На твоих губах аромат цианида

      Резкий звук, краткая вспышка света, и Лиза очнулась. Ее сердце бешено колотилось, а руки нестерпимо болели. Тело вспотело как от долгой пробежки, и Лизе казалось, что она вот-вот умрет от страха, неизвестно откуда взявшегося, животного страха. Ну или просто задохнется от нехватки кислорода.       На ватных ногах поднявшись с постели, нервным шагом она достигла кухни. Живительные глотки прохладной воды принесли наслаждение, и Лиза начала успокаиваться. Неровный, слишком быстрый стук сердца пришел в норму, а обнаженное, благодаря привычке спать без лишней одежды, тело покрылось мурашками из-за сквозняка, гуляющему из приоткрытого окна спальни и вплоть до кухни.       Кое-как придя в себя, библиотекарь попыталась понять, что же могло так напугать ее еще во сне. На ум ничего не приходило, но взглянув на свои руки ей все сразу стало понятно. И внутри все похолодело.       По ее изящным ухоженным рукам мерзкими кляксами расползлись крупные темно-пурпурные пятна. Было ощущение, будто кто-то специальной кистью обляпал чернилами ладони и пальцы библиотекаря, пока та спала. Но это… не отмывалось. Не оттиралось даже магией, только сильнее болело. И Минчи знала что это такое.       Много лет назад, еще в юности, она нашла книгу с запретными знаниями. Элеазаром она не заболела, зато почувствовала как мигом отрезало половину жизни. Не исключено, что в книге этой содержались знания из самой Бездны. Вот только проверять этого совсем не хотелось. Уйдя из Академии, девушка обрела мирную жизнь в Ордо Фавониус и уже почти забыла о своем приговоре, но сегодня… Сегодня он напомнил о себе столь жестоким образом. Столь мерзким, темно-пурпурным цветом расползаясь по ее нежной коже. Ведьма знала, что через несколько месяцев эти пятна будут по всему ее телу, будто злокачественная опухоль, высасывая последние жизненные силы.       А Джинн… О, милая Джинн. У Лизы сжалось сердце, когда она подумала о том, как ее подруга будет переживать за нее. И без того вечно трудящаяся пчелка Джинн, что работает днем и ночью на благо города, примет на себя еще одну заботу. Нет, нельзя заставлять ее волноваться, просто нельзя. Но что же делать? Минчи подошла к шкафу и распахнула его, выбирая более закрытый наряд. Да, пятна пока были только на руках, но дискомфорт, ощущение того что все окидывают взглядом ее зараженное скверной тело не покидало отныне ни на секунду. Как клеймо, что будет приковано к Лизе весь оставшийся отрезок времени.       Несмотря на всю свою мудрость, девушка чувствовала себя растерянной, бесконечно одинокой. «Иногда, когда оказываешься в одиночестве, неожиданно испытываешь необъяснимое желание, чтобы кто-нибудь заглянул к тебе и поинтересовался, как у тебя дела» — с тоской призналась самой себе девушка. И был ведь этот «кто-нибудь»… Но он уехал, она сама не дала ему и шанса. Может, зря?       Она ведь могла бы смотреть на его лицо всю ночь, на морщинки в уголках его глаз, на место, где шея переходит в плечи. Всю ночь. Его голос словно целительный бальзам, который вливался прямо в душу. Ох, как же ей сейчас не хватало этого бальзама…       В этот день путь на работу казался непривычно долгим. Пальцы будто жили своей жизнью, потирали пятна до жуткой боли, но Лиза не могла остановить себя, пусть и испытывала крайне неприятные ощущения. Будто бы эта боль — наркотик, и ей нужна новая доза. Или же она вела себя как ребенок, который шатает свой молочный зубик, чтобы удостовериться, что он вот-вот выпадет. Или же она просто мазохистка.       Все в мире приобретало странные оттенки. Солнце казалось слишком ярким, воздух — до отказа пропитанным табачным дымом и запахом перегара от местных пьяниц, люди… к людям претензии выразить не получалось ни в устной ни в мысленной форме, и ощущение того, что что-то в них неправильно, так и осталось на уровне подсознания.       Сердце просилось, требовало изменений. Лиза… Лизе нужно было уехать. Хотя бы на время. Хотя бы на неделю. Хоть на два дня. — Лиза, у тебя все в порядке? — встревоженный голос Джинн ранил сильнее, чем пятна скверны на руках. — Ты не выспалась?       Библиотекарь натянула кривенькую улыбочку и в привычной манере засмеялась, размешивая свой чай. — Нет-нет, дорогуша, все хорошо. — смех вышел глухим и фальшивым, и от магистра это не укрылось. — Ты уверена? Может, что-то случилось?       Минчи сначала не ответила. Взгляд ее зеленых глаз стал слишком серьезным, а в глубине их заплясала такая тревога, что Джинн стало не по себе. — Мне нужен отпуск за мой счет. — Минчи выдохнула, стараясь подавить подступающий к горлу истерический смешок. — Ты плохо себя чувствуешь? Может, просто возьмешь отгул? — Я понимаю, что ты не можешь разбрасываться сотрудниками, особенно сейчас, когда Кэйя на задании, но… — Лиза еще раз вздохнула. — Отгулом не обойтись. Мне нужен отпуск за мой счет. — повторила она, нервно барабаня пальцами по поверхности стола. — Пожалуйста.       Джинн колебалась. Лиза попала в точку, она не могла так легко отпускать рыцарей направо и налево, но… Видя состояние подруги, магистр не решилась надавить на нее и выяснить причину такой просьбы. — Хорошо. — наконец сдалась она, после чего полезла в ящик за чистой бумагой. — Я подпишу тебе отпуск на две недели. Этого будет достаточно? — Спасибо. — прошептала Лиза, и это напугало Джинн еще сильнее. Было странно видеть подругу… Такой разбитой. — Куда ты направишься? — В Сумеру. Я чувствую, что мне нужно быть там. — Лиза… Я не знаю, что у тебя случилось, но уверена, что на все это есть причины. Просто… Береги себя.       Лиза улыбнулась. Затем встала, подошла вплотную и обняла подругу. Крепко, по-сестрински. В который раз Джинн выручает ее, но сейчас речь идет не просто о пропущенном патрулировании. Сейчас дело касается ее ментального и физического здоровья, наследия Бездны, да и вообще… Ей давно уже стоило отдохнуть.

***

      Угрюмая тишина властвовала в Заполярном дворце. Холодные, обезжизненные помещения были словно морозильными камерами для тел, ходящих и думающих, но едва ли произносящих хоть слово. И двое Предвестников, решивших сыграть в шахматы, не были исключением. Их сражение было совершенно пустым, безмолвным, не допускающим хоть каких-то комментариев по поводу хода оппонента. В такой тишине можно было услышать, как они мыслят. Одна — сдержанно, четко и по делу. Второй — озлобленно, явно пребывая не в лучшем настроении, несвязно и рассеянно, будто бы находился где-то далеко.       Первой нарушила тишину девушка: — Тебе не мешало бы быть осторожней. — изящным движением руки Сандроне сделала ход ферзем и «съела» пару его белых пешек, после чего нажала кнопку на шахматных часах. — Не понимаю о чем ты. — Дотторе задумался, решая, как пойти против нее с минимальными потерями. — Брось. По Заполярному Дворцу уже несколько недель как гуляют слухи, что ты совсем взбесился. Ежедневно кромсаешь солдат без всякой причины. — Сандроне закинула ногу на ногу и посмотрела на него чуть менее равнодушно, чем всегда. — Берегись, как бы Ее Величество не позвала на воспитательную беседу. — Воспитательную беседу… Тц. — клацнув зубами, он наугад сделал ход.       Брови собеседницы взлетели вверх. Глядя на него, как на идиота, она в несколько действий сбила его короля. — Шах… — красивая фигурка в виде статного мужчины будто в замедленной съемке упала на доску. — И мат.       Несколько секунд они пристально изучали лица друг друга. Первым не выдержал Дотторе. — Тебе просто повезло.       Девушка с непроницаемым лицом сделала глоток чая. — Нет, это ты сегодня не в духе. Постарайся уже уладить свою проблему, будет очень обидно, если такого могущественного Предвестника лишат должности. Или жизни. — Это угроза? — его серьезный тон позабавил ее. — Дружеское предупреждение. Из всего этого сброда ты ближе всех ко мне во взглядах на мир. Не хотелось бы так глупо потерять тебя, Доктор.       От ее равнодушного участия у Дотторе едва не случился рвотный рефлекс. Сандроне… Действительно умная девушка, в какой-то мере их можно было бы даже назвать друзьями… Нет, не друзьями, близкими знакомыми. Но она что, за малого ребенка его держит?! Будто бы он сам не видел, к чему ведут его действия. Вообще-то… Действительно не видел. Пятый солдат с посланием, просто так зарезанный им накануне, а после и долгое отчитывание от Пьеро стали самым настоящим красным флагом, означающим что что-то не так.       Вот и сейчас, свежие алые разводы на стенах лаборатории, рваные крики захлебывающегося в собственной крови подобпытного, что дергался в предсмертных конвульсиях — почему-то сегодня это не приносило никакого удовольствия. В наступившей тишине оставался лишь один звук — тяжелое дыхание раздраженного ученого. Он будто бы снова вернулся в тот день, когда его нашли в пустыне, разгневанного и жаждущего мстить. Только тут было что-то иное… Иное чувство, будто бы у него из-под носа увели ценнейшую вещь. И самое страшное что он знал, где находится эта абстрактная «вещь», но не имел возможности заполучить ее силой без тяжких последствий. Как отреагирует человек, если его попросту выкрасть? Как показывал многолетний опыт — плохо. — Эй, Док. — в лабораторию просунулась рыжая голова. Очень неприятный знак. — У меня к тебе дело.       Ловко увернувшись от парочки крио-игл, посланных в него ученым, Одиннадцатый прошествовал в личный оплот Второго. Увидев кровавое месиво заместо пациента на хирургическом столе, юнец скривился. — Опять ты со своими опытами… — затем посмотрел на самого Доктора, хмыкнул. — Выглядишь паршиво. — Что тебе нужно? — Дотторе постарался придать голосу твердости, и вроде как у него это получилось. — Я хотел попросить какое-нибудь оружие, чтобы было удобнее отбиваться от порождений Бездны. — Сходи к Сандроне. — мужчина изо всех сил старался быть вежливым. — Я был у нее… — что это, Тарталья смутился? — Она меня послала. — Ко мне? — Нет, просто послала. Так есть у тебя что-нибудь или нет?       Доктор расхохотался. Ох уж этот юнец… Иногда он говорит или делает такие глупые вещи, что даже смешно. — Ты правда думаешь, что будь у меня какие-то разработки, я бы держал их при себе, а не раздал рядовым на испытание? — Ну… А вдруг это очень сложная машина. — Аякс топтался на месте, явно не зная что ответить. — В таком случае, шансы что я отдал бы ее кому-то, а особенно тебе, практически равны нулю. — ухмыльнулся Доктор, подпирая голову кулаком в перчатке. — Да и вообще, зачем оно тебе?       Тут Чайльд поднял ранее растерянный взгляд на собеседника. В голубых глазах теперь читалась гордость, смешанная с хитростью. — А я не говорил? Ее Величество отправила меня в Сумеру, искать источник резкого всплеска повреждений Артерий. Если найду, это может здорово помочь и в твоих исследованиях. — последняя фраза была сказана с явной неохотой.       Дотторе задумался. Сумеру… Почему туда отправляют Аякса, а не его? Хотя с другой стороны — не придется марать себе руки и опускаться до уровня челяди — сражаться. Тогда очевидно, почему это задание доверили младшему из них.       Он не заметил как Тарталья ушел. Не прощаясь, естественно. Не в таких они и дружеских, скорее враждебных отношениях, чтобы любезничать.       Сумеру… Воспоминания смешивались с недавними впечатлениями из Мондштадта, концентрировались в какую-то тягучую субстанцию, оседающую во всем пространстве его гениального разума.       Ученый обошел помещение, его алые безумные глаза блуждали по комнате, пока не зацепились за ту самую розу, спасенную им от участи быть выброшенной после его погрома в гостинице. В мыслях как по щелчку пальца вспыхнул образ Лизы, и Доктор не смог сдержать разочарованного полустона. Опьяненный запахом крови, собственными эмоциями и чем-то еще, таким необъяснимым и трудновоспринимаемым, он полностью отключил в себе здравый смысл. Он не понимал как так вышло, что она околдовала его. Не понимал, почему не бросился искать ее сразу после того как вступил в Фатуи, почему не забрал с собой. Полнейшая глупость, не так ли? Ему казалось, что он унес с собой частицу ее существа: внешний ее облик стоял у него перед глазами, внутренний же, во всей своей пленительности, запечатлелся у него в душе. Он жил под обаянием этого образа, как это бывает порой, когда проведешь с любимым человеком несколько светлых мгновений. Это некая странная одержимость — смутная, сокровенная, волнующая, восхитительная в своей таинственности.       Но в ту минуту перед его глазами вместо возвышенных фресок творились развратейшие картины, пока собственная рука тянулась к ширинке брюк. Разобравшись с этим мелким препятствием, освобожденная от перчатки ладонь легла на теплую плоть, обхватывая и словно бы взвешивая орган, который так нуждался во внимании. Поглаживания, сначала медленные и невесомые, становились все яростнее и быстрее. Дотторе словно бы чувствовал, заставил себя поверить в то, что чувствовал ее присутствие рядом с собой. Вот же она, стоит рядом, произносит что-то на ушко, направляет и распаляет желание, желание быть и владеть.       Сладостный самообман услужливо воспроизводил чужой голос из собственной памяти, такой сливочно-мягкий, неповторимый и незаменимый в его жизни, самый лучший. Зеленые глаза были полны похоти, ее тонкие руки проходились по собственному телу, выделяя самые соблазнительные изгибы.       В этот момент его не волновало что кто-то может зайти, ведь дверей он не запирал, но для него было все равно. Вздохи и стоны, сбитое дыхание, раскаленный воздух — все это возбуждало и пьянило еще сильнее, чем раньше.       Но спустя всего одну краткую вспышку блаженства на него свалилась тяжелая реальность. Он в Снежной, с головой погружен в работу. Она в Мондштадте, и видимо не намерена более пересекаться с ним.       Дотторе посмотрел на белые нити, покрывающие правую ладонь, и скривился от отвращения — Архонты, что он творит? Стоило его личной слабости всплыть в памяти, как он тут же опустился до уровня животного. Неприемлимо.       Однако даже такой постыдный акт онанизма принес свои плоды. Помимо краткого удовлевторения в его голове созрела идея, дарующая в своей осуществимости облегчение для всех в Заполярном дворце, включая его самого. А что, если взять отпуск?