Его жена — змея.

Волны лобызали жёлтый берег, Пену выстилая на песке. Отдохнуть успеешь в полной мере, Здесь лишь мы и судна вдалеке.

      — Если ты думаешь, что в тот раз я не успел. Злата! Дурочка!       Босые ступни, увязшие в песке, облизала пористая пена, забежавшая на пляж с волной, скрыла их под собой и снова убежала. Злата набрала воды в ладошки и плеснула в коточела. Они даже сами и не поняли, как милая и романтичная прогулка превратилась в бесноватую игру «Кто кого больше обрызгает морской водой», и как эта милая парочка, промокнув до нитки, прямо в одежде влезла в море. Платье Златы мокрой цветастой тряпочкой облепила её тело, идеально подчеркнув хрупкую фигурку и став тяжелее раза в три.       — Злата, блин!       — Нион сам дурачок! — рассмеялась девушка, на что коточел сгрёб её в охапку, прижал к груди и поцеловал во влажную светлую макушку.       — Чего, в твоей Канаде такого нет? — снова хихикнула Злата, высвободившись из объятий Ниона и, поскользнувшись на большом гладком камне, что угодил под розовую аккуратную ножку, плюхнулась в воду спиной вперёд, окатив коточела очередной волной, которых сегодня на этом пляже было и так достаточно.       — Ветра такого там нет, — улыбнулся Нион, поднимая из воды подружку и, будто бы дразня, поцеловал её в тёплый и мокрый кончик носа.       Девочки — это собранная в кулак воля, безграничная сила и величие во всей его красе. Это пылающие сердца, бодрый взгляд и родинки около ушек. Это ничьё кроме своего собственного, это особое место под солнцем, это разноцветные брекеты и огромные амбиции. Злата — это нечто большее, чем просто красивая русская девушка в жизни Ниона. Это глоток родного тепла, это уют анапских опалённых солнцем многоэтажек, это обветренные щёчки и кончик носа, едва заметно шелушащиеся из-за того, что немного обгорели вчера. Это запах солёного моря. Это настоящая любовь.       Злата очень любила кошек. Они с Нионом каждый раз останавливались, если она видела в радиусе двух метров от себя кого-то из семейства кошачьих, и Нион покорно ждал, когда она погладит. Его. Но не доставалось. Каждый раз, когда рядом оказывалась кошка, Злата гладила её, забывая, что у неё есть то же самое. В первое время Нион не обижался. Он прекрасно понимал, что он и те уличные котики — кардинально разные вещи, но затем ситуация приобрела серьёзный характер, когда Злата вручила кота коточелу и сказала:       — Погладь.       У этого белого мешка подвальных мышей по глазам видно, откуда он родом. Нион смотрел и казалось ему, что они похожи. Похожи всем, только конечности у белого будто бы редуцированы. Погладил. На ощупь как подушка, только слишком мохнатая. Нион очень отвык от такого.       — Как дела, братишка? — шутливо спросил коточел, чтобы дать Злате повод не корчить недовольную моську.       — Мяу, — тупо протянул кот, выскальзывая из девичьих рук. Нион сделал шаг назад. Он его не понимает.       — Мау? — Нион решил перейти на другой язык.       — Мау! — опущенный на землю кот ответил коротко и бодро. Теперь понял.       — Вот и поговорили, — усмехнулась Злата, помахав снежку рукой. Он даже не обернулся — быстро усеменил в подвал, откуда и вылез пять минут назад.       В рот непонятно откуда наполз вкус мышатины. Наверное, этот белобрысый ест её каждый день. А Нион сидит сейчас в приморской кафешке, наслаждается солёным морским бризом, прохладно вздыхающим над барашками игривых волн, и совершенно по-человечьи режет затупленным плоским ножиком идеально прожаренный, сдобренный пряностями и тмином говяжий шашлык и пьёт тёмное пиво из гранёного рельефого бокала. А над головой брезентовый купол вторит лёгкому ветерку, шебурша что-то только ему одному понятное и выгибая свои голубые складки. Напротив Ниона — Злата. Доедает пиццу с горгонзолой и маринованными грибами и тоже глядит на море. Ниону подумалось — а чего она на него глядит так удивлённо и трепетно? Она же видит его каждый день и живёт от него недалеко, буквально из окна торчит краешек морской глади. Чему тут восторгаться?       — Злат, ты любишь море? — спросил Нион и тут же подумал, насколько тупой вопрос он задал. Как его можно не любить?       — А как его не любить? — ответила та, а затем откусила кусочек от пиццы, запила грузинским мерцающим лимонадом, и только потом продолжила. — Оно каждый день такое разное, но такое для меня родное.       — Это видно, — ласково усмехнулся коточел. — У тебя тело загорелое и в море вымоченное.       — Значит я солёная? — похлопала белыми ресничками Злата. Нион лишь кивнул и засмеялся, прикрыв рот ладонью. Да она не то, что солёная, она вся сделана из морской соли а потом высушена на солнце! У неё светлые волосы, светлые брови, светлые линии на сгибе локтей и на ладонях. Злата тискает Нионовы уши, приговаривая то, что она обычно приговаривает, когда гладит уличных котов. Злата умеет пускать «блинчики» камушками по воде. Злата разбирается в сортах винограда, ведь обожает его и часто обрывает его на улицах. В её лице вся Анапа. В её глазах весь мир.

Волны лобызали брег песочный, Каясь и не каясь во грехах. А на небе виснет круг желточный, Что не гаснет в зиму в тех краях.

      А потом Нион и Злата пошли на рынок выбирать гостинцы для семьи Айвори. Коточел, как увидел это месиво свежего, источающего соки, мяса, ароматных разноцветных специй, пузатых полосатых арбузов, лежащих горками блестящих фруктов, колбас и целых прилавков с разномастными сладостями, едва ли не сошёл с ума от обилия красок, запахов и шума. А из-за чурчхеловых пёстрых занавесок и оранжевых мандариновых башенок выглядывали торговцы. Загорелые, чернявые, сверкающие своими белыми зубами они зазывали покупателей, славили свой товар своими громкими голосами с акцентом или без, махали руками, что-то говорили друг другу. Один высокий и неприлично коренастый грузин с пунцовыми щеками и пушистой полоской густых чёрных усов над верхней губой огромным заточенным топором рубил мясо по запросам покупателей прямо за прилавком на огромном широком пне. Нион засмотрелся на этого грузина и на то, как ловко у него выходило половинить баранью вырезку, и чуть не потерял из виду Злату.       — Нион, потом же в жизни не найдёмся!.. Так, что нам с тобой нужно? — она открыла в телефоне список желаний семьи Айвори и, деловито пробегаясь по нему глазами, прикинула, что и где лучше взять. — Давай начнём с лаванды. Если в чистом виде, то купим у старушки какой-нибудь. А если… Что-то с лавандой, то заглянем в одну лавочку.       Три пучка сушёной лаванды действительно Нион и Злата купили у маленькой морщинистой бабушки в зелёной панаме и льняном платье, расшитом цветными нитями. Пахло и вправду очаровательно, и от такого запаха немного потянуло в сон. Девушка куда-то забежала, а потом вручила коточелу розовый пакет с лавандовым мылом, ароматом для дома с запахом мандарина и фейхоа и такими же духами. Нион улыбнулся, представив, как обрадуется Лютер.       — А сладости?       — Да их тут навалом. Вот сейчас у любых купим.       — Погоди, это что? — Злата вдруг засмеялась и показала Ниону экран своего телефона. — Тут есть пункт «высокая девушка с тёмными волосами». Это кому?       — А, это! — отмахнулся коточел, неловко улыбнувшись. — Да это Рэндал выделывался, а я по инерции записал. Не обращай внимания.       Пахлава, слоями стелящаяся по подносам, так и манила откусить от неё кусочек. Нион боялся, что все эти вкусности не доедут до Канады, так как будут съедены им самим, поэтому предусмотрел это и купил всего в двойном экземпляре. Очень уж ему понравились здешние лакомства. Коточел готов был поспорить, что от халвы, видов которой тут было столько, что глаза разбегались, Рэндала будет не оторвать. Шоколадная, белая, с орешками, изюмом, из киви, апельсина, кунжута, она крошилась во рту, и очень хотелось эту вязкую сладость, оседающую на дёснах, запить гранатовым соком. Злата взяла побольше акалвы, думая, что Нане она очень понравится. Почему-то ей показалось, что это именно её вкус. А чурчхела особенно пленила. Эта желейная оболочка, заключающая в себе вообще всё, что угодно, была невероятной диковинкой для Ниона, о которой он до этого слышал, но никогда не пробовал. И он по пути с рынка съел аж целых две штуки и всё никак не мог понять, как в такую плотную плёнку засунули эти мастера тот же грецкий орех или сушёный инжир, который у коточела теперь был и отдельно. Два килограмма. Чтобы точно всем хватило. Когда они шли домой, то был уже вечер. Над Анапой кричали чайки, завывали корабли, а вдалеке на набережной пели песни уличные музыканты, гремя бубнами и стуча в свои маленькие барабаны. Небо было оранжево-голубым, а большой апельсин, бывший некогда жутко жарким южным солнцем, падал в море, выстилая по направлению к себе такую же оранжевую дорожку, испещрённую волнами, по воде. И будь Нион кем-то, пред кем эта вода бы расступилась, он бы непременно побежал к этому солнцу прямо туда, на самый горизонт, обхватил бы его обоими руками так, что пальцы бы смогли соединиться на огнянной оранжевой спине, и расцеловал бы в его пышащие жаром бока — настолько полюбил он этот вечер. Но солнце никогда бы не подпустило его к себе, и поэтому Нион обнял Злату так, как обнял бы сейчас весь мир от плещущейся через край любви ко всему живому, что может захлёстывать человека только в моменты истиной радости или восторга, и поцеловал её, чуть наклонив. Синий пакет выскользнул из его руки и неуклюже плюхнулся на землю, испортив такой момент! Злата засмеялась, благословляя своим звонким хохотом этот душный вечер на покатой улице Анапы, и Нион засмеялся тоже.

Волны брег песочный лобызали, И южане зажигали в окнах свет. Пальмы этим волнам нашептали, Что тебя прекрасней в мире нет.