Дай руку мне (здесь лишних нет)

Длинные пальцы Дика рассеянно ощупали простынь и одеяло. Он как бы не мог понять до конца, где находился, — и немудрено; последнее, что он помнил — это асфальт под щекой и множество неотвеченных звонков. Уолли нужно было открыть рот и сказать хоть что-нибудь… но Найтвинг все-таки успел его опередить: — Привет, — сказал он. Уолли только поморгал в ответ. Если бы только не скрипучий, почти неслышимый голос, можно было бы представить, будто ничего не случилось, будто все… ему просто привиделось. Он ждал чего угодно другого, но только не обычного «привет». Но неужели он думал, что Дик, едва открыв глаза, примется его обвинять? Нет, проблема была совсем не в этом. Проблема была в том, что, совсем наоборот, это едва ли произойдет. Уолли чертовски хотелось знать, что тот думал на самом деле, но, зная Дика… тот наверняка попытается скрыть то, что у него на душе. Или же он просто не успел отойти и вспомнить случившееся во всех подробностях. Может быть, сейчас пройдет минута, буквально одна минута, и все перевернется. Прошло целых три, и ничего по-прежнему не происходило; Найтвинг едва заметно хмурился, кажется, озадаченный этой затянувшейся тишиной. Пока он не успел придумать лишнего, Уолли все-таки заставил себя отлепить язык от неба и произнести в ответ: — С возвращением, — как же глупо это прозвучало. Он всего лишь имел в виду «с возвращением в мир живых» или что-то в этом роде, а вышло, будто он приветствовал его возвращение обратно в Лигу. А что, если?.. Но нет, это едва ли произойдет, особенно сейчас. Так или иначе, сейчас было не самое подходящее время думать об этом. — Ага, — сказал Дик, и его лоб прорезала глубокая морщина. Он прикусил нижнюю губу и осмотрелся, с трудом ворочая головой, как бы пытаясь вернуть утраченные фрагменты памяти. Потому что не могло быть такого, что он помнил, и все равно… говорил так легко, ничем себя не выдавая. Уолли не мог отвести взгляда от его лица, тщетно выискивая первые признаки прозрения; ему казалось, что вот-вот — и он вспомнит, что было этой ночью, и потом… Но что потом? Ведь он не сможет просто встать и уйти. Впрочем, ничего из этого не случилось. Найтвинг несколько раз моргнул; каждый раз его глаза оставались закрытыми все дольше и дольше, пока веки совсем не отяжелели и голова не откинулась назад на расслабленной шее. Кажется, Уолли только что выиграл себе еще несколько часов. Но только что он мог придумать? Никакие слова не могли изменить то, что уже случилось. — Он успел что-то сказать? — спросил чуть позже Калдур. Уолли покачал головой. — Нет, почти ничего. Пришел в себя буквально на одну минуту. Калдур вздохнул и потер затылок. — Это понятно. Не будем пытаться вытянуть из него что-то раньше, чем он сам решит это сказать. — Ты говоришь о том, что случилось в Готэме, или… ну… о том, что было уже после нападения? — не удержался и спросил у него Уолли. Бесстрастное выражение на лице Калдура удивляло его — даже слегка пугало; разве того не глодали схожие мысли?.. — Ты ведь понимаешь?.. Он ведь не будет делать вид, словно все в порядке? Этого не может быть. — Ты думаешь, так не будет лучше? — это был голос Тима, который умел вести себя настолько тихо, что о его присутствии могли забыть — но он не забывал слушать все. — Я имею в виду, не правильнее ли будет начать с чистого листа? Просто всем про все забыть. — Я не… — Уолли замолчал, задумавшись ненадолго. — Я не знаю, — предположение казалось заманчивым, но едва ли могло принести что-то большее, чем минутное облегчение. Он будет избавлен от тягостного разговора сейчас, может быть, даже навсегда, но это не значит, что он перестанет думать о нем. И все-таки искушение этой временной амнезией было слишком велико. Но только едва ли так и случится. Дик был сконфужен, когда очнулся, его сознание было помутнено… но уже следующий их разговор может начаться не с невинного «привет», а совсем других слов. — Нет, ничего не выйдет. Такое не забывается. Как и то, что мы до сих пор понятия не имеем, где был Найтвинг и чем он занимался все это время. Это… только вопрос времени, когда все всплывет на поверхность. Не поворачивая головы, Тим пожал одним плечом. — Может быть, пусть лучше это всплывает медленно, чем выскакивает, как чертова подводная лодка, — больше он не сказал ничего. Многословностью он никогда не отличался, в отличие от того же Уолли… который за последнее время уже дважды терял голос в самый важный момент. — А ты… — вырвалось у него. — Ты что-то знал? Дик говорил с тобой? С Брюсом? — мысль о том, что Дик с большей охотой обращался к… кому угодно другому, неприятно колола, но, в конце концов, Уолли не был его семьей. Не в буквальном смысле слова. Возможно, ни в каком из смыслов. Он мог бы, но не стал. Робин медленно качнул головой. — Нет. Не особенно. Да, я видел его чаще, но он никогда ничего не говорил о себе. В смысле, вообще ничего. Ни о том, чем он занимается, ни о том, как… как он вообще. Я думал… надеялся, может быть, он тайно обсуждает это с тобой. Уолли знал, что Тим точно не относится к нему сколько-нибудь плохо. Просто иногда его прямота случайно могла задеть те углы, которые он тщетно пытался сгладить. И почему это Робин вдруг решил, что Дик… будет обсуждать что-либо именно с Уолли, еще и тайно? Он что-то знал, или догадывался, или же… это просто-напросто было слишком очевидно? Что ж, теперь ничего не было очевидно. Уолли вдруг понял, что успел очень устать, хотя почти весь день просидел без движения. Обычно после такого он никогда не мог заснуть — приходилось сбрасывать энергию, иногда даже просто наматывая бесплодные круги, но сейчас больше всего ему хотелось рухнуть прямо на пол и замереть неподвижно. — Я подремлю тут, — пробормотал он, обращаясь в пустоту, и сдвинул вместе три стула. — Ты можешь подремать и дома, — напомнил ему Калдур. — Пара минут, и снова окажешься здесь. Если, конечно, все-таки ответишь на звонок кого-то из нас, — конечно, он шутил, но разве обязательно было напоминать ему про чертов телефон? Уолли вздохнул: — Нет, я больше себе не доверяю. Не хотелось бы ничего пропустить. По-моему, я пропустил достаточно, — и он в самом деле прилег, закрывая глаза, но сон все-таки не шел; только вязкое, непонятное оцепенение, отдаленно напоминавшее сонный паралич: когда тело оставалось неподвижно отяжелевшим, но в голове мысли крутились едва ли не быстрее, чем обычно. Раз или два ему чудилось, что Дик уже очнулся, что он говорил укоризненно, даже просил его уйти; но, вздрагивая, Уолли приходил в себя, чтобы понять — пока ничего не изменилось, кроме затекшей спины. Когда он открыл глаза и проморгался уже в третий раз, в голове словно билось что-то тяжелое; он свесил ноги и поднялся, потирая висок. Сейчас, вернувшись в реальность, он думал о том, что она все еще могла оказаться много хуже, чем то, что ему привиделось. — Я загляну только одним глазком, — сказал он. Калдур посмотрел на него подозрительно, как бы говоря «здесь, конечно, не больница со строгими правилами, но все же и не проходной двор». Уолли ответил взглядом «я больше не могу ждать», и, кажется, это сработало. Не то чтобы Калдур мог в самом деле ему помешать или имел такую власть, но приятнее было знать, что никто не возражал после его вторжения. Уолли просочился в палату, стараясь не издать ни одного лишнего звука, и немедленно понял, что Дик не спал. Возможно, уже давно. Уолли сам не смог бы объяснить свою уверенность, однако он точно знал — они были слишком хорошо знакомы. И сейчас на мгновение ему показалось, что он все еще знал и понимал, чем жил и о чем думал Найтвинг, как будто не было длинной размолвки… Но теперь, наверное, он уже не имел права говорить о том, что хоть сколько-нибудь его знал. Или все-таки мог? К черту все, это до сих пор был его Дик. Несколько пропущенных месяцев не могли заменить все эти годы. — Дик, — шепотом позвал он. — Пожалуйста, скажи, если ты меня слышишь. Тот промолчал, но его размеренное дыхание сбилось, словно он настороженно прислушивался. — Я… просто хотел узнать, как ты тут. Так что… если ты, может быть, посмотришь на меня?.. Он был уверен, что ничего не добьется, но тут Найтвинг зашевелился, пытаясь перевернуться на бок, и многочисленные катетеры и капельницы мешали ему; тревожно запикал какой-то монитор, и Уолли поспешил вмешаться: — Все в порядке, это было… фигурально, — он немедленно переместился в поле зрения Дика, отчаянно всматриваясь в его глаза. Даже когда они были вместе, они видел их не так уж часто. Занимаясь делами Лиги, тот никогда не снимал маску, и только наедине, после множества трудностей их обычного дня… Обычно очень синие глаза Дика казалась сейчас странно выцветшими, бледными и запавшими в череп; стали ли они такими после ранения или уже были какое-то время, Уолли знать не мог, но ему не нравились эти глаза, казались совсем чужими. Найтвинг облизал пересохшие губы, и Уолли заметил на столике подтаявшие кубики льда. Он неуклюже подцепил один и поднес к выжидательно приоткрытым губам. Кажется, пока он это делал, у него даже вспотел затылок — не только потому, что он случайно едва не коснулся пальцами этих губ, хотя и поэтому тоже. Но, кроме этого, почти невыносимо было делать что-то как ни в чем не бывало, постоянно, с минуты на минуту ожидая подвоха. Словно желая подразнить его, Дик рассасывал лед целую вечность. Потом прочистил горло и спросил: — Сколько… сколько прошло времени? — Уолли не ожидал, что злополучный поворот прочь из идиллии будет настолько крутым. Найтвинг в самом деле… спрашивал его о том, сколько прошло времени, прежде чем его соизволили отыскать? Он не был готов отвечать на этот вопрос! — Я… — у него немедленно пересохло во рту. — Какой сейчас день? — сонно уточнил Дик, и Уолли немного замялся. — С… следующий, — пробормотал он. — Уже вечер. Ты проспал много часов. Это хорошо, — быстро добавил он. — Мы не ожидали, что ты так быстро очнешься. Лучше всего будет, если ты продолжишь отдыхать. И если мы отложим наш неминуемый разговор еще на некоторое… неопределенное время. — Я не устал, — пролепетал Дик таким отсутствующим голосом, что это было почти смешно, а в довершение ко всему еще и попытался подавить зевок — тогда Уолли не удержался и коротко хмыкнул. — О да, я вижу, — сказал он. — Слушай, я… я ведь никуда не собираюсь, так что могу прийти чуть позже, когда, ну… когда у тебя будет побольше сил, — Уолли искренне разрывался между желанием спрятаться и желанием довести до финала то, что они затеяли. Чем раньше будут расставлены все точки, тем лучше. Но Найтвинг, кажется, не замечал его страданий — он вел себя так, будто накануне не произошло ровным счетом ничего не особенного, и так было гораздо хуже. — Я здесь надолго? — Уолли снова уставился на него, силясь нащупать двойное дно. Он что — спрашивал его о том, как скоро они захотят избавиться от его присутствия, или… — В этой койке, я имею в виду, — Дик так легко, почти играюче заставлял его мысли сбиться в кучу, что это понемногу становилось мучительным. — Что со мной случилось? — и снова у Уолли скрутило было живот при мысли — неужели он и в самом деле все забыл? — пока Дик не добавил поспешно: — Я имею в виду, я помню, что меня подстрелили, — его рука слабо шевельнулась и обосновалась на одеяле прямо напротив повязки. — Что случилось потом? — А, ты про… — Уолли постарался собраться. — Пуля застряла в печени, пришлось удалить ее часть. И селезенке тоже досталось, так что ее убрали целиком. — Хм… — протянул Найтвинг так спокойно, будто они обсуждали что-то рядовое, будничное, как выбор кафе, где Уолли мог бы утолить свой ненасытный аппетит. Но, скорее всего, его накачали очень хорошими обезболивающими, и сейчас они давали… определенный побочный эффект. — Кажется, ничего такого ужасного, да? — Только если тебя не смущает отсутствие внутри одного из органов, — неловко сказал Уолли. — Селезенка вообще-то не бесполезна. Так что не думай, будто ты легко отделался, — он сглотнул. Едва ли Дик в самом деле так думал. Он просто пытался бравировать… и одновременно отвлечься от витавшего в воздухе большого вопроса. Как будто, если они начнут говорить о другом, то все прочее быстро забудется. — Зато сбросил лишние полкило. Полезно для акробата, — продолжил тот, и Уолли едва ли зубами не скрипнул. — Ни черта не полезно, — удивительно, но, кажется, он и в самом деле слегка разозлился. Почему он не могу просто обвинить его прямо, зачем нужно было уводить в сторону этот бессмысленный диалог? И все-таки он поддался: — Без нее иммунитет будет уже не такой, как прежде. Любая инфекция — и привет, — он не мог не заметить, как лицо Дика словно бы еще сильнее осунулось на этих словах. Уолли сорвался, потому что злился на себя. Найтвинг всего лишь пытался осознать, что произошло, и для его же блага это лучше было делать постепенно. Так что Уолли изо всех сил постарался смягчить сказанное: — Не беспокойся. Ты… — он едва не произнес «ты в надежных руках»! Как нелепо это прозвучало бы теперь. — С тобой все будет в порядке. Со временем, — с каким именно временем он не уточнил, потому что сам не знал. — Хорошо… — глаза Найтвинга закрывались, и, похоже, это не было игрой. Он и правда был совсем без сил, и его голос становился все тише: — Сколько проблем от одной-единственной пули… — Кто в тебя стрелял? — вырвалось у Уолли прежде, чем он сумел бы себя остановить. А потом повторил, почти ненавидя себя: — Дик, кто пытался тебя убить? Мы должны знать, — и ради чего? Собственной безопасности? Стоило ли это того, чтобы мучить Дика сейчас? Ведь всеобщими усилиями они могли бы дать отпор чему угодно. Найтвинг медленно разлепил веки и наморщил лоб. — Я не… — он опять облизал успевшие пересохнуть губы. — Я не знаю. — Прошу, сейчас не время хранить очередную тайну, — Уолли прямо-таки воочию ощущал, как рушил все, что так опасался сломать. Кажется, так он просто-напросто выплескивал свою злость на то, что Дик, сознательно или нет, продолжал его мучить. Почему он просто не мог отвернуться? Почему не мог просто спросить в лоб? Неужели ему не было интересно узнать, как он все-таки оказался спасен? — Это может быть важно! — Нет, правда, — Дик задышал чаще, странно запрокидывая голову. — Я не запомнил лиц… Сомневаюсь, что это и вправду… и вправду важно. Не запомнил лиц? Лица своих врагов — или маски в некоторых случаях — они знали очень хорошо. Либо он и в самом деле страдал амнезией после той ночи, либо… — То есть… ты в самом деле никого не узнал? Дик кашлянул и свободной от капельницы рукой сделал пространный жест; он, очевидно, не лгал, но одновременно и что-то скрывал, и Уолли терялся, и... Неприятное осознание вдруг пронзило его — что, если Найтвинг ввязался в какую-то большую игру. Откусил больше, чем сумел проглотить один. Может быть, он хочет уберечь от опасности остальных своим молчанием — с него станется быть настолько благородным. И что, если… что, если это началось давно — еще до его ухода из Лиги? И стало его причиной? Уолли всегда отличался тем, что его мысли неслись со сверхскоростью, подобно ногам; вот и сейчас страшные — и ничем не подкрепленные — догадки сменялись одна за другой в его голове. Дик, кажется, начал что-то подозревать, потому что не отрываясь глядел на него; не выдержав этого взгляда, Уолли перевел собственный вниз и негромко охнул. На светлой простыне расплывалось несколько кровавых пятен. — Черт, — пробормотал он. — Прости. Дик, прости меня, — он извинялся за то, что перегнул палку в расспросах и своих глупых теориях, но неожиданно узел его чувств затянулся, и он принялся повторять снова и снова: — Прости. Прости меня. Пожалуйста, прости, — и, конечно, теперь он имел в виду другое, опускаясь на колени и прижимаясь лбом к холодящему лоб поручню кровати. — Мне очень жаль. Очень жаль. Что-то коснулось его головы. Кажется, Дик пытался погладить его по макушке. Он пытался утешить его? В такой момент? Уолли шумно шмыгнул носом. — Прости. Я не так хотел бы встретиться. — Можешь мне поверить, я тоже, — голос Дика уже слишком отчетливо слабел, чтобы Уолли мог позволить себе продолжать показательное самобичевание. Он вскочил на ноги и юркнул за дверь, не обернувшись. Вернее, он обернулся, но так быстро, что человеческий глаз все равно не смог бы этого заметить. Зато он успел заметить выражение лица Дика — ему хватило для этого доли секунды. Он казался несчастным. Не только потому, что иметь дырку в боку, очевидно, было неприятно — насколько Уолли вообще мог об этом судить, ведь у него такая рана зажила бы всего за несколько минут. Но что-то странное было в его лице — то, что он заподозрил с самого начала; свидетельство того, что Найтвинг продолжал скрывать… но что именно он скрывал, только предстояло выяснить, потому что сейчас всем им было не до этого, потому что пятна крови на простыне ширились, потому что второй день проходил в каком-то затянувшемся кошмаре; но на самом деле это был вовсе не второй день. На самом деле, все началось много месяцев назад. Выходя из палаты, Уолли проигнорировал вопросительный взгляд Калдура. Постарался не обратить внимания на то, что М’ганн смотрела на него подозрительно пытливо, явно борясь с искушением узнать о происходившим напрямую из его головы. Если бы только он сам мог хоть что-то узнать из собственных разрозненных мыслей.