Дай руку мне (здесь лишних нет)

— Мы оставили вас буквально на несколько минут, — пораженно говорил Супербой. — Как все могло так измениться за несколько минут? Уолли неопределенно пожал плечами. Ему не хотелось спорить и говорить о том, что несколько минут, как выразился Коннор, были здесь вовсе ни при чем — а при чем были все предшествующие дни и даже месяцы. — Я не понимаю, — вмешался Калдур. — Это как-то связано с тем, что случилось? Мне показалось, он приземлился… настолько удачно, насколько это вообще было возможно. — Это было просто следствие, — Уолли все-таки пришлось подать голос, хотя говорить он все еще не желал. — Все это… было чрезмерно для него сейчас. Это было очевидно с самого начала. Просто я подумал… — Я знаю, о чем ты подумал. — Уолли вопросительно поднял брови. — Ты хотел показать ему, что он нам нужен. И я прекрасно понимаю это желание, поверь мне. — И все-таки ты не согласился бы так легко, как я. Потому что я… просто позволил чувству вины победить. А должен был победить голос разума, — он невесело хмыкнул. Голос разума все реже побеждал в его голове в последнее время. — Как хорошо, что я никогда не был и не буду капитаном нашей команды. Представляю, как сильно я бы напортачил в первый же день, — он вдруг почувствовал непреодолимое желание спросить то, что давно хотел узнать: — Послушай… ведь это тяжело, да? Нести ответственность за всех нас? Калдур выглядел почти удивленным этим вопросом. — Думаю, не тяжелее, чем приходится иногда Бэтмену, или Супермену, или… еще много кому. — Я понимаю, — Уолли и не собирался сравнивать себя со столь значимыми в их мире персонами. — Но если говорить о нас. Пусть нас и немного… ведь это все равно сложно, так? Ты когда-нибудь… когда-нибудь думал о том, что тоже хотел бы все бросить? Ты… когда-нибудь осуждал Найтвинга за то, что он исчез? Ведь это означало, что главным снова будешь ты. Ты был зол на него за то, что он снова бросил тебя… так сказать, на эту амбразуру? Калдур ненадолго ушел в себя, а затем отозвался очень спокойно: — Нет, я не был зол, — и он снова замолчал, так что Уолли подумал даже, что тот ограничится этим коротким ответом. Но Калдур все-таки продолжил: — Во-первых, после своей неприятной роли я все же соскучился по Лиге, по тому, как в ней все было устроено… раньше. И я уже был капитаном прежде. Правда, даже будучи подростком я не раз повторял, что однажды передам Робину свое место. — Да, вы с ним как будто сыграли в короткий теннисный матч. — Может быть, настало время найти кого-то другого на наше место?.. — О, нет, только не это, — со слабой улыбкой пробормотал Уолли. — Я не думаю, что кто-то готов к этому лучше вас двоих. Даже учитывая все, что случилось. Калдур издал смутный подтверждающий звук, и долгое время они снова сидели молча; а потом Уолли услышал: — Все же на время Найтвинга пришлось достаточно нервных дней. И достаточно трудных решений. Пожалуй, больше, чем досталось мне. Может, я не стал бы уходить так неожиданно, как он, потому что… это просто не похоже на меня. Но ты должен знать, что я не осуждаю его, — он склонил голову набок, продолжая о чем-то думать: — Вернее, правильно сказать, это он должен знать. Уолли согласно кивнул — и тут наконец подоспело время долгожданных новостей. — Инфекция? — пораженно переспросил он. Он ожидал услышать иное: про новые переломы, внутреннее кровотечение, что угодно другое… — То есть это вообще не связано с нашим заданием? И он заболел бы в любом случае? — Экстремальные физические нагрузки определенно осложнили его состояние. Мы предупреждали, что спленэктомия значительно снизит его иммунитет. Ну, конечно. Следовало этого ожидать. Селезенка вообще-то не бесполезна, сказал ему Уолли еще совсем недавно — и сам же не обратил должного внимания на свои слова, а ведь он знал… Наверняка знал и Дик, как бы ни притворялся, будто понятия не имеет, зачем ему внутри был нужен этот якобы бесполезный орган. — А другие травмы? — никак не унимался Уолли, все еще не готовый поверить в то, что при падении Дик обошелся лишь парой царапин. Тот наверняка изобразил бы искреннюю обиду такому недоверию. — Относительно незначительные, — что ж, кажется, он мог выдохнуть с облегчением. Если Найтвинг все еще мог держать удар настолько хорошо… у него были неплохие шансы и впрямь вернуться в команду, вернуться по-настоящему, чтобы все снова стало как раньше. Уолли думал так ровно одну минуту, а потом, когда он снова увидел Дика, от его приподнятого духа не осталось и следа. Он ожидал, что тот не спал или, по крайней мере, спал крепким снова выздоравливающего, а вместо этого на его лице была кислородная маска, и его сон едва ли походил на сколько-нибудь здоровый. — Что… что это? — пробормотал Уолли вслух, настолько пораженный открывшейся картиной, что ему хотелось себя ущипнуть. Рядом на стойке висела капельница — опять, как будто их мало влили в Дика за последние недели. — Я думал, он скоро снова будет на ногах. — Это тоже относительно, — такие расплывчатые ответы заставляли его скрежетать зубами. — Все зависит от того, как быстро справится его ослабленный иммунитет. Мы помогаем этому, как только можем. — Вот черт, — вздохнул Уолли, опускаясь на неудобный пластиковый стул. Он словно второй раз видел один и тот же кошмар. Почти один и тот же. А ведь он так надеялся, что после этого задания все наладится… и они наконец-то смогут обо всем поговорить. Дик шевельнулся и что-то пробормотал в своем беспокойной сне. — Эй… — шепнул ему Уолли, вскакивая на ноги и наклоняясь. — Ты меня слышишь? — П-прости, — сказал Дик. — Уолли, прости меня. — Что?.. — едва ли он что-то неверно расслышал. — За что ты… — Я… тебя подвел, — Найтвинг все-таки приоткрыл глаза — с опухшими веками и почти красными от лопнувших сосудов белками. — Не нужно было… тебе соглашаться. — Ты меня не подвел, — торопливо оборвал его Уолли. — Все прошло хорошо. — Так и не скажешь… по твоему лицу. — Это потому, что ты снова здесь. Я… мне, наверное, и правда не нужно было соглашаться, но только потому, что тебе стало хуже. Ведь этого… наверное, стоило ожидать. Найтвинг не отвечал так долго, что Уолли был почти уверен — тот уснул, и следовало оставить его в покое. Или же притворялся спящим — и тогда тем более следовало оставить его в покое. Но потом тот заговорил снова — и, честно говоря, лучше бы он молчал: — Конечно, этого стоило ожидать, — он тревожно облизал странно пересохшие губы. — От меня очень мало пользы… в последнее время. Уолли бы очень хотелось, чтобы его мысли могли, подобно телу, двигаться со сверхчеловеческой скоростью. Тогда он, наверное, смог бы отыскать подходящий, выгодный со всех сторон ответ. Но вместо этого он снова молчал, хотя никогда еще от его молчания не было никакого толка. И это было ужасно, потому что, каждый раз, когда он молчал, Дик говорил: — Я думал, никто не придет за мной тогда. — Что?! — Уолли был настолько поражен тем, как неожиданно лопнул этот нарыв, что почти вскрикнул. — О чем… ты говоришь?.. — это не было умышленным затягиванием времени, но в его голове царил хаос, мешавший думать и складывать слова в предложения. Он так ждал этого разговора, и вот — когда он наконец настал, не мог выдавить из себя ничего осмысленного. — Но потом ты все-таки пришел, да? — это оброненное между делом «все-таки» звучало бы почти обвинительно, если бы глаза Дика не блестели подозрительно от непролитых еще слез. — Мне показалось, это было как сон… Чудилось, словно я попал в спидфорс, но думал, это просто была моя последняя фантазия, но потом очнулся здесь… и понял, что это не просто предсмертная галлюцинация. — Конечно, нет, — Уолли схватил его за руку, и ему очень хотелось поднести эту руку ко рту… но он неловко застыл на полпути. — Дик, я прибежал, как только узнал. Была ночь… Я… — как он должен был сказать, что просто-напросто спал, хоть это именно то, чем занимаются нормальные люди ночью? Но ведь они не были нормальными людьми. Они должны быть всегда готовы к подобному дерьму. — Я просто не слышал твой звонок… Я не ожидал. Дик вдруг отчетливо шмыгнул носом — громко, протяжно и очень жалко. Он никогда не был похож на своего наставника своей бесстрастностью — и Уолли точно знал весь широкий спектр эмоций, который тот позволял себе испытывать, особенно если они оставались наедине. И все-таки этот одинокий шмыг задел Уолли за живое — перед глазами у него странно помутнело, и он не сразу понял, что это были навернувшиеся слезы. — Ты же… ты же мне веришь? — выдавил он. — Ты же не думаешь, что я мог специально… хоть сколько-нибудь сознательно… не ответить тебе? Найтвинг смотрел на него большими влажными глазами. Позже, когда он придет в себя, то, наверное, пожалеет обо всем, что сказал и скажет сейчас. Но пока он не мог остановить рвавшиеся из него слова: — Откуда я мог знать… Я уверен, что ты был зол. Было бы вполне естественно… не желать больше иметь со мной… ничего общего. — Я всегда хочу иметь с тобой общее. Как можно больше общего, — неловко пробормотал Уолли. — Скорее, я опасался, что вдруг услышу в ответ, что все наоборот… будто ты так устал от всех нас, что… это включало бы и меня тоже, и… Он чувствовал себя глупо еще и потому, что ему вовсе необязательно было звонить Дику — достаточно было потратить всего пару минут и добежать до него на своих ногах. Но… и это казалось очень сложным тогда. Абсолютно все казалось сложным тогда, хотя сейчас выглядело намного проще — совершенно простым и легким для разрешения. Они оба думали слишком много в те дни, и это мешало им принять самое очевидное, самое банальное решение — просто поговорить друг с другом, просто увидеться еще раз. Уолли не стал произносить, что думал ровно то же самое: что это Дик больше не хотел иметь ничего общего с ним, а вовсе не наоборот. Они оба сглупили, но Найтвинг пострадал больше, потому что, пока Уолли оставался в команде, он все это время был один. Даже если таково было его желание. Было ли?.. — Я думал… мне казалось… тебе хотелось немного уединения, — пробормотал Уолли, потому что ему нужно было говорить — только не молчать, главное не молчать, потому что они уже достаточно молчали. — Я очень хотел бы найти тебя, но не хотел тревожить… Я… все неправильно понял, — он принял его отстраненность за желание разойтись разными дорогами, со всеми ними, хотя бы временно… Но разве он настолько плохо знал Дика? Ведь они были знакомы с детства! Кому, как не Уолли, было знать, что Найтвинг не слишком-то любил одиночество; груз необходимости быть их лидером заставлял его все чаще оставаться наедине с собой, чтобы собраться с мыслями… но это никогда не было его истинным желанием. Уолли должен был знать это. Должен был. Они так хорошо умели подбадривать друг друга, когда все было почти хорошо, но стоило только одному из них почувствовать себя настолько уязвимо — и от их взаимной теплоты не осталось и следа. Найтвинг наверняка не позволил бы ему остаться одному так долго. Он отыскал бы его на следующий день, даже если бы Уолли пытался убежать от него со скоростью спидстера. — Мне хотелось… наверное, — к легкому ужасу Уолли, по лицу Дика сползла слеза, настоящая слеза. Едва ли сам Дик вспомнит это потом. Если он плакал, значит, был не в себе… или, совсем наоборот, он наконец-то позволил себе испытать искреннее, не скрытое… Может быть даже, он делал это чаще, чем знал Уолли и уж тем более кто угодно другой. Уолли чувствовал себя так, словно потянул за ленту, едва торчавшую из шляпы фокусника, и теперь та все не кончалась, обматывая его по рукам и ногам. Мог ли он так много не знать о том, с кем был вместе так долго? — Дик… — Ты не должен чувствовать себя виноватым, — сказал тот. — Тем более, дело не только в тебе… Что ж, теперь они плавно перемещались с болезненной темы, касающейся только их двоих, к еще более неприятному разговору обо всей команде. И Уолли не был уверен, что имел право говорить об этом… С другой стороны, не мог же он прямо сейчас уйти, чтобы позвать их всех. Едва ли Дик хотел сейчас именно этого — чтобы вся команда застала его в таком уязвимом положении, со следами слез на щеках. — Это было просто совпадение, — Найтвинг, кажется, не слышал его или не верил своим ушам; его голова была откинута, и взгляд блуждал. — Просто совпадение, — громче повторил Уолли, надеясь, что каждое его слово найдет свой отклик. — Никто, ни один из нас не смог бы проигнорировать тебя. Это исключено. Ему показалось, что Дик слегка качнул головой, как бы сомневаясь в его словах, как если бы он не ждал ничего иного, кроме сладкой лжи. Или же Уолли просто выдумывал лишнее — знаки, существовавшие только в его воображении. — Дик, я клянусь тебе… если хочешь, я притащу каждого по очереди, и… — Нет! — немедленно вскинулся тот и нетвердой, но все еще цепкой рукой ухватил Уолли за локоть. — Пожалуйста, не зови никого! И… пожалуйста, не уходи. — Хорошо, хорошо. Я не ухожу… не ухожу, — Уолли медленно опустился обратно на пластиковый стул. — Я… — и он снова не знал, что ему делать. Дик, очевидно, хотел поддержки, его участия, не сочувствия, но хотя бы понимания… и, может быть, немного нежности в довесок. Раньше между ними ее было много, гораздо больше, чем возможно было представить сейчас. Уолли медленно положил ладонь Дику на плечо, и тот замер — но как замирают в ожидании, а не в настороженности. Тогда Уолли медленно погладил бессильно лежавшую поверх одеяла руку до самых пальцев и обратно, и Найтвинг с коротким вздохом теснее прижался щекой к подушке. Вторую щеку Уолли погладил тоже, и лоб с разгладившимися от прикосновения морщинками, и голову, и шею, и даже забрался немного под больничный халат. Это не было хоть сколько-нибудь связано с желанием, которое они регулярно испытывали друг к другу… до некоторых пор и, несомненно, в глубине души испытывали и по сей день. Просто попытка разогнать все мысли об одиночестве. Уолли был рядом и не собирался никуда исчезать. Вот и все, что он хотел этим сказать. — Спасибо, — рука Найтвинга шевельнулась и снова схватила руку Уолли в ответ; на этот раз Дик не цеплялся за него изо всех сил, просто держал, как если бы они гуляли, сбросив свои маски и костюмы, изо всех сил пытаясь наслаждаться обычной жизнью. Его лицо все еще было мокрым от слез — те продолжали течь укромно и незаметно, и пока ничего из того, что сказал Уолли, не могло их остановить. Наверное, для этого нужны были не только слова, но и время. Много времени. Дик слишком быстро попытался ворваться в свою прошлую жизнь. — Я знаю, я понимаю это… умом, — снова заговорил он. — Но, пока я лежал там, я не мог не подумать… Я не должен был думать так, это было несправедливо по отношению ко… всем вам. Но все равно я ничего не мог поделать, я… звонил каждому из вас по очереди. И никто не отвечал мне, и каждый раз я становился все больше уверен в том, что следующий не ответит тоже. И в конце концов я делал это уже почти без надежды, и не помню… не помню, когда перестал, наверное, я просто отключился тогда. Думая, что под утро кто-то случайно отыщет меня, случайно наступив на руку. Когда Дик закончил говорить, Уолли медленно перевел дыхание. Такого он не ожидал… вернее, именно этого он и ожидал — вот почему был потрясен до глубины души. Да… эти слова он боялся услышать, и вот — услышал почти все то, что последние дни подсказывали ему самые мрачные фантазии. Конечно, Дик страдал в ту ночь, не только от ран; разве можно ожидать иного? Он умирал и был уверен, что умирает в полном одиночестве. Не только лишь в том смысле, что никого не было рядом с ним. Он думал, что никого не было с ним в другом смысле — что никто не думал и не беспокоился о нем, никто не собирался ему помогать. Уолли не хотелось даже на мгновение представлять себя на его месте. Его глаза снова обожгло непрошеными слезами. Он не был виноват, но одновременно был. И он не знал, как можно было это исправить. — Я никогда бы тебя не бросил, — снова повторил он безнадежно срывавшимся голосом. — Что бы ни случилось, даже если бы мы поссорились накануне, — чего не было, ведь они не ссорились — просто вдруг перестали друг с другом говорить. — Я все равно бы пришел к тебе, как и ты пришел бы ко мне. Тыльной стороной ладони Дик вытер глаза. Его рука дрожала. — Теперь мне стыдно, — пробормотал он. — За то, что я поверил в это. Я правда поверил… в самом конце. — Дик… — конечно, слышать это было немного обидно… но обида была мимолетной, секундной, быстро исчезнувшей под натиском других чувств. Что еще тот мог подумать, умирая от потери крови? Что такие чертовы проклятые совпадения все-таки возможны? Еще и после их не самого теплого расставания? Дик умел легко относиться к жизни, но в таком положении этого едва ли можно было ожидать. И, кроме того… выходит, все это время Найтвинг продолжал думать так — или, по крайней мере, допускал такую мысль… но не заговорил об этом. А Уолли так и не улучил подходящего времени спросить, хотя только этого и ждал. Кажется, их история, подобно любым, тоже была циклична, и каждый следующий виток чем-то неуловимо напоминал предыдущий. Нельзя было допустить следующий такой же. И как вообще это вышло?.. Они оба в былые дни так любили поговорить, но, едва дело стало слишком серьезным, вдруг перестали находить нужные слова. Уолли глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. — Все будет хорошо, — что ж, мысли родили ему только эти банальные слова. — Просто отдыхай сейчас, — ему показалось, что Дик только и ждал этого совета, потому что немедленно прикрыл глаза, и его тело заметно обмякло. — И я буду поблизости. Я буду рядом, когда ты проснешься снова. Обещаю, ты больше не будешь один.