Тэён. Его губы заулыбались широко сами собой.