И завтра я вновь начну жизнь с чистого листа

             С появлением на свет, со временем мы осознаём, что на протяжении всей жизни в каждом уголке нас будут поджидать различные испытания, способные повлиять на становление нашей личности и, если повезет, на саму судьбу. А еще, что наша жизненная линия состоит из нескольких этапов. И первый:

Рождение.

      3 января 200* год, где-то в Инадзуме.       «Сначала я родился. Удивительно, правда? Я был очень маленьким и слабым ребёнком, всё время плакал и требовал особого внимания от матери и врачей.»       — Макото!.. О, нет, тише-тише, тш-ш…— слышится на другом конце провода до боли родной голос вперемешку с детским плачем, от чего вторая еле улавливает последующие слова.       — Эи? — со скрипом девушка подскакивает со своего стула, тут же напяливая на себя пальто и случайно сбрасывая кучу бумаг со стола на пол.— Я сейчас же приеду, потерпи пожалуйста.       — Он всё плачет и плачет…— молодая мама чуть ли не роняет зажатый на плече телефон, а сама ребенка качает и голос пытается держать, хотя по нему и так было слышно, что вот-вот и она тоже заплачет.       — Я скоро, Эи! — девушка по имени Макото хватает кожаную сумку, украшенную розовыми цветочками сакуры, и ключи, параллельно в приложение заглядывает и сама себе под нос шипит.— Пробки. Я задержусь, но буду как можно скорее!

Этап 2: Формирование и развитие.

      «Не смотря на некоторые проблемы со здоровьем при рождении, я рос и развивался, как обычный ребёнок. Мы с мамой часто ходили на различные спектакли.»       — Количество билетов?       — Два взрослых и один детский.       «Мама любила меня театр.»       — С вас 250 моры.       — Пожалуйста.       «Мама любила меня тётю Макото.»       — Отлично, ровно 250. Ваши билетики. Занимайте места и приятного просмотра.       — Благодарю.       «Мама любила проводить время со мной наедине с собой.»       «Мама любила меня, когда всё идёт по плану, и не любила слезы.»

Этап 3: Первое разочарование.

      «Тётя Макото умерла.»       …       …       …       «Мама по-прежнему не любит показывать свои слёзы.»       «Мама по-прежнему не любит меня.»

Этап 4: Социализация.

      «Я не хочу это вспоминать.»

Этап 5: Первые ошибки.

      «Я. Не. Хочу. Это. Вспоминать.»

Этап 6: Жизнь с чистого листа.

             «...»

Этап 7: Поиск себя.

      «За это время он успел расслышать, что, во-первых, его универ готовит крупный проект ко дню мирового единства, а во-вторых, название его «и сердца всего мира забьются в унисон». Масштабы проекта действительно поражали. День мирового единства совпадал с юбилеем учебного заведения, поэтому разгон и планы были большими.»       «Я должен стараться как можно больше.»       «Сценарий напишется студентами группы «сценарное мастерство», а лучший сюжет выберет комиссия. С этого всё начнется, а пока за будущими актерами всё время будут присматривать, особенно на практических занятиях, где те должны будут выложиться на все сто.»       «Я должен выложиться на все сто.»       Скарамучча— завоеватель, а цель его— большая сцена. Отступать запрещено, противопоказано. Он должен, обязан забраться на вершину и посмотреть на мир свысока. Забраться настолько высоко, что, глянув вниз, будут видны одни лишь макушки крошечных людишек, что топчутся по бренной земле.       Но только он позабыл,

насколько сильно боится высоты.

Этап 8: Неудача.

      …       «Я провалился.»       Целая толпа студентов собралась возле стенда с перечнем фамилий для распределения ролей. Скара, который стоял в первом ряду, взволнованная толпа выталкивает куда-то в самый конец, а он поддаётся этому потоку, готовый утонуть прямо сейчас. За шумом «волны» он не чувствует и не слышит ничего, кроме собственных мыслей где-то из потаённых уголков души, что постепенно отравляли сознание и лишали твердой почвы под ногами.       Он провалился.       Упал в самую бездну.       Головой вниз.       И разбился на кусочки.       «Мне не досталась не второстепенная, не, тем более, главная роль. Какой же я неудачник.»

И, наконец, этап 9.

…

Смерть.

      «Ты не пришел. Не в этот день, не после…»       «Всё-таки стоило украсть одну из твоих рубашек, чтобы увидеть тебя на своём пороге вновь…»       Мама по-прежнему любит Скарамуччу театр.       Альбедо по-прежнему любит Скарамуччу свои холсты.       А Скарамучча желает больше никогда не чувствовать найденное где-то в глубинах меж ребрами сердце.

***

      Мертвящий холод покалывает своими льдинками по коже, пронзает копьями из сосулек и льдин насквозь, взращивая на одежде в районе груди ярко-красные кровавые бутоны. Раньше этим оружием владела мать, крепко держа в своих хрупких, но таких сильных руках наточенное копье, но теперь…       «Теперь этим оружием владеешь ты, Альбедо.»              Наказание игнором— лучший «дар», который только могла преподнести его матушка, и совсем не важно, о каком празднике вещает календарь. Это был особый, красный, нет, алый день календаря, который не забыть, как годовщину отношений с девушкой, который не проигнорировать, как неважный государственный праздник. И Альбедо ни в коем случае не занимался тем же, нет, но его действия способны на многое, способны задеть остатки живого и воскресить давно погибшее, напомнить о забытом и незабываемом.       Когда он в очередной раз исчез, только сейчас Скарамучча понял, насколько же он бессилен против армии высвободившихся монстров, насколько слаб и труслив. Осознал, насколько же его когда-то убил факт того, что он остался один. Снова. Как когда-то. Мама не любит слезы, возможно, Альбедо бы тоже не сумел выдержать его слабость. Но ему нет причин винить его. Он сам оттолкнул. А Альбедо не мать, что погрузилась с головой в работу, забыв о его существовании, а Скарамучча не сын и не имеет права обижаться на Альбедо за то, что он понимает слово «нет», пусть даже и не произнесенное вслух. Скарамучча не маленький ребенок, за которым глаз да глаз, а Альбедо не неудачник, что потерял всякий смысл в своей погоне за чем-то, что, как оказалось, ему не принадлежит.       Альбедо Скарамучче не принадлежит.       Театр тоже.       А мечта? Была ли она когда-нибудь его мечтой?       Парень тушит сигарету о пепельницу и та под напором складывается пополам. Последние капли дыма утекают из его уст, пока на фоне играет какое-то случайное аниме. В гостиной пахло никотином и одиночеством, в коридоре в разных сторонах лежали кроссовки, а на крючке висела единственная куртка. За окном семь утра, а на часах пять вечера— снова пора пить чай. Только листья уже закончились…       Ёмкость для чайных листьев, как песочные часы. Когда последняя песчинка падает вниз, она оповещает об окончании времени для чего-либо в зависимости от желаний и задач хозяина— старинный таймер. А когда последняя чаинка покидала стеклянную баночку, она, вне зависимости от желания и задач хозяина, оповещала его о…       — М? — уловив звук от дверного звонка, Скарамучча нехотя в сторону входа-выхода глядит и пультом аниме на паузу ставит. Вот и гости, как и ожидалось.       «Это мог быть ты, но я каждый раз толкаю тебя всё дальше. Это мог быть ты, но чашка, из которой ты пил, разбилась, пока я был в порыве гнева и отчаяния. Это мог быть ты, но химозный чай в пакетиках с ягодным вкусом ты любишь больше.»       И вновь слышится звонок, что еще в первый раз успел напугать спящих котят и пробудить их ото сна. Парень плетется к двери и, в глазок не глядя, распахивает двери.       — Скарамучча.       — Мам.       Она всегда звонит дважды, оставляя меж звонками перерыв в семь секунд.       В руках у нее как обычно та самая кожаная сумка, украшенная цветами сакуры.       А в сумке, как и всегда…       — Я принесла чайные листья.       — Проходи.       А в сумке тот самый чай, что так любят Скарамучча и Эи Райден, и когда-то любила Макото.       «А ты… Я не уверен, что ты смог бы полюбить горечь этого чая по-настоящему.»       Эи «спускается» со своих каблуков, ступая ногой на татами и оказываясь на уровне глаз Скарамуччи. Она ниже всего на пару сантиметров, но осознание, что ещё вчера он помещался в её руках, бросает в дрожь.       Скарамучча медленно и как-то незаинтересованно ресницами хлопает, носом куняет, руки в карманы спрятав: он уже не помнит, когда в последний раз нормально спал. Хотя нет… Помнит и в самых ярких деталях. Когда рядом был он. Ещё не занятый подготовкой к тому чертовому мероприятию и не рисующий свои дурацкие декорации. Когда он держал в руке ладонь Скарамуччи, а не кисти, которыми сейчас рисует не его, а чертовщину, которая Скара никак и ни в коем случае не интересует…       — Я слышала у вас в университете намечается мероприятие в честь круглой даты и праздника мирового единства, — по пути в гостиную пытается разрушить повисшую в воздухе тишину Эи, но Скарамучча только цыкает и тут же добавляет:       — Та хрень какая-то. У меня нет никакого интереса участвовать в этом детском утреннике. Даже если бы меня попросили, я бы отказался.       — Ты разве не говорил, что намерен получить главную роль?       — Я на тот момент еще не знал, насколько это бесполезная трата времени. Пускай развлекаются, а я буду готовиться к чему-то по-настоящему серьезному и стоящему.       Эи присаживается на стул прямо у стола напротив окна— единственного источника света, а Скарамучча, потухших глаз на неё не поднимая, кладёт чашки на стол. На самом деле, внутри он уже умер от разочарования, но ей этого знать не обязательно. Как и не обязательно знать, что её сын просто в очередной раз доказал, что он последний неудачник и театр ему не принадлежит.       Эи всем сердцем любит театр.       Но Скарамучче там не место.       В театре? Нет, в её сердце.       Котята, пробудившиеся ото сна, заинтересованно наблюдают за новой гостьей, а затем осторожно подходят и изучают, пока Мишель, словно их кошачья старшая сестра, наблюдает совсем неподалёку.       — Сколько вас…— Эи берет одного из них на руки.— Твои?       Они ему не принадлежат…       — Нет, на передержке. Скоро их заберут.       И он снова останется с пустотой внутри.       — Вот как, — женщина натянуто улыбается и перемещает руку ближе к руке сына, что лежала на столе, когда тот расположился напротив.— Я знаю, что не смотря ни на что, ты был добрым мальчиком. Даже сейчас.       Когда палец матери легко касается его руки, тот тут же её отдергивает, нахмурившись.       «Хороший мальчик? А куда подевалось твоё любимое: «Я жалею, что у меня родился такой сын»? Вы отказались от своих слов, госпожа Райден?»       — Если тебе просто нечего сказать, то лучше молчи, — шипит он, застывая глазами на ленточках пара, что исходили из чашек.— Что было в Инадзуме— останется там, а люди не меняются. Не мог тот самый добрый мальчик доставить нам всех тех проблем.       — Но, если люди не меняются, значит…       — Не хочу ничего слышать. Умоляю давай поговорим о чем-то другом или лучше помолчим.       — Хорошо…— Эи опускает глаза, ловя своё отражение в чашках.— Жаль, что ты решил не участвовать в спектакле. Я бы с удовольствием посмотрела.       «Значит теперь у тебя есть на это время? На меня? Или только на своё хобби, что напоминает тебе о сестре?»       — Мог бы просто попробовать, испытать свои силы, — всё не унималась она.       Попробовал уже. Но тебе это знать не обязательно… Возможно, он и правда недостаточно старался. Интересно, если бы об этом узнал Альбедо, спросил бы, почему Скарамучча не боролся? Прижал его к кабинке туалета, как это сделал когда-то он? Отчитал, пригрозил?       Только подобные вопросы от матери ему ни к чему… Её фаза внезапной «заинтересованности», что ранее проявлялась в виде бесконечных претензий и сопровождалась фразой «а вот раньше», видимо, в периоды, когда он ещё говорить не мог, вновь сменялась безразличием и снова фазой бесконечных претензий. Поэтому её «попробовал бы» вызывало скорее злобу, мол, вновь она чем-то недовольна. Он уже привык сводить все разговоры с ней на нет. Люди не меняются.       — Я же сказал, что в цирке этом не заинтересован. Пускай развлекаются, как хотят.       Он стучит по столу кулаком, что телефон на нём аж подскакивает. Только на этом всё не заканчивается: сразу после тот завибрировал.       Завибрировал? Да Скарамучча лет сто не слышал от него подобных звуков, не считая каких-то не важных уведомлений спамеров. Ещё и номер неизвестный… Даже если это какие-то мошенники, то в любом случае это намного лучше вопросов и претензий матери, которые ещё не начались, но парень бы уверил, что пять минут и пойдет, поедет. Поэтому он почти без сомнений поднимает трубку, но, услышав голос собеседника, единственной реакцией оказывается протяжное, беззвучное «бля-я-я» одними губами.       — Скар, Скар, ало? Ты слышишь? — говорит тот запыханно.       — О, бездна, сколько у тебя номеров…— сквозь зубы цедит Скарамучча, а затем мнёт пакет, в котором лежал чай, прямо у микрофона.— Пш-ш-ш… Ите-ер… Пшш-ш… Не слышу ничего, связь плохая.       — Ты дурак? Пакет убери, — вмиг куда-то девается былое дружелюбие.       — Пш-ш… Абонент просит вас считать этот намек, пш-ш… И никогда больше сюда не звонить, пшш…       Звонок, естественно со стороны Скарамуччи, тут же сбрасывается. Он только вздыхает раздраженно и под пристальным взглядом матери, в котором читалась еще не изведанная им эмоция в виде смеси восторга и ужаса, тянется к чашке с еще горячим чаем.       — Твой друг? — полушепотом спрашивает, словно боясь спугнуть, словно раз десять обдумала эти два простых, но таких громких слова.       «Твой» и «друг». Твой. Друг. Друг? Его? У Скарамуччи?       — Тц, за кого ты меня принимаешь?..       У Скарамуччи были друзья. Много. Целая компания! Как и все мальчишки средних классов, они вместе прогуливали уроки. Как и все парнишки того времени, кушали мороженное и ходили в караоке после учебы. Как и подобает мальчикам их возраста, дразнили девчонок. И, наверное, как и подобает самой обычной дружбе, ты должен был ой как изворачиваться и поддаваться, чтобы все мигом не встали против тебя. Быть, как они. Думать, как они. Поступать, как они. Другие просто не заслуживали ничего, кроме кромешной тьмы одиночества и издевок. Если ты не с ними, то ты против них. Самая обыкновенная дружба. Такая у Скарамуччи была.       Была.       Больше дружить не хочется.       А как, если воспоминания о прошлой так и проходят вибрацией по позвоночнику и вселяют ужас? До сих пор.       Но вибрация возвращается вновь.       На этот раз из телефона.       — Да сколько можно? — он снова поднимает, будто тот со второго раза его намерения поймет, будто не легче заблокировать.       — Ты чего сбрасываешь?! — словно не понимая почему, вопрошает звонко он.       — А ты чаще мне звони! — на пару тонов выше с явной подколкой отвечает Скар.       Когда Скарамучча в очередной раз ступил на путь своей новой жизни с чистого листа, в первую очередь он пообещал себе больше никогда не связываться с Итером, никогда не вестись на его авантюры. Странный этот парень, что то и дело собирает вокруг себя людей, словно что-то измениться, если он хоть на секунду останется один, словно боится. Все мы в глубине души имеем потаенные и не очень страхи… Скарамучча особенно. У него их целый батальон.       — Как тут номер заблокировать…— просто, чтобы заявить собеседнику о своих намерениях, хотя прекрасно понимает, как это всё работает, проговаривает Скара, ища в телефоне нужную функцию.       — Альбедо!       Щёлк.       Дуэлянт выстреливает первый, не дав секунданту воскликнуть команду «Огонь!». Стреляет из запрещенного оружия, не смотря на то, что тип его должен обговариваться до поединка. Не смотря на то, что дуэлянты должны быть на равных. Не смотря на то, что второй оказался совершенно неподготовленным, а с ними даже не было врача.       Обездвижен.       В руках Итера оказалось самое сильное оружие, напичканное специальными дротиками-шприцами с транквилизаторами.       А Скарамучча— всего-навсего ни о чем не подозревающая зверушка, чьё тельце прильнуло к траве.       …       — Мне удалось привлечь ваше внимание или вы просто кнопку «заблокировать» потеряли? — Скарамучча клянется, он не просто слышит, он видит эту улыбку во все 32 зуба с нескрываемой издевкой. Если бы мог, так бы и придушил, чтобы он никогда больше довольную мину корчить не смог.— Ну, хорошо. Тогда я приглашаю тебя на день рождения.       — Идиот?       Это из любви к вечеринкам он теперь день рождения два раза в год празднует? И не то, что Скара помнил. Так случайно вышло! И не то, что ему есть до этого дело, но какого чёрта?       — Идиот тут ты. Он еще в сентябре был, а ты так и не поздравил.       — В феврале, — с нескрываемым раздражением поправляет.       — Альбедо у нас не рыбы, а дева, к твоему сведению.       Альбедо.       — У него был день рождения?..— а Скара чувствует: сил на издевки больше нет, силы вытекли алой жидкостью на землю, что тут же впитала её в себя.       — Да, 13 сентября.       13 сентября? Разве это буквально не на следующий день после поединка с Элиотом? В день, когда Скарамучча вновь трусливо убежал, ступив на порог общежития. День, в который он не только не поздравил, но и оставил Альбедо наедине со своими переживаниями. Альбедо тоже переживает. Скарамучча знает, но каждый раз забывает— в эту игру играет не он один.       Затем уже Скар впустил его в своё пространство, попросил остаться, попросил подольше, но не сказал «навсегда», хотя внутри всё ноет и болит. И Скарамучча снова тот маленький мальчик, который каждый день плакал. Альбедо— никогда, он сильный. А Скарамучча— слабак. Альбедо ушел, но Скарамучча не сказал: «Жду тебя снова». А Альбедо— парень ненавязчивый. Если перед ним закрыли дверь, он ломиться не будет, не будет царапаться, как кот, которого не пустили в комнату. Он будет ждать. Ты ему «нет», а он снова пустит, если тебе понадобится укрыться от дождя. Ты ему «нет», а он «хорошо», хотя лучше бы прижал к кабинке и не отпускал. Наверное, поэтому он не пришел… Он готов пустить в свой дом и может даже сердце, но Скар не готов пачкать порог его дома своими чернилами. Это не правильно. Он неправильный.       Пусть многое из видеопленки о той самой вечеринке вырезано, пусть Скарамучча не может освежить память о событиях того дня, но он может понять, почему Альбедо его так зацепил и почему за тот короткий вечер они оказались в постели. А если Скарамучча правда хотел? А если бы выдалась возможность, лег бы снова?       Вздох.       Да. Наверное, да.       Скарамучча встаёт со своего места, оставляя мать в гордом одиночестве и скрываясь на балконе.       Чувства, что связывали тугой узел где-то внизу живота, пока в голове образ лишь его одного, образ парня, насколько они мерзкие? И почему Скарамучча всю жизнь считал их таковыми? Наверняка ответ кроется где-то в прошлом, где-то за одной из дверей, которые он так сильно не хочет открывать. Но да. Он бы лёг. И от этой мысли внутри всё тягуче-сладко сводит где-то внизу и переворачивает вверх дном где-то в районе рёбер.       А Альбедо? Чем зацепил его он? Пьяный, наверняка грубый парень, который весь вечер нёс чушь… А может это просто действие алкоголя и Альбедо на самом деле и не возжелал его? Эта мысль уже давно поселилась в черепной коробке, как у себя дома.       — Скар? — окликает того Итер, звуча уже менее насмешливо и намного более взволновано.       — Да, я бы лёг с ним в постель…— вылетают вольными птицами из уст слова, что явно должны были остаться внутри, в клетке, прутья которой сплавлены из непринятия и недоговоренностей.       — Д-давай ты про подарок сам подумаешь, без меня, ладно? — уже менее взволновано и более неловко звучит тот, что на «проводе», от чего щеки и уши Скарамуччи вмиг пунцовый оттенок приобретают, а на губах снова одно бесшумное «бля-я-я…».— Это уже дело ваше, пацаны, а я так, просто хотел узнать на какое количество людей рассчитывать.       — Да ничего такого! — упирается рукой на перила, а сам уже не только на щеках краснючий, как рак варенный, — всё лицо приобрело самый алый из всех алых оттенков, всё вскипело и горит.— Забей. Я буду.       — Хорошо, тогда не задерживаю, пока-а-а…       — Стой!       — Чего?       Вот так удача, а не сам ли господин Скарамучча Райден должен первее всех трубку класть?       — Почему он не позвал меня? Он точно хочет меня видеть? — складываются из трепета в сердце дрожащие буковки в беспокойные словечки.       А Итер вновь улыбается. Скарамучча слышит.       — Вот его об этом и спросишь. Я могу лишь сказать, что вы оба два придурка, которые так и не обменялись номерами.       Точно. Номера. Какие же они всё-таки идиоты. Оба.       От осознания Скара только мычит вымученно, а Итер отключается сам. Молча.       Через каких-то жалких пару секунд Скарамучче на телефон приходит сообщение с того же неизвестного номера, в котором Итер указал название улицы и время— «14:00».       А после:       От пользователя Неизвестно, 7:34:       " Накидай этому бедолаге стикеров, а то он мессенджерами пользоваться не умеет и чисто стандартные эмоджи юзает @.@ "       Этому бедолаге? Подождите-ка…       От пользователя Неизвестно, 7:35:       " Лан, я отдаю Бедо телефон "       " Дальше сами! "       Был (а) в сети недавно       Значит это всё-таки номер Альбедо… А Итер, оказывается, ходячая телефонная книжка. Наверное, он и номер ему вписал, и написал, потому что сам в черном списке висит, и, возможно даже, организовал, потому что Альбедо не похож на того человека, который любит шумные дни рождения. Сколько ему вообще исполнилось? 19 или он теперь, как Скарамучча, 18-летний? Надо будет спросить, как выдастся возможность. В любом случае, теперь его номер у него в телефоне. Пускай будет. Вдруг пригодится. Нужно только переименовать, чтобы не забыть.       В сети       От пользователя Бедо-тире-кошачья мамочка, 7:38:       (стикер)       Так быстро написал. Это же точно Альбедо, не Итер?       На стикере— улыбающийся котенок, а внизу совсем мелкая надпись «бля, я больше не выдерживаю». Тот самый вид стикеров, который ты по ошибке отправляешь маме, а она начинает расспрашивать об обилии мата в целом стикерпаке, который ты, блин, не удосужился проверить.       От пользователя Бедо-тире-кошачья мамочка, 7:38:       " Ой, что это. "       Скарамучча невольно усмехается, опираясь головой на руку, что лежала на перилах. Ну, точно Альбедо, никто другой.       От пользователя Бедо-тире-кошачья мамочка, 7:39:       " Блин, я не увидел, что там что-то написано. "       «Какой же он дурак. Какой идиот…» — Скарамучча всё эти пару сообщений пересматривает и улыбается, так по-дурацки улыбается. Перечитывает и улыбается. Смотрит на этот стикер и смеяться хочется.— «Мой.»       Альбедо Скарамучче не принадлежит, но это трепетное нежное «мой» не даёт покоя, томится в мыслях, которые Скар смакует снова и снова. Приятно. Он не его ни разу и, возможно, никогда, но как бы хотелось хотя бы на секундочку представить…       От пользователя Скарамучча, 7:39:       " пххпхпахаххвахвхпа "       " на тебя похож "       От пользователя Бедо-тире-кошачья мамочка, 7:40:       " Ладно, что-то есть. "       Что же писать дальше? Может, стоит поздравить с прошедшим? Нет, лучше всё-таки при встрече… Скарамучча прячет телефон в карман, а сам смотрит куда-то вниз с высоты своего балкона. В последний раз он был тут с Альбедо, когда развешивал белье. Теперь всё в его доме пропиталось им. Всё напоминало о легком шлейфе его фруктового одеколона, запахе порошка, кофе и немного об алкоголе на устах, который они разделили в одном стакане и на губах. Всё напоминало о времени, когда здесь пахло им, а не дымом от сигарет и одиночеством…       Он вновь достаёт телефон, чтобы написать единственное сообщение:       От пользователя Скарамучча, 7:43:       " а кто еще придет? "       Нет, всё-таки лучше переименовать.       От пользователя БЕДОлага, 7:43:       " Я, Итер, Сяо, Кадзуха, Хейдзо и Венти. "       Альбедо. Альбедо— именинник. Он должен быть там, должен обязательно. Жаль, конечно, что не один.       Итер. Это уже классика. Где Альбедо, там и Итер хвостиком. Хотя, кто из них хвостик— не понятно. Ладно, пускай. Сегодня он оказался чуть менее раздражающим. Пусть всё такой же парень, который вечно лезет не в своё дело.       Сяо. Сяо он помнит, но смутно. Единственное, что всплывало в голове— это то, что он на той самой вечеринке молчал постоянно и на гитаре играл с каким-то типом с двумя косичками. Венти его звали? Шумный паренёк. А дальше никаких воспоминаний.       Кадзуха… Он, конечно, тоже будет. Если придавать этому большое значение, вечер будет не сладким.       Хейдзо— ещё один шумный мальчишка. Точно. Скарамучча и Альбедо же ему зонтик сломали. Стоит ли покупать новый? Или сам виноват, что такой хлюпенький дал?       Вечер всё-таки придётся пережить, учитывая наличие нескольких взбалмошных индивидуумов и еще кое-кого, но не Альбедо. По крайней мере, теперь у него есть чем забить голову и всё своё существо. Хотя бы сейчас. Хотя бы на сегодня. И пускай шлейф из фруктовых ароматов и кофе, а не запах гниющего сознания заполнит до самого края. Пусть переполнит и вскружит голову. Пускай будет так.       — Скарамучча?       Точно. Есть еще много вещей, о которых нужно подумать.       Дверь на балкон приоткрывается и из-за неё выглядывает Эи, после на дверной проём опираясь.       — Ты куда исчез?       — Покурить вышел.       Например, о том, как бы скорее выпроводить из дома мать и о том, на кого котят оставить. Эи он ни о чём просить никогда и ни за что не намерен, но больше никого у него нет. В голову даже закрадывались самые дикие мысли вроде звонка…       — Я всё спросить хотела. Ты что с Моной сошелся? — выстрел прямо в лоб.       …звонка бывшей.       Странно то, что они, учась в одном заведении, даже при том, что она на курс старше, никогда не пересекались. А еще странно то, что мать вообще задаёт подобные вопросы.       — С чего ты взяла? — спрашивает он, в голове уже тысячу вариантов перебирая.       — Ты просто перед моим приходом никогда не прибираешься, а дома у тебя чище, чем обычно.       Скаре уже даже плевать на придирку к обычному состоянию квартиры. Просто смеяться хочется с того, что присутствие и влияние Альбедо даже мама его заметила.       — Мона не любила прибираться.       Не любила. Но тут хозяйничала постоянно. С чего он взял, что ей это не по душе? Нет, дело не в бесконечных жалобах, как можно было бы подумать, потому что убирала она молча, сваливая на его голову словесный мусор разве что во время ссор. Но он был у неё дома. А там— «творческий беспорядок». Всегда.       Но она старалась быть нормальной девушкой.       А Скара старался быть нормальным.       Они были самой обычной парой, но что-то всё время не клеилось, не смотря на то, что оба занимали свои, предназначенные им и только им, позиции. Мона, как и подобает девушкам, старалась быть хозяйственной, а Скара, как и подобает парням, старался защищать. Хотя, взглянув на него, понимаешь, что помощь и защита тут только ему нужны.       Они были самыми обычными. Ссорились и мирились, кричали и разговаривали с полицией, пили вино, разбивая бутылки, и запивали чаем, сидя у окна. Но что-то не клеилось. Поцелуи казались каторгой, которую нужно просто пережить, сильнее зажмурив глаза и думая о стороннем. Ведь для этого люди закрывают глаза во время процесса? А отрытые плечи или ноги тут же накрывались кожаной курткой.       «Какой вы сегодня заботливый, господин Скарамучча.»       А Скарамучча, как оказалось, просто был не готов.       Открытые участки кожи не вызывали ни капельки эмоций, но другие парни почему-то реагировали бурно. Значит надо защищать. Значит надо так же.       А может дело было в том, что одних лишь кусочков тела недостаточно? Нет. Даже собрав весь пазл воедино, даже когда пришло время лицезреть целую картину, бабочки не проснулись, мир не окрасился в красный, который все считают символом страсти. Поэтому они закрашивали миры друг друга в алый цвет иначе, как могли. Раздирали горло от криков, но не от удовольствия, плакали, но не из-за сильной любви, не спали ночами, но не от того, что желали насытиться друг другом. Красный цвет символизирует не только страсть. Но он нам нужен для полноты картины.       «Может ты просто асексуал?» — впервые Скара услышал это слово именно от неё, а узнав значение, сильно рассердился. Он кто? Да он самый обычный, самый нормальный. Просто ты не та. Наверное, поэтому та самая «блондинка» с вечеринки хоть и напугала, но одновременно и успокоила, проснувшегося с бодуна, парня. Рядом девушка— значит он нормальный, они вместе провели ночь— значит-он-нормальный. До поры до времени…       Что-то он слишком часто стал вспоминать Мону. Не к добру это, хотя чем грозит— не понятно. Просто как факт. Хотя сейчас думать надо о другом. Благо разгон мыслей у Скарамуччи все 350 в секунду.       — Я просто решила спросить.       — А я просто ответил.       Но нет, Мона— это не вариант. Значит придётся наступить себе на горло. Ради чего? О, тут долго думать не пришлось. Жизнь и так его уже затоптала, поэтому разочек, всего один…       — Мам, я хочу попросить тебя об одолжении.       Просто, потому что он не нормальный. Просто, чтобы в этом убедиться. Просто, чтобы спросить, неудачник ли он. Просто, чтобы поставить точку. Просто, чтобы не провалиться вновь

или упасть окончательно.