Умирающий лебедь

      «Одетые в подвенечные платья, увенчанные цветами… неодолимо прекрасные пляшут виллисы при свете месяца, пляшут тем страстнее и быстрее, чем больше чувствуют, что данный им для пляски час истекает, и они снова должны сойти в свои холодные, как лед, могилы…»

Генрих Гейне.

      День премьеры — день, всегда наполненный хаосом, паникой, неразберихой и раздорами. И сегодня все было точно также. Пока посетители занимали свои места в зале Большого Театра, за кулисами затаились тревога и ужас. Все носились из стороны в сторону, кто-то стоял у стены и повторял движения, настойчиво удерживая приторную улыбку на лице.       Анна находилась рядом с Мариной, которая беззаботно трещала, рассказывая о недавней прогулке по вечерней Москве. Она отчаянно старалась внимательно слушать подругу, но в голове все крутились страхи, нервишки заставляли ее качаться из стороны в сторону и нервно прикусывать кончик языка. Не дай Бог она испортит макияж, не дай Бог шальная шпилька вылетит из волос! Сегодня все должно пройти безупречно и идеально.       Первое большое выступление, да и в первых рядах. Ее увидят, оценят по достоинству — просто должны! Да, она была одной из виллис, ну и что? Да, она не являлось Миртой, повелительницей виллис, эту роль отдали более мудрой и взрослой балерине. И что? Это — испытание, которое она обязана пройти. Если сейчас, имея лишь второстепенную роль в балете, она сможет зацепить хоть кого-то, приковать к себе взгляд хотя бы одного человека — это уже будет огромная победа. Чей-то пронзительный взгляд, восхищенные аплодисменты.       Это уже будет маленьким шажком к ее благой цели.       — Аня! Ты меня вообще слушаешь? — Марина щелкнула пальцами перед ее лицом, заставив нервно вздрогнуть.       — А… Ой, прости, Маринка, я… — Анна покачала головой, стараясь сконцентрироваться на реальности, а не летать в грезах. — Просто это все… так необычно. Впервые смотрю на подготовку с этой стороны. Ты, вроде бы, остановилась на походе в ресторан? Или…       — Ох, ты все-е-е-е прослушала! — Девушка трагично закатила глаза, но тут же улыбнулась. — Старалась тебя отвлечь, да так заговорилась, что и не заметила твоих нервных трепыханий. Расслабься! Оттанцуем сегодня нашу партию и, обязательно… Слышишь меня?! Обязательно прогуляемся вместе по центру города! А то сидишь будто красавица в темнице, света белого не видишь.       — О, нет-нет, у меня были планы и…       — Никаких «нет»! Пойдем гулять!       — Не кричи так, Марина, — недовольно прошептала Анна, положив ей руку на плечо. Та лишь театрально вздохнула и показательно отвернулась. — Да ладно тебе! Давай лучше к тебе в гости пойдем! Я с удовольствием навещу Жучку и твою бабушку.       — Ага-а-а, все-таки моя собака на первом месте! Все ясно, любительница животных!       Павлова недовольно фыркнула и отвернулась, поглядывая на то, как ее коллеги готовятся к первому действию. Да, ее выход только во втором, но волнение и страх, изъедающие изнутри, не давали ей спокойно выдохнуть и щебетать об обычных вещах, как это делала ее подруга.       Взглядом она нашла Елену, которой суждено было исполнить роль Мирты. Та стояла у дальней стены и, прикрыв глаза, занималось небольшой разминкой, делала глубокие вдохи и выдохи. В общем, тоже готовилась, а не занималась ерундой. Анна завороженно наблюдала за ней, чувствуя толику зависти, смешанную с очарованием. Елена ее восхищала. Старательная, трудолюбивая, нежная и безумно красивая. Когда роль королевы виллис отдали ей, Павлова нисколько не удивилась, та заслужила.       Возможно, она тоже окажется на ее месте. Хотя, зачем смотреть на такую роль, когда есть птица прекраснее, в лице бедной Жизель? Какая ирония, что первый балет, в котором по-настоящему Анна участвует, как раз имел сюжет трагичной истории любви! С чувствами, страстями, тайнами, смертью, призраками и проклятиями.       — Все на позиции! — прокричал кто-то, заставляя всех встрепенуться. — Начинаем через пять минут! Свет настроен? Проверьте! Мне не нужны поломки, как в прошлый раз!       — О, скоро начнут, — хмыкнула Маринка и, подхватив подругу под руку отвела в сторону. — Пойдем-ка отойдем в уборную и гримерную, подправим прически и посильнее закрепив лаком. Не хочу, чтобы снова все разлетелось, как у Александры в прошлый раз!        — Может все-таки…       — Не-е-ет, пойдем!       — Почему ты не можешь пойти в одиночку… — устало вздохнула Анна, вяло сопротивляясь на потуги подруги оттащить ее в сторону коридора.       — А вдруг там опять этот призрак объявится! — запротестовала Маринка. — Помнишь, что нам сказала Евгения Павловна?! Ходить только вдвоем!       Павлова сглотнула. Увы, это было правдой. После случая в гримерной, в театре увеличилось количество охраны, а господин Чехов посоветовал не оставаться ни на секунду в одиночку. Что же, разумное предложение, но, к собственному сожалению, Анна о нем забывала. У нее имелась некая особенность — часто девушка погружалась в себя, не замечая ничего вокруг, уходила в одиночку туда, куда ведут ее ноги. Бесцельная ходьба, все внимание приковано к собственным мыслям и рассуждениям.       — Хорошо, пойдем. Только давай не задерживаться. — Анна обернулась к коллегам, готовящимся к выходу. Выступление вот-вот начнется. — Я не хочу ничего пропускать. Хочу уловить каждое движение, ритм…       Марина закатила глаза и, мучительно улыбнувшись, покачала головой:       — Ох, Анют, на «Жизель» ты еще насмотришься, как и на балерин. Времени на это уйдет сполна, а вот на отдых и общение… Едва ли.

✵❖✵

      Александр Тимофеевич тяжело выдохнул и, опершись руками о бархатную обшивку балкона, внимательно всмотрелся в ряд зрителей. Кого он искал? Что же, раньше он высматривал потенциальных людей, с которыми можно было бы заключить пару-тройку контрактов, недругов и шпионов, крадущих идеи несравнимых работников Большого Театра. Теперь же он пытался найти то самое пятно, белую ворону среди простых никчемных птиц.       Куда же этот шут спрятался? Учитывая то, что господин Чехов его активно ищет, он не будет появляться в своем обычном наряде у всех на виду. Нет, он спрячется, замаскируется под кого-то другого. Возможно, даже подберется настолько близко, что сможет слышать все, о чем Александр захочет рассказать человеку из Правительства!       Господь его сохрани, с такими мыслями он вскоре поседеет и станет заикой.       — Вы весь трясетесь…       Александр обернулся на ленивый голос Чехова и, недовольно поморщившись, отмахнулся. Одаренный из Правительства, прославленный своей неторопливостью, спокойствием и специфическим чувством юмора, развалился на кресле, скучающе подперев голову рукой. Александр не знал, как хорошо Антон Павлович выполнит отведенную ему работу, но точно надеялся на нечто пристойное. В последнее время ходили разного рода слухи, раскрывающее его с не самой лучшей стороны. Провалы в поимке преступников, допросы, приводящие к нулевому результату, методы беседы с простыми гражданами. Конечно, все это могло оказаться простыми слухами, но никогда не знаешь, где кончается ложь и начинается горькая правда.       — У меня есть причины для этой тряски, не так ли? — проворчал Александр, чувствуя, как подрагивает колено. — По моему театру ходит какой-то клоун, пугает моих работников и ставит под вопрос возможность проведения постановок. Как думаете, как я себя должен чувствовать?!       Это еще он не упомянул беседу с тем самым клоуном, поставившим его перед однозначным выбором. Пляши под нашу дудку, иначе Большой Театр обратится в пепелище. Выполняй приказы, служи, иначе все узнают, что все это время директор являлся предателем родины и настоящим мерзавцем.       Уйти, оставив после себя такую историю? Нет, лучше уйти настоящим героем, чем подлым трусом.       — Вы уже забыли наш разговор? — Чехов провел рукой по лицу и, кисло улыбнувшись, поднялся. Он подошел к краю балкона, медленно осмотрел людей в партере и покачал головой. — Он не может прятаться вечно. Нам нужно найти крючок, на который он с удовольствием клюнет… После чего устроить небольшую засаду с грандиозной поимкой.       — Вы говорите об этом так легко!       — А это и есть легкий и логичный план. Мне нужно лишь немного больше информации. — Темные глаза нехорошо сверкнули в темноте балкона, заставив Александра испуганно замереть. — Вы же рассказали мне все, господин директор?       — Ч-что за вопросы! — Очередная ложь. Его голос подрагивал, выдавая с потрохами, но Чехов ничего не говорил, продолжая лишь внимательно наблюдать. Может ли он ему хоть как-то намекнуть? Он же не скажет прямо, лишь подскажет, в какую сторону одаренному надо копать. — Знаете, скоро приедет человек из Правительства. Григорий Артемьев, Управляющий отделом по делам одаренных Москвы. Знаете, он большой поклонник творчества нашего театра, постоянный спонсор… Мне просто необходимо устроить ему подобающий прием. Скоро его сопровождение прибудет с минуты на минуту, так что…       — Конечно, идите. — Антон Павлович улыбнулся и, сложив руки за спиной в замок, гордо выпрямился, возвращая свой взгляд к партеру. — Но поторопитесь. Не гоже директору опаздывать на выступления его же работников, не так ли?       Александр нервно усмехнулся и, не проронив больше и слова, кинулся к выходу, пролетая мимо двух молчаливых охранников. Руки вспотели, тело потряхивало, а глаза истерично метались из стороны в сторону. Он был животинкой, попавшей в страшную ловушку, из которой не было никакого выхода. С одной стороны Правительство, которое может в любой момент раскрыть его предательство, с другой — Шут, одаренный, за которым охотится не менее прославленный агент Мастера Булгакова. Что его ждет? Лишь хаос и печальный конец, потому что никакого света в этой темноте он не видит.       Надо искать. Нужно найти хоть что-то, за что он сможет зацепиться. Любое спасение, он готов пойти на все. Только бы спасти репутацию и Большой Театр.

✵❖✵

      Во время выступлений во всех частях Большого Театра, кроме главного зала, стояла гробовая тишина. Будто в один миг все звуки исчезли, погружая обычно шумные коридоры в молчание, сравнимое со смертью. Лишь издалека доносились приглушенная мелодия — спектакль начался. И, как Анна и ожидала, она все пропустила.       — Ты там скоро? — недовольно протянула она, лбом стукнувшись о закрытую дверь раздевалки. Маринка, желая подправить макияж и прическу, как всегда увлеклась, и обычные пятиминутные подготовки растянулись. Не удивительно, девушка желала блистать. Кто больше сорвет аплодисментов и ярче покажет себя, имеет крошечный шанс получить а следующий раз роль крупнее.       О величии и успехе думала не только одна Павлова. О да, даже такая простая на вид девушка, как Марина, жила и мечтала о великом… Только кто-то делал это скрытно и незаметно, а другой — выставлял свое желание на показ.       — Да-да, я скоро… Не торопи меня. Не дай Бог, рука дрогнет! — услышала она сосредоточенный голос подруги.       Анна закатила глаза и, оттолкнувшись от двери, двинулась к противоположной стене, перекрытой многочисленными зеркалами. Коридор был закругленным и ужасно крошечным, в разгар репетиций здесь невозможно свободно пройти, все перекрыто людьми. Но сейчас, когда все заняты балетом «Жизель», здесь наступила настоящая тишина и свобода. Анна не любила этот коридор, но сейчас он ей казался даже симпатичным, особенно ее собственное отражение.       Павлова провела рукой по платью, в котором ей предстояло выступать. Красивое белоснежное, обшитое сверкающими стеклянными камушками, напоминающими в свете софитов сверкающие самоцветы. Рукава легкие, практически воздушные, как и сама юбка. Конечно, она же должна исполнить роль одной из невест, погибших до свадьбы. Призрак, чье сердце разбилось на несколько тысяч осколков. Утерянная любовь? Предательство жениха? Удар завистливого человека прямо в спину? Это решает сама Анна, представляя в голове девушку, историю которой ей предстоит передать зрителям.       Кем она была? Это уже давно не важно, ее имя стерлось из всех книг, оставив лишь название того, во что она превратилась. Виллис, не знающая покоя, танцующая среди могил под полной луной. Бесконечный танец, в котором она все стремится найти долгожданный покой. В ее движениях должна передаваться радость. Почему? Она мертва, но в своих попытках и желаниях продолжать жить, танцует, практически перепрыгивая с могилы на могилу. Невеста рада тому, что даже после смерти продолжает наслаждаться тем, что у нее не могут забрать. Но при этом, в ее взгляде, в ее едва уловимых движениях должна читаться тоска. Ее тело холодное, потому что внутри более не бьется сердце, она не знает, что такое солнце, тепло, что такое истинная радость, что такое любовь. Все в ней должно отдавать отчаянием, скрывающейся за грустной улыбкой, в которой она так страстно желает вложить радость.       Душа ее мертва, мечется на ужасной земле, мечтая обрести покой. Но она не может, именно поэтому остается только танцевать ночь за ночью, разделяя свою печаль между другими сестрами-невестами. А если кто-то придет на их танец? Что же, они заберут его с собой.       Рука Анны потянулась к венку, закрепленному на ее голове, аккуратно вплетенного в волосы. Она и впрямь походила на печальную невесту, потерявшую все. Осталось лишь вложить в танец эмоции, которые должны дойти до самого сердца зрителя. Она справится… Должна.       — Я уже выхожу! — Павлова отвернулась от зеркала и посмотрела на приоткрывшуюся дверь. Маринка выглянула и, довольно подмигнув, улыбнулась. — Скучала?       — Безмерно! — Она закатила глаза. — Пойдем, балет уже начался. Вдруг понадобится наша помощь кому-то, а мы тут… прохлаждаемся!       — Ой, да ладно тебе. Мы ведь просто отошли на несколько минут. — Марина закрыла за собой дверь и, закусив губу, хитро улыбнулась. — Знаешь, пока все заняты, мы можем зайти в «логово» и забрать ту самую изъятую заначку…       Анна замерла, удивленно уставилась на подругу и покачала головой.       — Нет. Категорически против. Нам туда запрещено заходить!       — И что! У нас сейчас как раз есть возможность забрать то, что принадлежит мне! — Марина фыркнула. — Просто помоги вернуть мне мое сокровище, что тут такого! Знаешь, помощь ближнему своему всегда записывается в список добродетелей.       — Да что ты говоришь? — Павлова покачала головой, взглянув на подругу исподлобья. — Возвращение какого-то алкоголя тоже относится к благим делам?       — Какого-то?! — Маринка возмущенно топнула ногой. — Розовое вино, причем очень и очень дорогое. Эти пьянчуги, ничего не смыслящие в утонченности и этикете, просто нагло забрали у меня одну из самых дорогих бутылок, пригрозив тем, что все расскажут главному преподавателю. Мошенники! Манипуляторы!       Анна закатила глаза. Главным манипулятором сейчас являлась сама Марина. Та не сдавалась, все пыталась уговорить подругу ей помочь:       — Прошу тебя, Анют! Это, возможно, мой единственный шанс заполучить обратно то, что принадлежит мне!       — Я не думаю, что…       — Пожа-а-а-алуйста!       Было несколько вещей в жизни молодой балерины, к которой у нее имелись слабости. И, к ее собственному сожалению, одной из них являлась Марина. Она не могла сопротивляться этим глубоким проницательным глазам, этому умоляющему голосу. Не могла не только потому, что уважала подругу, но и потому что она была единственным человеком, с которым она могла поделиться печалями, волнениями и страхами.       Единственный человек, которому она могла открыться.       — Хорошо… — устало выдохнула Павлова. — Но…       — Ты лучшая! — Девушка крепко обняла подруг и, радостно выдохнув, подхватила ее под руку. — Пойдем, пока один из этих бессовестных не решил сбежать с поста!       Та самая злополучная подсобка, в которой иногда прятались механики на «перекур», находилась как раз неподалеку. Балерины между собой называли комнату «логовом», по причине того, какие иногда звуки доносились из помещения. Пьяные разговоры о прекрасном, нравоучения и советы по семейной жизни, нецензурная лексика, режущая слух юных артистов. Заходить туда, естественно, запрещалось, но останавливало ли это бойкую Марину, сражающуюся за свое добро? Ни в коем случае.       — Как мы туда попадем, ты об этом подумала? — прошептала Анна, пытаясь поспеть за шустрой подругой. — Дверь наверняка закрыта и…       — Открыта. Они никогда ее не закрывают во время выступлений. Я проверяла.       Конечно же, Маринка проверила все. Как бы она ни показывала сторону недальновидной простушки, веселой и беззаботной девушки, Павлова всегда знала, что под этой личиной скрывается нечто большое. Хитрое, верткое, опасное, способное подстраиваться под любую ситуацию. Должна ли она опасаться этой особы? Нет, так уж сложилось, что у них выстроились исключительно доверительные отношения. Анна могла сложить часть груза на ее плечи, а Марина могла перестать играть роль той, кому все равно на происходящее вокруг.       У каждого в шкафу хранились свои скелеты. Не бывает человека, свободного от грехов. Это — ложь, придуманная теми, кто переписывает сказки на новый лад, на счастливый. Оригинал всегда ужаснее и кровавее, чем его пересказывают через сотни лет.       Анна это знала, ведь ей самой пришлось испытать это на своей шкуре.       «Логово» и впрямь оказалось открыто и, как и ожидалось, было завалено хламом. Где-то стояли ящики, использовавшиеся в качестве стульев и стола, за которым обычно играли в карты. Рабочие инструменты разбросаны, составляя тот самый творческий беспорядок, о котором обычно работники театра и говорили. В комнатке находилось несколько шкафов, заставленных бутылками. Как раз в одном из них Марина отчаянно искала свою драгоценность.       — Нет-нет, они не могли ее сожрать… Не настолько же они бессовестные! — причитала она, склонившись над рядом бутылок.       — Может они спрятали ее в другой подсобке? — предположила Анна, стоявшая в дверях. Ее задача проста — на всякий случай следить за коридором. Никогда не знаешь, кому вдруг взбредет в голову зайти и запить тяжелую жизнь в театре.       — Нет! Я уверена, она где-то здесь. Я чувствую! — Маринка перешла к следующему шкафу и зарычала, наблюдая огромное количество пустых бутылок. — Кошмар, ну что за беспорядок! Свинарник! А вонь какая, ты чувствуешь?       — Да… К сожалению.       Павлова оперлась о дверь плечом и выглянула наружу, вслушиваясь в отдаленные завывания оркестра. Пропустить начало своего первого выступления? До чего она скатилась! Повезло, что им разрешается подходить слегка позже, но это не отменяет того факта, что все планы Анны кардинально изменились, а все из-за Маринки, недовольно гремящей бутылками в подсобке.       — Ты там скоро?       — Сейчас-сейчас… Да где же она?! О!       Анна обернулась на подругу, смотря на ее победоносную позу. Рука высоко поднята в воздух, крепко сжимает бутылку вина. На лице у подруги довольная улыбка, а в глазах — радостный блеск.       — И вот, благородная принцесса возвращает себе свою драгоценность! Они ее даже открыть не успели — абсолютная победа.       — Отлично, а теперь…       Павлова вздрогнула, услышав отчетливую ругань и шаги, направленные точно в сторону подсобки. Она тут же нервно закрыла дверь и, загнанно посмотрела на Маринку. Взгляд подруги тут же померк, улыбка исчезла. Она обернулась к шкафу и, сдавленно зашипев, аккуратно залезла внутрь.       — Сюда, быстро!       Анна, выключив свет, забралась следом за девушкой и, как можно ближе прижавшись к ней, обхватив хрупкие плечи, закрыла за собой дверь.       Некоторое время стояла мрачная тишина, прерываемая отдаленной музыкой танца Жизель и Альберта, но потом совсем близко от двери раздались тяжелые шаги. Дверь приоткрылась, раздался щелчок. Скрипучие звуки, тихое кряхтение и вздохи — людей оказалось двое.       — Оно должно быть где-то здесь… — прохрипел первый мужчина. Анна голоса не узнала, что странно. Многих работников она знала не только по лицу, но и по голосу. Уж очень они разговорчивые. Она взглянула на прижавшуюся к ней Маринку. Та тоже казалась удивленной. — Ты уверен, что время пришло?       — Чехов не просто так заявился в театр. Ты думаешь, он большой фанат балета? — поинтересовался второй. Голос мягкий, очень молодой, с легким акцентом. Букву «эл» он удлинял и смягчал. — Я его слишком хорошо знаю. Если директор выдаст нас с потрохами, мы должны быть готовы. Так что да, время пришло.       — Я все равно думаю, что мы слишком торопим события. Чехов пришел не за нами, а за тем… Призраком?       — Только не говори мне, что ты веришь в эти сказки! Той девке все привиделось, а люди поспешили сразу же поверить.       — Нет, он точно был. Кто-то украл документы из кабинета директора. Как думаешь, как скоро о нашем присутствии узнают не те люди? — Послышался звон ключей, еще один щелчок и скрип открывающейся дверцы. Никаких сундуков или закрытых тумб в подсобке не было. Неужели скрытая комната? Или сейф?       — Именно поэтому мы должны воспользоваться артефактом сейчас. — Второй недовольно зашипел. — Ты слишком часто в последнее время стал сопротивляться моим приказам.       Анна с Мариной переглянулись. В глазах читался неподдельный интерес, затмевающий весь страх. Они наткнулись на некий заговор, возможно на самое настоящее предательство, которое вот-вот должно произойти в стенах Большого Театра. Это дорогая информация, настолько, что ею можно воспользоваться против самого директора.       Или все можно донести сразу господину Чехову. Однако после их не самого приятного знакомства, Анна не хотела с ним вести дел. Возможно, в будущем ей стоит пересмотреть свои планы.       — Ты прекрасно понимаешь, почему я «сопротивляюсь»! — Первый вдруг неожиданно громко поднял голос и, судя по скрипу половиц, поднялся и замер перед Вторым. — Из всех парней остались только мы. Их некто вычислил, убил по одному. И, Господь свидетель, это был точно не Чехов! Не удивлюсь, если это заслуга того самого призрака, которого видела Павлова! Ты об этом не подумал? Вообще в голову идеи не пришло?       — Не смей на меня орать! Я тоже умею это делать! — Послышался удар. Либо кто-то кого-то схватил, либо же прижал к стене. Анна не знала, но почувствовала, как Марина напряглась всем телом. — Я сказал, что мы воспользуемся артефактом прямо сейчас. Выполняй приказ!       Повисла тишина, тягучая и нехорошая. Маринка перехватила бутылку покрепче и затряслась. Определенно ясно, что они услышали то, что знать им не положено. Если их обнаружат… кто знает, на что пойдут эти люди, чтобы оставить секрет секретом.       — Отказываюсь, — наконец-то ответил Первый.       — Отказываешься?       — Да. Пошел ты нахер со своими приказами, ебаный француз! Катись обратно к Европолу и передай им, чтобы шли на…       Звук удара и мерзкий хрип заставил Павлову вздрогнуть, а Марину — прижаться к ней еще сильнее. Может они и не видели, что там происходило, но прекрасно слышали. Отчетливые звуки драки, сопротивления и сдавленные стоны. Нечто разбилось, один из говорящих рухнул на пол. Он задыхался, бессвязно пыхтел, пытался спасти свою шкуру до того, как раздался оглушительный и мерзкий хруст.       После которого наступила абсолютная тишина. Марина испуганно сжалась, одной рукой вцепилась в плечо подруги и задрожала. Анна тупо смотрела на дверцу шкафа, боясь даже дышать. Сердце стучало ужасно громко, норовя вот-вот выскочить из груди. Буквально в нескольких метрах от них произошло убийство, свидетелями которого они стали.       Только бы убийца не открыл дверь. Только бы он не осознал, что находится в комнате не один. Это единственное, что волновало Павлову в этот момент. Не то, что за дверью сейчас лежит труп, не то, что они были свидетелями убийства, не то, что они сидели сложа руки и просто наблюдали. Нет, она боялась того, что их ждет та же участь.       Стук. Убийца поднял тело с пола и, кряхтя и ругаясь под нос, взвалил на себя. Оставлять труп в подсобке, которой частенько пользуются рабочие — глупо. Естественно, он спрячет тело. Перепуганным девушкам оставалось лишь ждать, мучаясь от страха, пронизывающего все тело, ужаса, парализующего до самых кончиков пальцев. Анне казалось, что она не могла дышать, хотя легкие буквально разрывало от пульсирующей боли.       Лишь в тот момент, когда раздался звук закрывающейся двери, а тяжелые шаги затихли, Марина тихонечко завыла, все еще прижимаясь к Павловой. Та, тяжело выдохнув, приоткрыла дверь, внимательно осматривая подсобку, абсолютно пустую и нетронутую. Будто бы здесь несколько минут назад и не произошло короткой потасовки, окончившейся трагичным концом.       — Убил… — тихо шептала Маринка, до боли вцепившись в плечи подруги. — Он убил его. Убил!       — Он ушел… Его здесь нет… Все хорошо, — успокаивающе прошептала Анна, проведя рукой по спине девушки. — Но мы не должны ждать момента, когда он вернется, так ведь? Нам нужно поскорее к сцене, туда, где есть люди… Нас там не тронут.       — Мы должны сообщить! — сквозь слезы выпалила Марина, поднимая покрасневшие глаза на Павлову. Тушь стекла, смешалась с пудрой и превратила идеальное личико в непонятную палитру грязи. — Но… тогда балет могут отменить. Нет! Мы должны молчать!       — Ты в своем уме? Мы должны…       — Нет! — резко крикнула Маринка, заставив Анну застыть на месте. — Мы слишком долго ждали этого дня, чтобы какой-то ублюдок все испортил убийством! Нет, мы сообщим позже, когда все уляжется. И не директору… нет, не ему! Он замешан, ты же слышала их!       — Значит Чехову, — кивнула Павлова. — Он же человек, избранный людьми из Правительства, так? Значит должен разобраться и в этом… происшествии.       Она изучила лицо подруги и, сокрушительно покачав головой, осторожно улыбнулась.       — Но для начала мы зайдем в гримерную. Этот беспорядок на твоем лице нужно срочно исправлять. Да и… выпить сейчас кое-кому не помешает.

✵❖✵

      Делать вид, что все хорошо и ничего ужасного не случилось — сложная грань актерского мастерства, которой Анна до конца не обладала. Она пыталась состроить привычную мину спокойствия и непринужденности, но взгляд каждый раз зацеплялся за рабочих, а в голове раздавались мерзкие щелкающие звуки. Кто из них являлся убийцей? А если он среди них прямо сейчас, занимается светом или декорациями? Может, он прознал о них, может во время выступления что-то рухнет вниз, прямо на головы несчастных девушек?       Удар может прийти внезапно и неожиданно, в тот момент, когда ты его совершенно не ждешь.       — Павлова вторая! — Она обернулась на оклик преподавательницы и, высоко подняв голову, сглотнула. — Готовься, скоро твой выход! Марина, Елена, занимайте позиции!       Марина, нацепившая на лицо кривую улыбку, поравнялась с Павловой и, взглянув на Елену, которой суждено исполнить роль Мирты, покачала головой. Ее заметно потряхивало, но все сбросили это на нервозность перед выступлением. Елена, заметившая резкое изменение в поведении коллег, лишь коротко поддержала их в свойственной ей манере:       — Не переживайте. За нами второе действие и все, свобода.       Верно, им предстояло пройти практически через весь второй акт. Сначала первый танец виллис, в которой раскрывается их самая утонченная и прекрасная сторона, свойственная тем красавицам, что покидают мир в самый прекрасный момент их жизни. После чего им, по приказу Мирты, предстоит увести в смертельный танец лесника, что рассказал Жизель горькую правду о ее любимом, Альберте. Та же участь должна постигнуть и его, но погибшая Жизель в облике виллисы вовремя спасает его, прощая ему все.       Павловой предстоит показать утонченную легкость, смертельную красоту и грацию. Она станцует вместе с Маринкой, ведя за собой нескольких других виллис, в исполнении молодых балерин. Анна справится, просто обязана.       Она должна раскрыть свою душу, как никогда прежде.       — Так, выходите! Быстрее! — Евгения Павловна отдает короткий приказ — взмах рукой. — Пока занавес не подняли.       Сердце стучит слишком быстро, когда она слышит приглушенные голоса из зрительного зала. Всего полог отделяет ее от взгляда людей, желающих прочувствовать красоту балета, погрузиться в историю и разделить эмоции с героями. Павлова подходит к нужному месту и, замерев в необходимой позе, опускает взгляд в пол.       Всего через несколько минут Анна Павлова исчезнет. Останется лишь одна из виллис, покинутая и одинокая, которая так и желает пуститься в пляс, прежде чем снова окажется в холодных объятиях могилы.

✵❖✵

      Эта история стара, как мир. Любовь обманчива и иллюзорна, дает мнимое чувство легкости и свободы, хотя под ними скрываются лишь тяжелые цепи, оплетающее хрупкое сердце. Любить — значит насильно посадить себя в клетку собственных ожиданий, ограничений.       Любовь — клетка, выкованная из золотых прутьев. Счастье и радость? Нет, лишь отчаяние и боль, которые в конце концов разрывают сердце на кусочки. Но даже в смерти ты не находишь покоя, свободы.       Николай, наклонив голову, внимательно наблюдал за хрупкими и смертельно прекрасными виллисами, танцующими под луной. Доказательство того, что даже в смерти убитые девушки, чьи сердца разбиты, не ведают покоя. Танцуют, чтобы вновь почувствовать тепло и радость от прошлой жизни, но получают лишь страх, подгоняющий их танцевать все быстрее.       Получают лишь желание отомстить, когда они видят мужчин.       — Необычайная утонченность! — восторженно прошептал Григорий Артемьев, находясь в нескольких метрах от Гоголя. — Директор, ваши балерины — настоящее сокровище Большого Театра! Как двигаются, как передают чувства!       — Стараемся, Григорий Сергеевич, — услужливо прошептал Александр, склоняя голову.       Очередной маскарад оказался успешной затеей. Николай удерживал себя от безудержного смеха, наблюдая за главными лицами Правительства и, что еще смешнее, Чеховым. Знал бы только он, насколько близка его цель! Буквально, протяни руку и захвати того, кто не давал тебе покоя несколько лет. Но нет, это было бы слишком легко и неинтересно. Скучно, да и только.       Взгляд Гоголя возвращается к сцене и цепляется за знакомую хрупкую фигуру. Мягкое движение руки, шаг в сторону, взгляд, направленный в сторону неба. Девчушка, с которой он игрался несколько дней назад, сейчас казалась абсолютно другой. Не испуганным Птенцом, оказавшимся перед ужасным хищником, а лебедем, грустным и печальным.       Действительно, чем дольше Николай наблюдал за ней, тем сильнее испытывал чувство чужой и странной тоски. Нет, это были не его эмоции, не его чувства. Они принадлежали ей, девушке, за одну минуту приковавшей к себе многих зрителей зала.       — Как чувственно… — прошептал кто-то неподалеку.       Гоголь не мог отвести взгляда. Прикованный к ней, будто очарованный, он наблюдал, желая запомнить каждое движение, каждую эмоцию на ее идеальном смертельно бедном лице. Девушка не исполняла роль, о нет.       Она ею жила.       Лишь усилием воли он смог отвести взгляд от нее. Сердце стучало, будто бешеное, будто он сам пустился в безумный пляс. Хотя, нет же, он стоял на месте все это время. Неужели, девчушка совсем не простая? Одаренная?       — Это ее первое выступление?       Гоголь поднял взгляд и посмотрел в сторону Чехова, смотрящего точно на лицо Александра. Тот, побледневший, не отрывая взгляда с Птенца, неуверенно кивнул.       — Мне необходимо с ней поговорить после… Выступления.       Значит, не только Николаю пришла в голову мысль о том, что она эспер. Но оглашать об этом опасно — к одаренным в последнее время многие простые жители относятся плохо. Каково будет молодой перспективной балерине, если в один момент от нее отвернутся все?       Ничего. Николай знает, каково это, быть одному среди миллионов. Если так случится, что она погрузится в пучины отчаяния, он придет к ней и протянет руку помощи. О, да, он поможет ей обрести свободу, о которой она даже мечтать не могла!       Но нет, пока, надо лишь наблюдать. Нельзя торопиться. Сначала разобраться с основной задачей, а потом и с заплутавшими девушками можно будет и потанцевать.

✵❖✵

      Луна светила слишком ярко этой ночью, практически ослепляла. Но было ли это проблемой? Нет, только не для Лидии, раскрывшей свои глаза. Наступило полнолуние, темное время для смертных, яркое — для мертвых, жаждущих вновь ощутить вкус жизни. Девушка, чувствуя, как тело наполняется призрачной силой, медленно поднялась с холодной земли и осмотрелась вокруг, наблюдая, как из могил, затянутых туманной дымкой, поднимаются ее извечные сестры.       Время пришло проснуться и вновь пуститься в безумный пляс. Лидия это понимала. Она осторожно подняла руки в воздух, постаралась прислушаться к миру вокруг, но… Ничего. Пульсирующая тишина и пустота, обволакивающие холодные тела. Ни одного живого существа вокруг, а значит никого не увести в безудержный пляс. Ужасно скучно, обидно, ведь так и хотелось прикоснуться к чему-то теплому. Ощутить бьющееся сердце, горячее дыхание на шее, нежное прикосновение.       Ничего. Луна еще слишком высоко, а до рассвета — безумно долго. Может кто-то из смертных решит присоединиться к их танцу, кто знает? Жизнь — непредсказуемый запутанный клубок из нитей, готовых оборваться в любой момент.       Кто из мертвых девушек сделал первый шаг? Лидия не заметила, но вот буквально через секунду кто-то нежно взял ее под руку, чтобы повести вперед. Сначала неторопливая медленная поступь вскоре сменилась на легкий бег. Кто-то запел. Музыка, рвущаяся прямо из их остывших сердец, подгоняла их танцевать все быстрее. Только бы не останавливаться! Слишком долго они лежали в могилах, скованные и обездвиженные. О, как страдали их души, как рвались они к тому, чтобы вновь ощутить вкус ветра, кусающего кожу, чувство радости, наполняющее тело в момент безудержной пляски!       Но что они получали сейчас? Ничего. Лишь боль, от осознания того, что бедные виллисы ничего не чувствуют. Ни ветра, ни боли в легких, ногах, ни стука сердца, разгоняющего кровь по венам. Поэтому они танцевали дальше, быстрее, скорее, надеясь почувствовать хоть что-то.       Лидия кружилась в танце, с улыбкой наблюдая за танцем одной из сестер, совершенно не замечая появления их повелительницы. Мирта, великая и прекрасная, мягко наблюдала за танцующими невестками, довольно улыбаясь. Сама она не торопилась присоединяться к ним, будто выжидая чего-то.       Да, Лидия услышала радостную весть. К ним совершенно недавно присоединилась одна бедная девушка, чье сердце буквально разорвалось от боли! Неразделенная любовь, ужасное предательство? Какая разница? В смерти все равны, а сейчас всех невест интересовало лишь одно.       Как ты хорошо танцуешь.       Секунда за секундой, минута за минутой, час за часом, Лидия не заметила, как нечто изменилось в воздухе. Чем-то повеяло, чувством, схожим с отчаянием и тоской. Неужели одна из сестер обратилась к грусти? Нет, эти чувства не могли быть такими яркими, только не у мертвецов. А значит.       — Чужак! — прошептала одна из невесток, мелькнувшая мимо Лидии.       — Мужчина! — пропела другая, приближаясь ближе к входу на кладбище.       Душа чужака так и пахла в могильном воздухе. Все виллисы, танцующие среди могил, ощутили присутствие мужчины, замершего у железной калитки. Он не шевелился, не бежал в страхе от них, не кричал от ужаса. Нет, он стоял и грустно смотрел перед собой, всматривался в их идеальные лица, пытаясь выискать кого-то знакомого.       — Лесничий так одинок!       — Мы можем исправить это.       Лидия оборачивается к Мирте, наблюдавшей за появлением чужака с привычной отрешенностью. Одно легкое движение, кивок головой, и виллисы легкой, призрачной походкой, тут же кинулись к мужчине, намереваясь закружить его в безумном хороводе. Сперва он отшатнулся, но одна из невесток оказалось у него за спиной, вторая — справа. Их холодные руки вцепились в его крепкие плечи, настойчиво толкая вперед. Лидия подхватывает лесничего под руку и смотрит в серые глаза, выискивая в них собственное отражение. Вот только видит она лишь сухие слезы тоски, пролитые по погибшей девушке.       Как жаль, что эти слезы не для нее.       Лидия крепко стискивает его шершавую ладонь и ведет за собой, быстро перебирая ногами. Невестки вокруг кружатся в хороводе, пристально наблюдая за ними. Вот подходит первый круг, второй отдаляется. Девушки создают необыкновенные узоры, запутанные сплетения, да так быстро, что бедолага лесничий не успевает сориентироваться. Девушки окружают его, одна из невесток забирает его из рук Лидии и кружится с ним, чтобы через несколько секунд отдать его в руки другой невестки.       Все желали прикоснуться к теплому телу, ощутить биение сердца. И, с каждым прикосновением, чем быстрее танцевал бедолага лесничий, тем все быстрее дух покидал бренное тело, отдавая частичку за частичкой в руки мертвых девиц. Все наслаждались его страхом, быстрыми ударами сердца. Сама Лидия с удовольствием прижималась к нему, кружась в объятиях, чувствуя, как он задыхается.       Воздуха не было. Осталась лишь пустота.       В какой-то момент мужчина рухнул на колени, схватившись за грудь. Лидия танцевала рядом с ним, бросая довольный взгляд на скорчившееся тело. Лесничий поднял взгляд, желая увидеть ночное небо, но перед его глазами мелькали лишь бледные руки виллис, их очаровательные и пугающие улыбки. Он видел обрывки их белоснежных подвенечных платьев, видел усопшие цветы, запутанные в их волосах.       И это было последнее, что бедный лесничий Ганс видел перед полной и кромешной темнотой.       Но ночь для виллис еще не закончилась. Только сердце мужчины остановилось, они вновь продолжили танцевать, желая найти хоть еще кого-то, хоть еще одну заплутавшую душу, желающую к ним присоединиться.

✵❖✵

      Александр тяжело выдохнул и провел рукой по лицу, стирая пот. Давненько он так не восторгался балетом, сплошные чудеса! Он буквально не мог отвести глаз от прекрасных девушек, стараясь запечатлеть чудесную картину. Как легко они двигаются, как красиво они танцуют, увлекая очередную жертву в смертельный танец. Вот, пришел Альберт, повинный в смерти бедной Жизель, а вскоре появится и она, намереваясь спасти бедолагу от участи лесничего.       Директору всегда казалось, что концовка балета смешная. Тот, кто раскрыл всю тайну обмана был наказан, а сам обманщик — спасен милостью погибшей девушки. Кто-то скажет о силе любви, разрушающей даже оковы смерти, но Александр на это лишь нервно рассмеется.       Как и в жизни, люди, желающие добиться правды, получают самое суровое наказание, а злодеи — остаются победителями.       — Не знал, что ваши балерины такие… способные, — вновь нарушил тишину Чехов, из-за чего Александр недовольно скривился. Этот одаренный дергал его практически на протяжении всего второго действия, неугомонно задавал вопросы, касающиеся девушек. Неужели он точно такой же, как и Григорий Сергеевич? Интересуется молоденькими и невинными девушками?       — Да. Большой Театр создает в первую очередь актерский состав. Мы гордимся нашими работниками.       Антон Павлович холодно улыбнулся.       — Удивительно слышать это от такого человека, как вы, господин Наумов.       Александр Тимофеевич фыркнул, сложив руки на груди. Конечно, ведь в первую очередь о нем думают, как о жалком предпринимателе, которого волнуют только деньги. Ужасный стереотип о продажных директорах, погрязших в коррупции, пропитал Москву целиком. Слишком неспокойные времена настали для того, кто ведет честный бизнес. Есть шанс быть испачканным ложными слухами и домыслами.       Хотя в чем-то, может быть, люди и были правы. Большой Театр с радостью принимает больших людей из Правительства, с удовольствием принимает их заявки и выполняет любые приказы, касающиеся даже жизни бедных актеров. Но этим Александр не гордился. Он действительно хотел сделать все, чтобы, в первую очередь, балерины не знали проблем. Директор не хотел, чтобы их использовали в грязных, похотливых целях, поэтому каждый раз, когда Григорий Сергеевич заводил об этом разговор, Александр уводил его в иное русло.       Пошло, отвратительно и ужасно! Но, иногда, приходится испачкать свои руки в такой грязи, ибо иного выхода нет. Это его груз, который сбросить он так просто не может.       — Я хотел бы после спектакля вновь поговорить с актерами, — нарушил тишину Чехов, отрывая директора от просмотра балета. — Для разъяснения проблемы, касающегося… нарушителя.       — А вы что-то заметили? — недовольно прошипел Александр, прикусив губу.       — Возможно, да. — Эспер улыбнулся и, мельком взглянув в сторону выхода, где ранее стояли двое телохранителей Григория Артемьева, покачал головой. Теперь там остался лишь один. Его глаза холодно сверкнули в темноте, а кулак сжался. — Скажем так, обсуждать это сейчас несколько небезопасно. Кто знает, где этот клоун прячется, не правда ли?       Александр сглотнул, прекрасно понимая, к чему клонит Чехов.       — Он…       — Возможно. Не уверен. Не хочу рисковать, — коротко бросил он, отворачиваясь обратно к сцене. — Предлагаю вам досмотреть балет, а после…       А после многое обсудить, расставить все точки над «i».

✵❖✵

      Сердце Анны стучало слишком быстро. Ее ноги болели от напряжения, а плечи подрагивали от нервного дыхания. Но, несмотря на весь спектр эмоций и страх, она была счастлива.       В тот момент, когда свет погас, а балет завершился, девушка очнулась от дурманящего сна. Она не помнила, что и как делала, но прекрасно осознавала свои чувства. Павлова буквально пережила историю убитой девушки, танцующей в лунном свете, словно перенеслась на страницы книг, которыми так восхищалась.       Следующий непередаваемый восторг она испытала, когда услышала шквал аплодисментов. Да, они адресованы не только бедной балерине, исполнившей лишь второстепенную роль, но и всем актерам, без которого постановка потеряла свою красоту. Но это Павлову в данный момент не волновало. Она крепко стискивала вспотевшую руку раскрасневшейся Марины, которая ярко улыбалась, всматриваясь в зрительный зал.       Анна не верила глазам. Несколько лет она мечтательно смотрела со сцены на пустой зал, представляя, как люди будут смотреть на нее и восторгаться движениями, историей, которую она передает. И вот, наконец-то, мечта стала медленно, но верно превращаться в самую настоящую правду.       Наслаждаясь ярким светом и оглушающим шумом, Павлова склоняется, всматриваясь в лица зрителей. Радостные улыбки, блеск в глазах и благодарность. Им понравилось…       Взгляд балерины зацепляется за фигуру человека, стоящего у выхода из партера. Прямые крепкие плечи, аккуратная осанка. Незнакомец, но в то же время, Анне кажется, что уже видела его где-то. Она наклоняет голову, пытаясь всмотреться в очертания лица, скрытые вод очками и волосами, и застывает.       По коже пробежали кусачие мурашки, когда незнакомец повторяет движение за ней. Она не видит, но знает, что он улыбается. Его рука поднимается воздух, выставляя три пальца.       «Три варианта ответа. Одно правда, два — ложь. Угадаешь? Или так и останешься в неведении?»       Павлова сглотнула, чувствуя дрожь. Это был он, иначе и быть не могло. Арлекино задал вопрос и все еще ждет ответ.       «Шут… Призрак… Никто…»

✵❖✵

      Гоголь улыбается, наблюдая за побелевшим лицом девушки. О, какой она радостной была буквально несколько секунд назад, а какой потерянной и испуганной стала сейчас. Неужели она настолько рада его видеть?       — Никогда не думал, что произвожу такую реакцию на славных дам! — тихо рассмеялся он, поймав на себе несколько удивленных взглядов. Николай не растерялся, лишь широко улыбнулся и стал хлопать, сливаясь в одно целое с толпой. — Браво!       Девушка не знала ответа на вопрос. Ничего, Гоголь прекрасно понимал, что некоторые не обладают дальновидностью и прозорливостью, так что прощал бедному Птенцу такие оплошности. Вскоре они встретятся вновь лицом к лицу, уж слишком заинтересовало его это молодое дарование. Такая яркая звезда, приковывающая к себе так много внимания. Знает ли она об этом? Наверняка нет, иначе бы давно воспользовалась своей силой.       Николай улыбнулся. О, он уже представлял, как можно было бы использовать девушку в его плане. Поразительно и прекрасно! Замечательно! Полный восторг.       Он поднял взгляд и посмотрел в сторону балкона, где сидел Чехов. Тот, со свойственной ему лености, медленно хлопал, буквально впившись взглядом в лица балерин. Все пытается выискать правду, но не знает, где она зарыта. Типичное свойство этого добряка.       Интересно, как быстро она сведет его в могилу?