Отраженный блеск

Фират лежала на кровати в своей комнате и мрачно смотрела в потолок. Потолок был затянут веселеньким гобеленом с синим небом, белыми облачками и птичками яркой и причудливой расцветки. Глаза бы на них не смотрели, твою задницу на копьё Архонта! Ее вернули сюда прямо с пристани у ворот и с тех самых пор ни разу не выпускали из комнаты. Днем, если была хорошая погода, приходила одна из матрон и на полступени открывала окна. Если погода была плохая, то можно было сколько угодно любоваться косыми черточками дождя на мутноватом стекле окна. Ее кормили, поили, выносили горшок, меняли белье и приносили воду для умывания. Все. Ни слова, ни улыбки, ни даже косого взгляда в ее сторону. Она стала пленницей. Причем пленницей, с которой запрещено разговаривать или обмениваться знаками. Кто бы ни пришел, в дверях всегда возникала одна и та же матрона с лошадиной мордой и редкими зубами, и не сводила взгляда с тех, кто прислуживал или убирался. Фират пробовала заговаривать — ей не отвечали. Пробовала кричать — в ответ ни звука. Однажды она впала в злобное свирепство и перебила в комнате всю посуду, включая вазы для цветов, и порвала в лоскутки все тряпки, до которых сумела дотянуться, не забыв многострадальный балдахин над кроватью и обивку стен. И что? А ничего! Пришли, молча все прибрали, забинтовали ее порезанную об стекло руку, унесли останки погибшего балдахина, затянули стены новыми гобеленами и поставили новую посуду вместо разбитой. Деревянную. Все. Нет, не все. Связали ей ноги-руки и продержали так без еды и питья почти сутки. Потом все так же молча развязали, и все пошло по-прежнему. Девушка поняла, что относительно нее имеются строгие инструкции и смирилась. Теперь она сутками лежала на кровати, уставившись в опостылевший потолок и остро завидуя мерзким птичкам. Пленница подозревала, что такое поведение вряд ли полезно будущей матери и ее плоду, но эмоциональный ступор, в который она впала, обессиливал и делал равнодушной ко всему. Вначале своего плена она боялась, что это козни королевы Айрин. Потом думала, что ее в чем-то подозревают из-за этого странного Гарольда. Но время шло, а ей не причиняли вреда, ни о чем не расспрашивали и ничего не разрешали. Девушка терялась в догадках и все больше падала духом. Дурманящая мозг тишина медленно убаюкивала ее и волокла в сети сна, как тянет водоворот на дно неумелого пловца. Очередной вечер потихоньку проваливался в очередную ночь, полную невнятных снов и тошнотворного полузабытья… Щелк! Фират вздрогнула и открыла глаза. В комнате кто-то был, но полумрак надежно скрывал ночного гостя. Девушка почувствовала страх. Она была наслышана о ловких ночных убийцах тайной службы, несущих неотвратимую кару тем, кто имел несчастье навлечь на себя гнев Матери. Ее хотят убить! Фират извернулась всем телом и почти беззвучно встала на колени, опираясь одной рукой на спинку кровати, а второй нащупывая на столике увесистую деревянную вазу. Растущий животик уже немного стеснял ее движения, но в этот момент она о нем и не вспомнила. Широко раскрыв глаза, она всматривалась в сумрак, пытаясь разглядеть невидимого врага, и вслушивалась в его еле слышные шаги. Руки девушки крепко сжимали единственное оружие, которое вряд ли могло защитить ее от опытного противника. Шаги все ближе, ближе… еще ближе… совсем рядом! Фират в страхе и отчаянии взмахнула вазой, нанося удар прямо перед собой и вкладывая в него все свои силы! К ее радости удар достиг цели. Раздался глухой стук, кто-то издал звук, как вздыхает уставшая лошадь, и грохнулся на пол перед кроватью, протаранив своим телом столик со всем его содержимым. У нее получилось! Теперь надо срочно добить врага, пока тот не очухался! Фират коршуном спикировала с кровати на поверженного злодея, на ощупь нашла его шею и вцепилась в нее с недюжинной силой. — Люмос! — крикнул кто-то, и по глазам ударила вспышка света. — Петрификус Тоталум! — раздался второй вопль, и все тело Фират свела мощная судорога. Гермиона Грейнджер в свете огня своей волшебной палочки с ужасом рассматривала окоченевшую девушку, которая двумя руками сжимала горло Драко Малфою! Сам Драко уже очнулся и даже открыл глаза, а заодно и рот в тщетной попытке глотнуть воздуха. Окаменевшие пальцы этой бешеной девки напрочь зажали его горло. Что же это происходит, братцы? Так ведь и удавит к едрене-фене! Гермиона наконец сообразила, что применив Петрификус, она помогает неизвестной обитательнице комнаты задушить Хорька. Малфой, конечно, достал, и жалко упускать такой случай, но ничего не поделаешь. — Фините! Отмена заклятия Окаменения помогла незначительно. Послушница и не думала отпускать шею блондина, лицо которого приобрело уже весьма заметный синюшный оттенок, а глаза начали вылезать из орбит. — Риктумсемпра! — нашлась, наконец, Грейнджер, и заклинание сбило Фират с Драко. Несломленная послушница тут же оказалась на ногах, но продолжать этот шумный цирк было опасно, и последовала развязка. — Инкарцеро! Силенцио!

***

Способность говорить к Драко так и не вернулась. Он шипел, хрипел и даже плевался, но не мог сказать ни слова, хотя по его бешеным глазам было видно, что ему есть, что сказать, причем в выражениях, которые вовсе не украсят чистокровного аристократа в пятнадцатом поколении! Зато жестикулировать он мог и уже успел несколько раз просигналить окружающему его миру, в каком именно месте он видел тупоголовую Грейнджер и эту чокнутую девку с пальцами, которым могут позавидовать стальные клещи! — Ладно тебе, Малфой, — нехотя извинилась девушка, — я просто растерялась. Но ты сам виноват, нечего было лезть к кровати без света. Блондин в последний раз продемонстрировал всей комнате свой средний палец и приложил мокрое полотенце к шишке на голове. — Видишь? Она сама испугалась, — кивнула Гермиона на Фират, которая в это время рыдала у нее на груди. Она успокаивающе погладила послушницу по голове и обновила на двери Заглушающие чары. Когда все немного успокоились, еще минут пятнадцать ушло на расспросы девушки. Убедившись, что ее не собираются убивать, и что она имеет дело с друзьями Гарольда, Фират разговорилась. Причем, как часто бывает после пережитого испуга, ей было не остановиться, и Гермионе пришлось изрядно постараться, чтобы выделить из ее словесного поноса самое главное. — Придется стереть ей память, — вполголоса сказала Гермиона в сторону Малфоя. — Если она исчезнет из запертой комнаты, до Дамблдору не составит труда определить, что здесь творилось колдовство. Мы раскроем свое присутствие, а этого делать нельзя. Малфой искривил губы, поискал на полотенце место похолоднее и с раздражением отбросил его в сторону. — С другой стороны ей грозит опасность и оставить ее в таком положении… И обитель она хорошо знает в отличие от нас… Твой план, выследить куда носят еду, не сработал. Только зря день потеряли. Что делать-то будем? Драко встал, потряс раму окна и заглянул вниз. — Футов двадцать-двадцать пять, — хрипло просипел он, наконец, — включай мозги, Грейнджер! Как убегали из древних тюрем заключенные? Девушка поняла. Если инсценировать самостоятельный побег, то об их помощи могут и не догадаться. А Малфой уже сдергивал с кровати одеяла и проверял их прочность на разрыв…

***

Гарольда привели в главный зал храма Надежды. — Стой смирно и жди! Стражники удалились. Пленник осмотрелся по сторонам. М-да. Здесь многое изменилось. Исчезла каменная громада жертвенника и подиум, с которого они с Томом так эффектно удалились под видом Гарри и Айрин. Гарольд вспомнил, как ущипнул Реддла за задницу и невольно усмехнулся. — Я рад, Гарри, что у тебя хорошее настроение, — Дамблдор внезапно появился из какого-то бокового выхода, как черт из табакерки. — Меня зовут Гарольдом, — заметил Поттер, впиваясь взглядом в своего врага. — Я уже говорил тебе, что учителя всегда помнят, как начинали их ученики, и это является их неприятной чертой особенно для тех, кто считает, что возвысился над судьбой. Не так ли, Гарри? Тот в ответ равнодушно пожал плечами. Дескать, хоть горшком назови, только в печку не суй. Внешне Дамблдор выглядел безупречно. Белоснежная мантия, борода мудреца, взгляд мыслителя. Сколько магов поддалось на обаяние этой ласковой улыбки? И сколько из них гниет сейчас в родовых и безвестных могилах? Имя им — легион! Дамблдор не торопливо прошел по залу и сел в резное кресло, которое было точной копией хогвартского из кабинета директора. — А Лимонные дольки есть? — не удержался Гарольд. — Нет, мальчик мой, к сожалению, в этом городе лимонов не достать ни за какие деньги. Но Сириус обнадежил меня, что в метрополии они растут. — Я не ваш мальчик. Это Сириус ваш мальчик. А точнее — прислужник. — Не обольщайся, Гарри. По степени возможностей влияния на твою судьбу, ты более, чем когда-либо являешься «мои мальчиком». Еле ощутимая угроза, таящаяся в этих словах, мгновенно наэлектризовала Поттера. Что затеял старый пердун? Хотел бы убить — давно убил бы. Или он действительно не может сделать этого? Граничные условия полученного магического могущества запрещают убийство? Если это так, то надо признать, что Чаша — крайне странный артефакт, совершенно не соответствующий местным представлениям о добре и зле. — Ну так воспользуйтесь своей властью надо мной и покончим на этом, — с вызовом заявил Гарольд. — Ты же понимаешь, что меня не удовлетворит простое лишение жизни. Ты должен покаяться в свершенном зле, мальчик мой, чтобы твоя душа могла воссоединиться! Дамблдор говорил столь уверенным тоном, с такой эмоциональной силой, что это походило на выступление при зрителях. Гарольд даже оглянулся по сторонам, но зал был пуст. — Я не понимаю вас, Дамблдор. О каких моих злых делах идет речь? Вы не хуже меня знаете, что в отличие от вас я не совершал низких и подлых поступков. Слова Поттера отскочили от директора, как мяч от стены. Он словно и не слышал их. Подняв руки ладонями вверх, словно взывая к небесам, попустительством которых стали возможны такие ужасы, он встал и продолжил громовым голосом: — Ты должен покаяться в убийстве, которое разорвало твою душу! Ты должен покаяться в злобном намерении использовать это убийство для создания хоркрукса! Ты должен искренне сожалеть, что довел свое темное магическое волшебство до такой мощи, что ее хватило на создание хоркрукса в теле живого человека! Ты должен искренне сожалеть о гибели той души, которую изгнал из этого тела твой наитемнейший артефакт! Трижды призываю тебя — покайся!!! Волна магии прошла по залу и ударила Поттера в грудь. Виски и всю голову сжали раскаленные стальные обручи. Сердце громко и неровно застучало в груди. В глаза поплыла багровая муть — предвестница потери сознания. — Прекрати! — выкрикнул Гарольд, выбрасывая в сторону Дамблдора руку. И вдруг из кончиков его пальцев в сторону старика вылетела черная молния! Что это? К нему вернулась магия? Великий Мерлин! Как вовремя! И плевать, что нет палочки, он многое умеет и без нее. Надо отдать должное реакции Дамблора. Старик мгновенно свел руки, в которых уже блестела палочка, и перед ним возник серебряный щит. Черная молния ударила в него с ударом медного гонга! Гарри отскочил назад, поднимая руки на уровень груди. Его растопыренные пальцы нацелились в противника. Ох, не зря он до седьмого пота отрабатывал приемы беспалочковой магии в Боевом зале Поттер-мэнора. Сейчас он покажет этому седобородому мерзавцу, что такое настоящая темная боевая магия! Никакие щиты, кроме Мифрилового не отразят эти удары! — К нему вернулась темная магия! — не своим голом выкрикнул Дамблдор. — Великий Мерлин! Дай мне силы или этот мир обречен! Как ни странно именно этот вопль удержал Гарольда от того, чтобы применить Энтерфламиос, который уже вертелся у него на языке. Дамблдор вел себя как-то странно. Было что-то неправильное в этих его криках и пафосе… Шестое чувство подсказало Гарольду, что за его спиной кто-то появился. Он резко прыгнул вперед и в сторону, разворачиваясь к новому противнику. Это был Сириус Блэк! Весь оскаленный, с бешеными налитыми кровью глазами и палочкой, направленной Гарольду прямо в грудь. — Берегись, Сириус! К нему вернулась магия! — вновь пронзительно крикнул Дамблдор. И тут Поттер понял — это ловушка! Никакая магия к нему не вернулась. Не было привычного покалывания и жжения в кончиках пальцев, не наливались они внутренним светом и не трещали между пальцами сухие разряды. Это была провокация и ловушка. Для него и для Сириуса, который должен сейчас убить темного мага Гарольда, чтобы не допустить гибели Дамблдора и гибели всего этого мира! Поганый мерзавец свел-таки крестника и крестного для смертельного поединка! Сейчас Сириус выкрикнет: «Авада Кедавра!», — и этот мир погаснет в глазах Гарольда навсегда. Губы Блэка уже округлились для рокового заклятия. Ну же? Что делать? Поттер, словно ему подрубили ноги или ударили под коленки, упал задницей на каменные плиты пола и поспешно лег на нем навзничь, раскинув руки в разные стороны. — Ав!... — рявкнул было и тут же оборвал себя Блэк с недоумением глядя на распростертого врага. — Сириус! — снова отчаянно крикнул Дамблдор, но тот уже слегка приподнял палочку, настороженно наблюдая за Гарольдом. — Лежу, никого не трогаю, — отозвался Поттер с пола. — Он хочет, чтобы ты убил меня. Он не может сделать это сам и хочет сделать это твоими руками. — Не слушай его, мальчик мой! Змея тоже нападает снизу! Голова у Блэка пошла кругом. Он обязан был убить опасного темного мага, но не мог заставить себя ударить лежачего и внешне безоружного противника. И еще эти глаза! Черт бы побрал эту черную магию, Воландеморта и Снейпа. Такого парня загубили! Эх, Гарри Поттер, где ты? Видимо последние слова он сказал вслух, потому что Поттер серьезно отозвался с пола: — Я-то здесь, Сириус. А вот ты где, крестный? И главное, что ты творишь? Блэка, как ударили. Он отшатнулся и окончательно опустил палочку. Впрочем, Дамблдор уже спешил к ним. — Слава Мерлину! Мне удалось восстановить защиту! Гарольд тут же сел на полу. — И я должен в это верить? Ваша защита и не исчезала, а все остальное — цирк для дурачков, — Гарольд выразительно взглянул на Сириуса. Крестный кусал губы, медленно отходя от произошедшего. — Силенцио! Не слушай его, мальчик мой! Очень хорошо, что ты отвлек его, пока я восстанавливал защиту. Иначе и не знаю, чем все это могло закончиться. Блэк покивал директору, но в глаза ему смотреть не захотел. Все это выглядело очень странно и, надо признаться, что слова Поттера смутили его. Дамблдор вызвал стражу, и Гарольда увели. О продолжении разговора и призывах покаяться директор и не помышлял. Это тоже не ускользнуло от внимания Блэка. Сейчас ему хотелось остаться одному и все как следует обдумать. Сославшись на дела в эскадре, он коротко попрощался с Дамблдором и ушел. Оставшись один, наместник города Матери перестал улыбаться. — Видимо я поставил не на того человека, — пробормотал он задумчиво и дважды звякнул колокольчиком. Спустя полчаса начальник тайной стражи вышел от властителя и направился в город: прямиком в таверну, где гуляли подвыпившие матросы эскадры его императорского величества…