в память о проведенном вместе лете

      Будильник врывается в его сны привычной мелодией, и впервые с самого начала смены Дима морщится, зарываясь лицом глубже в подушку. Хочется просто провалиться обратно в мягкое забытье, пробыть там немного подольше и проваляться в постели хотя бы лишний часок.       Мелодия повторяется снова спустя десять минут, и Позов подскакивает, как ужаленный. Конечно, он еще не проспал — это был бы настоящий нонсенс! — но явно поднялся с кровати позже, чем планировал. Дима трет лицо пальцами, разминая мышцы, после запускает ладони в волосы и вдруг замирает.       В сознание стремительно врываются воспоминания вчерашнего вечера, и к щекам приливает кровь. Это почти незаметно внешне, но внутри Позов чувствует вспыхнувший за секунду пожар. Кажется, он помнит каждую секунду прошедшего вечера, каждое мгновение с того самого, когда столкнулся с Серёжей на лестнице. В глубине души Дима конечно таил надежду, что поцелуй произойдет, однако и поверить не мог, что Матвиенко прежде не обсудит ничего с ним. Храбрость вожатого вызывает уважение. Или это была глупость?..       В любом случае, сам Позов расплывается в широкой улыбке, чувствуя, как покалывает губы от одного воспоминания. Он вновь возрождает в памяти ощущение поцелуя и чужих ладоней на своей талии, вновь чувствует, как те поднимаются выше, посылая тысячи мурашек разбегаться по всему телу и подкашивая колени… Рвано выдыхая, Дима касается кончиками пальцев своих губ, будто проверяя, на месте ли они. На мгновение его затапливает жгучее разочарование, что пришлось оторваться от Серёжи так быстро.       Воспоминание о последовавших за поцелуем объятиях еще греет сердце, но Дима со вздохом уже встает с постели, направляясь к раковине, желая проверить, не слишком ли покраснели его скулы, а заодно умыться и почистить зубы. Позов быстро оказывается у шкафа, распахивает его дверцы, но тут же замирает. Вдруг ему кажется, что ни одна из вещей на вешалках или в ящиках не подходит под сегодняшний настрой. С одной стороны, Диме не хочется выделять одеждой, что что-то произошло. А с другой — вожатый просто изнывает от желания подразнить Матвиенко своим внешним видом!       В конце концов, потратив в два раза больше времени, чем обычно, Позов с гордостью смотрит на своё отражение в зеркале. Строгие серые брюки, жилетка в тон и винного цвета водолазка делают его похожим на франта, но никак не на вожатого. На шею Дима водружает цепочку, снятую со штанов, а вожатский галстук с сожалением повязывает на шлевку брюк, завязывая бантиком. Позов бы и вовсе не надевал его, но сегодня после завтрака начало родительского дня, и именно в этот день ношение галстука особо обязательно. Удостоверившись, что выглядит неотразимо и серьезно одновременно, Дима наконец покидает вожатскую.       Соня высоко вскидывает брови, оглядывая своего напарника.       — У тебя сегодня свидание? — спрашивает она, толкая вожатого бедром.       Тот хмыкает, качая головой и сохраняя спокойное выражение лица.       — Хочу понравиться родителям своей серьезностью и официозом, — отвечает Дима, поправляя жилетку, и без того сидящую по фигуре.       Девушка кивает, соглашаясь, поднимая брови и опуская уголки губ.       — Дмитрий Темурович! — из комнаты выглядывает Варя, окидывая вожатого пристальным взглядом с головы до ног. — Замечательно выглядите, надеетесь на новые знакомства? — девочка двигает бровями, широко улыбаясь.       Позов пытается посмотреть на нее хмуро, но получается не слишком убедительно.       — Хочу выглядеть презентабельно для ваших родителей, — вновь сообщает он со смешком. — Переборщил? — вожатый прищуривается.       — Нет! — почти хором отвечают Варя и Соня, переглядываясь и начиная смеяться.       Дима отмахивается от них и сообщает, что будет ждать отряд у корпуса.       Спустя пятнадцать минут все наконец выстраиваются в ровную колонну. Девочки бросают на Позова заинтересованные взгляды, перешептываясь, и даже мальчики склоняют головы вбок, оценивая Димин внешний вид. Лиза что-то долго шепчет Кате на ухо, а та, слушая, не может отвести от вожатого глаз. Соня, проверяющая крыло на предмет забытых и потерянных, выходя, наконец прерывает эту модную оценку, привлекая всеобщее внимание коротким хлопком и командуя начинать движение.       У столовой, среди других отрядов, Позов перестает ощущать на себе чужие взгляды, начавшие потихоньку напрягать. А потом начинается зарядка, и вожатый отходит немного в сторону, ища глазами «Бонджорно!». Найдя, Дима вздыхает, отмечая на отряде только Надю и Дашу. Значит, сегодня накрывает Серёжа… Придется подождать еще немного.       Наконец все рассаживаются за столом, и Позов разворачивается на стуле, наблюдая за Матвиенко.       На нем белоснежный фартучек, кое-как держащийся из-за плохо завязанного пояса, скрывающий рисунок на серой футболке, но удивительно сочетающийся с белыми же штанами, в которых Серёжа был еще вчера. Чувствуя, что на него смотрят, вожатый поворачивает голову, сталкиваясь с Димиными глазами. Его взгляд теплеет, а губы невольно расплываются в улыбке, и поднос в руках опасно наклоняется. Позов также этого не замечает, рассматривая словно в первый раз черты его лица, находя их крайне привлекательными.       Сидящий за столом Паша ойкает, восклицая «Сергей Борисович, у Вас сейчас упадет!», и вожатый вздрагивает, отмирая и успевая поймать тарелки, уже пытающие соскочить с подноса в его руках. Дима моргает, отворачиваясь и уводя глаза куда-то в сторону окон, надеясь, что никто не обратил на это происшествие внимания.       Через некоторое время Матвиенко присоединяется к столу, и Позов вновь поднимает на него глаза, отмечая, что вожатый так и не снял фартук.       — Сейчас так модно? — спрашивает он, указывая на Серёжу ложкой.       Девушки смеются, прикрывая лица ладонями или отворачиваясь.       — Я не могу его развязать, — отвечает вожатый страдальческим тоном, заставляя напарниц снова хихикать.       — Поднимайся, — Позов закатывает глаза, вставая из-за стола и ожидая Матвиенко.       Серёжа с готовностью подскакивает к коллеге, и тот кладет ему руки на плечи, разворачивая к себе спиной.       — Замечательно сегодня выглядишь, — шепчет Матвиенко, на что Дима только довольно хмыкает.       — Ты тут такой узел завязал, что и вчетвером не развязать, — сообщает Позов, пытаясь хотя бы различить, какая петелька какой завязке принадлежит.       — Я хотел написать тебе СМСку об этом, — полностью игнорируя всех остальных, шепотом продолжает Серёжа, — но понял, что у меня нет твоего номера. Так глупо, — Матвиенко хмыкает и после паузы продолжает. — Так хочется расстегнуть по очереди все пуговки на этой жилетке…       Кончики ушей Димы на секунду вспыхивают от прямолинейности вожатого, и он прячет улыбку в чужих лопатках, продолжая битву с узлом на поясе фартука. Наконец Позов одерживает победу, и довольно вручает Матвиенко по завязке в каждую руку, хлопая его по плечу и незаметно сжимая, желая продлить это касание подольше.       — Давайте обменяемся номерами? — предлагает Дима через несколько минут, переводя взгляд с одной вожатой на другую.       Девушки смотрят на него в легком недоумении, но Позов невозмутимо пожимает плечами.       — Мне кажется, так удобнее связываться, да и иногда тут даже ловит телефон, — он хмыкает, вспоминая вечер прошлой субботы и свой прерванный ливнем разговор с Арсом. — Тем более, сегодня родительский день, будет очень много беготни.       Надя морщится, Ида хмурится, Соня и Даша успешно сдерживают недовольство, и даже обычно непоколебимый Серёжа длинно выдыхает. Вожатые относятся к родительскому дню крайне неоднозначно.       — Ну, я думаю, можно, — наконец отвечает Даша, протягивая через стол Диме мобильный с открытой телефонной книгой. — Записывай, — улыбается она.       Все остальные тоже достают телефоны и передают по часовой стрелке. Позов отдает телефон Серёже, и тот касается его ладони чуть дольше необходимого, вызывая легкую улыбку.       Дима вбивает свой номер в телефон Даши, Сони и Иды, после Нади и наконец в его руках оказывается смартфон Матвиенко. Велик соблазн выйти из телефонной книги и покопаться в других приложениях, но Позов сдерживает себя, набирая номер и замирая над клавиатурой и глядя на курсор, мигающий в поле «Имя». В голову приходит сразу несколько вариантов от непосредственно собственного имени и до какой-нибудь слишком приторной романтической клички, и Дима поджимает губы, пытаясь выбрать.       — Забыл свой номер? — шутит Ида, наблюдая за напарником, и тот хмыкает, не отводя глаз от дисплея.       — Перестал различать цифры, — чуть запоздало парирует Позов, чувствуя боком, как Серёжа прожигает в нем дырку любопытным взглядом.       Наконец Дима что-то быстро печатает, сохраняет контакт и блокирует телефон, передавая его владельцу и забирая у Даши свой. Быстро снимая блокировку, Позов пролистывает телефонную книгу. Быстро находит глазами контакт «Даша», «Ида» со смайликом лягушки после имени, «Надя» с парой улыбающихся скобочек. На «М» Матвиенко не находится, и Дима листает до «С». Прямо перед контактом «Соня» красуется занимающее весь экран «Самый ахуенный» с розовым сердечком на конце. Вожатый изо всех сил сдерживает смешок, меняя имя контакта на «Серёжа», но, подумав, оставляя сердечко. Дима поворачивает голову как раз для того, чтобы увидеть реакцию Матвиенко.       Последовав примеру Позова, тот тоже листает телефонную книгу, изучая, как себя подписали в ней вожатые. Контакты девушек забиты с теми же именами, что у Димы, только рядом с Надиным именем скобочки печальные. Зато телефонного номера Позова не находится ни на «Д», ни на «П». Повнимательнее читая имена контактов, Серёжа вдруг замечает один новый. «Зануда» просто значится после номера ЖЭКа, что заставляет Матвиенко фыркнуть от неожиданности, пытаясь скрыть смех.       Позов глядит на Серёжу, не отдавая себе отчета, что любуется, пока тот, прикрывая телефон от чужих глаз, приписывает в начало имени контакта «Любимый» и быстро блокирует телефон, словно его могут высмеять за это изменение.       — Теперь будем на связи, — подытоживает Дима, допивая какао и поднимаясь из-за стола.       Матвиенко провожает его долгим взглядом, мысленно ругая тех, кто придумал родительский день именно сегодня и крепче сжимая мобильник в левой руке, сдерживая желание написать Позову прямо сейчас. Серёжа и сам не знает, что такого Дима делает с ним одним своим существованием, однако наслаждается этим, пока может.       — Что? — спрашивает он, замечая, что все вожатые не сводят с него вопросительных взглядов.       Девушки качают головами, Ида прищуривается, но молчит.       После завтрака все отряды потихоньку стягиваются к главным воротам, ожидая приезда родителей. Вожатые бегают среди детей, напоминая громко проскандировать «Добро пожаловать в лагерь!», как только откроются ворота. И когда это наконец происходит, нестройный хор детских голосов приглашает взрослых на денёк окунуться в живую лагерную жизнь.       У вожатых до самого обеда только одно важное задание — показаться родителям и быть всегда поблизости на случай, если им что-нибудь понадобится. Дима находит глазами в толпе Серёжу, но тот занят знакомством с мамами и папами своих воспитанников, и Позову остаётся только наблюдать за ним, отмечая, как очаровательно вожатый морщится, когда лучи жаркого летнего солнца находят его глаза даже через нежно-зеленую гущу листьев.       Подбегает Варя, за одну руку ведя девушку Диминого возраста, как две капли воды выглядящую как она сама, а за другую — женщину, одновременно похожую и не похожую на них обеих.       — Это он, — гордо представляет девочка, сверкая улыбкой, и Позов кивает, ответно растягивая губы.       — Доброе утро, — здоровается он, протягивая руку предположительной маме Вари. — Дмитрий Темурович.       — Наслышана, — смеется женщина, крепко пожимая ладонь и окидывая вожатого оценивающим взглядом, после наклоняясь к младшей дочери и говоря нарочито громким шепотом. — Он еще симпатичнее, чем ты описывала!       Варя заливается громким смехом, а Дима кашляет, пытаясь скрыть смущение.       Женщина задорно подмигивает ему, и Позов, не придумав, как отразить это кокетство по-другому, важно поправляет жилетку, довольный собой как лоснящийся кот.       — Приятно знать, что Вы делаете смену Варьки незабываемой, — вступает старшая сестра, также пожимая руку Диме, но уже более спокойно. В ответ вожатый кивает, прикладывая два пальца к виску и шуточно отдавая честь.       — Пойдемте по территории! — снова встревает Варя, хватая маму и сестру под руки. — А то вы захвалите Дмитрия Темуровича, а он, между прочим, занят!       Женщина вскидывает брови, да и сам Дима приоткрывает рот, хлопая глазами.       — Ты о чем? — спрашивает он у Вари на полтона тише прежнего.       — Ни о чем! — задорно парирует командирша третьего отряда. — Просто дразнюсь! — и, взмахнув челкой, уводит семью по дорожке вглубь территории.       Позов непроизвольно оглядывает толпу в поисках Серёжи, но не находит его, коротко трясет головой, выкидывая зарождающиеся мысли, для которых сейчас не лучшее время, после чего вновь возвращается в приподнятое дружелюбное настроение.       Через время к нему осторожно подходит Катя. В двух шагах от девочки идут женщина и мужчина, в которых вожатый без труда узнает ее родителей.       — Добро пожаловать! — улыбается Позов, с готовностью протягивая руку отцу своей воспитанницы.       Тот крепко жмет протянутую ладонь, в ответ приподнимая уголки губ, мама Кати же выглядит немного отстраненной.       — Это Дмитрий Темурович, — представляет девочка, бросая на вожатого короткий восхищенный взгляд и переводя его тут же на маму, словно ища одобрения.       — Очень приятно! — тут же отзывается отец, вертя головой в воодушевленном настроении. — Приятно снова почувствовать вкус лагерной смены!       Дима согласно кивает, улыбаясь мужчине, женщина же прищуривается.       — Дмитрий Темурович, а Вы для чего тут работаете? — спрашивает она, и в тоне Позову явственно слышится подозрение.       — Это моя университетская практика, — отвечает он, опешив, поднимая глаза на вопрошающую.       — И только? — продолжает допытываться женщина, переводя взгляд с Кати на вожатого и обратно.       — Мама! — вырывается возмущенное у девочки, и даже отец семейства предупредительно касается кончиками пальцев ее локтя.       — Да, — не теряя самообладания, спокойно отвечает Позов. — И если у Вас есть какие-то претензии к тому, как я выполняю свою работу, я готов отчитаться за ее выполнение перед администрацией. Вас проводить? — Дима парирует без лишнего давления, но твердо, не позволяя запугать себя чьими-то беспочвенными додумками.       Женщина поджимает губы, еще раз оглядывая вожатого с головы до ног, после чего резко качает головой и разворачивается на каблуках. Муж бросает извиняющийся взгляд и быстро догоняет ее. Катя стоит рядом с Позовым, низко опустив голову.       — Дмитрий Темурович, — судя по голосу, девочка вот-вот заплачет, — я не понимаю, о чем моя мама думает и зачем задает такие вопросы… Простите ее, пожалуйста. И меня про-       Позов присаживается на корточки, заглядывая Кате в лицо, отмечая, как от навернувшихся слез посинели ее голубые глаза.       — Катюш, — он мягко перебивает девочку, — тебе не за что извиняться. Во-первых, любые намеки не обоснованы, так что злиться тут не на что. Во-вторых, даже если бы меня задели слова твоей мамы, я бы ни в коем случае не стал перекладывать ответственность за них на тебя. Не расстраивайся. Гуляй, — он улыбается, и девочка поднимает свои глаза, долго глядя в лицо вожатого. Ее собственное при этом заметно светлеет, и наконец Катя согласно кивает.       — Увидимся у столовой, — прощается она более смело.       Дима в ответ согласно кивает.       До самого обеда у него не находится ни одной свободной минутки. Большинство родителей настроены куда более дружелюбно, нежели Катина мама, и Позов легко общается с детьми и родителями, водя экскурсии по территории лагеря, о чем-то рассказывая, приправляя истории шутками и очаровывая даже просто мимо проходящих людей.       К середине дня он несколько выдыхается, и у столовой даже облокачивается на перила, поднимаясь на первую ступеньку и устало вздыхая. Серёжи в толпе не обнаруживается, и Позов смиренно ждет момента, когда можно будет войти в столовую и вновь лицезреть Матвиенко во всем очаровании белого фартучка.       Однако к тому моменту, как третий отряд рассаживается по своим местам, вожатый шестого уже сидит за столом, уплетая суп с завидной скоростью. Разочарованный Дима плюхается на стул рядом, придвигаясь ближе и надеясь зарядиться от Матвиенко энергией. Тот будто молчаливо понимает желание Позова, бедром прижимаясь к Диминому, кидая в его сторону короткие взгляды и улыбаясь одними глазами.       Вожатый ловит все эти движения, чувствуя, как по телу разливается тепло, идущее явно не от горячего супа в желудке, кладя руки на стол так, чтобы локтем касаться чужого. Их напарницы слишком утомились и сами, чтобы придавать значения всему происходящему между Димой и Серёжей и последний, пользуясь моментом, ловит взгляд первого и еле заметно качает головой в сторону выхода. Обед еще не подошел к концу, но глаза Матвиенко полыхают хитрыми костерками, утаскивая утомленного Позова в свои мягкие омуты с головой, отчего тот еле заметно кивает.       Трапеза мгновенно сворачивается, и вожатые буквально сбегают, бросая напарницам какую-то не слишком убедительную отговорку и быстро покидая столовую, изо всех сил стараясь вести себя непринужденно.       Не успевает Позов сойти с лестницы, как Серёжа хватает его за запястье, утаскивая за собой к выезду с территории лагеря.       — Если все родители уже приехали, то там сейчас должно быть безлюдно, да? — предполагает Матвиенко, и Дима хмыкает, надеясь, что он прав.       Они оказываются недалеко от той части ограды, у которой Серёжа хотел поцеловать Диму вчера, но их прервали. Понимая это, Позов улыбается, воровато оглядываясь и, не увидя никого больше, делает шаг навстречу вожатому, поднимая ладонь и поглаживая чужую щеку пальцами. Матвиенко на этот ласковый жест на секунду закрывает глаза и расплывается в улыбке, отчего сердце Димы пропускает удар. Он было думает бросить эту прелюдию и притянуть к себе Серёжу, но в отдалении слышит шорох шагов по покрытию ведущей к выходу из лагеря дорожки.       — Черт! — Матвиенко недовольно распахивает глаза и накрывает ладонь Позова своей, опуская, но не отпуская, с прищуром глядя сквозь стволы деревьев в сторону раздающихся шагов.       Чей-то папа медленно направляется к воротам, то ли собираясь проверить машину, то ли что-то забыв в ней, и Дима вздыхает.       — Надо найти место уединеннее, — озвучивает он свои и Серёжины мысли.       Как назло, именно сегодня вся территория лагеря усыпана отдыхающими семьями или сотрудниками лагеря. У купола летней сцены, у спортивной площадки, за корпусами, даже на любимом месте вожатых для курения с низким ограждением — везде, куда ни глянь, можно встретить детей и их родителей.       — Может в корпус? — не сдается Серёжа, глазами пожирающий Диму и с каждым неподходящим местом распаляющийся только сильнее.       Позов только качает головой. Он чуть крепче сжимает ладонь Матвиенко и наклоняется к его уху, опаляя дыханием чувствительную кожу.       — Придется потерпеть, — шепчет Дима, не до конца понимая, кого он дразнит больше: вожатого или себя, — уже завтра все эти родители уедут, и у нас появится множество мест для уединений.       Серёжа громко сглатывает, поднимая на него глаза. От неожиданно пленящей близости Позов замирает, не отводя взгляда от лица Матвиенко, чувствуя, как вкус вчерашнего поцелуя вновь вспыхивает в памяти и заставляет губы покалывать в ожидании новых. Детский смех в отдалении заставляет вожатых отпрыгнуть друг от друга и разорвать зрительный контакт.       — Мне будет трудно дождаться завтра, — признается Серёжа, и Дима смеется, молча кивая.       Большой концерт настолько обширный и длинный, что разделен ужином на два акта, и день, тянущийся слишком долго, наконец достигает времени его начала. Все дети и их семьи, а также вожатые собираются под куполом летней сцены, рассаживаясь и готовясь к лучшим номерам от каждого отряда. Позов с удовольствием бы сел рядом с Матвиенко, но его воспитанники, замечая вожатого, во все голоса просят его разделить концерт вместе с ними, и Дима не может отказать подросткам. Он бросает Серёже нежный взгляд и садится в паре скамеек от него.       На первом же номере Позов чувствует вибрацию в кармане штанов, после чего недоуменно вытаскивает телефон.       «Даже хорошо, что ты сидишь не рядом, иначе я не смог бы сдержать себя» — высвечивается на экране, заставляя Диму сжать губы, сдерживая улыбку. Нет надобности смотреть на имя отправителя, и Позов быстро набирает ответ, с облегчением обнаруживая, что сейчас — может, в честь родительского дня — связь поднялась аж на три полоски.       

«И что бы ты сделал?» — спрашивает вожатый, прекрасно понимая, что нарывается, но не в силах уговорить себя не подначивать Матвиенко.

      «Для начала я бы положил руку тебе на колено» — приходит ответ, и Дима сглатывает, поднимая голову от экрана телефона и встречаясь с Серёжей взглядами. Тот самодовольно улыбается, и Позов растягивает губы в кривой ухмылке, принимая правила игры.

      «И всё?»

      «Нет»       «Я бы медленно провел ладонью от колена до бедра, после чего забрался бы пальцами под твою сногсшибательную жилетку»       Дима вскидывает брови, не готовый признаться даже себе, что по спине пробежала маленькая стайка мурашек.       

«Это бы все заметили» — отвечает он, закусывая губу и стирая первоначально написанное предложение продолжать.

      «Я бы шептал тебе не отводить глаз от сцены и сам бы действовал наощупь. Я уверен, что это особенно заводит» — приходит невозмутимый ответ, и Позов снова сглатывает, слишком ярко представляя описываемое Матвиенко прикосновение.       

«А если бы я свою ладонь переместил с лавки тебе на бедро, сжимая ткань в попытке сдержать выдох удовольствия от твоих действий?» — идет в атаку Дима, вновь поднимая голову и наблюдая за Серёжей.

      Он готов поклясться, что видит, как сбивается дыхание вожатого, когда тот читает сообщение Позова и поднимает на того голодный взгляд.       «1:1» — приходит красноречивый ответ, и Дима самодовольно улыбается.       Незаметно проходит первая половина концерта, и все стягиваются в столовую на ужин. Матвиенко нагоняет идущего впереди Позова и шепчет ему на ухо: «Это было нечестно!» Тот только смеется и парирует: «Ты первый начал!», и Серёжа не находит, что можно сказать в ответ.       После ужина концерт возобновляется, но сидеть приходится на прежних местах. Наконец наступает время потихоньку стягиваться к кулисам, так как закрывающим номером ставят всеобщий танец вожатых. Проходя между скамейками, Дима специально идет с такой скоростью, чтобы у лесенки на сцену поравняться с Серёжей и подмигнуть ему. Тот рвано выдыхает, после чего вновь хватает Позова за руку и утаскивает за собой в угол между дальними кулисами и строительными конструкциями.       Вталкивая Диму в тесное пространство и протискиваясь следом, Матвиенко задергивает штору и наконец без лишних слов прижимается к чужим губам. Позов медлит лишь секунду, но после притягивает вожатого ближе за шею, выдыхая в поцелуй и чувствуя, как накопленная за день усталость покидает его тело от таких головокружительных ощущений. Серёжа стискивает Диму в объятиях, не отрываясь от его губ, и последний забывает даже, зачем они вообще поднялись за сцену.       Разум возвращается, и Позов отрывается, обхватывая лицо Матвиенко ладонями и глядя в его глаза с вдруг возникшей серьезностью.       — Серёж, — говорит Дима, — имей в виду, мы теперь встречаемся.       Вспоминается бестактный, намекающий на непотребства вопрос Катиной матери, и Позов осознает, что действительно не хочет делать нечто подобное совсем без ответственности за происходящее.       — Мы встречаемся?! — притворно удивляется Матвиенко, округляя глаза так, словно они только что не целовались за кулисами на концерте, посвященном родительскому дню.       Позов недовольно хлопает его по плечу, и Серёжа смеется.       — С удовольствием присвою тебя себе, — обнимая крепче, Матвиенко шепчет это ему на ухо, и Дима фыркает, пытаясь скрыть табун мурашек, пробежавший по позвоночнику.       И даже если эти отношения обречены, Позов готов нырнуть в них и разобраться немного позже, лишь бы обладать гарантиями. Это вообще не похоже на Диму, и Арс бы лопнул от изумления, если бы узнал, что именно Дима первым озвучил, что они с Серёжей встречаются. Вообще всё, что связано с Матвиенко, идет шиворот-навыворот, но, кажется, Позов начал привыкать, умудряясь получать от этого искреннее удовольствие.       Вдруг в их интимную атмосферу врывается голос ведущего, объявляющего «Сюрприз от вожатых», и уютный закуток за кулисами приходится в срочном порядке покинуть.       Концерт заканчивается громогласными рукоплесканиями, и родители начинают потихоньку покидать территорию лагеря, благодаря вожатых за этот насыщенный день и прощаясь со своими детьми еще на половину смены.       — Дмитрий Темурович, было приятно познакомиться, — по его плечу проводит ладонью Варина мама, вновь подмигивая, и Позов улыбается ей, кивая на прощание.       — Хорошо вам добраться, — желает он ей и старшей дочери.       Варя, обнимая обеих, остается стоять рядом с Димой, активно размахивая рукой и крича: «Еще увидимся!»       Неясно, почему после такого длинного и насыщенного дня дискотеку не отменяют, но Позову это только на руку. Уж эту дискотеку он точно прогуляет. Имеет, наконец, право, верно?! И когда третий и шестой отряды двумя чуть более медленными, чем обычно, вереницами вновь устремляются к летней сцене, Дима остается в корпусе, дожидаясь в мягком кресле, пока Серёжа завяжет шнурки и потягиваясь, разминая мышцы.       — Что мы будем делать, когда сигареты кончатся? — вдруг спрашивает Позов, косясь на Матвиенко и склоняя голову набок.       Тот оборачивается, растягивая губы в улыбке.       — Ты думаешь, они успеют кончиться?       — А сколько у тебя?       — Тебе в штуках или в пачках? — Дима распахивает глаза и вскидывает брови, и Серёжа не выдерживает, заливаясь довольным смехом. — У меня правило: в поездках не курить больше одной сигареты в одиночестве и больше двух в компании, так что даже пары пачек хватит на смену.       — А у тебя их..? — допытывается Позов.       — Ты не хочешь знать, — смеется Матвиенко, подходя к креслу и протягивая вожатому ладонь.       Тот поднимается, с улыбкой качая головой, и в ночном одиночестве под мерное ворчание сверчков вожатые наконец добираются до ограды, радуясь тому, что могут побыть наедине.       Дима только успевает перепрыгнуть за Серёжей через ограду, как тут же оказывается прижат к стволу ближайшего крепкого дерева. Матвиенко, и без того считающий, что достаточно стойко держался, припадает к его губам, прижимаясь сильнее и не давая ни шанса оторваться. Впрочем, Позов и не собирается. Наоборот, он опирается спиной на шершавую кору немного удобнее, запуская пальцы в чужие волосы, взлохмачивая их и посмеиваясь от этой шалости прямо в поцелуй. Изображая злость, Серёжа прикусывает его губу, заставляя Диму вздрогнуть и замереть на мгновение, чувствуя, как по задней стороне шеи бегут мурашки. Кажется, до сигарет сегодня и вовсе не дойдет.       Отстраняясь, Матвиенко облизывает губы, наблюдая за Позовым в теплых лучах заходящего солнца, откровенно любуясь и коротко поглаживая того через плотную ткань жилетки.       — Теперь я могу ее расстегнуть? — спрашивает он, хитро сверкая глазами.       Дима тонет во взгляде вожатого, кивая еще до того, как действительно обдумает его предложение. Маленькие пуговки оказываются быстро освобождены от петелек, и Серёжа по-хозяйски водружает ладони на чужую талию, сжимая мягкую ткань водолазки и взглядом проходясь от ремня штанов вверх до самого подбородка, после раздумывая секунду и следом прикасаясь губами к Диминой шее прямо через материал одежды. Изо рта Позова вырывается судорожный выдох, и он притягивает вожатого к себе ближе, откидывая голову назад, мечтая, чтобы Серёжа оттянул ворот водолазки и поцеловал напрямую.       Подразнив еще немного, Матвиенко действительно немного приспускает ворот бадлона — как называет ее Арсений — и прижимается губами к разгоряченной Диминой коже.       — Не смей оставлять засосы, — тяжело дыша, запрещает Позов, прикрывая глаза и поглаживая кончиками пальцев чужую спину.       Серёжа шкодливо смеется, и вибрации этого звука проходят ударом молнии по всему Диминому телу, заставляя того коротко простонать и оборвать себя, закусив губу.       — Не знал, что у тебя такая чувствительная шея, — улыбается Матвиенко, каждым движением губ задевая чужую кожу, подразнивая партнера.       — Ты многого обо мне не знаешь, — парирует Дима через силу, скользя ладонями по чужим плечам, сжимая их массажными движениями, словно мурчащий кот.       Серёжа замирает, коротко касается губами чужой шеи в целомудренном поцелуе, после чего оставляет такой же на Позовских губах и отступает на шаг. Распахивая глаза, Дима смотрит на Матвиенко, несколько сбитый с толку такой внезапной переменой в настроении.       — Что-то не так? — тихо уточняет вожатый, ища ответ в глазах напротив.       — Нет, — Серёжа быстро трясет головой, успокаивающе улыбаясь. — Просто я вдруг подумал, что ты похож на человека, который сначала узнаёт кого-то ближе, и только потом начинает с ним целоваться…       В ответ Позов, сам того не ожидая, громко смеется. Он притягивает к себе Матвиенко, порывисто обнимая и звонко чмокая того в щеку, после чего отвечает:       — Ты прав! Я только сегодня размышлял о том, что изменилось в моем обычном поведении, раз я поставил условие, что мы встречаемся до того, как узнал о тебе хотя бы тридцать процентов.       — Рад, что прочел твои мысли, — Серёжа задорно подмигивает, и тянет Диму обратно к ограде, облокачиваясь на кованные узоры и протягивая Позову пачку сигарет. — Спрашивай, что хочешь, мне нравится, когда тебе со мной комфортно.       И Матвиенко искренен в своем порыве. Ему в меньшей степени нужно знать человека, чтобы чувствовать к нему влечение, и ему очень хочется просто целовать Диму, но если тому важно узнать его поближе, вожатый готов потерпеть. Может, не слишком долго, но всё же.       Позов на мгновение теряется и дает себе время подумать над первым вопросом, пока берет из пачки сигарету и закуривает.       — Зачем ты приехал вожатым в лагерь? — спрашивает он первое, что пришло на ум.       Серёжа пожимает плечами.       — Лагерь — это не моя конечная цель, — говорит он, глядя куда-то в сторону уходящего солнца. — Я просто хотел поработать летом и подольше не видеть родителей, потому и рванул туда, где есть проживание и пища за счет работодателей, — Матвиенко улыбается, но Дима видит, что за этой улыбкой скрывается что-то еще, и накрывает его руку своей в жесте поддержки.       — У тебя плохие отношения с родителями? — чуть тише уточняет Позов, и вожатый пожимает плечами.       — Да не очень. Просто я разочаровал их в прошлом, и теперь и дня не проходит без поучительной и крайне необходимой мне лекции о жизни, — последнее Серёжа выплевывает с раздражением, и Дима чувствует, что лучше сменить тему, но не может унять любопытство.       — Чем ты разочаровал их? — Позов пытается поймать глаза Матвиенко, и тот поворачивает голову к нему, давая вожатому обнаружить в глубине своих глаз плещущуюся боль.       — Я не смог оправдать их и своих амбиций. Не справился с давлением и соблазнами большого города, — просто отвечает Серёжа таким тоном, словно это не задевает его. — Ну, а ты? Учишься в университете, да? — Матвиенко круто меняет тему, и Дима позволяет ему, оставляя болезненные ответы покоиться в душе собеседника.       — Да, оканчиваю третий курс. Здесь в качестве практики, — Позов отвечает ненамеренно коротко, делая шаг навстречу Серёже и касаясь его плеча своим, пытаясь теплом тела передать свою молчаливую поддержку и извинения за собственную любознательность.       От прикосновения Матвиенко заметно расслабляется, и Дима ловит себя на ласковой мысли, что в бурной реакции на тактильные контакты они с Серёжей крайне похожи.       — Почему ты носишь именно такую прическу? — спрашивает Позов, дергая Матвиенко за хвостик с шаловливой улыбкой, разряжая атмосферу и возвращая на лицо вожатого улыбку.       — Потому что она безумно модная и крайне мне идет! — отвечает тот, гордо поворачивая голову из стороны в сторону. — Разве ты так не считаешь? — он прищуривается, глядя на Диму из-под полуопущенных век, и тот смеется, вновь ероша чужую и без того потрепанную прическу.       — По-моему, это настоящая парикмахерская катастрофа! — заявляет тот, и Матвиенко громко смеется, отмахиваясь.       Глядя на эту реакцию, Позов и сам не может перестать улыбаться.       Они продолжают обмениваться вопросами и ответами, словно взятыми из статьи «Сто вопросов, чтобы узнать собеседника лучше», но ничего другого как назло не приходит на ум, и симпатия Димы к Серёже только крепнет. Он и сам не может объяснить, что такого делает и говорит Матвиенко, просто по поведению, по историям из жизни, по подачам и даже по глупым шуткам, которые вожатый вставляет к месту и не к месту, Позов понимает, что сильно ошибся в своем первом впечатлении о собеседнике. Да, Серёжа порой грубый, несерьезный и лучше других олицетворяет собой обзывательство «балбес», но в остальном он заботливый, открытый и теплый. Матвиенко ценит тех, кто ему дорог, его интересы во многом перекликаются с интересами Позова и даже их жизненные принципы на удивление резонируют. Ко всему прочему его улыбка заставляет маленькое солнышко внутри Димы загораться чуть ярче, и вожатый может уверенно сказать, что ему бесконечно комфортно в компании Серёжи.       — Кстати, ты обещал мне дать послушать твою музыку! — вдруг вспоминает Позов, с горечью отмечая, что приближается время возвращения в корпус, и всю дискотеку они просто проговорили, забыв о часах.       Матвиенко достает из кармана наушники и телефон, протягивает один Диме. Тот с готовностью берет, вставляя в ухо.       — Из последнего, — представляет Серёжа и нажимает на «play».       Из наушника льются первые аккорды инди, и Позов косится на Матвиенко, который прикрывает глаза. Дима молчит, внимательно слушая первый куплет, после чего касается руки Серёжи, сгибая в локте и касаясь кнопки блокировки. Экран просыпается, и вожатый читает название — «Намордник». Строчкой ниже высвечивается имя исполнителя — Наша Таня — но оно также ни о чем не говорит Позову. В целом трек привлекает Диму, и на вопросительный взгляд Матвиенко он поднимает вверх большой палец. Далее на суд Позова отправляется Shortparis, Кассиопея и одна песня группы ЩЕНКИ.       — Я и английское слушаю, — серьезно заявляет Серёжа, меняя русский альтернатив на иностранный.       — Imagine Dragons я хотя бы узнаю́! — смеется Дима, качая головой под ритм музыки.       — И как тебе? — спрашивает Матвиенко, не признаваясь даже себе, что хочет услышать только положительный отзыв о своем музыкальном вкусе.       — Твой плейлист похож на тебя, — говорит Позов, разглядывая Серёжу, будто теперь понимая его еще лучше прежнего. — Он может показаться отталкивающим, но на самом деле довольно мелодичен и очень привлекателен.       — Вроде и обозвался, и подмазался, — смеется Матвиенко, хлопая Позова по плечу и коротко целуя его в губы. — Спасибо, — шепчет он после, не отодвигаясь и поднимая на Диму глаза.       Тот выдерживает всего секунду, после чего преодолевает небольшое расстояние между их лицами и втягивает вожатого в новый поцелуй, чувствуя, что после сегодняшнего вечера это занятие приносит ему еще большее удовольствие.       Обратно к корпусу они возвращаются, окруженные ночной тьмой. Серёжа берет Диму за руку, и тот сжимает его ладонь крепче.       — А включи еще раз «Два идеальных человека», — просит Позов, и Матвиенко довольно хихикает, подчиняясь его просьбе.       «Может, ко мне?» — шепотом предлагает Серёжа в корпусе, развязывая шнурки и стреляя глазами на вожатого в полутьме первого этажа, но тот, смущаясь, качает головой. «Ещё рано», — коротко выдыхает Дима, тихонько чмокая Матвиенко на прощание и быстрым шагом поднимаясь по лестнице. Серёжа провожает его взглядом, не обращая внимая на расплывающиеся в широкой улыбке губы, еще помнящие нежное прикосновение.       Воскресенье снова радует лагерь несменным солнцем и безоблачным небом, а также шоу мыльных пузырей, назначенным после завтрака. На этот раз Диму оставляют с той частью отряда, которая на него не записалась — пятью парнями, которые в первый день смены строили из себя крутых, не интересующихся подобными представлениями.       — Парни, мы проведем время на свежем воздухе, — сообщает Позов подросткам, и те согласно кивают.       Где-то в глубине леса заливаются громкой трелью птицы, солнце медленно поднимается всё ближе к зениту, нагревая асфальтовое покрытие дорожек, и в воздухе витает головокружительный запах июля. Где-то в стороне от лагеря течет речка, к этому моменту наверняка нагретая, и больше всего хочется сбежать туда, нырнуть в воду и освежиться, плавая. Но все держат свои желания при себе, спокойным шагом направляясь в сторону спортивных площадок.       Уже на месте обнаруживается, что они заняты шестым отрядом, где шестеро ребят под надзором Серёжи играют в догонялки по футбольному полю.       — Тебя тоже оставили на обочине жизни? — спрашивает Позов вместо приветствия.       Матвиенко поднимает голову и улыбается.       — Вообще не понимаю, как так много ребят отказалось от шоу, — вожатый, наверняка думающий, что не пошедших не будет, и это время превратится в свободное, всплескивает руками.       Дима сочувственно улыбается ему, после чего достает из корзины за воротами мяч и уводит подростков немного в сторону от резвящихся детей, предлагая им потренировать пассы друг с другом. Сам Позов не участвует, наблюдая, периодически поглядывая на Матвиенко в те моменты, когда тот не видит.       Серёжа самозабвенно играет с детьми в салки, смешит их и смеется сам, и Дима всё чаще не может оторваться от этого зрелища, не скрывая своего любования. Ему везет, что парни третьего отряда не сплетники, да и сейчас заняты с мячом. Но повышенное внимание к своей персоне замечает сам Матвиенко. Он широко улыбается, возвращая Позову его долгий взгляд, после чего предлагает:       — А давайте играть все вместе!       И дети, и подростки устремляют взгляды на вожатого, но тот не отводит глаз от Димы, продолжая рассказывать.       — Тоня будет судить, — Серёжа кивает единственной присутствующей девочке, и та согласно кивает. — А мы поделимся на команды и будем соревноваться.       — Мы поотрядно соревноваться будем? — уточняет Вася, прищуриваясь. — Потому что если да, то мы вас сделаем! — он смеется и дает пять своим стоящим рядом друзьям.       Матвиенко, никак не отреагировавший на этот выпад, оглядывает коротко остриженного и не по годам высокого подростка и пожимает плечами, только раззадоривая его.       — Тогда тем более соглашайся, — улыбается вожатый, а Вася в ответ только фыркает.       С ходу придумывается несколько простых испытаний: бег, подтягивания на турнике, командное противостояние в упрощенную версию футбола.       Дима изо всех сил подыгрывает команде шестого отряда, что радует детей и злит подростков. Матвиенко заразительно смеется каждый раз, когда Вася замечает, что Позов поддается, и начинает обидчивым тоном поучать вожатого, что вообще-то он должен играть на стороне «Афинян»…       В конце концов, Тоня довольно объявляет, что победила дружба. Вася отмахивается от Димы, Серёжи и их состязаний, и с остальными парнями отходит к воротам, играя в очень облегченный футбол на одну сторону. Позов следит за ними издалека, а повеселевшая от судейства девочка вдруг спрыгивает с трибун и хватает его за руку.       — Дмитрий Темурович, поиграйте с нами! Как Сергей Борисович обычно играет, — вожатый опускает взгляд и встречается с просящими большими глазами, окруженными пышными ресницами.       — А во что обычно с вами играет Сергей Борисович? — Позов поднимает голову на Матвиенко, замечая, как довольно и широко тот улыбается, наблюдая за коллегой.       Дети наперебой начинают перечислять игры, и, слушая их, Дима не отрывает глаз от Серёжи, размышляя о том, как же тот все-таки отдается работе.       Когда шоу мыльных пузырей заканчивается, третий и шестой отряд обнаруживают своих недостающих членов на футбольном поле, играющих между собой как одна большая разношерстная семья. Вместе они направляются на обед, и Дима идет рядом с Серёжей, то и дело задевая его руку своей, кидая в его сторону хитрые взгляды и наблюдая, как в глазах вожатого в ответ на это вспыхивают и потухают всполохи веселья.       А за столом Позов и вовсе хватает Матвиенко за руку, чуть сжимая и разжимая, словно подразнивая, заставляя есть левой. Ида, замечая, округляет глаза, но решает промолчать, наблюдая за немного неловкими движениями вожатого еще немного, после отвлекаясь на свою порцию. Серёжа же сжимает ладонь Димы в ответ, и по его предплечью, а после и плечу вверх бегут маленькие мурашки. Большим пальцем Позов гладит чужую теплую кожу, и Матвиенко нарочито старается смотреть в сторону Димы пореже, боясь выдать перед напарницами что-то лишнее.       Никто за весь обед так и не замечает, что двое вожатых под столом держатся за руки, а если и замечает, то старается не привлекать к этому внимание широкой общественности. Позов на всякий случай даже оборачивается на стол девочек, сидящих рядом с ними, но те заняты каким-то своим обсуждением, и только взгляд Кати отчего-то неестественно печальный. Дима ставит мысленную галочку разобраться в этом после обеда и возвращает взгляд в свою тарелку.       После обеда, плененные солнцем, «Афиняне» остаются в одной из беседок вместо того, чтобы идти в корпус. На днях будет новое мероприятие, и для него необходимо придумать сценку и выбрать актеров. Тема постановки вновь должна напрямую касаться выбранной отрядом страны, каких-то глубоких традиций или легенд, будто бы всё время, проведенное в лагере, подростки отдыхали в Греции, постигая местную культуру.       Пока все рассаживаются по лавкам, Дима осторожно отводит Катю в сторону, пытаясь заглянуть ей в глаза.       — Мне кажется, за обедом ты была какой-то печальной, что-то случилось? — с тревогой интересуется вожатый.       Девочка поднимает на него взгляд и вздыхает, внимательно рассматривая лицо вожатого.       — Нет, — после паузы она качает головой. — А должно было?       — Просто мне показалось, что тебя что-то тревожит, — поясняет Позов.       — Я пока еще сама не решила, насколько меня это тревожит, — отвечает Катя, бросая на Позова короткий задумчивый взгляд и направляясь к беседке, садясь рядом со своей соседкой по комнате и поворачиваясь на Иду и Соню, ждущих, пока все займут места.       В обсуждении сценки Дима снова не участвует, доверяя напарницам руководство над отрядом. Вместо этого он отходит в сторону от беседки, достает из кармана телефон, набирает знакомый номер. Связь не очень крепкая, но с запозданием гудки всё же наполняют трубку.       — Алло, — раздается на том конце.       — Арс! Как дела? — Дима улыбается, присаживаясь на скамейку у дорожки.       — Димка! Живой! — отвечает Попов, словно не видел высветившееся при звонке имя друга. — А я уже думал, что ты забыл данное обещание звонить мне каждые выходные!       — Чтобы ты еще год мне потом об этом говорил? Ни в коем случае! — смеется Позов, удобнее разваливаясь на лавке. — Давай, пока есть связь, не выпендривайся.       Арсений бросает придуриваться и рассказывает, как прошла еще одна неделя его летней практики, что остается еще только половина, и ему уже не хочется уезжать. Разговор плавно перетекает на то, как Диме в лагере, и тот с удовольствием описывает окружающую атмосферу, подставляя лицо под мягкие солнечные лучи и улыбаясь пению птиц и терпкому запаху растущей неподалеку ели.       — У тебя же тоже половина смены прошла, да? — подсчитывает Арс, и Дима коротко подтверждает. — Как дела у того ливневого парня? Серёжа, кажется, — судя по голосу, Попов улыбается, и Позов облизывает губы, не представляя, с чего нужно начать рассказ.       — Кстати об этом… — он медлит еще секунду, но нужные слова не приходят, и вожатый говорит прямо. — Мы тут с Серёжей в какой-то момент поцеловались, и теперь решили, что встречаемся, и…       — Что?! — раздается в трубке так громко, что Дима вздрагивает и убирает телефон от уха.       — Что?       — Давай, пожалуйста, помедленнее. Ты с тем парнем, который до личного знакомства всех взбесил своей непунктуальностью… мы же про него? — Дима только односложно подтверждает. — Так вот, ты с тем парнем… поцеловался?       — Да, — Позов пожимает плечами.       — И теперь вы встречаетесь?       — Пока так, — Дима вдруг расплывается в улыбке.       Арсений длинно вздыхает и молчит. Молчит так долго, что Позов начинает волноваться о стабильности связи, но тут друг снова подает голос.       — Ты уверен, что тебя не подменили? — спрашивает он с такой серьезностью, что Дима прыскает от смеха.       — Нет, — четко отвечает вожатый, отсмеявшись.       — Потому что Дима Позов обычно неделю ломается перед тем, чтобы признать в себе симпатию к кому-то, потом долго-долго взвешивает все за и против, и только потом… и то, если повезет и появится нужный момент…       — Не продолжай, — перебивает Арса Дима. — Просто смена короткая, он начал первый, а мне понравилось. И так как мы с тобой друзья, я решил рассказать.       — Спасибо покорнейше, что подумал об этом! — фыркает Попов, всё еще пытаясь переварить услышанное. — Так и что ты думаешь об этом парне? — после недолгого молчания всё же уточняет Попов.       — Он… — Дима задумывается, вновь формулируя. — Он не такой, каким хочет казаться. Не такой грубый, безответственный и отталкивающий. И с ним мне комфортно, так что пока мы в лагере, думаю, не стоит отказываться от возможности приятно провести время.       — Интересно, каким ты вернешься из лагеря, — вслух размышляет Попов, после чего дружелюбно добавляет. — Спасибо, что рассказал, твое доверие много для меня значит с самого первого дня знакомства.       Позов с облегчением смеется, и друг поддерживает его, после прощаясь и отправляя дальше нести тяжелое бремя курицы-наседки. Дима напоследок ласково называет Арсения идиотом и отключается. К тому моменту, как он вновь появляется у беседки, мозговой штурм кончается, и третий отряд, утомившийся от солнца и заполняющей легкие духоты, потихоньку строится для похода в спасительную прохладу корпуса.       В общеотрядной комнате собираются все, кто задействован в готовящейся сценке, все неравнодушные, и вожатые. Вдруг Вика указывает на плакат с лозой и говорит: «Смотрите! В кармашек «Признания и симпатии»!» Все оборачиваются и замечают сложенную в несколько раз записку, явно выделяющуюся через прозрачный материал файла. Влада мгновенно подлетает к плакату, осторожно вытаскивает записку и вертит ее в руках, не зная, стоит ли открывать при всех, и ища адресата. «Кажется, это Дмитрию Темуровичу», — сообщает девочка, поднимая хитрый взгляд на вожатого и протягивая ему записку. Позов вскидывает брови, разворачивая послание и пробегаясь по его строчкам.       «Дорогой Зануда!       Морально готовься к тому, что после отбоя я украду у твоего сна небольшой отрезок времени и займу его собой!       Твой Самый ахуенный       P. S. Раз это кармашек с признаниями, тогда ты — Иисус, потому что роль шимпанзе я беру на себя» (в этом предложении присутствует отсылка к тексту песни Кассиопея — Два идеальных человека)       Дочитав, Дима не может сдержать широкой улыбки, борясь с огромным желанием прижать записку к груди.       — Ну что? — Ида вскидывает бровь с довольной ухмылки. — Это послание тебе?       Позов судорожно размышляет пару секунд, после чего уверенно отвечает:       — Да, — складывает записку и кладет в карман джинсов, всем своим видом показывая, что на этом тема закрыта.       Взгляды всех присутствующих подростков, и особенно глаза напарниц, горят ужасным любопытством, но Позов стойко выдерживает их, размышляя, в какой момент Матвиенко успел подложить записку, оставаясь при этом незаметным. Дима вспоминает, что еще за обедом шестой отряд собирался обсуждать грядущее мероприятие в корпусе, и картинка складывается. Мысли плавно перетекают в сторону догадок, чем же таким Серёжа хочет заняться после отбоя, но вожатый быстро одергивает себя, боясь, что в какой-то момент его щеки зальет румянец. Конечно, бóльшую часть обсуждения постановки Позов снова пропускает.       Наконец наступает время ужина, а после него все отряды просят остаться в столовой и по очереди занять места в актовом зале на первом этаже. «Кино-вечер» — плакат красуется на двойных дверях, и под первой строчкой, написанной большими витиеватыми буквами, можно различить еще две поменьше, служащие своеобразным расписанием.       В этот вечер даже дискотеку отменяют, планируя показать две картины — мультик для широкой аудитории, и фильм после того, как младшие отряды разойдутся.       Серёжа незаметно оказывается за Диминой спиной и шепчет ему на ухо: «Предлагаю занять места на заднем ряду и по законам кинотеатра целоваться весь сеанс», отчего Позов не сдерживает смеха, оборачиваясь на Матвиенко и заигрывающе подмигивая тому.       Конечно, это всё только шутки, но вожатые действительно садятся на соседние крайние кресла заднего ряда, а когда свет затухает, и на большом экране показывают первые кадры «Вольта», Матвиенко как бы невзначай перемещает ладонь со своего колена на Димино. Тот тихо выдыхает, накрывая чужую руку своей, и бросает на него короткий взгляд. Соблазн поцеловаться велик, и пустующие пару кресел сбоку от Позова только усиливают его, но самообладание побеждает в этой неравной схватке, и вожатый настойчиво кивает Серёже на угол зала позади них, до которого и вовсе не доходит свечение экрана. Тот первым воровато поднимается с места и отходит в темноту, ожидая Диму.       И когда Позов подходит, шепча: «Вроде никто не обратил внимания», Матвиенко тихо целует его, стараясь слиться со стеной и не издать ни одного лишнего звука. Опасность быть застуканными только распаляет желание, и Дима с готовностью отвечает, обхватывая лицо вожатого ладонями, притягивая ближе, наслаждаясь разливающимся по венам наслаждением.       Минут через двадцать они друг за другом покидают актовый зал. Взбудораженный происходящим, Матвиенко затаскивает Позова под лестницу и вновь целует его, углубляя поцелуй, сжимая в руках ткань чужой футболки, после так же внезапно отрываясь и утягивая в туалет. Там, не заботясь о том, чтобы зайти в кабинку, Серёжа прижимает парня к прохладному кафелю, зацеловывая сначала губы, после переходя на всё лицо, спускаясь на шею и заставляя Диму вздрагивать, закусывая губы и сдерживая судорожные вздохи и стоны.       — Серёж, — бормочет он, больше всего желая перехватить инициативу, но при этом стараясь сохранить хотя бы остатки чувства самосохранения за них обоих, — не так сильно, если нас заметят…       Матвиенко что-то отвечает ему прямо в кожу, прикусывая ключицу, и Дима вздрагивает, цепляясь за чужую талию и прикрывая глаза.       Серёжа, разогнавшись, не может остановить себя, молясь всем богам, чтобы «Вольт» был интересен настолько, что ни единая живая душа не захочет оторваться от него, чтобы сходить в туалет.       Позову удается достучаться до сознания Матвиенко только под конец мультфильма. К этому моменту они оба взмокшие, растрепанные и опьяненные поцелуями, с раскрасневшимися щеками и припухшими губами.       — В таком виде появляться в актовом зале нельзя… — Дима пытается поправиться, глядя на себя в зеркало над раковиной, а Серёжа вновь урывает момент привстать на носочки и укусить игриво его за ухо, смеясь и отбегая от притворно замахнувшегося на него вожатого.       Холодная вода несколько приводит их обоих в себя, и к самым титрам вожатые снова появляются в актовом зале, усиленно изображая, будто бы всё это время сидели на своих местах и внимательно следили за сюжетом.       Свет включается, и все присутствующие на пару мгновений слепнут. Кто-то беззвучно ругается, Дима морщится, а Серёжа недовольно стонет, пряча лицо в ладонях. Несменный ведущий в микрофон объявляет, что младшим отрядам пора по кроваткам, и Матвиенко тут же оборачивается на Позова, удивленный и расстроенный. Идея приходит в его голову секундой спустя, и Серёжа тут же бросается к напарницам.       — Можно я останусь? — спрашивает он, складывая ладони в молящем жесте и глядя преимущественно на Дашу.       — Зачем? — Надя хмурится, разглядывая Матвиенко в непривычном для него амплуа просящего.       — Очень хочу посмотреть этот фильм, — не моргнув глазом, отвечает Серёжа, понятия не имея, о каком именно кино он говорит       — «Тепло наших тел»? — Надя выгибает бровь, сдерживая смех.       — Да, — гнет свою линию вожатый, не сводя глаз с Даши, до сих пор не проронившей ни слова.       Надя смеется, не сдерживая себя, держась ладонями за живот и отмахиваясь от Серёжи.       — Матвиенко и «Тепло наших тел»! — выдавливает она в перерывах между вдохами. — Ой, я не могу! Прямо целевая аудитория фильма!       Даша слабо улыбается, но спустя секунд двадцать одергивает напарницу.       — У всех разные вкусы! — пытается защитить девушка Серёжу. — Оставайся. И передай тогда Диме, что он несет за тебя ответственность. Если будешь себя плохо вести, Поз тебя по стенке размажет, — последнее предложение идет вразрез с обычной Дашиной речью, и Серёжа смотрит на нее удивленно, хлопая глазами. Девушка отвечает вопрошающим взглядом, и вожатый быстро качает головой, тихо благодаря напарницу и быстрым шагом направляясь обратно к Диме.       — Даша меня пугает, — доверительно говорит он тому тихим тоном. — Она слишком много общается с Надей.       — Боишься за свою безопасность? — со смешком отвечает Позов, и Матвиенко быстро кивает, еще больше смеша вожатого.       Наконец младшие отряды покидают актовый зал, и старшие занимают места поближе к экрану. Свет гаснет, фильм начинается, и Серёжа быстро понимает, над чем именно смеялась Надя. Он прикрывает лицо ладонями, громко вздыхая, и Дима отвлекается от экрана, вопросительно глядя на сидящего рядом Матвиенко.       — Ты чего? Растрогался? — шутит он.       — Я сказал девчонкам, что безумно хочу посмотреть этот фильм, — обреченно поясняет Серёжа, и Дима от неожиданности тихо прыскает в кулак.       Матвиенко легонько бьет того в плечо, и тот поднимает руки, сдаваясь, всеми силами пытаясь унять смех. Когда это наконец получается, Дима бросает на Серёжу сочувственный взгляд и хватает того за руку, снова утягивая из кинозала.       Они выходят из столовой на улицу, и легкие наполняет ставший прохладным летний вечерний воздух.       — Лучше? — заботливо уточняет Позов, и Матвиенко молча кивает. Они спускаются до середины лестницы и садятся прямо на ступеньки, наслаждаясь тишиной и уединением после долгого времени, проведенного в окружении множества людей.       — Смотри, — тихо зовет Дима. — Ночь ясная, звезды видны.       Вожатый указывает пальцем куда-то вверх, и, приглядевшись, Серёжа видит крохотные светящиеся точки, рассыпанные по всему небосводу.       — За оградой слишком много деревьев, не знал, что они такие красивые… — себе под нос говорит Позов, разглядывая небо.       Фонарь, горящий у столовой, немного мешает, но, если прикрыть его ладонью, можно на мгновение утонуть в глубине летней ночной выси, забыв обо всем на свете.       — Они замечательные, — Позов восхищенно смотрит вверх, не отрывая глаз от звезд, а Серёжа, склонив голову, глядит на вожатого, даже не замечая небесных светлячков.       — Ага… — выдыхает Матвиенко, и что-то в его тоне заставляет Диму опустить взгляд, замечая, что смотрит вожатый прямо на него.       Позов растягивает губы в широкой улыбке, качая головой от банальной романтичности происходящего, после чего вдруг щелкает Серёжу по носу.       — Ай! — вожатый вздрагивает и трет пострадавшую часть лица. — За что?       — За дешевый комплимент, — фыркает Дима, касаясь пальцами чужого подбородка и поднимая его к звездам. — Видишь там ковш? Четыре звезды в виде прямоугольника и ручку?       Приглядевшись, Серёжа и правда с удивлением узнает описываемые очертания.       — Это Большая Медведица, — улыбается Позов. — А там, наискосок, еще ковшик поменьше?       — Малая? — догадывается Матвиенко, и вожатый гордо кивает.       — Последняя звезда в ее ручке — Полярная, — добавляет Дима.       — Ботаник, — смеется Серёжа, но его голос звучит так ласково, что Позов даже не думает о том, чтобы обидеться.       Всё равно Матвиенко с непритворным интересом слушает о звездах, наслаждаясь близостью Позова, накрывая его лежащую на ступеньке ладонь своей и мысленно размышляя, считается ли этот вечер свиданием, или в контексте лагерной смены такого понятия и вовсе не существует.       Незаметно приближается конец фильма, и вожатые возвращаются в актовый зал, досматривая счатливый конец для всех, кто до него дожил, и вновь жмурясь от включенного без предупреждения света.       «Жду тебя тут через полчаса после отбоя», — шепчет Матвиенко на ухо Позову, когда третий отряд во главе с четырьмя вожатыми добирается до корпуса, поворачивая в жилое крыло первого этажа, намереваясь принять душ и переодеться в одежду, в которой он обычно спит.       Дима, вновь вспомнивший о приглашении Серёжи, проводит следующий час в нетерпеливом ожидании, расправляя постель, переодеваясь и прикидывая, сколько ему останется спать до подъема, когда он вернется в вожатскую.       Наконец пятый корпус затихает. Комнаты наполняются мерным дыханием спящих и почти уснувших, свет гаснет везде, кроме коридоров, и Дима то и дело проверяет время, мысленно прося стрелки часов тикать быстрее.       Когда полчаса после отбоя истекают, Матвиенко встречает Позова в холле первого этажа, улыбаясь в лунном свете и демонстрируя принесенную с собой двухлитровую бутылку колы и два пластиковых стаканчика. Вожатый одет в свободные домашние серые штаны и немного поношенную черную футболку с надписью «Я чертовски люблю ужастики» и принтом виде телевизоров с разными популярными пугалками. Разглядывая пижаму Серёжи, Дима радуется, что и сам пришел в длинных черных шортах и слегка большой белой футболке с потертым рисунком в виде ребер и позвоночника, когда-то бывшей уличной, но со временем перекочевавшей в стан домашних.       — Рад, что ты соблюдаешь дресс-код, — улыбается Матвиенко, приземляясь в кресло-грушу и ожидая, когда Позов присоединится к нему.       Тот фыркает, падая в соседнее и расслабляясь, прикрывая глаза в умиротворении. Газировка тихо пшикает, открываясь, и Серёжа аккуратно разливает ее по стаканам.       — Ты позвал меня только попить запрещенки? — уточняет Дима, в целом не имеющий ничего против и такого времяпрепровождения.       — Не только, — загадочно отвечает вожатый, протягивая один стаканчик парню, а другой оставляя себе. — Предлагаю сыграть в игру.       Позов чуть выпрямляется в кресле, вопросительно глядя на вожатого.       — «Две правды, одна ложь», — поясняет Серёжа. — Что скажешь? — его глаза сверкают предвкушением, и Дима тихо смеется.       — Хорошая идея, — соглашается он, отпивая колы и непроизвольно морщась от количества пузыриков.       — Тогда ты и начинай, — командует Матвиенко, устраиваясь в кресле поудобнее и приготовясь слушать.       Позову требуется пара минут на размышление, после чего он говорит:       — Так. «У меня есть родственники-греки», «я аллергик на шерсть» и… — Дима задумывается, после чего продолжает. — «В детстве мои колени были чаще разбиты, чем нет», — он отпивает еще колы, с улыбкой глядя на вожатого.       — Я очень хочу, чтобы первое было правдой, — смеется Серёжа, не сводя глаз с лица Позова и наблюдая за его реакцией, — но это было бы слишком круто, поэтому я выбираю первое. Первое ложь.       — Я гораздо круче, чем ты думаешь, — фыркает Дима, расплываясь в улыбке. — У меня нет аллергий, — добавляет он после.       Матвиенко довольно смеется, восхищенный тем, что оказался неправ.       — Напомни мне потом расспросить тебя поподробнее об этом, — говорит Серёжа, задумываясь над своим ходом. — «У меня есть татуировка вот тут», — парень касается правой бедренной косточки, — «однажды я проиграл в покер всю зарплату» и «мою первую девушку звали Света».       Совершенно не ожидая обыденности последнего факта, Позов от неожиданности начинает смеяться.       — Набор, конечно, что надо, — кое-как выдавливает он, вытирая даже выступившую слезу, потихоньку успокаиваясь. — Пускай будет последнее.       Брови Матвиенко взлетают от неожиданности.       — Как ты…       Это вызывает у Димы новый прилив смеха.       — Ты покажешь мне тату? — через силу спрашивает Позов, стараясь перевести тему.       — Нет, — с притворной обидой отвечает Матвиенко, но быстро меняется в настроении. — Ты сам увидишь, если захочешь, — он двигается в кресле ближе к Диме, и тот сглатывает, во все глаза глядя на вожатого. — Теперь твоя очередь, — говорит Серёжа невозмутимо, после чего отпивает еще газировки.       Позов хлопает глазами, пытаясь унять ускорившееся сердцебиение, после чего вновь включается в игру.       Теперь Дима мысленно просит стрелки часов тикать помедленнее. Он хочет продлить этот момент, остаться в нем подольше, может, даже на всю ночь, и пока Позов в мягком зеленом кресле-груше рядом с Матвиенко, с пластиковым стаканом колы в руках, он чувствует себя таким живым. Дима максимально наслаждается летом, лагерем и компанией, и отрываться от разговора совсем не хочется. Серёжа открывается ему с новых сторон, и вожатый чувствует, как его симпатия, зарожденная совершенно внезапно и почти безосновательно, вдруг приобретает фундамент, который крепнет с каждой минутой, проведенной в обществе Матвиенко.       И он даже может признаться — правда, пока только шепотом и только мысленно — что симпатия трансформируется во влюбленность, легкую, но окрыляющую.       И Дима смотрит на Серёжу, любуясь его домашним внешним видом, теплым взглядом и широкой улыбкой. Серёжу, который рядом с ним раскрывается, прячет свои иголки и стягивает все маски, который доверяет ему, хотя до этого много раз обжигался. И Позов рад, что вовремя открыл глаза, впустил Матвиенко в свое сердце и позволил ему похозяйничать там хотя бы на оставшиеся десять дней.