Умирающий лебедь

«Настоящий актер обязан знать все о любви, и если нужно — уметь жить без нее».

Анна Павлова.

Настоящее       Тик-так, тик-так. Золотистый маятник, прикрепленный к деревянным часам, висящим на стене, мерно покачивался из стороны в сторону, отсчитывая время. Анна внимательно наблюдала за ним, делая вид, что ее в комнате просто не существует. Даже сейчас, находясь вне театра, она идеально исполняла требуемую от нее роль. Прямая спина, высоко вздернутый подбородок, руки, спрятанные за спиной и сложенные в замок, старая привычка стоять слегка на цыпочках, визуально становясь выше. Как бы ты ни старался, но танцором и актером ты остаешься везде. И это навсегда.       — Последствия?! Мне рассказать тебе о последствиях?! — Мастер Булгаков ударил кулаком по столу, стискивая в руке трубку стационарного телефона сильнее. Прима прибыла по зову Мастера незамедлительно, уж очень он не любил ждать. Однако войдя по его приглашению в личный кабинет, она не ожидала, что тот будет занят разговор с одним из подчиненных. — Товарищ Маяковский, не смейте мне снова выказывать свое недовольство и проявлять самодеятельность! Мне обрисовать вам всю ситуацию? Предатель родины, Достоевский, гуляет, как ни в чем не бывало, по Японии, подрывает авторитет нашей нации, позорит нас, надсмехаясь и выставляя в самом темном свете! Вы, отказавшись от помощи товарища Есенина, провалили даже элементарную миссию по отлову Крыс в Питере! Они все сбежали, обвели вас вокруг пальца и оставили ни с чем. Мне продолжать?!       Тик-так, тик-так. Анна Павловна, переведя взгляд на приоткрытое окно, тихо выдохнула через нос, переключаясь с часов на звуки города. Было теплое лето, когда жизнь расцветала с новой силой. Солнце согревало своими лучами, отправляя маленьких ангелов, в виде солнечных лучей, танцевать на окнах, попадать в комнаты и оставлять светлые тропинки. В воздухе отчетливо виднелась пыль, парящая в воздухе. У Мастера давно не прибирались, так как прикасаться к его вещам он никого не допускал, помимо Маргариты. Сейчас, его первая помощница, сидела за офисным столом в коридоре снаружи, выбивая на печатной машинке очередной отчет о последних потерях Правительства, в связи с революционной деятельностью нескольких одаренных.       Анна многого не знала, ведь ее сфера деятельности была направлена в другое русло. Да, она тоже обладала силой, но она была другой, совершенно иной, заключающейся в ее природной грации, элегантном и легком движении, в танце, от которого сердца людей трепетали. Она была способна на многое, это понимали и люди, подарившие ей новый смысл жизни. Театр сгорел дотла, был стерт с лица земли, по желанию Демона, использовавшего ее в самый критический момент. Она поверила, повелась на его уловки, купилась на любовь, на чувства, которые ей подарил Арлекино. И все ради чего? Ради пустоты, оставшейся внутри ее тела.       Анна должна была умереть в тот день, но по приказу господина Булгакова, ее спасли. Ее изломанные крылья излечили, раны, сияющие на груди, зашили, вдохнули жизнь в изломанную куклу, вернули душу, украденную Демоном. Она… слабо помнила прошлое. Все размытое, темные кляксы, плывущие силуэты, обрывки эмоций, разрывающих сердце на мельчайшие кусочки, впивающихся в плоть.       Но Анна помнила, кто спас ее жизнь, а кто — разрушил ее на хрупкие обломки. Актриса понимала, кто является злодеем в этой истории, знает, кому она служит и против кого сражается.       — Я рад, что ты меня услышал! — Булгаков слегка повернулся на кресле, закинув ногу на другую, и поднял кружку с горячим чаем, над которым еще клубился пар. Он отпил из нее, улыбнулся и довольно покачал головой. — Как приятно слышать, когда подчиненные начинают рассуждать логически. Отправляйтесь в Йокогаму и обсудите ситуацию с Правительством. Мне не надо, чтобы Достоевский со своими Крысами уничтожил город, продвигая свои безумные идеи. У нас и так позиция не из приятных, так еще и этот… — Он нахмурился, прислушиваясь к словам Владимира, и покачал головой. — Маяковский, на понижение пойдете, если будете продолжать! Я все сказал, и это не обсуждается. Продолжайте работать с товарищем Есениным, не нервируйте меня! На этом все, конец связи.       Не дожидаясь ответа со стороны собеседника, Мастер положил трубку телефона и, тяжело выдохнув, повернулся на кресле. Взглянув на балерину, продолжавшую внимательно следить за лучиками солнца на окне, он тепло улыбнулся, легким усилием сметая всю усталость и недовольство. Перед ней был снова уверенный, непоколебимый Мастер, способный сделать своими руками все, что ему прикажут люди «сверху». Его глаза серо-зеленые, слегка болотистого оттенка, смотрят внимательно, практически пронизывают ее. Ни для кого не секрет, что Мастер мог читать своих подчиненных, словно книги, даже если бы их история была написана на другом языке.       — И так, моя лучшая прима, здравствуй. Извини за это представление! — Он поднялся из-за стола, обогнул его и медленно двинулся к ней, протягивая руку для рукопожатия. Анна тут же ответила улыбкой и пожала его крепкую ладонь, чувствуя, как тепло растекается где-то внутри, там, где бьется сердце. — Как чувствуешь себя, дорогая? Ничего не болит? Врача посещаешь?       — Да, господин Булгаков, все прекрасно. И все только благодаря вам! — Анна наклонила голову, отведя взгляд голубых глаз в сторону. — Если бы не…       — О, оставим! — Мастер тронул ее за плечо и, аккуратно обняв, провел к креслу для гостей, стоявшего напротив дубового стола. — Садись, Анют. Чаю хочешь? А, может быть, что-то перекусить? Только скажи, Риточка быстро все принесет.       — Нет-нет, Михаил Афанасьевич, я недавно позавтракала и приняла лекарство, поэтому… — Анна склонила голову, поджимая губы. У нее появился ряд ограничений, но это не мешало ей продолжать работать на благо родины. Ранее она дарила людям радость, ныне же — защиту. И, даже если ее ноги будут сломаны, а ее тело будет разъедать ужасная болезнь, она все равно продолжит работать, выполняя, казалось бы, невозможное.       — А, понимаю. Ну, — Мастер виновато улыбнулся, возвращаясь на свое место, — когда-нибудь я вас все-таки угощу, моя дорогая. Ладно, так о чем я хотел с тобой поговорить?       Булгаков мрачно взглянул в сторону груды папок, лежащих на столе, и, подобрав верхнюю, раскрыл ее. Совсем тонкая, практически пустая, но имеющая несколько досье на конкретных людей. Он положил их перед собой и, подняв взгляд на девушку, улыбнулся.       — Я хотел отдать это дело товарищу Чехову, но у него сейчас другие дела, не менее важные. Впрочем, выполнить это можешь и ты. Ничего такого, простое наблюдение и сбор необходимой информации для нашего дальнейшего плана. — Он провел рукой по подбородку, поглаживая жесткую щетину, и нахмурился. — Ты сама знаешь, ситуация в стране шаткая, кругом полный беспорядок на грани хаоса и полного развала. Президент дал нам прямые приказы, так что… действовать надо быстро. Тем более, это тесно связано с теми, кто сжег Большой Театр…       Анна нахмурилась и отвела взгляд, вновь посмотрев на окно. В груди нечто сжалось, вызывая весьма понятные эмоции: боль, несчастье, трагедия, отчаяние, страх, гнев, ярость. Она испытывала это все, вспоминая тот день, обвиняя себя и только себя во всем случившемся. На ее душе пятно, кровавое пятно, которое она не сможет так просто смыть, пока не добудет голову предателя, обманувшего ее нежную душу, сломавшую шею Лебедю, познавшему лишь на мгновение вкус любви и счастья.       — Я понимаю, если ты решишь отказаться…       — Никак нет, господин Булгаков. — Анна взглянула на него и уверенно кивнула. В ее лазуритовых глазах переливалась отвага и ярость, четко показывающие Мастеру ее истинные мотивы. — Я поклялась вам. Чтобы вы мне ни дали из поручений, я это выполню, даже если придется пожертвовать собой. А если это касается моего прошлого, — она презрительно хмыкнула, — что же, я давно хотела расплатиться с предателями.       — Мне не хочется, чтобы тебя во время миссии охватило гневом. Твои страдания того не стоят, и если…       Анна покачала головой, холодно улыбнувшись.       — Нет, Михаил Афанасьевич. Мои страдания далеко позади, осталось лишь одно, и вы сами знаете об этом.       Булгаков наклонил голову, внимательно наблюдая за Павловой. О, она прекрасно знала этот взгляд из-под бровей. Он так смотрел частенько, когда принимал важные решения, взвешивая все «за» и «против», просчитывая возможные варианты развития истории. Он был стратегом и жутко не любил проигрыши, чутко воспринимая неудачу подчиненных как свою собственную. Возможно, это был большой минус для главы одной из важных правительственных организаций, но Анна видела в этом нечто большое. Михаил Афанасьевич всегда был чутким и добрым руководителем, уважая желания всех подчиненных, прислушиваясь к их предложениям и советам. Да, он иногда срывался на крик и злился, но такой он был эмоциональный. Как не быть, учитывая вес обязанностей, давящих на его крепкие плечи!       — Хорошо, Аня. — Мастер прикрыл глаза и, закусив нижнюю губу, тяжело выдохнул. — Но учти, при малейшей угрозе твоей жизни, даже здоровью, я отзову тебя от этой миссии. Да, ты способна за себя постоять, но помни: твоя смерть мне ни к чему. Тем более, ты восстановилась неполностью, и…       — Я понимаю, Михаил Афанасьевич.       Анна провела рукой по светлым волосам, заведя за ухо несколько прядей, выбившихся из сложной прически. Внимание со стороны главы всегда греет душу, особенно ту, что истерзана муками и печалями.       — Хорошо, коли так. Ладно, тогда к делу! — Отпив из кружки чая, он подтолкнул в сторону девушки папку, и, откинувшись на спинку кресла, кивнул. — Твоя цель — два человека, которые имеют связи с Крысами Достоевского. Хотя их имена сейчас и чисты перед простым людом, но Правительство не желает так просто их отпускать. Первый — товарищ Спешнев. Во время отбывания срока был досрочно освобожден. Сейчас работает журналистом, как бы это удивительно ни было! — Булгаков презрительно хмыкнул. — Ох уж эти журналюги, всюду свой нос суют… Но я не об этом! Месторасположение — Санкт-Петербург, главное отделение издательства «Весть». Необходимо найти его и допросить о Крысах и их планах на Йокогаму — городок в Японии. Вы должны были слышать.       Анна подобрала первый отчетный лист, всматриваясь в фотографию мужчины, которого ей предстоит отыскать. Ничего необычного, парень как парень, только глаза у него хитрые, а улыбка подлая. От того можно ждать все, так что к встречи с ним нужно будет подготовиться. Также имелись сухие данные о предпочтениях, целях, повадках, примечательных чертах.       — Следующий, не менее скользкий тип, но более опасный. В прошлом ваш коллега, актер театра, но не столь выдающийся. Он… в розыске. Судя по выпискам от психологов, сошел с ума и мнит себя великим из великих, хотя таковым не является. Перемещается по городам тихо, срывает театральные пьесы, балетные оперы, постановки. Оскорбляет актеров, сумасбродит и нарушает порядок на улицах честного города. В общем, необходимо отловить, допросить и отправить за решетку, где ему самое место. Александр Петров, — Булгаков кивнул, — следующее досье. В последний раз его видели в Туле.       Анна подняла следующий лист и сухо кивнула. Да, этого типа она отловит с еще большей охотой. Оскорблять людей, цель которых затронуть самые тончайшие нити души людей? Возмутительно и непростительно! Люди, оскверняющие путь творчества и искусства — мерзкие звери, которых необходимо проучить.       Простым отловом этот парень, с мелкими глазками и пухлыми губами, не отделается. Она его хорошенько проучит, так, чтобы впредь в его голову не приходило подобных насмехательств.       — Когда отправляться? — тихо спросила она, складывая досье обратно в папку, обвязывая ее тугой веревкой и сжимая в руке.       — Приступай с завтрашнего дня. Сегодня погуляй, отдохни, — Мастер указал в сторону окна, — только взгляни на погоду! Птички поют, солнце согревает, цветы тянутся к небесам! Слышал, на проспекте сегодня труппа актеров будет бесплатное представление показывать. Можешь как раз взглянуть, купить себе лимонада и насладиться теплой погодой. А завтра… завтра отправишься в Питер.       Анна взглянула на папку, медленно огладила корешок пальцем и кивнула, чувствуя легкую дрожь. При упоминании «труппы» и «актеров» она вновь вспоминала Арлекино, отчего предательское сердце стало биться быстрее. Она должна его ненавидеть, ведь он был среди тех, кто участвовал в поджоге Большого Театра, когда она исполняла свой финальный танец, полет, который должен был закончиться громкими аплодисментами, а завершился криками невиновных людей, лужами крови и огнем, пожирающим все на своем пути, обращающим в прах.       Был ли ее Арлекино тогда? Видел ли ее боль, ее ярость и страх? Видел ли, как из ее тела постепенно ускользала жизнь? Видел ли ее агонию и мучения? Чувствовал ли он хоть что-то, или же улыбался своей неизменной улыбкой, отправляя в воздух бесконечные вопросы, на которые давно знал ответ. Белоснежные волосы, бледная кожа, разномастные глаза. Ее Арлекино был настоящим артистом, понимал эмоции лучше всех и знал, что и как надо сказать девушке, не знающей куда идти. Он знал о свободе все, а она — ужасно мало. Он ее счастье, ее любовь, слабость и жизнь. Он ее погибель, смерть и разочарование.       Но когда это мешало сердцу любить? Нет, сердцу не прикажешь. Вот только, когда она его найдет, она определенно сделает то, что так необходимо. Иного выхода просто нет.       Точно нет.       — Хорошо, Михаил Афанасьевич. — Анна поднялась со стула и, оправив складки темного плаща, кивнула. — Тогда, я свободна?       — Конечно-конечно, Анют! — Мастер кивнул, мягко улыбаясь. — Иди, отдохни, а то по глазам вижу, как наш Лебедь рвется в бой!       Анна, заведя руку за спину и отведя ногу назад, низко поклонилась, чуть ли не до самого пола, выпрямилась и, развернувшись на пятках, легко двинулась к выходу, чувствуя, как трепещет ее сердце. Скоро, совсем скоро она найдет виновника ее бед, найдет, и задаст ему множество вопросов. И пусть лучше у него будут ответы, чем одни лишь улыбки и сладкие слова о любви, которой никогда не было.