Зарисовки моментов рандомных людей

— Пойдём скорее! Ну жеее, не капушься, у нас и так мало времени!! Стал паясничать наследник, останавливаясь и оборачиваясь. На лицо сквозь просветы в деревьях падают подсолнухи неба, добавляя утонченному лицу больше растрепонности и жúвой радости. Паренёк, что по корням карабкался за своим другом, приостановился глядя на него, и кротко ухмыльнулся. Кротость - самое длинное, что когда либо случалось. Даже после этого кротко-длинного момента, тот быстро поднялся, и уже поравнявшись со спутником вышел из под покрова деревьев на только-только заходящее солнце. Рука непроизвольно касается чужой, что воспринимается потом в объятия другой. Пальцы соприкасаются, а потом и вся ладонь, робко переплетаются между собой, поглаживания большим пальцем. — Ложись, не бойся. Зачем то произносится вслух. Казалось, им хотелось обговорить все и вся в этом мире, продолжать, проживать, жить, создавать, делать все, пока есть возможность, в этой самой зоне комфорта и отдыха, грезить. Но сейчас не произнесется ничего связного вслух. Сейчас только ласки, доброта, милота, то, что осуждается в любом другом мире, то, чего им так не хватало. Снежок уже сидит на охлаждающем еле влажном мхе, что служит мягкой природной подушкой. Опирается спиной о дерево. Чуть о бок, но практически на нем лежит и Перо. Голова лежит на плече, пальцы все так же переплетены, другая рука лежит на чужом боку, пока рука того, с начала невесомо и трепетно, слишком нежно трогает лицо, будто то хрустальное, но позже привыкает и прикосновения становятся более монотонными и смелыми. Лишь дыхание, и что-то подобие на сопение. Две фигуры, сидящие под покровом большого дуба на утесе - место для их мира, их место. Под подолом края мира открывался другой, на который было даже приятно смотреть из «окна» своего, не смотря на то, сколько боли принёс этот другой мир. Гавань подле горизонта, что озарялся закатом заходящего солнца. Яркость достаёт своего пика, подсолнухи неба так и горят в огне, показывая свою грацию и яркость на полную пред самой их очередной смертью. Подсолнухи умирают красиво. Словно перерождающийся Феникс. — Син Цю. Вдруг нарушает эту шумную и многозначную тишину Снежок, обращая все внимания дорогого на себя. — Да, Юнь-Юнь? — Доверься мне, ты сможешь это сделать. Ответа не последовало, конечно, в словесной форме. Он и не требовался, они поняли друг друга без слов, в самом прямом смысле того выражения. Слёзы навернулись на глаза. Этот экзорцист знает, какую соль использовать против моих демонов. И это сработало. Еле заметно было визуально, но оба почувствовали, как Син ближе и крепче прижался щекой, что уже прилипла лежать на одном участке тела другого человека. Никому. Никому и никогда не почувствовать как это все было значит для них, на сколько было многого во всем этом малом. Их любовь не поддаётся законам физике, словам и элементалям. Нет. Это было иное, это было доверие. Никто не знает, даже они сами, сколько коротких соприкосновений губ о тело было, сколько таких вечеров было, сколько раз они гладили друг дружку. Но это было не важно. Ведь это было здесь и сейчас, это было всегда и никогда, это была жизнь. —————————————————— — Дорогой мой Юнь-Юнь, слова столь приятны, что ими же не описать, на сколько, но даже могуществу элементов и физиологии этого мира не дано той силы, что бы описать какого это - любить тебя. Думает вслух на прощание этому миру за сегодняшний день Син. И лишь Чун Юнь знает, услышал он те слова или нет.