In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti

      Лифт под всё тот же тусклый свет мигающей лампочки плавно подымал его на поверхность. Пришедшая в движение лебёдка с тихим электрическим жужжанием мотора наматывала стальной трос на колесо. Импульс, дошедший до станции управления, отсчитывал нужный этаж, с равным интервалом времени переключая невзрачную подсветку на плоских кнопках. Билл, скрестив руки на груди, надёжно упёрся лопатками в стену и запрокинул голову. Взгляд бесцельно заскользил по потолочному шпону. Долго ещё? Ожидание утомляло. Особенно сейчас, когда он был полон решимости раз и навсегда покончить с Братством.              Чем выше он поднимался, тем крепче становилось его тело. Мышечная слабость, апатия, ощущение стянутых рубцов на руках, ногах и спине окончательно сошли на нет. Слияние достигло финальной точки, за которой различий между ним и «сосудом» не осталось. Жуткая неразбериха в голове уложилась в две увесистые стопки фактов. Теперь он мог легко выуживать из памяти нужные сведения, и даже жонглировать ими на манер кеглей или шариков по своему усмотрению.       О клоуне старался не думать. По крайней мере пока тот безмолвным пассажиром отсиживался в его теле. Хотя, как выяснилось, и раньше ничто не мешало ему скрыто промышлять чтением мыслей. Был бы от них ещё прок.       Тревожное любопытство не отпускало его. Зудело в мозгу, поминутно рождая нескончаемый рой вопросов, ответы на которые он не знал. Только строил бесполезные домыслы, переливая с пустого в порожнее. Кем был Пеннивайз? Дьяволом? Едва ли. Насколько он помнил в верованиях культа спасение считалось исключительной прерогативой Бога… Но Алесса, невзирая на свой юный возраст, была убеждена, что люди нередко поклоняются одному и тому же божеству и всё равно расходятся во мнениях. Резонно. И всё-таки почему он ему помог? Пусть не сразу. Пусть до этого извращённого акта милосердия его буквально протащили по всем кругам ада, и посмел бы кто-то извне заявить ему, глядя в глаза, что это всего лишь красивый книжный оборот. Биллу пришлось предстать в самом неприглядном искалеченном виде, осознать насколько мир уродлив и беспощаден в своей жестокости, пройтись по грани, за которой без возражений отдаешь себя в заботливые руки смерти — но сейчас всё это виделось в совершенно ином свете. Как будто кто-то удачно разыграл по нотам трагическое представление с ним в главной роли.»…По правде говоря, не слишком-то стремился к первому». Неудивительно. И вот стоило клоуну являться в камеру с издёвками, насмехаться над его увечьями, дразнить съедобными запахами сжавшийся от голода желудок, чтобы потом бросить с барского плеча скупое «живи», выхаживать, заморачиваться с отделением «сосуда», оберегать от членов Братства, спрятав глубоко под землёй и приставив к нему для защиты монстров. Где логика? А нет её. «Так было бы неинтересно», — от этого и следовало отталкиваться.       Вдохновлённо предаваясь размышлениям на волнующую тему Билл не сразу обратил внимание, что двери лифта разъехались и в проёме зиял пустотой холл госпиталя. В реальность его вернул болезненный пинок в печень. Ощущеньице из ряда незабываемых. — Ладно-ладно, патетику отставим на потом, — примирительно пробормотал он, выбираясь из лифта. Под ногами жалобно заскрежетала трещинами разбитая плитка. Лампочка за спиной, с нарастающим треском мигнув в последний раз, погасла. Кабина оборвалась. Нечёткой тенью вильнул на прощание хвостом лопнувший трос. Однако. Билл проводил их синхронный полёт удивлённым возгласом. Наверное на то и был расчёт — обратного пути не предполагалось.       В палате он провёл не меньше суток, затяжная ночь уже успела сменить бестолковый день. Во всяком случае через окна с множеством маленьких квадратных стёкл внутрь заглядывал один лишь мрак и никакого проблеска серости. Обнадёживающе. В последний приход тьмы, который он застал, небесные хляби расщедрились на дождь, а теперь напротив — на улице стояла невыносимая жара. Билл осторожно втянул носом едкий воздух, ощущая как гарь и кислая примесь ржавчины оседают щекоткой на задней стенке пересохшего горла. Казалось, что температура поминутно повышает градус. Кожа с непривычки сделалась неприятно влажной от пота. Билл, занервничав, на автомате убрал ладонью волосы со лба и пригладил их назад, чтобы не мешались. Не очень помогло. Ему вот-вот предстояло заново познакомиться с Дерри. Память услужливо подкинула ворох воспоминаний о тех минувших днях, когда он был ребёнком…       Но сейчас всё было не так. К Биллу не сразу дошло, что он видит мир глазами Пеннивайза. Что тут скажешь — вау. На спецэффекты он не скупился. Ров, отделяющий Дерри от остального мира, был по края заполнен кипящей лавой; от неё во все стороны причудливыми ответвлениями расходились прожилки ручьёв. Воздух заволакивал густой дым и пар. Изредка в земле образовывались провалы, из которых вырывались снопы искр. Довольно сильно напоминало пекло. Отовсюду слез верхний презентабельный слой, вывалив наружу объёмные арматурные каркасы зданий. Швеллера надёжно фиксировали тяжеловесные плиты перекрытий, к которым кое-где вплотную примыкали люльки брошенных стреловых подъёмников. В хаотично расставленных жестяных бочках булькала смола. От изобилия цепей разной длины, диаметров и плетений рябило в глазах. Что уже говорить о крюках, на которых, нанизанные прямо за мышцы и кожу, аккуратными рядами висели мертвые оккультисты. — Мертвецы, мертвецы на дереве висят. Скольких мертвецов замечает твой взгляд? Шесть футов — длина, шесть людей — ширина, вокруг их шей затянулась петля, — он намугыкал себе под нос незамысловатый мотив, вскользь поглядывая на окоченевшие тела.       Если для Билла Денбро всё было в новинку, то Уильям Гиллеспи не спешил ничему удивляться. За пределами госпиталя, как и ожидалось, во всю кипела жизнь. Город был не просто населён монстрами, он кишел ими, как тараканами, в которых вовремя не пшикнули забористой отравой из балончика. Вот они и плодились вдоль и поперёк. Лестницы из углеродной стали сплетались поверху в целые системы лабиринтов, на которых болтаясь вниз головами угрожающе скалились некие Ариэли (названия сами по себе приходили на ум, видимо Пеннивайз для удобства вёл классификацию). На вид маленькие злобные дети лет пяти-шести. Серая сморщенная кожа с розовым «мясным» отливом, в излишне широких ртах — острые зубы в зигзагоподном порядке. Вместо ступней у них была ещё одна пара рук с «паучьими» пальцами, которой они крепко держались за стальные перекладины. Зато свободной парой могли и задушить.       По взрыхленной земле в поисках добычи рыскали Обжоры. Их змеиные туловища переходили в безобразные безглазые головы, напоминавшие голый череп, туго обтянутый кожей. Губ не было, из несмыкающегося круглого отверстия рта вытягивался двухметровый сиреневый язык, которым они постоянно прощупывали почву вокруг себя. Билл брезгливо поморщился, когда юркий острый кончик случайно коснулся его ноги. Мерзость.       Со стороны обветренных закусочных донёсся приятный сладковатый запах тлеющих фруктовых веток. Чуть погодя к нему примешался умопомрачительный аромат сырного поп-корна, обжаренного в масле заварного теста, а ещё дымок от подкопченных колбасок. Рот невольно наполнился слюной, когда Билл легонько потёр ладонью занывший живот — давненько в него еда не попадала. Он заинтересованно оглянулся, отыскивая взглядом действующую парусную палатку с едой. Перед ней стоял деревянный стол под большим белым в красную полоску зонтом, а сбоку на безопасном расстоянии примыкала высокая засмаленная коптильня; из её трубы валил отвратительный чад. Рослый широкоплечий Бугимен в противогазе и подвязанной робе усердно орудовал над чем-то молотом. Заметив его, он развернулся в пол-оборота и безмолвно протянул ему расплющенную до толщины блинчика человеческую ступню. Билл, булькнув невнятное «спасибо», мотнул головой. Только сейчас он увидел в глубине палатки сложенные горкой трупы и штук восемь эмалированных мисок, расставленных около них. Самая глубокая была доверха наполнена свежеперекрученным фаршем. На натянутых верёвках, развешенные на манер гирлянд, подсыхали вымытые почищенные кишки. Аппетит пропал, уступив место тошнотному кому, и он поспешил убраться отсюда, пока его не вырвало. Городскую свалку обжили Безрукие. Верхняя часть их тел, включая голову и руки, была плотно затянута в склизкий амниотический мешок, так что свободными оставались только неестественно вывернутые рахитные ноги. По центру груди, где выразительно проступали дуги рёбер, находилась рванная дыра, из которой они стреляли струёй чёрной кислоты на среднюю дистанцию. Оригинально. И если что, защитный костюмчик не поможет. Билл беззаботно пожал плечами и пошёл дальше.       Следующей на очереди была антикварная лавка «Зелёный лев», на бумаге некогда принадлежавшая его матери. Она служила не столько источником дохода, сколько тайным местом для небольших, частных, собраний Братства; точнее для приближённых, знавших о заветном тоннеле в стене. Название — отсылка к алхимическому символу, который по легенде был воплощён в образ косматого льва, «кусавшего солнце». Там ещё было что-то о золотой крови в виде лучей и алкагесте. Матери нравилось вкладывать во всё особый смысл, даже в его мучения… Особенно в них. Теперь в застенках лавки обитало жуткое создание Амнион. Анатомическим строением оно напоминало женщину. Рук у неё не было, зато прямо из впалой грудины росли шесть длинных, похожих на паучьи, ног. Над вздутым беременным животом расположились три пары грудей, обвисших как уши у спаниеля. К тёмным ареолам сосков, чавкая, присосались Пепельные дети. Они канючили, толкали друг друга, царапая когтями обугленную плоть, и тянули своё подобие ртов к груди. Понятия очереди для них не существовало. Билла весьма сильно удивило то, как Амнион терпеливо, с некой любовью, ждала, когда они насытят свой голод. Символично, что монстр оказалась гораздо лучшей матерью, чем его собственная… а может так и было задумано.       В битых выставочных витринах магазинов корчились в модельных позах живые Манекенщицы. Обнаженные с алыми брызгами на фарфоровой коже или в коротких полупрозрачных платьях с яркими розовыми бюстгальтерами под низом. У большинства из них отсутствовали части лиц, особенно его поразила одна «красавица» — с провалом вместо носа как у больной сифилисом. Кого-то она ему напоминала.       На водонапорной башне гнездились существа на подобии птеранодонтов. Крикуны. Гнилостно-бледный покров с синюшными разводами, выпученные как у рыб тусклые глаза. На каждой чешуйчастой лапе по три массивных заточенных когтя. Неуспевшего добраться до Церкви человека они стаей подняли над землёй и показательно разорвали на куски. Похоже клоун входил во вкус. Ну хоть кому-то радость. Билл передвигался по городу не без опаски. Как человеку подобное соседство было ему не по душе — при иных обстоятельствах от него не оставили бы ни рожек, ни ножек. Или болтался бы на крюке, поддетый остриём за кадык. Перспектива радужная, но ему не привыкать.       Существа собирались за его спиной в один живой движущийся массив. Они тоже ждали кульминации всей этой истории, а может чуяли в нём присутствие своего создателя и подчинялись негласному приказу следовать за ним. Причины неважны. Его долг организовать проход, а дальше… Дальше будет видно. Церковь непоколебимо возвышалась на холме, как единственный оплот стойкости и веры. Не тронутый ни тьмой, ни временем, ни коррозией естественного разрушения. В нём явно ощущалось чужеродное влияние, которое все эти годы подпитывало его. «Они бегут не в убежище, а от своих страхов». Верно. Обитель света в царстве мрака, но свет этот был холодным и отталкивающим. Он ничего не даровал, а требовал — идеализации, поклонений, жертв. И Билл был одной из них.       Он сделал решительный шаг вперёд и застыл. Ощущение было странным — как будто с размаху уткнулся лицом в вязкий джем или болотную топь. Дыхание забило, движения стали медленными и тягучими, хотя отчётливо было видно, что вокруг него один лишь воздух и ничего больше. Значит для глаз эта штуковина была незримой. Билл, как бы не хотелось, панике не поддался и продолжил с усердием проталкиваться через установленный барьер. Шажочек за шажочком. Малохольные переживания на счёт того, что он простирается до самой Церкви не оправдались. Добравшись до середины ступеней, взмыленный, как после добротного кросса, Билл сумел сделать спасительный вдох. Хвала богам. Ещё никогда возможность дышать не казалась столь притягательной. Пеннивайз внутри подозрительно притих, похоже переход тоже дался ему нелегко. Теперь он понимал, почему тьма все эти годы не могла преодолеть барьер — если он лишал доброй половины сил её создателя, то что говорить о самих монстрах. Их попросту расплющит давлением. А значит самое время положить этому бессмысленному сопротивлению конец. Он упёрся руками в створки дверей и, натужившись до вздувшихся под кожей вен, с грохотом распахнул их. Люди, сидевшие в первых рядах, как завороженные повернули к нему головы. Надо же сколько знакомых лиц, пусть и изрядно постаревших. Он ощутил, как от пробудившихся подавленных чувств на щеках заходятся злые желваки. Вот например Мёрфи Педлтон, школьный учитель музыки, на память от него остались стигмы. Или Оскар Бауэрс, за каждый лишний шорох в камере хватавшийся за кнут и орудовавший им до тех пор, пока спина Билла не превращалась в месиво. А ещё именно его сынок Генри с друзьями выследил их с Алессой и сдал отцу, чтобы выслужиться перед Братством. Одна гнилая порода, ничего не скажешь.       Далия застыла с возведёнными к небу руками напротив витража. Того самого, на котором был изображён Валтиэль, покорно приводящий приговор Бога над грешником в действие — двуручный клинок точным движением отсекал крошечную нарисованную голову от шеи толщиной с мизинец. Чего и стоило ожидать от палача. Согласно верованию, он с Метатроном главенствующие Ангелы из созданной четвёрки, запечатлённой на одном из мифов — серии картин, поведающих о зарождении культа. Мать надеялась примазаться к святости и вознести к ним пятого. Смешно, где они, а где он. И дело не во внешнем отличии.       Взгляд Билла метнулся к высокой лестнице, которую трос, перекинутый через стропила, шатко держал в вертикальном положении, и его зубы стиснулись до скрипа. Обугленное скукоженное тело, в котором Криса можно было узнать лишь по комплекции. Чудовища. Он с острахом посмотрел в другую сторону. Нет. Зависший в прострации мозг отказывался воспринимать случившиеся на веру. Но факт был очевиден — он не успел. Сутки промедления оказались решающими. — Билл! — откуда-то сверху донесся знакомый голос. — Билл, мама… Они убили маму… Помоги, Билл!       Он, как в тумане, отыскал глазами Джорджи. Его, связанного, удерживали на втором этаже около перил и видимо тоже готовили к сожжению. Чёрт. Колокольным набатом в голову ударила мысль, что у него всё ещё есть младший брат, который сейчас нуждается в нём. И он ухватился за неё обеими руками, чтобы не сойти с ума от горя. Поднявшееся, как вскипевшая на молоке пена, отчаяние плавно осело, но не расстворилось — трансформировалось в бездонное сожаление. — Заткнись, — седой мужчина встряхнул Джорджи за худенькие плечи и отвесил затрещину. Брат звонко вскрикнул, но заметив как недобро прищурились глаза мучителя, умолк, тихонечко похныкивая от страха и боли. Билл непроизвольно сжал кулаки. У Далии, наблюдавшей за всем снизу, снисходительно дрогнули в улыбке уголки губ. Ей всегда нравилась подобная демонстрация власти, а от детских слёз она приходила в неописуемый экстаз. В детстве нередко задав ему болезненную трёпку, она становилась удивительно ласковой, а Билл из «отродья» превращался в «хорошего мальчика» с разбитыми губами. — Уилл, мой драгоценный ангел. Я знала, что ты вернёшься к нам. — К вам? Ты ошибаешься. Я вернулся за своей семьёй. — За этими? Мне пришлось пойти на вынужденные меры. Бог как никогда нуждается в доказательстве нашей веры, дабы… — Так сожгла бы себя, — рявкнул Билл, не дав ей договорить. — И приблизилась бы к своему грёбаному богу. Толпа пораженно ахнула. Никто прежде не разговаривал с Далией в подобном тоне. — В тебе говорит скверна! — в её глазах блеснула знакомая сталь. Щёку крапивой обожгла звонкая пощёчина. — Ты должен немедленно покаяться и очиститься! — А может я лучше помогу очиститься вам? — он перехватил её руку, занесенную для повторного удара, и брезгливо отшвырнул от себя. — Хочешь, я сделаю с тобой тоже, что и ты со мной? Заодно посмотрим, нужна ли ты своему богу. Я бы мог обратиться к тебе, как к матери, но ты не достойна так называться, Далия Гиллеспи.       Молниеносное движение руки он пропустил. Острие ритуального кинжала, выскользнувшее из-под широкого рукава фиолетового платья, как по маслу вошло в тело на уровне ключицы и тут же вышло, оставив в нём глубокий порез. Похоже у матери кончилось терпение. — И это всё, что ты можешь? Думаешь мне больно? — Билл хищно осклабился. Он не знал, что она увидела в его взгляде, но её лицо вместе с растерянностью приобрело мертвенную бледность. Кинжал со звоном выпал из ослабевших пальцев. — Ты! Ты…       Билл ощутил волну дрожи, поднимавшуюся от ног и стремившуюся гребнем вверх. Из раны толчками било подобие крови, горячее и чёрное, как смола. Оно хлестало на пол, щедро заполняя круглую площадку перед витражом, пока нимб солнца полностью не скрылся под ним. В какой-то момент напольный камень задымился, как будто его основательно прижгло кислотой, и начал покрываться эрозией. Площадка ощутимо просела, а после с громким шорохом обрушилась в образовавшийся провал. Оттуда резко пахнуло сыростью, сладкой ватой и гарью. В глубине заклекотала то ли вода, то ли лава, послышались стоны и натужное мычание. Билл, коснувшись пальцами ключицы, заметил, что рана затянулась сама по себе, даже шрама не осталось. Тем временем эпично появившийся из провала Пеннивайз, отряхнувшись, деловито поправил жабо и манжеты костюма. Далия испуганно попятилася к проходу, где уже собралась взбудораженная паства, и не сводила глаз с незванного гостя. Её зрачки сузились до крохотной дрожащей точки. Так она знает кто он? Интересно. — Не можеть быть. Ты… Пеннивайз, усмехнувшись, коронно склонил голову набок и приложил палец к своим ярко напомаженным губам, призывая всех хранить молчание. Его вторая рука резко указала на распахнутую дверь. Долго ждать не пришлось. Из ночной улицы один за другим влетали внутрь красные гелиевые шарики с надписью «Я люблю Дерри». Они подымались под своды высокого потолка и, лопаясь, извергали на головы прихожан литры крови. Билл, неуспевший укрыться под выступом, цыкнул и раздражённо вытер испачканное лицо ладонью. Козёл. Мог бы и предупредить. — Как на счёт того, чтобы полетать?       Тьма стремительно, с присущей ей жадностью, разъедала внутреннее убранство Церкви, обнажая нелецеприятную подноготную. Здание было ветхим, тухлым и бесполезным, как засохший сорняк. Теперь во всём Дерри не сыщется ни единого места, где Братство могло бы спрятаться от возмездия. И это только начало. Шесть Пирамидоголовых во главе с Бугименом вошли в числе первых. В воздухе безжалостно замелькали гигантские клинки. Он видел, как Педлтону отсекли голову, а туловище, подобно курице, ещё по наитию пробежало с полметра, прежде чем рухнуло на землю. Бугимен, поймав Бауэрса-старшего за шкирку, смачно опрокинул его, так что тот крепко приложился затылком, и, наступив ногой на живот, поочередно сплющил конечности молотом. Предсмертные вопли затихли вместе с судорогами. Собаке собачья смерть.       Билл, пользуясь суматохой, споро взобрался по лестнице на второй этаж. Зашуганный оккультист, удерживавший брата, не собирался так просто сдаваться. И на что он только надеялся? Завязалась потасовка. Билл ловко уходил от ударов, в ограниченном пространстве, даже умудрился заехать ему кулаком в скулу, но когда тот выхватил припрятанный лом понял, что с везением на сегодня всё. Замахнуться противник не успел. Четыре руки схватили оккультиста за шею и с характерным хрустом свернули её. Вовремя. Билл кивнул висевшим Ариэлям в знак признательности и полностью переключился на Джорджи, находившегося на грани обморока. — Теперь всё будет х-хорошо, — он, развязав верёвку, прижал к себе сводного брата, который с всхлипом уткнулся ему носом подмышку и задрожал. — Не смотри. Не стоит. Но сам он неотрывно следил за Пеннивайзом, который с грациозностью хищника подбирался к Далии, метавшейся в поиске безопасного выхода. Её затравленный взгляд свидетельствовал лишь об одном — в воцарившейся кровавой вакханалии она переживала исключительно за свою шкуру. Пастырь наплевал на паству… как прозаично. Интересно, какую участь ей уготовил клоун? — Боже, молю, позволь мне остаться чистой. — Ты помнишь обещания, которые дала, не так ли, Далия? — Пеннивайз танцующей походкой приблизился к ней впритык. — Перед богом. И бог слышит, Далия, бог помнит. Бог наказывает.       Он сделал шаг в сторону, пропуская ждавшего своего звёздного часа Колина. Да что за… Словно выключатель щёлкнул в голове, и Билл вспомнил, как звали слащавого школьного уборщика, имевшого весьма специфические предпочтения — его возбуждали маленькие девочки. Типичный махровый педофил. Конечно же Братство об этом знало и поощряло в какой-то степени, когда дело касалось детей из неугодных семей. «Справедливость приобретает разную форму…» Свою бренную участь ползать на пузе в посмертии он сполна заслужил, в частности за то, что сделал с Алессой в той самой злосчастной кабинке, где она пряталась от одноклассников.       Далия, запутавшись ногами в подоле платья, грузно рухнула на появившуюся из ниоткуда кушетку, нелепо взмахнув руками в воздухе. Пружины с визгливым писком прогнулись. Не дав ей опомниться, Колин с небывалой ловкостью забрался на неё сверху. С его гортани то и дело вырывались похабные стоны, распухший язык оголодало вылизывал её зарёванное скривившееся от омерзения лицо. В месте, где он соприкасался с кожей появлялись гнойные фурункулы с звездчатой багровой каймой по краям. Руки с обломанными почерневшими ногтями проскользнули под платье, оглаживая бёдра. Далия задергалась, но тщетно — Колин надёжно пригвоздил её к матрасу своим телом. — Вы так оригинально смотритесь вместе, — лукаво прищурился Пеннивайз. — Садистка и педофил. Какая экспрессия! Какие высокие чувства! Это то, чего мне не хватает для полной коллекции. Кушетка вместе со сплетенными телами внезапно начала обрастать человеческой кожей, превращаясь в ещё одно жуткое порождение клоунской извращённой фантазии… Будет чем-то вроде Сладкой парочки или Большой мамочкой. Билл устало прикрыл глаза. Далия получила своё наказание, а Бог так и не пришёл, чтобы защитить веровавших в него людей. И это бездействие было самым громким откровением. Кому же они поклонялись? Он больше не видел смысла здесь оставаться. Подняв притихшего Джорджи на руки, он осторожно спустился по ступеням и, не останавливаясь, прошёл прямо к двери. Существа не трогали его — у них были дела поважнее. Они с азартом выискивали уцелевших оккультистов в застенках Церкви. Месть грозилась затянуться до утра. — Билл, мама… Её больше нет. — Я знаю, Джорджи, я знаю, — он мягко поцеловал его в макушку. Они оба остро нуждались в утешении. Крис. Сара. Его мать. Настоящая мать не по определению, а по призванию, без раздумий пожертвовавшая жизнью ради него, обычного нелюдимого мальчишки, который был ей по сути никем. Приёмыш. Как же сильно он заблуждался, считая, что у них ещё будет достаточно времени для громких слов. А в итоге… Больше сдерживаться Билл не мог, из покрасневших глаз по щекам потекли горькие слёзы. «Надо же, не разучился ещё плакать», — он смаргивал солёные капли с ресниц, но идти не прекращал, удаляясь не только от Церкви, но и от самого ненавистного города. Нужно было вернуться туда, где всё началось. Забрезжил рассвет. Билл сидел прямо на земле около машины, низко опустив голову. Расстрепанные волосы закрывали обзор. Измученный Джорджи спал, свернувшись калачиком у него на руках. Для самого же города ничего не изменилось. Заброшенные улицы по-прежнему заволакивал смог и пепел, разница лишь в том, что теперь в нём по-настоящему не было ни одной живой души. Вряд ли кто-то уцелел после жуткой ночи, а если и смог, то ненадолго — тьма быстро его выследит и заберёт себе. Билл чувствовал усталость и щемящую тоску, стальным обручем сдавившую грудь. Наверное смерть Сары так на него повлияла. Он был безгранично благодарен ей, Заку и Джорджи за то ощущение тепла, которое они ему подарили. Пусть и на короткий миг. Пусть через призму восприятия «сосуда». Зато теперь он знал, что может быть по-другому, что есть семьи, в которых родители любят своих детей. Просто любят. Приближающиеся шаги не застали его врасплох. Билл ждал, что он придёт и выставит счёт за свою помощь. — Его нужно вернуть Заку. — Могу открыть портал в ваш мир. Время как раз благоприятное. Билл отстраненно кивнул. — Хочешь пойти с ним? — спросил Пеннивайз, вальяжно сложив руки на дверце машины. Несколько любопытных ворон, наблюдая за ними, слетели с веток на ограждение. — Нет, — качнул головой. — Я останусь. За мной числится должок. О возврате не могло быть и речи. Достаточно того, что он принёс в семью Денбро страшное горе. Как после всего случившегося смотреть в глаза Заку и Джорджи? Как ему жить среди них и понимать, что из-за него они лишились дорогой жены и матери? Пусть напрямую никто и не скажет, но… Нет. Подобной пытки он не выдержит. — У меня много времени. Я подожду. — Послушай… — Тшшш, — рука в атласной перчатке мягко сжала плечо. — Мне и так хватает твоих упаднических мыслишек. Тухляк, Билл, я кажется даже чувствую запашок. Билл резко повернул голову, чтобы встретившись лицом к лицу высказать ему всё, что он о нём думает. Но не успел. Янтарные глаза Пеннивайза странно примружились, перед поплывшим взором заплясали разноцветные огни и мир потух. …Ему что-то снилось, но Билл совершенно не помнил что. В кармане завернутая в тряпицу лежала часть некого медальона.