
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Что делать, если ты слишком взрослый для поездки в летний лагерь? Верно, достаточно просто устроиться туда вожатым! Правда, нужно внимательнее присматриваться к коллегам: кто-то из них может задержаться в твоей жизни дольше, чем на три недели. Если ты ему это позволишь, конечно.
Летнее AU, где Дима и Серёжа – вожатые отрядов, живущих в одном корпусе на разных этажах. Станет ли случайное знакомство началом чего-то большего или линии их жизней пойдут своими путями, больше не пересекаясь?
Примечания
После _той самой_ работы по Артонам мне потребовалось четыре с половиной года, чтобы снова решиться на написание масштабной работы, правда теперь по другому пейрингу... Но господи, как же замечательно возвращаться!
Посвящение
Посвящается всем, кто читал, читает и прочтет эту работу в будущем. Огромное спасибо за уделенное внимание!
2. Погода портится
11 марта 2023, 04:16
На следующее утро после завтрака третий отряд собирается у столовой вокруг своих вожатых. Кто-то до сих пор потягивается, кто-то с довольной улыбкой переваривает слопанную кашу с серым — но магическим образом довольно вкусным — какао, а подростки поактивнее буквально заглядывают в рты вожатым, ожидая оглашения их дальнейших планов.
— …Не беспокойтесь, когда вы придете за нами перед обедом, отрядный уголок вы просто не узнаете! — Дима пальцами изображает взрыв в районе своих висков, широко улыбаясь.
Девчонки-художницы и один мальчик, Влад, отобранные для такого ответственного задания, как разработка и реализация отрядного уголка, смеются, гордо расправляя плечи. Конкурс на отрядный уголок назначен уже на завтра, на субботу, и времени остается немного, но весь коллектив уверен, что уж Позов с ребятами справятся. Ида показывает большой палец, а Соня одобрительно улыбается. Отряд разделяется. Позовское маленькое племя прямо от столовой направляется обратно к корпусу, а остальная часть подростков под руководством вожатых длинной вереницей устремляется к площадке обсуждать идеи для выступления на следующем мероприятии. Дмитрий Темурович вдогонку кричит им не сбавлять победного темпа, взятого на Приветствии, и подростки, смеясь, почти хором обещают, что не подведут ни одного из своих предводителей.
Быстро оказываясь в корпусе снова, Дима скидывает кроссовки у этажерки возле лестницы и закатывает рукава легкой кофты черного цвета с зелеными вставками у горла и плеч. Этим утром прохладно, а к выходным и вовсе обещают ухудшение погоды, поэтому все отдыхающие в лагере немного утепляются, не желая подхватить температуру в самом начале смены.
— Ну что, готовы расчехлить свою фантазию и художественные способности? — Позов хлопает Влада по плечу, улыбаясь девочкам. Те с готовностью кивают.
Уже буквально пятнадцатью минутами спустя вся компания шумно обсуждает идеи, льющиеся как из рога изобилия, под ненавязчивый плейлист, звучащий из колонки в углу отрядной комнаты. «Да говорю тебе, я легко нарисую фигуру человека!» — «Я охотно верю! Но много фигур за короткое время тебе под силу?» — Молчание. — «Об этом я и говорю! Нужно, чтобы было просто, но со вкусом! Проще, чем это…»
Дима не участвует в дискуссии, поскольку не столько смыслит в художественном искусстве, как, скажем, в футболе. В этой комнате он скорее идейный вдохновитель и мотиватор, чем реальный помощник. Вожатый даже отключается от разговора на некоторое время, отвлекаясь на очередную песню, тихонько качая головой в ритм и беззвучно открывая рот под слова. Вновь вступает в обсуждение он только тогда, когда подростки требовательным тоном — должно быть, не в первый раз — окликают его.
— …Дмитрий Темурович!
— А? — Позов фокусирует взгляд на Варе, смелой девочке с коротко остриженным темным каре и челкой, почти лезущей в глаза, но еще не скрывающей горящих идеей карих глаз.
Неудивительно, что она выделяется с первого же дня, что была выбрана на пост командира — командирши — отряда и знает имена всех его членов чуть ли не лучше самих вожатых.
— Нужно Ваше разрешение на воплощение наших идей, — важно и по-взрослому сообщает девочка.
— Да-да, я слушал… — Дима чуть виновато улыбается, но ребята и не думают злиться. Они понимающе качают головами, предоставляя Варе самой рассказать обо всех идеях, допущенных на суд вожатого и конечное утверждение им же.
— Значит, так, — Варя встает с колен и становится рядом с вожатым, активно жестикулируя и обрисовывая отрядный уголок, который получится после реализации всех художественных идей.
Бо́льшую их часть Дима с удовольствием одобряет, не забывая щедро похвалить того, кому в голову пришла та или иная мысль. После обязанности быстро делятся между художниками, и «банда с кисточками», как ласково называет их Позов, приступает к делу.
Работа кипит, ненавязчивый плейлист сменяется на более жизнерадостный и громкий, и вскоре отрядная комната наполняется нестройным хором голосов, сначала неуверенных и тихих, но с каждым аккордом звучащих всё более свободно. Дима распевает громче всех, размахивая руками словно дирижер, бегая от одного рисунка к другому, гордо выставляя большие пальцы вверх на вопросительные взгляды детей.
Эта маленькая идиллия прерывается, когда в отрядную комнату резко заглядывает голова незваного гостя.
— Не помешаю? — Серёжа хлопает глазами, делая вид, что он тут просто мимо проходил.
— Помешаешь, — на автомате отвечает Дима, оборачиваясь и вопросительно вскидывая брови.
— Я старался, — Матвиенко расплывается в улыбке, и Позов, не сдержавшись, фыркает, мысленно приписывая вожатому один балл за возрождение древней фразы.
Катя, тихая светловолосая девочка, тоже почти неслышно хмыкает, и Дима улыбается, мысленно отмечая, что, должно быть, она отдает предпочтения «Сватам» — вдруг однажды эти знания ему пригодятся.
— Чего тебе? — Позов подходит ближе к Серёже на случай, если у того снова случилась чрезвычайная ситуация, и требуется Димкина помощь.
— Ножницы, если можно, — невинно улыбается Матвиенко, не сводя глаз с лица собеседника.
Дима не может сказать, почему всегда так остро чувствует именно его взгляд на своем теле. Глаза как глаза. Карие.
Кажется, Позов размышляет слишком долго, при этом не отрываясь от лица Матвиенко, потому что в конце концов тот кашляет в кулак, изгибая брови в выражении тревоги.
— Что, нельзя?
— Что? — Дима выныривает из собственных мыслей и фокусирует взгляд на парне перед собой.
Где-то за его спиной себе в ладошку прыскает Варя.
— Ножницы! — Серёжа изображает пальцами инструмент, всё еще вглядываясь в лицо Димы. — Не заболел часом? — и понижая голос. — Не стоило мне вчера свою ветровку одалживать, я сам виноват, что оделся не по погоде…
— Всё нормально! — резко перебивает его Дима, словно не хочет вспоминать прошлый вечер. — Забирай ножницы и катись.
Он отступает вглубь комнаты, пропуская Серёжу к столу, на котором разложены все канцелярские принадлежности третьего отряда. Проходя, Матвиенко подмигивает девчонкам, провожающим его взглядом. Варя, передразнивая, подмигивает вожатому в ответ, заставляя того коротко хохотнуть, Катя демонстративно отворачивается. Другие девочки реагируют более сдержанно, а Влад подмигивания не удостаивается.
— А почему тебя назначили ответственным за отрядный уголок? — вдруг задается вопросом Позов.
— Потому что я чертовски одаренный художник! — хвастается Серёжа, проходя мимо Димы обратно к выходу, подмигивая и ему на прощание.
Поз качает головой, не замечая, как губы медленно расплываются в улыбке. Матвиенко, конечно, тот еще идиот, но, когда не просыпает, не теряет детей и не действует на нервы дольше нескольких минут, довольно приятный молодой человек.
***
Буквально через полчаса работа творческой бригады третьего отряда, только-только начавшая кипеть в полную силу, резко затормаживается. Варя не досчитывается ножниц, Кате нужна голубая краска, почему-то пропавшая из набора, Вике и Владе не хватает кисточек на двоих, и даже Влад вдруг понимает, что потерял все стерки, которых в начале создания плаката было не меньше трех. Дима по-прежнему не участвует в создании отрядного уголка, но ребята попросили именно Позова сопровождать их в подготовке плакатов и украшений для грядущего состязания, потому и сейчас вожатый говорит: «Без паники, сейчас всё будет!» и вылетает из отрядной комнаты. В несколько длинных шагов преодолевает коридор, за пару прыжков — лестницу, и вот он стоит у дверей общей комнаты шестого отряда, вежливо стучась. — Открыто! — оповещает Серёжа, и Дима входит. Его взгляду предстает целая компания измазанных разными художественными принадлежностями детей, трудящихся кто над чем, а посреди комнаты, распластавшись на паркете и высунув кончик языка, что-то старательно вырисовывает на большом ватмане Матвиенко, вооружившись черным маркером. Тот даже не поднимает головы, что только на руку Позову, борющемуся с лицевыми мышцами за нейтральное выражение. Совладав с изумлением, Дима выдавливает: — Пришел забрать ножницы, нам они тоже понадобились… Серёжа прекращает свою деятельность и надевает колпачок обратно на маркер, поднимаясь с четверенек на колени. Он скользит взглядом по Диме, после чего обводит глазами комнату. — Вон они, на стуле лежат, — пальцем вожатый указывает нужное направление и улыбается вошедшему. Позов вдруг замечает на щеке Матвиенко короткую черную засечку, видимо случайно поставленную маркером, и хихикает, указывая на своем лице месторасположение черточки. Беззвучно чертыхнувшись, Серёжа тут же принимается тереть щеку, то и дело поднимая взгляд на Диму, вопрошая, избавился ли он от черной отметины. Тот мигом принимается изображать критика, смеша детвору, наклоняя голову то вправо, то влево, важно прикрывая глаза и качая головой на каждый вопросительный Серёжин взгляд. Когда тот наконец понимает, что Позов его дурит, Матвиенко фыркает и поднимается с колен. Хватает ножницы со стула и с притворной обидой пихает их Димке прямо в руки, вызывая новый прилив веселости у детей. — Я за ними еще приду, — словно угрожая, Серёжа двигает бровями, видимо в попытке внушить своему противнику ужас. — Я буду ждать! — в этот раз уже Дима игриво подмигивает Матвиенко, всё еще не в силах избавиться от картинки старательно что-то вырисовывающего на ватмане вожатого. Дверь за ним негостеприимно захлопывается. Позов уже разворачивается спиной, как понимает, что приходил не только за одолженными ранее ножницами. И снова стучится. — Никого нет дома! — на этот раз звучит изнутри. — А с кем я тогда имею честь говорить? — принимая правила игры, вопрошает Дима. За дверью оглушительно молчат, и вожатый, устав ждать, открывает ее без приглашения. — У меня идея, — с порога заявляет Поз. Матвиенко смотрит на него насуплено, но всё это просто напускная обида, и теперь по каким-то маленьким деталям Дима это различает.***
Два отряда собираются вместе в холле второго этажа: там немного теплее из-за солнца, проникающего сквозь незашторенные окна. Прохлада, настигшая лагерь ещё утром, не рассеивается, руша всеобщие надежды о том, что обещанные на выходных дожди обойдут их стороной. Недостатка в канцелярских принадлежностях больше никто не испытывает, все передают друг другу карандаши, ластики, кисти и краски по необходимости, переговариваются и вполголоса подпевают колонке, вынесенной на лестничную площадку. Дима заведует ножницами и скотчем — «чтобы делать хоть что-то!» — тогда как Серёжа вновь измазывается маркером, вырисовывая тени и оконные проемы на изображении огромного Колизея — достопримечательности как Италии, так и шестого отряда. Позов не признается в этом даже себе, но, вальяжно развалившись в кресле-груше, всё чаще останавливает взгляд на Матвиенко, разглядывая его и ровным счетом ни о чем не думая. Серёжа так поглощен своим занятием, что не замечает ничего вокруг. Рукава его бежевой рубашки в крупную клетку темно-фиолетового и кораллового цвета закатаны до локтей и навевают мысли о лесничем наряде, а мешковатые темные штаны скорее отсылают к восточным шароварам, но вместе обе вещи удивительным образом сочетаются и украшают Серёжу, поддерживая его образ вожатого-сорванца, с первого дня носящего свой галстук в качестве напульсника. Пальцами рефлекторно Дима перебирает звенья своей цепи, прицепленной к шлевкам на джинсах, размышляя, какой образ создает его одежда, как вдруг внизу хлопает входная дверь. — Сергей Борисович! — громко зовет Даша, видимо, не желая разуваться и не в силах пройти в уличных кроссовках по чистому коридору. — Он наверху! — отвечает Дима, видя, что Серёжа по-прежнему витает в облаках. Даша появляется на лестнице и при виде открывшегося вида вскидывает брови в удивлении. — У нас один комплект канцелярии на весь корпус, — пожимает Поз плечами, сдерживая смех. — Есть ощущение, что тут только ты взрослый, — выдает девушка, прикрывая рот ладонью, но не в силах сдержать широкой улыбки. — Это не просто ощущение, поверь мне! — Позов смеется, и Серёжа наконец отрывается от своего занятия, вскидывая голову. — Дарья Михайловна, привет! — здоровается он и салютует маркером. — А мы тут… почти закончили, — Матвиенко оглядывает быстрым взглядом своих подопечных чтобы удостовериться. — Пора на обед? Вожатая с улыбкой кивает, и ее напарник быстро поднимается на ноги. — Итальянцы! — обращается он торжественно к членам шестого отряда, и ребята дружно поднимают головы. — Мы с вами хорошо потрудились, так что заслужили сытный обед! — словно предводитель повстанческой армии Серёжа вскидывает кулак с зажатым в нем маркером под дружное «Ура!». Дети потихоньку стекаются вниз по лестнице, Даша быстро собирает украшения, которые те уже успели нарисовать, а Серёжа складывает брошенные художественные принадлежности в одну кучу. После он подходит к Диме, склоняется над креслом и с чувством перекладывает черный маркер в чужие руки. — Сохрани это для меня, хорошо? — томно глядя в чужие глаза, просит вожатый. Вместо ответа Позов тянется ладонью к его лицу, пальцами касаясь скулы, заставляя Матвиенко замереть и медленно сглотнуть. — Опять испачкался, идиот, — смеется Дима, растирая новую черную черточку по чужой коже, но в его обращении нет ни капли оскорбления. Серёжа фыркает и легко бьет по его ладони, отстраняя от своего лица. — Да ну тебя… — вместо прощания говорит парень, направляясь к лестнице и спускаясь прыжками, перескакивая через ступеньки. Вскоре и Диму с творческой частью «Афинян» забирают на обед.***
К вечеру бо́льшая часть задуманного оказывается нарисована, оформлена и водружена на определенные места, а незаконченные остатки украшений разложены на столах в ожидании художников, которые вернутся и доделают их. Но это точно случится не в ближайшие пару часов — да и вообще не сегодня, ведь после дискотеки будет небольшая свечка и отбой. А вот завтра после завтрака всё дорисуется и закончится, и отрядный уголок будет полностью готов к встрече гостей — точнее, жюри в виде делегаций других отрядов. — Я вами безумно горжусь! — хвалит Дима своих подопечных, изображая, как стирает скупую слезинку со щеки. — Вы славно потрудились! А теперь бегите собирайтесь на дискотеку! Варя раздувается от гордости, Вика и Влада пулей вылетают из комнаты, утаскивая за собой и Влада, Катя розовеет, отводя глаза. Пропуская последнюю вперед себя, командирша отряда оборачивается на Позова и сердечно отдает ему честь, поддерживая вожатскую сценку, после чего тоже скрывается за дверью. Димке определенно нравится запал этой девчонки! Последний раз оглядывая отрядный уголок и оставаясь полностью довольным результатом, Дима тоже уходит в вожатскую, планируя переодеться. Двадцатью минутами спустя третий отряд в полном составе строится перед своим пятым корпусом. Небо немного хмурится, и ветер периодически забирается под предусмотрительно надетые сверху на футболки кофты, а воздух еле ощутимо пахнет влагой. Дима молчит, но про себя отмечает, что даже его напарницы намарафетились. Соня завила свои светлые локоны в кудри, элегантно ниспадающие на плечи, сделала неброский макияж, выгодно подчеркивающий черты ее лица, надела платье нежно-розового цвета и сверху кофту в тон, аккуратные лодочки; образ портил только яркий вожатский галстук, никак не сочетающийся со всем остальным. Даже Ида, которой, казалось, не было свойственно желание приодеться для дискотеки, была в белоснежных джинсах-клеш и такого же цвета футболке модели кроп с котятами, а массивные черные кроссовки резонировали с черными же сережками-каплями и взлохмаченной прической. Её кофта была обмотана вокруг бедер на случай похолодания. — Что скажешь? — обращается Ида к Диме, прищуриваясь. Тот молча поднимает оба больших пальца вверх, округляя глаза. — Еще спрашиваешь… — тихо добавляет искренне восхищенный вожатый. Ида довольно смеется. — Вчера была разведка, — поясняет она напарнику, доверительно понижая голос, — а сегодня уже можно прихорошиться и пойти собирать кавалеров. — Как яблоки в конце августа, — поддерживает Позов, и Ида снова улыбается. Третий отряд быстро строится и резвым шагом устремляется под купол открытой сцены, где проходит дискотека. Дима идет, засунув руки в карманы, вертя головой и рассматривая подростков. Почти все девочки и даже многие мальчики, подобно его напарницам, приложили много усилий, чтобы в этот вечер выглядеть неотразимо. Позу на секунду становится неловко: его наряд состоит из темно-серых брюк, черной водолазки с высоким горлом и жилетки в тон штанам. На поясе снова болтается цепь, разбивая образ строгого директора школы, но в сравнении с Софией Эдуардовной и Идой Владимировной Дмитрий Темурович явно проигрывает. Что, впрочем, вовсе не задевает вожатого, не собиравшегося сегодня отдаваться танцам, а наоборот, планировавшего только внимательно следить за порядком. Первая половина дискотеки действительно проходит спокойно. Периодически диджей включает медляки, и заполненный танцпол несколько редеет, но бо́льшую часть времени скамеечки, выставленные концентрическими полукругами у летней сцены, для дискотеки отодвинутые дальше от нее, пустуют. Дима даже успевает несколько заскучать — пару раз он зевает, потягивается, мельком глядит на часы, пытаясь прикинуть, через сколько можно будет сворачивать пребывание третьего отряда на этом мероприятии. Позов готов убраться подальше от громкой музыки и цветного мигания лампочек уже вместе с седьмым отрядом, самыми младшими детьми из всех отдыхающих, но сдерживает свой порыв, позволяя чувству ответственности взять верх над усталостью и занимающейся головной болью. Начинается новая медленная мелодия, и Дима кидает благодарный — пусть и никем не замеченный — взгляд в сторону диджея. Пространство танцпола медленно заполняется парочками, плавно качающимися под музыку в объятиях друг друга. Позов на пару секунд умиротворенно прикрывает глаза, но резко распахивает их, когда понимает, что вдруг был схвачен за руки и грубо выдернут на самую середину танцевального пространства. — Что… — но вопрос не успевает сорваться с губ, ведь Дмитрий Темурович узнает наглеца с первого взгляда. — Какого хера?! — второе слово он вовремя не произносит, но очень красноречиво шевелит губами, не оставляя шанса додумать что-то приличное. Серёжа довольно смеется, плавно, словно кувшинка на воде, двигаясь под льющуюся из колонок музыку в шаге от него. — Дмитрий Темурович, Вы за весь вечер ни разу не танцевали! — невинно сообщает Матвиенко. — Вот я и подумал, что могу сделать для Вас дружеское одолжение, — он вновь хватает Поза за запястья, вынуждая двигаться в ритме с музыкой, пока вожатый ищет слова, чтобы описать своё негодование сложившейся ситуацией. Парочки подростков, танцующие рядом, не замечают выходки вожатых, сосредоточившись друг на друге, зато все, кому не повезло оказаться на скамейке во время медляка, во все глаза разглядывают двух парней. Позов уверен, что и его напарницы сейчас не сводят взглядов с него и его… партнера. Только эта мысль приходит к Диме в голову, он тотчас же вырывает свои ладони из чужой хватки и быстро, насколько это возможно среди танцующих пар, сбегает из-под купола летней сцены. Десяток шагов вглубь леса немного остужают Димкину злость, и он тормозит, глубоко вдыхая и выдыхая. — Кажется, я даже вижу пар из твоих ушей, — раздается голос из-за спины, и Поз резко разворачивается, метая его обладателю гневный взгляд. — Что ты творишь? — спрашивает вполголоса вожатый, и Серёжа беззаботно пожимает плечами. — Брось! Разве это невесело? — Нет! Мы должны оберегать дисциплину, а не нарушать ее! — И чем мы нарушили правила? — Матвиенко складывает руки на груди и изгибает бровь. — Уставом запрещено вожатым немного потанцевать на дискотеке? Раздражение в груди Димы немного слабеет, раздавленное аргументами Серёжи. — Никогда так больше не делай, — ворчит он, вкладывая в реплику «Пока что ты прощен». — Не стану, — смеется Матвиенко примирительно. — До тех пор, пока сам не попросишь! — с этими словами он возвращается обратно на дискотеку, а Позов вслед только фыркает. Вот еще! С чего бы ему о таком просить?.. Шестой отряд уходит вслед за седьмым, потом в корпус возвращается пятый и четвертый отряды, наступает время третьего покидать танцпол. Дима стоит во главе строящейся колонны вместе с Соней. Её помада немного размазана, что заставляет вожатого хмыкнуть про себя и мысленно попытаться прикинуть, кому это сегодня так повезло. — Как прошла дискотека? — не сдержавшись, всё же спрашивает Позов. — Почти так же весело, как и твоя, — ловко парирует напарница, показывая язык. Дима закатывает глаза. — Как зовут счастливчика? — допытывается он на полтона ниже. — Сергей, как и твоего, — не унимается девушка. Дима стонет. — Я серьезно! — шипит он. — Разве напарники не делятся своими победами? Соня наконец сдается. — Да его правда зовут Серёжа! Вожатый первого отряда, — она бросает долгий взгляд в сторону летней сцены, где среди подростков еще остается ее кавалер. — Он неплохо целуется, — Соня улыбается. — Благодарю за рецензию, — паясничает Позов, нацепляя умный вид. — Я буду иметь в виду. Соня легонько бьет его кулаком в плечо, после чего третий отряд наконец выстраивается и медленно ползет по направлению к своему корпусу. Завтра их ждет не менее насыщенный день, чем сегодня.***
Погода, уже вчера немного разочаровывающая нелетней прохладой, ночью успевает ещё немного испортиться. Прогноз теперь обещает дождь, даже переходящий в ливень, хотя небо пока светлое, а облачка довольно пушистые. После завтрака и окончания художественных работ несколько ребят избираются для презентации отрядного уголка, все остальные же в качестве делегации уходят оценивать уголки своих конкурентов, обещая остающимся всё в подробностях рассказать за обедом. Диму как предводителя всех художников — Ида в шутку зовет его Талией, музой комедии, оставляют руководить выступлением, и вожатому вновь приходится натягивать тогу-простыню и большой красивый венок, вновь сплетенный специально для предстоящего мероприятия. Их отрядная комната украшена несколькими большими, нарисованными на ватманах, колоннами, несколько мальчиков, одетых во все белое и покрашенных белым гримом для лица и тела, играют древнегреческих спортсменов, а на самом видном месте взору вошедшего предстает гигантская виноградная лоза — почти как настоящая! — на ветвях которой красивым почерком выписаны все имена членов отряда. Над самой верхушкой лозы в будто плюшевых облачках красуются и имена вожатых, а на земле из файлов с помощью скотча сделаны несколько небольших кармашков, куда каждый может положить записку. На кармашках красуются украшенные виноградом наклейки — «Признания в симпатии», «Пожелания и похвалы», «Идеи для отряда», «Мнения о проведенном времени». Позов очень доволен проделанной ребятами работой и небольшой сочиненной сценкой, служащей для еще одного представления «Афинян». Правда, после четвертого разыгранного раза запал подростков и самого вожатого несколько утихает, но все с достоинством готовятся еще дважды прогнать все реплики по кругу. К удивлению и удовольствию Димы, следующий отряд, второй, сопровождает Антон. Позов видит того на территории лагеря и в столовой не слишком часто и также редко может поймать взгляд Шастуна, но теперь, видя его расплывающиеся в улыбке губы, понимает, что вожатый, должно быть, просто немного рассеян. — А я всё думал, когда сможем увидеться, — улыбаясь, Антон протягивает руку, и Дима уже хочет ее пожать, но останавливается. — Боги не пожимают рук, — сообщает он, возвращаясь в свой образ. — Они лишь принимают жертвы и покровительствуют. Если пожелают того, конечно. Однако взгляд Поза теплый, в глазах пляшут огоньки, и Шастун понимающе улыбается. Греческое представление повторяется в пятый раз. — Еще увидимся, — говорит Антон, прощаясь. В ответ Позов улыбается и поднимает большой палец вверх. — Давайте, ребята, остался последний раз! — подбадривает он подростков, и те почти синхронно вздыхают, потягиваясь и разминая конечности. — А вот и мы! — раздается в коридоре знакомый голос, и в отрядную комнату входит почти полный состав шестого отряда в сопровождении Нади. Она приветливо машет Позову и тот кивает ей в ответ. Третий отряд несколько приободряется, видя знакомые лица восторженных девятилеток, и последнее представление получается не хуже первого. — Ты одна с ними сегодня? — снимая простыню и откладывая венок, Дима подходит к Наде. — Ага! Матвиеныча оставили командовать представлением, а Даша осталась командовать им, — девушка смеется, и Позов подхватывает ее смех. — Я бы с ним ни за что не осталась так надолго, вот и вызвалась сопровождать моих маленьких итальяшек, — вожатая лучезарно улыбается детям, и те отзеркаливают ее жест. — Всё так плохо? — Дима чуть наклоняется к собеседнице. — Не то слово! — доверительно сообщает та и округляет глаза, после чего отмахивается. — Да нет, конечно! Он нормальный малый, хоть и балбес. Просто вредничаю, — Надя подмигивает Позу и уводит свой отряд на этаж ниже собираться на обед. Сгорая от любопытства, Дима предлагает подросткам: «Может, взглянем хотя бы одним глазком на отрядный уголок «Бонджорно!»?» Утомленные лица ребят вспыхивают интересом, и банда Позова с вожатым во главе быстро добираются до первого этажа, на цыпочках проходя по коридору в направлении общей комнаты. Не стуча — это разрушит всю конспирацию — Дима приоткрывает дверь и просовывает в неё голову. У отрядного уголка спиной к нему стоит Серёжа — должно быть, отпустил детей собираться к обеду, а сам немного задержался. — Бу! — резко распахивая дверь, Позов врывается в комнату, с удовольствием отмечая, как Матвиенко подпрыгивает от неожиданности. — На этот раз гуси не помогут вам! — подхватывает кто-то за спиной вожатого. — Захват Италии Грецией! — вторит другой подросток. Дима громко смеётся, довольный сплоченностью своего отряда.Серёжа качает головой, выражая всем видом крайнее разочарование. — Кажется, ты должен быть примером для своих подопечных, — пытается он пристыдить Позова, но это не работает. — Мы просто тоже хотели посмотреть на ваш отрядный уголок, — невинно отвечает вожатый, и ребята усиленно кивают, осматриваясь. Серёжа чувствует прилив гордости, широким жестом ладони обводя комнату. И Дима — хотя он точно не скажет этого вслух — отмечает, что дети шестого отряда под руководством вожатого действительно постарались над украшением своего отрядного уголка. С потолка на ниточках свисают десятки маленьких нарисованных пицц с различными начинками, на самом видном месте красуется большой Колизей — Позов сразу вспоминает, как Матвиенко трудился над ним — чьи крохотные окошки заполнены именами членов отряда и вожатых, в глубокой чашке на столе лежит моток жёлтых ниток с привязанными к ним бумажками — должно быть, пожеланиями — изображающий спагетти. — Ну, как вам? — спрашивает Серёжа, устав ждать. — Почти так же хорошо, как у нас, — отвечает за всех Позов, после обращаясь к ребятам. — Пойдем собираться на обед. Подростки выходят из отрядной комнаты, и Дима оборачивается на Матвиенко. — Хорошо постарался, — признает он, почувствовав, что должен это сказать. Серёжа ничего не отвечает, но впервые на памяти Димы отводит глаза. Уже после ухода последнего Матвиенко медленно прикладывает к щеке пальцы тыльной стороной, с удивлением отмечая, как потеплела кожа. Хорошо, что никто не стал свидетелем того, как Серёжа покраснел от похвалы…***
После ужина впервые с начала смены у отряда появляется несколько часов свободного времени. Ближайшее мероприятие назначено только на вторник, несколько прекрасных идей уже было озвучено, так что у ребят и вожатых наступает кратковременная передышка. Дима решает посвятить это время выполнению своего обещания — позвонить Арсу. В лагере ожидаемо не слишком часто ловит связь, да и отвлекаться Позову приходится нечасто, но голос лучшего друга на том конце провода — веская причина для попытки пробиться сквозь «тишину в эфире». Приходится обойти весь второй этаж с телефоном в руке, чтобы понять, что в здании связь выше двух полосок найти не получится. Дима решительно накидывает ветровку и выходит на крыльцо корпуса. Тут же на него налетает порыв ветра, уже более ощутимый, чем раньше. Но дождь ещё не начался, и Позов решает испытать свою удачу. В конце концов телефонный разговор не должен продлиться больше нескольких минут. Чем дальше вожатый отходит от корпуса, тем лучше ловит связь. Конечно, зависимость скорее в том, что Дима приближается к выходу с территории лагеря, а, значит, в сторону города с его ближайшей вышкой сотовой связи, но если дождь польет внезапно, ему всё больше времени понадобится, чтобы добежать под спасительный козырек. Небо хмурится, но не проливает ни капли, и Позов надеется, что успеет закончить разговор до того, как начнется дождь. Наконец находится то место, где полоска связи заполняется на четыре деления из пяти — под раскидистым деревом у дорожки в почти двухстах метрах от пятого корпуса. Дима находит нужный контакт из списка и нажимает на кнопку вызова, прикладывая телефон к уху. Раздаются долгожданные гудки, заставляя парня растянуть губы в предвкушающей улыбке. — Поз! Живой! — Попов радуется так, словно не слышал Димку как минимум месяц, а не около недели. — Привет, Арс, — со смехом здоровается вожатый. — Рассказывай, как дела? Арсений в нескольких красочных предложениях описывает свою практику, которая с каждым днём нравится ему всё больше, рассказывает о новых знакомствах и полученных навыках, но быстро переводит тему в ответные расспросы. Попов довольно скрытный, и даже Диме он гораздо охотнее рассказывает о чем-то лично, чем по телефону. — Как тебе в лагере? Не скучаешь? — Попов улыбается, это слышно по его тону. Дима фыркает. — Разве тут соскучишься? Нет, ты только представь… — истории льются из Поза одна за другой. Он и сам не замечает, как рассказывает другу всё в мельчайших подробностях, которые даже и не представлял, что запомнил. Незаметно с неба падает первая капля и грохается Диме на плечо. Следом вторая, третья, и вот уже лёгкий дождь моросит, и крохотные дождинки весело разлетаются на брызги при столкновении с асфальтом. Конечно, вожатый замечает, что небо наконец закапало, однако слишком увлечен разговором, потому решает ещё немного постоять под деревом, ближе прижимаясь к стволу. Однако дождь только усиливается, постепенно набирая обещанный синоптиками темп, и Арс даже шутит, что шум ливня то и дело перекрывает громкость Димкиного голоса. Тот вдруг и сам осознает, что промок и продрог, что ветви дерева уже не слишком спасают от тугих потоков воды, а небо и вовсе время от времени освещают удары молний. Внутри вожатого холодеет, и не только от того, что он замерз. — Арс… — зовёт Дима, стараясь перекричать усиливающийся шум ливня, — молнии же бьют по деревьям? Молчание на том конце прерывается красноречиво брошенным нецензурным словом, и Позов понимает без пояснения — Плохи дела, — констатирует он Арсу. Чтобы пробежать под грозным ливнем двести метров, отделяющих вожатого от корпуса, нужно набраться смелости и отдышаться. Ещё минутка требуется, чтобы поругать себя за безответственность. И когда Дима уже готов бежать, небо вдруг освещает очередная вспышка молнии. Почти сразу за ней грохочет гром, и Позов замирает. Лагерь в эпицентре грозы, и вожатому крупно повезло, что для этого удара молния не выбрала его укрытие. Сглатывая, Дима старается как можно быстрее вернуть себе решительный настрой. На звонке всё ещё висит Арс, запретивший сбрасывать, пока Позов не доберется до корпуса или пока связь не прервется. При грозе мобильниками вроде тоже пользоваться не следует, но сейчас Дима старается об этом не думать.***
Серёжа смотрит в окно на хмурое небо и ловит себя на мысли, что любуется им. Плохая погода часто вызывает в нем внутреннее спокойствие, словно компенсируя бурю эмоций, которая обычно бушует в сердце Матвиенко. Вот и сейчас наверное парень единственный во всем лагере ждёт дождь. Хочет своими глазами увидеть, как первая капля ударится о стекло и прочертит на нем мокрый след. — Не видел Диму? — в мысли Серёжи врывается голос Иды, немного встревоженный. — В смысле? — поворачиваясь, Матвиенко хлопает глазами. — Он не в корпусе?.. В такую погоду и собака из будки носа не высунет, так куда мог подеваться целый вожатый? — Говорил, что хочет позвонить другу, но я не думала, что на улице… — растерянно бормочет Ида. — На крыльце его нет, и я боюсь, что польет дождь… Конечно, Дима взрослый мальчик, но я беспокоюсь… То ли эмоции девушки передаются воздушно-капельным путем, то ли Серёжа и сам справляется, но уже десятью минутами спустя он натягивает казённые резиновые сапоги, дождевик, берет с вешалки большой черный зонт и выскакивает на улицу, ничего не говоря вожатым, остающимся ждать обоих парней под крышей. Дождь застаёт Матвиенко на улице, но не приносит желаемого умиротворения. Вместо него внутри воздушным шариком растет тревога, заставляя Серёжу себе под нос шептать проклятия в сторону Димы, посмевшего пропасть в такую мерзкую для прогулки погоду. Дождь перерастает в ливень, и Матвиенко нервничает всё сильней. Если Позов вдобавок ко всему прочему не взял с собой зонт, Серёжа… В общем, Дима ещё пожалеет о своем решении. Первая молния расчерчивает небо, и Матвиенко ругается вслух. Где же этот придурок?! Он обнаруживается под раскидистым деревом в стороне от пятого корпуса. Весь мокрый, словно его облили водой из ведра, кажется, даже трясущийся от пробирающего до костей порывистого ветра. И, конечно же, без намека на зонт. — Идиот! — сердечно ругается Серёжа вместо приветствия, кидаясь к найденному вожатому. Тот шире распахивает глаза и даже приоткрывает рот, но не успевает ничего ответить, потому что Матвиенко резко дёргает его за локоть, притягивая к себе под зонт. — О чём ты думал?! — продолжает нападать он, рассматривая мокрое от дождя лицо собеседника и прочерчивая взглядом дорожку, по которой капелька воды стекает от самого его лба до подбородка, после срываясь и теряясь где-то в густой траве. — Прошу не грубить моему товарищу! — раздается приглушённый голос, и Матвиенко вздрагивает. Дима поднимает руку с телефоном, показывая на экране, что звонок ещё идёт. — Это Арсений, мой лучший друг, — представляет он абонента. — Серёжа, спасаю твоему другу задницу, — ворчливо отвечает вожатый, поднося лицо ближе к динамику. — Считай, что возвращаешь долг, — гордо парирует Позов, в глубине души безумно счастливый, что Матвиенко появился здесь так вовремя, да ещё и вооруженный зонтом. — Договорились! — на удивление покладисто соглашается Серёжа, подхватывая вожатого под локоть и быстрым шагом устремляясь к корпусу. Дима старается не отставать, держась ближе к Матвиенко, но не настолько, чтобы тот почувствовал Позовскую не унимающуюся дрожь. Это не работает, на самом деле. Но Серёжа молчит, понимая, что сейчас не время и не место ругаться. У корпуса он пропускает Диму вперёд, буквально впихивая того под козырек, а после и через входную дверь. Под вожатыми тут же образуется маленькая лужица, но Серёжа просто рад, что они наконец под крышей. — Что на тебя нашло?! — снова нападает на Позова Матвиенко. — Мы в корпусе! Созвонимся позже! — в трубку кричит Дима, словно это поможет связи работать лучше, после чего сбрасывает звонок и поднимает глаза на своего спасителя. Дрожь до сих пор не прекращается, и это тревожит Позова. Ему нужен горячий душ, причем срочно. Серёжа резво отставляет зонт, выпрыгивает из резиновых сапог и избавляется от дождевика, прилипшего к кофте под ним. Всё это он делает в считанные секунды, после чего по-хозяйски дёргает молнию на Позовской ветровке. — Эй, — тихо возражает Дима, стуча зубами. — Я помогаю, — отрезает Матвиенко, стягивая прилипшую ткань и недовольно цокая при виде надетой под ветровкой тонкой футболки. — Я думал, что успею, — пытается оправдаться Позов, но пронять Серёжу не удается. Он вдруг берет на себя все обязанности старшего и тащит за руку Диму по лестнице, бросая коротко «Воду потом сам вытру», доводит вожатого до его комнаты и вталкивает, заходя ненадолго следом. — В теплый душ и под одеяло, — тоном, не терпящим возражений, командует Серёжа. Дима оборачивается на него и внимательно смотрит. Матвиенко выглядит точно так же, как и раньше, но от его заботливой настойчивости внутри немного теплеет. — Договорились, — слабо улыбается Дима, расстёгивая пуговицу на джинсах и следом молнию. — Спасибо, — выдыхает он, боясь даже представить, что было бы, ударь молния в дерево, под которым он стоял. Серёжа кивает, ничего не отвечая, и выходит. Он действительно вытирает всю воду, натекшую с них, ставит и свою, и чужую промокшую обувь сушиться, поправляет Димину ветровку, которую в спешке снял, выворачивая рукава наизнанку. После Матвиенко возвращается к себе в комнату, принимая теплый душ и переодеваясь в теплую и сухую одежду. В связи с погодой сонник и дискотеку отменяют, и оба отряда до самого отбоя сидят в своем корпусе. Серёжа больше не проверяет состояние Димы, хотя то и дело ловит себя на мысли о нём.***
Позов искренне надеется, что история с ливнем пройдет для него без последствий. Однако проснувшись следующим утром, вожатый обнаруживает тяжесть в груди, шум в голове и с десяток кошек, скребущих в горле. Кажется, у него даже поднимается температура, и голос хриплый, как у старика. Дима вздыхает, пряча лицо в ладони. Они прохладные, что немного успокаивает напряжение в висках, но едва ли это поможет надолго. Превозмогая слабость, Позов встаёт с кровати и доползает до соседней вожатской. Он тихо стучит, отмечая про себя, что, судя по тишине, ещё слишком рано для подъема. Но дверь открывает Соня, почти не сонная и как всегда энергичная. — Доброе утро! — вполголоса здоровается напарница, всматриваясь в Димино лицо с тревогой. — Что-то случилось? Ты выглядишь, прости, не очень… — Я заболел, кажется, — хрипит Позов, — сегодня попробую отлежаться в комнате. Пришел предупредить, — вожатый отступает на шаг назад, боясь заразить и Соню. — Конечно! — девушка снова осматривает напарника с головы до ног. — Бегом в постель, Дима, нельзя болеть! После завтрака мы занесем тебе таблетки из медпункта! Благодарно кивая, Позов плетется обратно к своей вожатской, где падает на постель, заворачивается в одеяло и снова проваливается в сон. Просыпается он от настойчивого стука в дверь. — Да! — пытается сказать Дима, но получается скорее короткий хрип, чем слово. То ли визитер умудряется услышать его, то ли устает ждать приглашения, потому что секундой спустя дверь открывается, и в комнату вваливается Матвиенко. — Серёжа? — Позов хлопает глазами, словно увидел привидение. — С утра был им, — отвечает вожатый, придирчиво оглядывая комнату. — Как себя чувствуешь? — Пожевано, — Дима тыльной стороной ладони трет глаза, но замирает, когда на его лоб резко опускается прохладная ладонь. — Ещё бы. У тебя температура, — голос Серёги недовольный, как у мамы, когда ее сын промочил ноги и простудился. — А что ты здесь делаешь? — пытается перевести тему Позов. — Разве у тебя нет своих дел? — Есть, — соглашается Серёжа, — но девчонки коллективно решили, что тебя нужно как можно быстрее поставить на ноги. — И?.. — И меня не жалко, — Матвиенко пожимает плечами, а Позов хмурится. — В смысле, если вдруг я заражусь и заболею, потери будут небольшие, а если ты в короткие сроки не вылечишься, всем будет туго. — Это кто сказал? — уточняет Дима, пока не решив, что он сделает с той из вожатых, кто так неуважительно отзывается о Серёже. Да, у него есть недостатки, мешающие работе в лагере, но так принижать Матвиенко Позов разрешает только себе, и только в шутку. — Надя, — Серёжа говорит спокойно, поясняя, — да и она права, вообще-то. Мы все согласились, — он пожимает плечами, успокаивающе улыбаясь, но Дима всё равно насупливается и складывает руки на груди. Матвиенко раскладывает на тумбочке блистеры разноцветных таблеток и бутылек какого-то сиропа, распахивает шторы и поворачивается обратно на больного. «Укройся», — командует он, после чего ненадолго приоткрывает окно. Свежий воздух проникает в лёгкие Димы, и пусть он прохладный, дышать становится немного легче. — На что жалуешься? — спрашивает Серёжа, и вдруг Позов улавливает в его голосе беспокойство. Он молча смотрит на Матвиенко, и тот не смеет нарушить молчание, гадая, о чем же думает Поз, разглядывая того в ответ. — Горло болит и голова, — разрывая зрительный контакт, Дима падает на подушку, складывая руки на груди и упирая взгляд в потолок. Серёжа ничего не отвечает, но через минуту приносит больному стакан воды и несколько таблеток. — Спасибо, — Позов снова смотрит ему в глаза, принимая лекарства. — Переставай так делать, — просит Матвиенко сконфуженно, отводя глаза. — Что? — не понимает Дима, но Серёжа не отвечает. Его забота молчаливая, как будто вожатый стесняется проявлять ее, но очень мягкая и теплая, как объятия. Матвиенко не покидает вожатской, следя за состоянием Позова, измеряя температуру ладонью, давая много теплой воды и заставляя постоянно укрываться. Дима периодически следит за Серёжей глазами, лениво размышляя о том, как всё-таки обманчиво бывает первое впечатление. — А ты не такой бука, каким показался мне при первом знакомстве, — хмыкает он внезапно. Серёжа оборачивается, растягивая губы в улыбке. — У тебя что, снова жар? — спрашивает он со смехом. — Нет, — Дима качает головой, елозя головой по подушке. — Просто вдруг подумал, как за такими хмурыми глазами скрывается такая заботливая натура, — он переворачивается набок, привставая и опираясь на локоть. — У меня хмурые глаза? — спрашивает Матвиенко упавшим голосом. — Нет, — Позов вдруг понимает, что не соврал, и прищуривается, вглядываясь в лицо собеседника. — Нет, — повторяет он, — я так подумал, когда впервые увидел тебя. Сейчас так не считаю. — Хорошо, — Серёжа забирается на пустующую кровать у противоположной стены комнаты и копирует Димину позу. Больному остаётся только отлеживаться и ждать, чтобы болезнь отступила, не начавшись. — Расскажи что-нибудь, — просит Позов, и Матвиенко в который раз за день в своей голове сравнивает его с котом, обычно живущим своей жизнью, но временами трущимся о ноги и жаждущим ласки. — Например? — на ум как назло ничего не лезет. — Что угодно, — локоть затекает, и Позов снова ложится на спину, буравя глазами потолок. — Я плакал на «Холодном сердце», — внезапно признается следом. — Что? — Серёжа улыбается, рассматривая фигуру Димы, ожидая пояснений. — Мы смотрели его в кинотеатре с сестрой. Там такие классные песни, знаешь, — Позов замирает, вспоминая. — И в какой-то момент я осознал, что глаза на мокром месте. Давно такого не чувствовал. — Тебе нравится Дисней? — допытывается Матвиенко. — «Нравится» — это громкое слово. Скорее, я периодически получаю удовольствие от их проектов. А тебе что, не нравится Дисней? — Я больше фанат Дримворкс, — уверенно отвечает Матвиенко, словно давно ждал этого вопроса. — «Шрек», «Мегамозг»… — «Мадагаскар», — подхватывает Дима. — Дримворкс правда круче, — соглашается спустя пару секунд размышлений. Снова наступает тишина. Комфортная, обволакивающая, дающая каждому пространство для собственных размышлений. — Я люблю колу, — наконец говорит Серёжа. — И не очень люблю кофе. Только если там будет много молока. — Не любишь кофе? — Дима сам не понимает, почему улыбается. — Он слишком терпкий, — Серёжа тоже ложится на спину, прикрывая глаза. — То ли дело кола. Сладкая, газированная. Выпил и потом ещё час слушаешь, как в носу пузыри шипят. — Фу! — Дима смеётся, и собеседник подхватывает. — …Какую музыку слушаешь? — через время спрашивает Позов. — Точно не то, что включают у нас на дискотеке, — фыркает Матвиенко, и Дима активно кивает. — Я включу тебе как-нибудь. — Хорошо. Тихий разговор, то затухая, то вспыхивая вновь, не даёт Диме заскучать. Он даже забывает ненадолго о плохом самочувствии, вспоминая о нем только тогда, когда Серёжа вдруг встаёт с кровати и направляется к двери. — Обед, — отвечает Матвиенко на молчаливый вопрос Позова. — Я принесу тебе твою порцию. Кроме супа, его я пролью по дороге, — Дима хмыкает и кивает, только сейчас понимая, что действительно проголодался. — Не скучай, — с этими словами Серёжа выходит. «Не буду!» хочет крикнуть Позов ему вслед, но почему-то не кричит.***
Матвиенко нет слишком долго, и Дима с каждой минутой чувствует, как растет его голод. Наконец дверь распахивается, и Позов привстает на локтях, желая поскорее увидеть свою сиделку и свой обед. — Привет, — Антон приветственно машет рукой, проходя в комнату и осматриваясь. Позов хлопает глазами, но следом за Шастуном заходит Матвиенко, и Дима незаметно для себя успокаивается. — Привет, — запоздало здоровается больной, стреляя глазами в сторону Серёжи, ожидая объяснений. — Я искал тебя сегодня в столовой, — Антон садится на свободную кровать, вертя головой и рассматривая обстановку. — Хотел поздороваться, пообщаться, но ты не пришел, — вожатый хмыкает. — Тогда я узнал твой отряд и увидел ребят, — Шастун кивает на Серёжу. — Познакомился с Матвиенычем и услышал, что ты заболел, так что пришел тебя поддержать, — Антон тепло улыбается, и Дима возвращает ему улыбку. Серёжа протягивает Позову тарелку, накрытую другой тарелкой, и вилку. Тот садится на кровати, и наконец видит долгожданный обед. Картофельное пюре, котлета и кусок хлеба. Потрясающе! — А когда поешь, будем тебя развлекать, — подмигивает Шастун, и вместе с Матвиенко хихикает, делая таинственное выражение лица. Дима быстро уплетает всё, что есть на тарелке, после чего выпивает все необходимые лекарства и заявляет визитерам, что чувствует себя почти здоровым. — Это прекрасные новости, потому что у нас сюрприз, — улыбается Шастун и демонстрирует пакет, который он принес с собой. — Что там? — с любопытством интересуется Позов. — Лучшее, что есть в работе вожатым, — смеётся Серёжа, и Антон вытряхивает на кровать несколько пачек чипсов, сухариков, две шоколадки и двухлитровую газировку. — Запрещенка! — словно конферансье на концерте представляет Шастун этот перекус. — Предлагаю выбрать фильм и хорошенько провести вечер! Дима расплывается в улыбке. Замечательная идея. Они выбирают какой-то незамысловатый боевик, ставят ноутбук на незанятую кровать. Антон и Серёжа садятся на пол у кровати Димы, а сам Позов немного перемещается, чтобы доставать до чипсов, разложенных на полу же между парнями. Фильм оказывается средним, но шутки вожатых, высмеивающие то персонажей, то ситуации, то костюмы, спасают настроение. Следующее кино из жанра мистика, и во время просмотра они почти не разговаривают. Только перед самыми титрами все линии распутывают и объясняют все детали, да так ловко, что ещё минут двадцать после окончания фильма парни обсуждают самые запомнившиеся моменты и сюжетные повороты. Незаметно приближается время ужина, и Антон обещает, что после него снова придет вместе с Серёжей, потому что его напарницы «понимающие, во-первых, а во-вторых, и сами прекрасно справятся». Дима улыбается, наказывая своим сиделкам быстрее уйти чтобы быстрее вернуться. Оставаясь один, он валяется на кровати звёздочкой, с удовольствием отмечая, что горло больше не скребёт, и голову не стискивает тугой обруч боли. Кажется, болезнь действительно удается задушить в зародыше. На ужин Позову приносят рис с тефтелями и подливкой и небольшой овощной салат, чему тот снова искренне радуется. В лагерной столовой действительно вкусно готовят, а чипсы кончились ещё на первом просмотренном фильме, так что Дима снова успевает проголодаться. — Ещё фильмец? — предлагает Антон, листая какие-то подборки в поисках стоящего варианта. — Я за, — улыбается Позов. — Только вам придется забраться ко мне. Погода после вчерашнего немного выправляется, но всё ещё не возвращается к привычной летней, и к вечеру становится ощутимо прохладнее. — Зовёшь к себе в постель, Позов? — Серёжа выгибает одну бровь, Дима закатывает глаза, а Антон коротко смеётся. Во время просмотра фильма больной сидит между своими товарищами, полностью погруженный в сюжет. Начавшись очень динамично и интересно, к середине кино сдает и в сюжетном, и в визуальном плане, Позов всё чаще зевает в кулак и отводит взгляд от происходящего на экране. Незаметно для себя он засыпает, укладывая голову на чужое плечо. Серёже требуется ещё несколько минут, чтобы осознать, что Дима уснул на нём. Матвиенко бросает короткие взгляды на Позова, на Шастуна, но последний ничего не замечает, сосредоточившись на кино. Матвиенко невесомыми заботливыми движениями поправляет голову больного, чтобы ему было удобнее, и сидит не шевелясь. На фильм отвлечься уже не получается, и в какой-то момент Серёжа не выдерживает. — Тох, — зовёт он вполголоса. — А? — Шастун отрывает взгляд от ноутбука и смотрит на Матвиенко. — Уснул, — взглядом указывая на Позова констатирует очевидное Серёжа, — нам тоже пора по корпусам. Пусть отдыхает. Антон понятливо кивает, мгновенно вставая с кровати, ставя фильм на паузу и закрывая крышку ноутбука. Он жмёт Матвиенко руку на прощание, бросает «Было приятно познакомиться» и выходит из вожатской. Серёжа даёт себе ещё минутку, и тоже пытается аккуратно встать с кровати. Позов во сне хмурится, обхватывая свою живую подушку руками поперек талии, не собираясь отпускать. — Дим, — зовёт Матвиенко тихо, — проснись на минуточку. Хватка больного ослабевает, и он поднимает голову, сонно хлопая глазами. Серёжино лицо слишком близко к его собственному, но Позов ещё не проснулся до конца, чтобы отметить это. — Ложись на подушку, — ласково говорит Серёжа, отодвигаясь к краю кровати и укладывая Диму на освободившееся место. — Спасибо, — вновь бормочет Позов, обхватывая подушку, будто та тоже может убежать, позволяя укрыть себя одеялом. Ладонью Матвиенко меряет Димкину температуру, но его лоб прохладный без намека на жар. На секунду Серёжа позволяет себе задержать пальцы в чужих волосах, после чего забирает посуду, оставшуюся после ужина, и выходит за дверь. Позов проваливается глубже в сон и благодаря всеобъемлющей и своевременной заботе Серёжи на следующее утро просыпается снова здоровым и полным сил.